Sindroma unicuma. Внешние связи

17.7

Когда мокрая одежда разместилась на батарее для просушки, Аффа, не мешкая, потащила меня с пакетами на третий этаж, на примерку.

Девчонки отложили в сторону коробочку с нижним бельем, зато чулки велели примерить в обязательном порядке, и Вива показала, как прикреплять их застежками-пажами. Поначалу я стеснялась, а потом плюнула. К чему краснеть, когда впуклости и выпуклости фигуры успели засветиться на экране в элитном салоне одежды?

— Пройдись, — велела девица, когда обновки украсили меня.

С удовольствием. Правду говорят, что эстетичные вещи вселяют уверенность. Мне показалось, походка стала гораздо плавней, а движения — гибче.

— А теперь сними шубу с перчатками и сдай в гардероб.

Роль гардеробщицы исполнила Аффа, и я снова прогулялась по комнате туда и обратно, а стайка бабочек перелетала по подолу.

— Не скажут ли, что она похожа на зомби в мухах? — озаботилась Аффа, и я похолодела. Неужели найдется тот, кто ляпнет гадость о моем платье на всю страну?

Нужно быть готовой ко всему. Одна из аксиом теории случайностей и закономерностей звучит так: если кто-нибудь и где-нибудь озвучил мысль, она обязательно всплывает в другой голове, в другое время и в другом месте, принеся неприятности в утроенном объеме.

— Не скажут, — улыбнулась Вива, следя за дефилированием. — Они не заметят.

— Откуда такая уверенность?

— От верблюда, — сказала стилистка. — Завтра увидишь своими глазами. А ты ходи, не отвлекайся.

Пока я шествовала от двери к окну и обратно, Вива взялась тестировать мои умственные способности и задавала вопросы с подвохами, например: «Каким видит молодое поколение политический курс правительства?» или «Каково ваше мнение по поводу реформы образования?» или «Как относитесь к скандальному певческому дуэту такого-то и такого-то?»

Не зря в свое время папуля приложил усилия, чтобы выдрессировать меня, и научил растекаться мыслью по древу. Ответы были ни о чем, и в то же время язык с легкостью набалтывал мнение о политике, спорте, музыке, хотя на самом деле я была пень пнем в большинстве вопросов, заданных девицей.

— Опасная ты штучка, — сказала под конец Вива. — Не ожидала. Или очень умна, или очень глупа. Постарайся, чтобы о тебе составилось второе мнение, потому что сборище тупиц не любит умников и стремится от них избавиться. Тебя будут пытаться поддеть или укусить, наверняка попробуют найти слабые места и надавят на них — прежде всего говорю о дамах. Не поддавайся на провокации.

— Постараюсь.

— Нет уж, приложи все усилия, — потребовала стилистка. — Я создам для тебя образ воздушной девочки, легкой как облака, с чистыми и светлыми мыслями, так что соответствуй ему. Или промолчи, если захочется сказать колкость.

— Вроде бы не язвила, — растерялась я.

— Не язвила, но скрыто колола булавками. Это допустимо наверху, — показала Вива глазами в потолок, — а тебе нужно быть попроще.

Переодевшись, я забрала покупки, потому что хозяйка сказала, что бардак ей мешает и убивает вдохновение. Перед уходом она созвонилась с кем-то и записала адрес косметического салона на листочке, предупредив, что меня будут ждать в восемь пятнадцать. Это означало, что нужно заказать такси на полвосьмого утра, а проснуться — и того раньше.

— У меня глаза не откроются.

— А как ты хотела? Завтра будет суматошный день. Как вернешься в общагу, подхватишь покупки и полетишь ко мне, а оттуда спустишься к своему кавалеру. Когда он заедет?

— В половине пятого, — вспомнила я совет Мэла и согласие спортсмена по поводу времени встречи.

— Придется мне постараться, — вздохнула стилистка. — Учти, чтобы в двенадцать была здесь как штык, поэтому рассчитай время.

Неужели ей недостаточно четырех часов? Она собирается из меня икону делать, что ли?

— При салоне купишь набор средств по уходу за лицом и телом, — предупредила Вива. — У них есть небольшой магазинчик. На декоративную косметику не налегай, а то денег не хватит. Лучше потом наберешь, когда появится наличность. Вот список процедур, — она начирикала абракадабру в скоростном темпе. — Девочки поймут. Завтра не усердствуй с тяжелой пищей и много не пей, чтобы в самый ответственный момент не опростоволоситься. Поняла, о чем говорю?

