Крымский цугцванг-1

Глава 11

Дипломаты пунктуальны, поскольку опоздание или, наоборот, поспешность создают дополнительные политические проблемы.

Ровно в двенадцать в официальной резиденции премьер-министра Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии началась неофициальная встреча между президентом Российской Федерации Мануйловым и премьер-министром означенного королевства Кардегайлом.

Для всех она была обозначена как консультации в ходе ознакомительного визита нового президента России в Европу. Хотя обмануть этим можно было лишь самых бестолковых. Новые власти Российской Федерации стремились хотя бы немного ослабить узел противоречий между двумя странами. И начали, по настоянию англичан, с самого болезненного — грузинского.

Проблемы с Грузией, как и других новообразованных после развала СССР стран, начались в девяностые годы прошлого века. С этого времени, сколько бы Дмитрий Сергеевич не касался взаимоотношений Запада и России, грузинская тема всегда всплывала на поверхность, став причиной тех общих и нескольких частных международных конфликтов.

Великобритания всегда занимала в этом вопросе крайнюю антироссийскую позицию, обвиняя Россию в жестокости, в античеловечности, излишнем применении силы и т.д. и т.п.

Романов, внимательно исследуя перипетии этого вопроса, отнюдь не оправдывал свою страну. Хватало там и жесткости, и античеловечности, или, говоря более научно, антигуманности. Но, вчитываясь в сообщения Форин Офис, он видел, что, пожалуй, англичане, мягко говоря, лукавят еще больше, чем российские политики. Ай, как не хорошо!

И посему сегодня он появился на Даунинг-стрит в весьма пессимистичном настроении. Ничего у Мануйлова и Ларионова не получится, поскольку Россия для Англии хороший громоотвод, нужный не только для внешней, но и внутренней политики. Поругаются только. Зачем они приехали?

Придя к такому выводу, он успокоился и, поскольку для него все тут было внове, любопытно оглядывался. На бумаге он знал о переговорах, начиная с ×1Х века, много, но чтобы увидеть своими глазами… Затесавшись среди персонала, обслуживающего дипломатов, он впитывал в себя атмосферу переговоров, уже представляя, как будет обо всем рассказывать сначала в статьях, а затем в монографии.

— Дмитрий Сергеевич, — услышал он приглушенный, больше похожий на шепот голос. Его звал секретарь министра Геннадий Невоструев. Дмитрий Сергеевич нехотя обернулся к нему. — Где вы ходите, — секретарь явно нервничал. — Проходите вперед. С меня Алексей Антонович грозит шкуру содрать. Он вас потерял, а официальная церемония вот-вот начнется.

Понукаемый Невоструевым, недоумевающий Романов пробрался вперед, к российским президенту и министру, и остановился немного поодаль от них, все еще не понимающий своего официального статуса. Ведь говорил же ему Ларионов, а он подзабыл.

Юркий англичанин, играющий, видимо, здесь немалую роль, принялся рассаживать политиков и дипломатов. На глазах Дмитрия Сергеевича он дал какую-то команду хозяевам и премьер-министр покорно принялся искать свое место.

Затем пришла очередь гостям.

Президент, министр… Дмитрий Сергеевич опять встал поодаль, как и полагается человеку, невеликому чину. Ведь он даже в дипломатический корпус по-настоящему не входил. С боку припека — консультант со стороны. Так казать, прикомандированный.

— Господин Романов, — услышал он внезапно. — Проходите, пожалуйста.

Дмитрий Сергеевич сначала удивился, а затем застеснялся. Его сажали рядом с Ларионовым. Однако. Может, они думают, он переводить будет. Но он же не сумеет! Он панически огляделся. Но позади Ларионова, во втором ряду, уже сидел переводчик.

Распорядитель мягко, но требовательно смотрел на него, и он смирился, прошел к своему креслу.

Ларионов, обаятельно улыбаясь, наклонился к Романову, и шепотом, на грани слышимости, прошипел:

— Хватит уже вам от нас отделяться. Все и так увидели — лидер непр-р-римиримой оппозиции.

