Крымский цугцванг-1

Глава 10

Вставать в городе, опаздывающем от Москвы на три часа, оказалось одно удовольствие. И проснуться можно с чувством, и поваляться с удовольствием, а время все равно семь часов.

Но едва он успел расчесать бороду, как в дверь позвонили. Кажется, на этом все хорошее на утреннем промежутке времени закончилось.

Романов ожидал увидеть гостиничного работника или, на крайний случай, одного из младших дипломатов. Поэтому не спешил. Может человек не спешить в семь утра?

И он не смог сдержать на своем лице удивления, когда увидел министра. Однако же. Хорошо, что президент остановился в российском посольстве, а то бы и он пришел.

— Алексей Антонович? — слегка поклонившись, поздоровался Романов учтиво.

— Дмитрий Сергеевич? — практически передразнил его министр.

Романов пропустил его в номер, плотно прикрыл дверь. Похоже, сейчас начнутся разборки, Ларионов явно был не в духе.

Он угадал.

— Дмитрий Сергеевич, — министр сердито посмотрел на него, — мне принесли утренние газеты. Я всего-то хотел почитать с утра об откликах на вечернее интервью президента. Нам это очень важно, нужный настрой прессы во многом определяет ход переговоров и психологический фон общества.

А что я увидел? Половина прессы насмешливо комментирует интервью президента, а вторая часть смакует интервью одного доктора наук, которого мы по ошибке не додавили… или по интеллигентной мягкотелости не дострелили… Ух!

Министр швырнул на не заправленную постель газеты, пучок которых, как только заметил Романов, он держал в руке, и вышел, громко хлопнув дверью.

Дмитрий Сергеевич грустно посмотрел на эти листки бумаги, испачканные типографской краской. Кажется, его конфронтация с властью перешла на второй круг. И опять не по его желанию. Правильно говорится в пословице — «слово серебро, а молчание золото». Или «слово не воробей, вылетит — не поймаешь».

Он махнул рукой. Ну, получилось так. У русских же всегда таким образом — хочется как лучше, а получается как всегда.

Романов вспомнил лицо министра и сердито засопел. Чувство вины переросло не в раскаяние, а в бешенство.

Ларионов повел себя совершено неправильно. Не зная своего нового подчиненного, он решил надавить на виноватость. Большинство людей, столкнувшись с разъяренным чиновником, испугались бы, или, как минимум, почувствовали себя грешными, ведь они помешали своему государству.

Проблема состояла в том, что Дмитрий Сергеевич давно не ассоциировал себя с государством, ни с российским, ни с каким другим. С его точки зрения, государство, особенно Российское, это капризное и бестолковое существо, умудрявшееся на каждом метре исторического пространства натворить делов, после чего начинавшее вопить, что все соседи так и норовят укусить российское общество.

Не Россию, господа, а государство. А эти понятия близкие, но не одинаковые. У него была Родина, без нее жить невозможно. А без государства он бы прожил.

И нечего на него рычать. Он свободный человек и имеет право выражать свое мнение.

Дмитрий Сергеевич нехотя взялся за утренние газеты, брошенные Ларионовым. Речь Мануйлова. Как он и думал, ничего нового. Округлые дипломатические предложения.

Слава Богу, читать по-английски Романов умел без переводчика. А вот и комментарии. М-да, Ларионову было от чего взбеситься. «Россия не поумнела», «Мануйлову нечего предложить», «Не пора ли Россию сделать великой азиатской страной, вышвырнув из Европы?»

И здесь ничего нового. Великобритания традиционно, во веки веков, была враждебна к России. И виноваты в этом были обе стороны. Или, точнее сказать, политические элиты обеих стран. А простые англичане и русские, так, по-разному относились друг к другу. Кто враждовал, а кто дружил. В рамках среднестатистических данных отношения как отношения.

Теперь про него. Статья в «Гардиан». Молодец Жулавски, почти ничего не переврал, ни добавил собственных размышлений, как это зачастую делают журналисты. Комментарии… Оп-а!

«Единственный демократ во всей России», «речь кандидата в президенты», «Мануйлов готовит себе преемника».

Романов покрутил головой. Кажется, англицкая пресса попыталась столкнуть состав делегации друг с другом и, судя по Ларионову, ей это удалось. Разве можно всерьез думать о противостоянии президента страны и сотрудника научного института. Придумали.

Что ж, после такой утренней встречи с министром ему следует всерьез подумать о поисках политического убежища. Возвращение в Россию, скорее всего, обернется новой травлей, которую теперь никто не подумает прекратить. А потом… арест, ссылка, тюрьма… или даже инсценированная автокатастрофа. От нашего родимого все можно ожидать.

Романов отложил газеты и надолго задумался. Куда вывезет теперь его кривая? Кандидат в президенты, м-да. Нет, в президенты Академии Наук он еще туда-сюда. Но ОН НЕ ПОЛИТИК! Сволочи!

Из задумчивости его вывел гудок гостиничного фона. Он нехотя его включил.

Звонил, гм, министр.

— Дмитрий Сергеевич, — голос министра был приветливым, Ларионов явно взял себя в руки. — Почему вы не спускаетесь в ресторан позавтракать? Поторопитесь, переговоры скоро начнутся, останетесь голодным до обеда.

Елки-палки лес густой! Ведь, в самом деле, останется не позавтракавши. А без чая или кофе утром ему очень тяжело. Что бы там не случилось, черт возьми, но на пустой желудок жить трудно.

Романов торопливо привел одежду в нужный порядок и поспешил в ресторан.