Я кивнула. Не есть горох с фасолью и не пить ведрами, чтобы не пукать в неурочный час и не искать глазами ближайший туалет во время речи премьер-министра.

— Ой, Вивочка, а можно мне поглядеть завтра? — попросила жалобно Аффа. — Честно, буду сидеть тихо, как мышка. Совсем не помешаю, ни капельки!

— Посмотрим, — ответила уклончиво девица и дала мне последний совет: — Не забудь принять что-нибудь успокоительное: на ночь — чтобы выспаться, утром перед поездкой, и перед тем, как идти сюда. У тебя есть, или отлить валерьянки?

— Есть, — кивнула я, вспомнив о пяти литрах Альриковой настойки. Кажется, кое-кому первый литр пригодится уже сейчас.

Сухие сжатые инструкции Вивы пробили набатом в сознании. День икс стучался в двери. Уже завтра!

Аффа ушла к себе, а я, бросив пакеты на кровать, занялась успокоением расшалившихся нервов. Накапала капель по рекомендации профессора и махом выпила. Подумала — и заглотила второй стакан с витаминным сиропом. Поразмышляла — и навела совместную удвоенную порцию капель и сиропа. А потом в чайнике закончилась вода.

В итоге живот надулся как воздушный шарик, и я начала икать. В икающем состоянии и застал меня Радик.

— Будем ужинать? — выложил кулечек с колбасными колесиками.

— Тебя покормлю, а у самой сил нет, — сказала я и икнула. Елки-палки, даже рот не успела прикрыть.

Парнишка растерялся.

— Значит… мне уйти? — спросил расстроенно.

— Я же говорю, будем ужинать, — потянула его в пищеблок и опять икнула, громко и звучно. Ужас!

— Не понимаю…

— Пошли, говорю… — ик! — кашу варить.

Вот кошмарище! Представив, как на приеме на меня нападет неудержимая икота в присутствии премьер-министра, всех его советников и помощников, я захихикала, затем засмеялась, а под конец захохотала, держась за живот.

Радик выглядел смущенным.

— Я сказал что-то смешное?

— Не-ет, что ты! — махнула я рукой и, утерев выступившие слезы, рассказала об икании, которое заглушит разговоры гостей на завтрашнем мероприятии.

Парнишка тоже повеселился.

— Покажешь покупки? — спросил, посолив закипевшую воду.

— Нет, иначе всё пойдет шиворот-навыворот. Потом увидишь.

— Когда отправляешься?

— За мной приедут в полпятого.

— Твой парень?… Ну, тот тип из аллеи?

— Забудь о нем навечно, если не хочешь поссориться, — ответила я, раздражаясь. Что за гадство? Успокоительные капли ни фига не действуют при упоминании о Мэле.

Завтра не он появится в общежитии и не он поведет меня к Дому правительства по дорожке. Мэл пройдет по зеленому покрытию с другой, за которой заедет на машине, и по пути на прием они будут шутить и смеяться. Или наоборот, спутница Мэла разнервничается, и он накроет её ладонь своею, молчаливо успокаивая.

Ненавижу его! Стоял бы здесь — толкнула б так, чтобы улетел на пол и навсегда отшиб копчик. Пусть у него хвост вырастет!

Разве ж это влюбленность? Это непримиримая ненависть.

В итоге Радик ел в одиночестве, а я, чтобы его не смущать, рассказывала о приключениях в городе и о бросании снежками, а потом перескочила на другую мысль и поведала об убежище на чердаке.

— Учти, это большая тайна. Если о ней узнают, люк закроют на замок.

— Никому не скажу, — пообещал юноша. — Я и не подозревал, что институт скрывает богатства.

Мне польстило, что Радик не обсмеял импровизированный домик для медитаций и отнесся серьезно к сохранности секрета.

— Я тоже люблю бывать в одиночестве, — сказал парнишка, уплетая колбасу. — Напротив дядиного дома есть парк. Когда не холодно, болтаюсь там и смотрю, как живет район.

Мне сразу вспомнились крохотный уголок с кучкой деревьев в квартале невидящих и атмосфера окружающих улиц: неспешный ритм жизни, приветливые люди, знающие друг друга в лицо и здоровающиеся каждое утро. Это мое! Оно живет у меня в сердце и закрепилось на подкорке.