Дмитрий Сергеевич удивленно посмотрел на министра. Вот как, оказывается, оценивают его статус и его скромность! Что ж, тогда он всем покажет.

На него вдруг напала веселость. Он приосанился, гордо огляделся. И он внесет свой вклад в формирование дипломатической истории. В конце — концов, что он постоянно рефлексирует.

Впрочем, особо его мнением пока никто не интересовался. Посадили и ладно. Начались переговоры и отдельные личности интересовали всех уже постольку — поскольку. Премьер-министр произнес длинную речь, прерываемую переводчиком. Ему ответил президент, так же прерываемый переводчиком.

Романов вначале навострил ухо, но потом понял, что это речи для прессы, заполнившей переговорный зал.

Речи были наполнены округлыми фразами, типа «во имя мира и прогресса», «человеколюбие и цивилизация требуют от нас», «находясь на грани человеческой истории, мы должны» и т.д.

Романов был почти усыплен длинными, ни о чем не говорящими речами, и поэтому крайне поразился, когда слово предоставили ему.

Дмитрий Сергеевич удивился, затем засуетился, затем запаниковал, заелозил ногами, чувствуя, что взоры всех людей обращены к нему.

Он не учел, что, во-первых, переговоры были почти неофициальными и, значит, по мнению англичан, слово предоставлялось всем лидерам обоих сторон, в том числе и оппозиционным. А во-вторых, лидеру демократической оппозиции в пику недемократической власти России просто нельзя было не дать слова.

В общем, он услышал в английской транскрипции «Думитри Романов» с ударением на последней гласной в фамилии и встал, расстреливаемый десятками глаз. Всем было интересно — и англичанам, и русским — что же кажет в своей первой публичной речи новая звезда политического горизонта России.

А у него за душой было пусто, как у медведя в желудке к концу зимнего сезона. И Ларионов, негодяй, даже не намекнул.

Так бы и закончилась карьера новоявленного дипломата, сломавшегося на первой же речи, и поминали бы потом его с насмешкой, говоря, что Богу — Богово, а кесарю — кесарево, и даже, — что позволено Юпитеру, то не позволено быку.

Но Дмитрий Сергеевич не зря подрабатывал в МПГУ несколько лет, ведя там спецкурсы по дипломатической истории. А там такие студенты попадались, куда там самым настырным дипломатам. И в памяти у него, работающего над историей не первый десяток лет, находились многие и многие примеры звучных речей.

И он выкрутился. Солидный и даже могучий, он настолько величаво встал, словно уже сейчас был президентом.

— Мне выпала честь присутствовать на этой встрече, которая не только может, должна переломить извечную вражду двух стран на протяжении многих веков, — сказал он сильно и звучно, перекрывая шепотки, шум от шаркающих ног и двигающихся стульев. И его стал слушать все, даже технический персонал англичан, которому, в принципе, было все равно.

Даже не пытаясь это сделать специально, он построил свою речь в отличном от российского президента и его министра ключе, но в то же время в общем прорусском направлении. То есть так, как должен говорить лидер не враждебной, но все-таки оппозиции.

Дмитрий Сергеевич не мучился с поиском мыслей и слов. Он всего лишь говорил то, что говорил всегда.

— Мы, — говорил он, — всегда были европейской державой. Еще Киевская Русь, а русское государство ведет свои корни именно отсюда, что бы ни говорили украинские псевдоисторики, находилась в тесных отношениях с европейскими державами. Не зря Ярослава Мудрого в то время называли «тестем Европы». Монголо-татарское иго искусственно отдалило Россию от Европы. Но уже с XVI началась взаимное сближение. А после правления Петра Великого Россия плотно вошла в состав европейских государств.

Романов остановился, приглядываясь к присутствующим. Англичане явно заскучали, подобные речи они слышали не раз. Мануйлов и Ларионов успокоились. Их такая направленность выступления Романова устраивала, поскольку оно ни в чем не выходило за рамки официальных речей российских делегаций.

Он коварно усмехнулся, забыв, что находится под прицелом десятка кинокамер.