Радик наотрез отказался есть блинчики в одиночку, как я ни уговаривала.

— Смерти моей хочешь от обжорства? — простонала, заломив руки как умирающий лебедь. — Пощади, Ирадий! Не позволь лопнуть животу.

Парнишка посмеялся, но сказал:

— Или вместе, или никак.

Так что мне пришлось запихать в себя один блинчик, зато Радик съел второй. Я видела, ему очень понравился десерт, и в душе поднялась теплая волна нежности.

Зазвонил телефон, и хорошее настроение подпортилось. Мне захотел пожелать хорошего вечера Петя.

— Ну, ладно, я пойду, — сказал сотрапезник. — До завтра.

— Завтра у меня дел по сюда, — провела я рукой по шее, — а тебе вот и вот, — сложив в пакет из-под перчаток оставшиеся пачки плавленого сыра и початую упаковку макарон, всучила продукты Радику. Он было завозмущался, но я взмолилась: — Пожалей! Мне нельзя лопать мучное, а тут искушение под носом. Так что выручай, иначе завтра провалюсь на приеме.

Иногда мои слова бывают убедительны.

Пришлось перезвонить спортсмену.

— Привет! — поздоровался он взволнованно. — Наверное, я не вовремя позвонил? Как ты?

— Нормально. Не переживай, я ужинала, — успокоила беднягу, развалившись вальяжно на кровати и подперев голову рукой. — А как ты?

— Тоже нормально, — вздохнул Петя нервно, хотя спокойствие давалось ему нелегко. Наверное, парень тоже держал под рукой бочку успокаивающих капелек и время от времени зачерпывал поварешкой. — Завтра подъеду, как договаривались, хорошо?

— Конечно, я помню.

Мы помолчали.

— Эва! — воскликнул чемпион. — Ты на меня не обижаешься? Я чурбан, прости. Не знаю, как вести себя с девушкой.

— Совсем не обижаюсь, — ответила я великодушно. — На ошибках учатся.

— Конечно! Спасибо, Эва.

— Не за что. До завтра.

— До свидания, — попрощался воспитанно Петя.

«На ошибках учатся»… Не хочу быть прописью для выработки хорошего почерка. Пусть спортсмен учится на других.

Интересное сравнение: Мэл и Петя — непохожие во всем, но и тот, и другой признались, что не умеют общаться со слабым полом. Точнее, с одной девушкой. Со мной.

Едва я нажала кнопку «отбой», отвязавшись от надоедливого чемпиона, как снова затрезвонил телефон.

Мэл. Его не приглашали на беседу!

Вальяжность испарилась. Я вскочила с кровати и снова села.

Телефон звонил и звонил — требовательно, настойчиво. Целую вечность названивал, прежде чем мой палец нажал на соединение. Что за наглые конечности нынче пошли: нет, чтобы отключить назойливый аппарат, они самостоятельно вытворяют безобразия. И рука повела себя отвратительно, самовольно поднеся трубку к уху.

Сейчас скажу Мэлу, чтобы больше не звонил. Осточертело его молчание хуже горькой редьки. И так жизнь нелегкая, еще столичный принц добавляет потрясений.

Я открыла рот, чтобы выдать что-нибудь обидное и едкое, но язык отказался шевелиться, а горло сдавило. Саботаж на корабле! Неповиновение в трюмах!

Очевидно, у Мэла тоже пересохло в нужных местах, потому что он опять безмолвствовал, зато на заднем фоне слышались музыка и громкие голоса.

Значит, он развлекается в веселой компании вместе со своей общипанной змеей и еще смеет названивать! — захолонуло меня возмущением. Упреждая местный ядерный взрыв, в телефоне хлопнуло, зашуршало, и музыка отдалилась, став еле слышной, а голоса пропали. Но Мэл не исчез, он был там, на другом конце: в динамике слышалось его дыхание и невнятное постукивание.

Утомился, бедненький? Устал развлекаться? — вскипела я как молоко, убежавшее из кастрюльки. Вот возьму и отключусь в любой момент. И сделаю это, мне нетрудно.

В динамике снова хлопнуло, и донесшийся до уха всплеск музыки и голосов сообщил, что уединение Мэла нарушено.

— Опять паримся? — спросил мужской голос на заднем фоне. — Вечерушка только началась, а ты закис. Выглядишь как маринованный огурец и не хочешь расслабиться.

Макес! Это он, — выдохнула я с облегчением, узнав знакомые интонации, и снова напряглась. Значит, вот каким способом мы развлекаемся, сбрасывая послеэкзаменационный стресс?

Мэл молчал. Видимо, он забыл о звонке, потому что прокручивал в голове возможные способы расслабления. Язва кобелиная!

— Огурец торчал полдня у института и шоркал шины по вечернему городу, — пояснил другой голос, став гораздо ближе, и я поняла, что Мэл отнял телефон от уха. — Наверное, сжег полный бак.

Кто второй гость? — закусила я губу, вслушиваясь. Дэн? Точно, это он.

И где же пропадал Мэл? У института? Не видела его там. Может, тискал Эльзу в машине? Пусть объяснит. Да, пусть расскажет всем присутствующим! Он не соврет друзьям, а если рассоединится, значит, у него рыльце в пушку.

— Выходит, ты отшил Эльзу, — ответил Макес вместо Мэла.

— Выходит, да, — подтвердил тот, и по глухому ответу я сообразила, что он положил телефон — на столик или на спинку кресла.

— Поматросил и бросил? — спросил со смешком Дэн.

— Нет. Она решила, что нам нужно расстаться.

Однако, хорошая селекторная связь. Слышно отчетливо и без помех.

О чем это они? Неужели Эльза добровольно выкинула белый флаг? Не может быть!

— Похвально, — сказал Макес, и в трубке дзынькнуло и забулькало. — Женщина должна чувствовать себя королевой, даже если её посылают далеко и надолго. Тогда она не станет мстить. На.

— Не хочу.

— Утопи свои печали… э-э-э… в коньяке, — пропел фальшиво Макес. — Жизнь хороша, пошли, оторвемся!

— А в вахтёрке зачем закрылись? — допытывался Дэн. — Чтобы одарить друг друга прощальными объятьями?

Я замерла, затаив дыхание. Телефон сросся с ухом.

— Скажи, Дэн, если вокруг намекают, строят предположения и работают языками налево и направо, как поверить человеку, который говорит, что ничего не было? — спросил Мэл, и меня пробрало от серьезности его тона.

— А разве ничего не было?

Было или не было? — закусила я палец. Говори!

— Не было, — отрезал пытаемый Мэл. — Мак сказал, что из разорванных отношений женщина должна выходить с гордо поднятой головой. Поэтому пришлось убедить её без любопытных глаз.

— Представляю, как ты уговаривал, — хмыкнул Макес. — В своей мягкой интеллигентной манере. Эльза — оторвяжница. Она побоится говнить тебе, а ей…

«Ей» означало мне. Мне! Мне!!

— Я честно предупредил, — отозвался глухо Мэл. — Если Штице подумает о чем-нибудь похожем, сверну ей шею… А за туалет она получила своё.

— За какой туалет? — удивился Макес. — У вас еще и в туалете было? В нашем или у девчонок?

Мэл не стал вдаваться в подробности. Да и зачем? Его последние слова предназначались для меня. Для меня!

— Все-таки влип бесповоротно, — заключил Дэн.

— Все-таки, — согласился Мэл после недолгого затишья.

— И не переключишься на другую скорость?

Молчание затянулось.

— Поздно. Уже заклинило, — ответил Мэл ровно. — Ладно, отчаливаю.

— Как же мы без тебя? — запаясничал Макес. — Наше общество опечалено и роняет горючие слезки.

— Обойдетесь как-нибудь. Здесь нескучно, — сказал Мэл и, взяв телефон, поднес к уху.

А я не отключилась. Не отключилась!

Мне показалось, Мэл облегченно выдохнул, услышав вместо коротких гудков мое сопение. Наверное, парню стоило больших трудов не рассоединиться, когда друзья выпытывали подробности расставания с Эльзой.

Но мне признания Мэла не помогут. Они мне не нужны.

Нужны, нужны, нужны!

Мэл ехал в машине, покинув шумное сборище, проводившее его возгласами сожаления, причем в трубке стенали, в основном, женские голоса. Или мне показалось?

Наше телефонное общение прогрессировало. Мэл заговорил! Пусть не напрямую со мной, но он объяснился. Тепло мне или холодно от его откровений?

Не знаю насчет степени горячности услышанного, но координация движений нарушилась. Шатаясь, я сходила в пищеблок за водой и влила в себя еще один стакан с ударной дозой сонных капель. А Мэл ехал и в тишине салона слушал жадные глотки, ожидая моего отклика, моей реакции.