— Вместе с тем мне, как историку дипломатии, десятки лет корпевшему над темой англо-русских отношений, придется остановиться и на негативной стороне отношений. Россия и Великобритания — две страны, тянувшиеся друг к другу, несмотря на тысячи миль, разделяющих их. И то, что, несмотря ни на что, отношения между ними не очень хорошие, — вина политических элит.

Что бы ни говорили российские политики о тяге России к Западу, но среди них самих, начиная со средних веков, я вижу только двух лидеров, искренне желающих приобщить Россию к западной цивилизации — Петр Великий и Михаил Горбачев. Все остальные тянулись с торгашеской целью чего-нибудь урвать.

Романов мельком глянул на президента с министром. Их лица окаменели, у Ларионова даже желваки пошли. Еще бы! Ладно бы дома начал пищать, так нет, еще за границу мусор приволок и начал тут его разбрасывать.

Плевать!

Напоследок он врезал и по англичанам, чего те никак не ожидали от человека с англофильской репутацией и после кой жесткой критикой российских политиков.

— Россия в разных государственных ипостасях внесла немалый вклад в ухудшение отношений, как с Великобританией, так и с Западом в целом. Но, к сожалению, приходится признать, что и правительства Ее Величества способствовали развитию этого негативного процесса. На протяжении истории XVIII, XIX, да и ХХ веков можно привести десятки враждебных инициатив английских премьеров, способствовавших ухудшению отношений. Именно поэтому история наших отношений на протяжении более пятисот лет оборачивается преимущественно в историю войн и враждебных отношений. И только дважды Великобритания и Россия были дружны — во время войн, которые у нас называют Отечественными — 1812 и 1941–1945 гг.

Я вижу, время у меня вышло. Заканчиваю. Сближение двух стран должно быть обоюдным. От каждой из политических элит — английской и российской зависит очень многое. И я надеюсь, что сегодня не просто будут решены очередные проблемные вопросы, а будет идти дальнейшее радикальное сближение.

В противном случае демократия в России будет призрачным миражом, только манящим свободолюбивых людей. Спасибо за внимание.

Вот так — понимай, как хочешь. Журналисты зашушукались, завозились. Кажется, мировая демократия получила еще одну сильную фигуру. В короткой речи, ставший недавно известным своей непреклонностью оппозиционер — демократ Романов, не только в который раз дистанцировался от правительства, но и дал понять правительству Великобритании, что не будет пятой колонной в российской делегации. Сколько жаренного, сколько интересного!

Как он интересно поступил. Правительство Кардегайла, потерявшее к настоящему времени значительную часть поддержки, наверняка приняла такую речь с косвенными обвинениями без восторга. А как российский президент?

Журналисты приглядывались. А российские президент с министром не знали, как себя держать, переглядываясь и мысленно матерясь. Если бы они знали, что все так обернется, то наплевали на прозрачные намеки и прямые оговорки англичан и все-таки вышвырнули Романова домой. А там, по инерции, он доскользил бы из Москвы как минимум до Сибири.

Вроде бы правильные слова, как он проехался по Англии. Спасибо ему за это, сами они, как лица официальные, так сказать не могут. С другой стороны, сколько ж можно демонстрировать свою оппозиционность? Признали уже ее все — и на Западе, и в России.

Дмитрий Сергеевич, не подозревая, какую бурю он закрутил в зале, спокойно сел. Наступила тишина.

Министр иностранных дел Великобритании опомнился первым. Он наклонился к премьер-министру, что-то спросил его. Потом обвел вопросительным взглядом российскую делегацию, не прочитал на лицах желания продолжать чтение речей для публики, и громко сказал нечто похожее на «большое спасибо, все свободны».

Оглянувшись, Романов увидел, как с шумом и грохотом журналисты начали выходить из зала. Похоже, внешняя, самая яркая часть переговоров была прекращена. К ней они вернутся вечером, судя по обычной практике международных переговоров. «Четвертая власть» еще выпьет из каждого политика по литру крови.

А теперь начинаются переговоры. Делегации, окружавшие стол переговоров, также значительно поредели. С российской стороны за столом остались президент, министр и он, Романов. С английской — премьер, министр иностранных лиц и еще один человек, кажется заместитель — то ли премьера, то ли министра. Ну и конечно переводчики с обоих сторон, скромно притулившиеся с краюшка стола.