Правдоподобно ли его объяснение, когда Дэн сказал о вахтерке? — спрашивала себя, прислушиваясь к внутреннему голосу, но тот как назло молчал. Ведь недавно я сама убеждала Мэла в том, что ничего не было, а его выкручивало от подозрений и ревности.

— Эвка! — влетела в швабровку соседка, напугав. — Знаешь, что мы не купили, головы садовые?

Я замерла с телефоном у уха.

Что делать? Отключиться или показать Мэлу, что тоже не скучаю, и что у меня полно заботливых друзей, которых беспокоит моя личная жизнь?

Не успела я сделать выбор, как соседка сказала:

— Опять красная как вареный рак. Втрескалась по уши, не отпирайся.

Теперь я поняла Мэла, загнанного в ловушку допросом друзей, так как не знала, что сказать на выпад Аффы, и как ответить, чтобы не выглядеть посмешищем в обоих направлениях.

— Ни в кого я не втрескивалась, — ответила грубо, отодвинув трубку от уха.

— Мой тебе хороший совет. Забудь про своего Мелёшина, — выдала девушка, спалив меня как бенгальский огонек.

В трубке заскрежетало и запикало. Это Мэл остановил машину — на обочине или посреди дороги, — но он внезапно затормозил, чтобы выслушать претензии ничего не подозревающей Аффы.

Я ничего не должна ему и ничем не обязана. Если Мэл рассказывает всем подряд о расставаниях с подружками, это не означает, что я тоже буду откровенничать. И вообще, сейчас отключу треклятую зеленую штуковину.

— Эвка, — присела на кровать соседка. — Да оторвись ты от своей игрушки!

Подтянув колени к груди, я отняла телефон от уха.

— Мелёшин — не тот, кто тебе нужен, — сказала Аффа. — Он не умеет ухаживать за девушками, не умеет слушать, не умеет любить…

Вот это правильный разговор пошёл. Кое-кому полезно услышать чужое правдивое мнение о себе, — покосилась я на горящий экран.

— Линзы не нужны, чтобы увидеть, что ты по нему сохнешь, а зря, — продолжила соседка. — У тебя же на лбу написано…

Вникнув в её речь, я запоздало вспомнила, что на другом конце города те же слова долетели до Мэла. Ужас! Конспирация насмарку!

Ну, все, достаточно с меня стыдобени, — нажала на рассоединение и отключила телефон.

— Никто по нему не сохнет. Мелёшин доводит меня до белого каления.

— Ну-ну. Что-то не похоже, — посмотрела недоверчиво Аффа. — Слушай, а влажные салфетки у тебя есть? Я могу завтра купить.

— Спасибо, Афочка. У меня еще остались.

Умеет же она быть раздражающе навязчивой и заботливой одновременно.

— А хочешь, погадаю? — предложила Аффа. — Все равно не могу сидеть спокойно. На чем бы?… Давай на заварке!

— Ну, не знаю, — пожала я плечами. — Наверное, на гадание уходит много сил?

— Да ну тебя, — отмахнулась соседка. — Большинство гадателей — хорошие психологи и не заморачиваются с использованием способностей. Основная часть их предсказаний основана на внимательном наблюдении за клиентом. Вот сейчас, не привлекая свое умение, скажу, что ты растеряна тем, что я сказала, потому что это правда.

— Интересно, почему?

— Не кипишуй. Потому что трешь нос, отводишь глаза в сторону и мямлишь нечленораздельно. Ведешь себя как неопытный воришка, которого поймали с поличным.

— Вот, Афочка, и гадание не потребовалось. Расписала всё, как есть, — сказала я едко.

И вообще, хватит на сегодня предсказаний и пророчеств. Мне хватило черной сферы в кабинете Стопятнадцатого. Там никто, кроме меня, не видел будущего, а здесь Аффа станет свидетельницей провала, если увидит в чаинках мою невисоратскую биографию.

— Не волнуйся, при гадании не перенапрягусь, — успокоила девушка, истолковав заминку по-своему. — Я не смогу открыть твое будущее «от» и «до», но и одного слова будет вполне достаточно.

И на том спасибо. «Лгунья!» — закричит Аффа, вперив в меня указательный палец, насмотревшись на заварочное будущее. Да, одного слова хватит с лихвой.

— Ну, пошли! Не ломайся, — потянула соседка, и я неохотно побрела за ней в пищеблок.

— Опять наврешь?

— Ни в коем разе. Это дело принципа, — заверила девушка, щедро сыпанув чайных листьев в кружку и в стакан с грифоном на подстаканнике.

— Поверю в последний раз, — проворчала я. — А где Лизбэт? Что-то её не видно.

— Оставила записку, что после экзамена поедет к родителям, так что мы с ней разминулись.

Сегодня профессор сообщил Лизбэт, что ей не стоит питать напрасных надежд на совместное будущее. Как девушка пережила сногсшибательную новость? Выслушала с каменным лицом, а придя в общагу, сорвалась и устроила погром? Или кричала на Альрика и бросала обвинения? А может, кинулась ему на шею и открылась в своих чувствах? Раньше нужно было вешаться с признаниями, а теперь поздно — невестушка греет профессорский бок.

— И Капа пропал. Затих за стенкой, — перекинулась я на непутевого близнеца Чеманцева.

— Я столкнулась с ним сегодня, когда из института неслась. Он поехал к отцу.

— Знаешь, что Сима переехал в стационар к Морковке?

— Нет, — удивилась соседка. — Капа ни словом не заикнулся. И давно?

— Проходит реабилитацию, а потом выпишется.

— Поначалу я считала, что Сима пострадал заслуженно. Сам виноват, что нарушил правила, — сказала девушка задумчиво. — А теперь… Представила себя на его месте и поняла, что такое могло случиться и со мной. По правилам скучно и неинтересно жить, и все мы нарушали их и не раз. Меня тоже иногда заносит, только осознаю это задним числом. Не знаешь, сильно он пострадал?

— Понятия не имею. Хотела сходить в гости, но Капа сказал, что пока не стоит. У Симы обожжено лицо.

Соседка ахнула, прикрыв рот ладонью. В это время засвистел чайник, прервав тягостный разговор.

— Завариваем и идем гадать, — воодушевилась Аффа, прихватив со стола блюдце и ложку.

Когда кипяток в стакане окрасился в коричневый цвет, и чаинки опустились на дно, она проинструктировала:

— Не торопись пить. Как немного остынет, обхвати стакан ладонями и подумай о том, что для тебя важно. Потом выпей мелкими глотками, но не до конца, а остатки перелей на блюдце. Размешаешь ложечкой и оставишь, чтобы чаинки осели. Понятно?

Отчего же не понять? В моих руках побывало пророческое око, которое я раскрутила будь здоров, так что теперь знаю всю свою жизнь наперед.

Ладони обхватили горячий стакан, прикипая к стеклу.

Что для меня важно? Немногое. Учеба и ненавистный аттестат. Мама, которую страстно хочу увидеть и обнять. Мэл.

Нет, он не важен.

Каким же по счету оказался выпитый за вечер стакан? Шестым или седьмым?

Пальцы горели, горело горло, горел язык. Горели щеки, пока я думала о том, что оказалось самым важным для меня.

После того, как инструкция была соблюдена, девушка склонилась над блюдцем, на дне которого осел темный островок чаинок. Лично для меня не виделось особого смысла в том, как они улеглись, но соседка, попивая чаек, рассказала, что при гадании обращают внимание на фигуры, образованные чаинками, на расположение относительно середины блюдца и на равномерность распределения чаинок.

Молчание длилось долго, моя нервозность росла. Зачем я согласилась?

Наверное, заварка нашептала Аффе мой секрет, и она потрясенно застыла, не в силах поверить.

— Выбор, — сказала, наконец, гадальщица. — Тебе предстоит сделать нелегкий выбор, который изменит твою жизнь.

— Какой выбор? — переспросила я глупо, чуть не подпрыгнув от радости, что разоблачение не состоялось.

— Это ты должна знать, какой. О чем думала, о том и выбор.

Как Аффа и обещала, она прочитала по заварке одно слово.

Мне предстоит выбрать. Что? Или кого?

Ведь я думала о Мэле, пока пила чай.

Чаепитие разморило.

— А мне позвонил Сергей, — сказала соседка.

Я подняла удивленно брови.

— Тот, который подвозил на машине, — уточнила девушка.

— А-а. Уже?

— Ну да. Пригласил в цирк.

— В цирк?!

Смешно, взрослый дяденька приглашает взрослую тетеньку на представление для детей.

— Что ржешь? — насупилась Аффа. — Между прочим, там идут гастроли труппы Sabsidi[58], и билеты раскуплены на два месяца вперед.