Еще несколько человек обслуживающего персонала с обоих сторон вились мошкарой, но на них не обращали особого внимания. Главными были эти шесть человек.

Двухдневные переговоры не могли вобрать в себя весь цикл наболевших проблем. Глава Форин Офис Эриксон вкрадчиво предложил определить несколько вопросов, которые можно попытаться решить в процессе переговоров. Это не вызвало возражений, поскольку в ходе предварительных консультации и без того было все решено. Основным вопросом обе стороны сочли грузинский, как самый острый и затрудняющий отношения вопрос.

Не вызвал особого возражения экономический блок. Он был не самый трудный. Экономика — становой хребет государств и здесь стороны взаимно зависели. Россия поставляла Англии сырье, а та в свою очередь — деньги и технологии. Экономические отношения России и Англии развивались со времен Иоанна IV и, несмотря на политические расхождения, были достаточно прочными.

Но на этом общность интересов заканчивалась. Ибо дальше шла сфера политическая. Россия желала поговорить о проблемах югоосетин и абахазов, как самостоятельных народов, находящихся в своих государствах. Великобритания хотела рассмотреть ситуацию на Кавказе и Грузию с Абхазией и Южной Осетией как единую страну. И, если Россия будет чрезмерно настаивать, то положение демократии в стране в целом и ее состояние в Чечне и Дагестане в частности.

С этим Россия никак согласиться не могла. Но тут англичане встали намертво. И из-за демократии как таковой, и из-за возможности щипать русских за мягкое место каждый раз, когда они заартачатся.

Было еще много других вопросов, но переглянувшись, министры твердо заявили, что этого, пожалуй, хватит.

Экономические проблемы много времени не заняли. Россия твердо заявила, что готова поставлять Великобритании ее квоту жидких углеводородов, определенную ООН, в миллион баррелей в год по текущей рыночной цене в пять тысяч сто двадцать пять евро за баррель. Правительство Ее Величества, поворчав немного об экологии, неправильности квот и энергетической зависимости от России, чем та активно пользуется, согласилось.

А потом наступил ступор, поскольку оказалось, что обе стороны и не думают уступать в главном вопросе. Россия и Великобритания ничуть не изменили свои позиции. Россия видела Абхазию и Южную Осетию независимыми. При этом все прекрасно понимали, что независимость эта будет весьма фиктивной. Если не формально, то реально эти страны войдут в сферу влияния России.

Великобритания, как и ее могущественный союзник — США, выступали за единую Грузию. И никакие доводы — исторические, экономические, национальные — ее убедить не могли, поскольку проблема вытекала не из того, какая будет Грузия, а из того, как держать Россию на поводке. И при чем тут, собственно, югоосетины? Как говорится, ничего личного, бизнес есть бизнес.

После долгого спора, в ходе которого Романов предпочитал помалкивать, за что обе стороны были ему благодарны, договорились первым рассмотреть проблему Южной Осетии, зато затем остановиться на вопросе демократии в России.

Дмитрий Сергеевич хмыкнул про себя. Англичане молодцы. Вначале собираются помучаться с неприятным, с каменным лицом выслушать доводы русских, с ходу их опровергнуть. Зато потом им можно будет оторваться. И как оторваться! Так сказать, на десерт. С демократией в России всегда было туго. И если Запад хотел прищучить Российскую Империю, СССР, Россию соответственно, то он сразу поднимал вопрос о правах кого-нибудь в этой стране.

С хладнокровностью историка он посмотрел на красноречие сторон. Вопрос был тупиковым, это понимали все. Российский президент и английский премьер даже не выступали, давая возможность говорить своим министрам. А уж те выкладывали аргументы, убеждающие, правда, только самих ораторов.

Такова профессия дипломата — переливать из пустого в порожнее с надеждой, что публика оценит если не аргументы, то хотя бы дикцию.

В общем, первый день завершился, говоря дипломатическим языком, только с той пользой, что высокие договаривающие стороны изложили свои позиции по ряду вопросов и их никто не прерывал и не бил в морду.