— На клоунов и гимнастов с собачками?

— Балда ты, поэтому не обижаюсь. Сразу видно, что из захудалой провинции. Там выступают сабсидинты[59]. Представь, человека замораживают с головой в стеклянном кубе, а потом он, как ни в чем не бывало, выбирается оттуда. Или огненные артисты: заходят в горящую камеру и выходят оттуда целыми и невредимыми. Еще есть те, кто на глазах меняет пигментацию кожи или складывается в коробку, потому что кости имеют необычное строение. А коронный номер — прозрачный человек! По нему можно анатомию изучать.

— Это же мутанты, — опротестовала я щенячий восторг. — Люди с отклонениями в организме, практически с уродствами, а ты будешь хлопать и восхищаться. И не совестно? По-моему это унижает их.

— Эва, ты живешь в мире, где принято считать, что верх — это верх, а низ — это низ, потому что таких как мы, большинство. Вдруг, наоборот, мы с тобой — настоящие уродины?

— Скажешь тоже, — растерялась я перед неожиданным выводом.

— Какая ты впечатлительная, — хихикнула девушка. — Некоторые из тех, кто имеет физические недостатки — в нашем понимании — развивают их с помощью тренировок и висорики, а потом выставляют на публике. Почему бы не заработать, если народ валит валом?

— Значит, Сергей тебе понравился?

— Он приятный и с ним просто.

— А как же Костик? — напомнила я о музыканте.

— Поезд проехал эту станцию, — беззаботно махнула рукой Аффа.

— А тот горнист? Который помог тебе собрать тетради на крыльце, помнишь?

— Помню, — сказала соседка, и её беззаботность улетела как дым. — Знаешь, Эва, наверное, наша встреча была сном или показалась мне. Я ведь тогда загадала, что если увижу кого-нибудь из горнистов, то вцеплюсь мертвой хваткой и вытрясу всю душу, чтобы поговорить с моим черненьким. Но, видно, не судьба.

Может, оно и к лучшему. У девушки из приличной висоратской семьи и у парня с западного побережья не вышло бы ничего хорошего, как не получилось бы ничего путного между мной и Мэлом. И хотя Аффа нагадала, что мне предстоит сделать сложный выбор, исход давно предрешен. Профессор так и сказал: неважно, какими путями я буду добираться до своего будущего, потому что оно уже написано свыше.

Наверняка Марат приехал домой и обнимает родных, — предположила я, и от этой мысли заныло сердце. Каково сейчас на побережье? Стоят морозы или потепление, как здесь?

Перед глазами встала картинка из видений прошлого — проволока, будка, пес на толстой цепи, рвущийся из ошейника. Неожиданная вспышка высветила в памяти бревенчатый домик, дым из трубы, окошко, горящее огоньком в ночи, нетронутую белизну сугробов выше человеческого роста, отяжелевшие от снега еловые лапы и протоптанную узкую тропинку, ведущую к крыльцу.

— Спать пора, — поднялась я, чтобы скрыть накатившее волнение.

— Ой, Эвка, теперь уж не знаю, завидовать тебе или нет, — вздохнула девушка. — Как ты умудряешься быть спокойной? Меня на сто рядов перетрясло, хотя никуда не еду.

Как-как? Всего лишь выпила половину профессорских капель.

Воспользуюсь-ка моментом, пока соседка добрая.

— Аффа, ты не замечала что-нибудь подозрительное в нашем блоке? — спросила я, пока она умывалась у раковины.

— Например?

— Ну, не казалось, что за тобой подглядывают или подслушивают?

— С чего ты вдруг стала мнительной? — прищурилась Аффа.

— После того, как замок залили клеем, — выкрутилась я.

А что, вполне приемлемое объяснение фобии. Любой человек беспокоится о собственной безопасности.

— Висорически это вряд ли осуществимо, сама знаешь, — сказала девушка.

Знаю. Как правило, жилые и прочие важные помещения изолируют от подслушивания и подсматривания при помощи волн дешевым и широко распространенным способом — добавлением в отделочные материалы специальных компонентов, гасящих и отражающих направленные вис-возмущения. Другой вопрос, когда защитные функции отделочных материалов заканчиваются или истощаются, то есть облезает краска, отклеиваются обои или осыпается штукатурка. В частности, ремонт первого этажа, затеянный комендантшей, предполагал восстановление неприкосновенности студенческих жилищ, потрепанных многочисленными поколениями сменяющихся жильцов.

Что ж, остается надеяться, что свежая побелка в швабровке, измазывающая всё, что к ней прикасается, препятствует слежке через стены, а непрокрашенные островки на двери достаточно малы, чтобы просунуть в них вис-глазок.

— А технические средства? — не отставала я от соседки. — Например, камера или подслушивающий жучок в душе?

Аффа задумалась, а потом, покраснев, бросилась в указанное место. Мы обошли все уголки нашего закутка, и везде девушка замирала с закрытыми глазами на пару минут, втягивая носом воздух. Видимо, она тоже приняла близко к сердцу возможный шпионаж.

— Ничего нет, — заключила Аффа, когда мы вышли из пищеблока. — Выдохлась я с тобой, мнительной трусишкой. Руки дрожат, плечи болят.

— Афочка, прости! Будет отдача? Хочешь сиропчику, а? — засуетившись, я всучила соседке пару флаконов с витаминным концентратом.

— Может, и не будет, — пробурчала девушка, разминая шею. — Сама посуди, кому ты сдалась, чтобы оснащать наш задрипистый закуток шпионскими штучками? А замок поменять не мешало бы, — заключила, разглядывая свою дверь.

Пусть я бесстыже воспользовалась способностями Аффы в качестве следопыта, но от сердца отлегло. Стало быть, птичка невысокого полета не удостоилась повышенного внимания заинтересованных лиц, и они не стали следить за мной в бытовых условиях. Заинтересованным лицам хватило одноразовой слежки на машине, потому что я оказалась понятливой девочкой и не стала провоцировать недовольство высоких персон.

Не нужно вглядываться в темноту ночного неба, затянутого слоем туч, чтобы понять, где сейчас луна. За годы, прожитые в столице, Альрик досконально изучил зимний путь по небосклону: по скользящей, из-за угла соседнего дома за крышу другой высотки.

— Мир дому твоему. Как Инга и дети? — спросил в трубку.

— Инга передает привет. Макс и Алеф увлеклись препарированием земноводных. У Сибы режется верхний клык слева.

— Сочувствую.

— Переживем, не впервой.

— Луна растет.

— Без тебя знаю. Ты для этого позвонил? — спросил с ехидцей Айк.

— Нет, — ответил Альрик после недолгой паузы. — Появилась пришлая. И свободная. По доброй воле, на моей территории.

На том конце воцарилась тишина.

— Шутничок, — коротко хохотнул зять. — Врешь!

Альрик не ответил.

— Тогда готовься, — выдал пораженный Айк через некоторое время. — Скоро за ней придет рассвирепевший отец или пожалуют братья.

— Встречу с распростертыми объятьями.

— Ну-ну. Не покалечь будущих родственников, — хмыкнул зять. — И все же… Неужто сама пришла?

— Сама. Это предназначение. Судьба.

— Ишь как запел. Не узнаю тебя, Ал. И каково это? Я уж стал забывать, как было у нас с Ингой.

— Она смела и пуглива одновременно. Я слышу её запах, чувствую биение сердца как своё.

— Ладно, хорошо заливаешь. Нашел её? Кто она?

— Пока не знаю. Где-то здесь, в городе, рядом. Не могу определить точнее — тяжелые дни.

Айк понял: ярко, солнце слепит, обилие посторонних запахов и звуков, много лиц. Отвлекает. Зато ночами хорошо.

— Поди заблудилась, бедняжка, и ее к тебе, эгоисту, случайно забросило. Смотри, проищешь впустую, а она убежит к другому.

— Далеко не убежит. Она на моей территории, а скоро полнолуние. Если спрячется, луна выгонит.

— Не напоминай. Я и так на взводе. Чую, к концу года у тебя появится еще один племянник. А лучше бы племянница.

— С тебя станется. Запишу в календарь.

— Значит, наука побоку? Остепенишься и начнешь стругать одного за другим, чтобы меня перегнать, — подколол зять.

— Начну, — ответил Альрик, посмеиваясь. — И перегоню.

— Матери сказал?

— Еще рано. Как приведу в дом, так сама поймет.

— Все-таки не могу поверить, — признался на том конце Айк. — Я не трепло, но за молчание будешь должен. Инга меня с потрохами съест.

— Отобьешься.

— Что ж, удачной охоты, брат.

— Удачной охоты.