Та часть делегации, которая проживала в гостинице, дружно дожевывала заказанное.

— Сюда, Дмитрий Сергеевич, присаживайтесь ко мне, — министр замахал рукой издали, словно опасался упустить его.

Романов с тоской подумал, что начнется его обработка. Ларионов не зря был кадровым дипломатом. А эти господа умеют держать удар и извлекать пользу из любого merde. Сейчас будет либо вопить, либо пилить, либо льстить.

Министр сосредоточено намазывал на кусок булки сливочное масло. Кажется, он весь ушел в этот нехитрый процесс, но когда Романов попытался глотнуть глоток кофе, воткнул в его свой взгляд:

— Вчерашним интервью вы спутали нам все карты.

— Сожалею, — без всякого сожаления произнес Романов.

— Сожалеет он, — министра обмануть было трудно. Это был прожженный политик. — Дмитрий Сергеевич, положение России очень трудное.

— Не России, — запротестовал Дмитрий Сергеевич, — Россия проживет еще Бог сколько знает лет. Ваше и Мануйлова.

— Мгм.

На какой-то момент Дмитрию Сергеевичу показалось, что Ларионов кинет в него бутербродом за неимением ничего тяжелого в руке. Министр снова сдержался.

— Положение трудное, — он откусил кусок хлеба. — А вы тот еще фрукт. Давайте отойдем сейчас от персоналий. Вот вы историк, скажите по аналогии — если мы с Мануйловым проиграем, хорошо будет России или нет?

— Хорошо, — автоматически сказал Романов и призадумался. Будучи сторонником западного пути развития, он отнюдь не был совершенным романтиком. Да, разумеется, Запад нес свет цивилизации, но это не значит, что отдельные страны и отдельные личности не стремились извлечь от этого пользу для себя. Баланс интересов — вещь очень сложная и хрупкая.

Кажется, генерал-лейтенант Власов в свое время именно светом цивилизации объяснял свой переход на сторону Гитлера. Но почему-то, даже без советской пропаганды, от этого попахивало обычным предательством и стремлением спасти свою шкуру.

— Ладно, что вам от меня надо.

Ларионов помедлил. Давненько с ним не разговаривали таким тоном его подчиненные. У него появилось желание послать к черту строптивого интеллигента. Желание появилось и исчезло. У Романова было умение из неоткуда создавать себе покровителей. Вот как он сумел перетянуть на свою сторону газетчиков? Нет, понятно, так называемая свободная демократическая пресса находится на коротком поводке у правительства. И стоит тому лишь слегка потянуть оный поводок, взрывается злобным лаем. Но тон статей показывает, что здесь не только задание правительства. Слишком уж искренне и проникновенно. Население любит такую прессу, симпатии английского общества Романов получил. Ну, по крайней мере, на несколько дней, т.е. на все переговоры.

— Дмитрий Сергеевич, придется нам вас включить в состав основной делегации. Эта пресса… Да и Форин Офис почему-то упорно прикрепляет вашу фамилию следом за Мануйловым. А меня третьим!

Возмущение министра было искренним и гневным. Чтобы его сбить, ему пришлось сделать здоровенный глоток чая. Затем он продолжил:

— Вы же знаете, первоначально вы были, то есть и сейчас являетесь, консультантом делегации. Ваша задача до сегодняшнего утра заключалась в том, чтобы тихонько сидеть в гостинице и подавать справки, если понадобятся. Но теперь, после этого глупого интервью, придется вывести вас вперед. Как-то вы умудряетесь быть почти вторым министром иностранных дел. Или, по крайней мере, его заместителем.

Ларионов дожевал бутерброд, запил его чаем и вдруг спросил тихо, но очень серьезно:

— Вы, случаем, не собираетесь на мой пост? Не советую.

Дмитрий Сергеевич замахал на него руками. Про такое он не мечтал даже в самых смелых мечтах. Или в самых страшных. Вот заведующим архивом МИД он бы согласился на полгодика.

У него испортился аппетит. Он допил кофе, не чувствуя вкуса.

— Может, мне лучше улететь домой?

Ларионов посмотрел на него, как на сумасшедшего.

— Вы хотите, сорвать переговоры? — ужаснулся министр и добавил уже спокойнее: — или обрушить на нас всю ярость западной прессы. Ясно же будет — вас просто выжили. И ясно, кто выжил. Нет, батенька, вы будете здесь все переговоры, а мы с вас пылинки станем сдувать. Сами виноваты.

А сейчас мы с вами отправимся в наше посольство — оно здесь недалеко. Побеседуем с президентом, он урезал для нас кусочек времени, и почитаем кое-какие бумаги, чтобы вы были хотя бы немного в курсе.

Кажется, из него хотят сделать мальчика для битья.

— Нет!

— Что нет? — не понял Ларионов.

— Не поеду!

— Послушайте, — принялся его уговаривать министр, — вы меня до второго инсульта доведете. Или до первого инфаркта. Пожалейте больного человека. Меня президент и так грызет, не знаю уж как с ним быть.

— И вы хотите, чтобы он грыз меня, — скептически улыбнулся Романов.

— Ну и что, — не стал отрицать своей цели министр. — Ну, во-вторых, вы человек здоровый, выдержите, а во-первых, вы это заслужили. Ведь президент злой именно от ваших действий.

Ларионов рассуждал логично. К тому же Дмитрий Сергеевич был не готов к открытому конфликту. А его не поездка к нему и вела.

В общем, он поехал.

Президент был спокоен, хотя чувствовалось, в дурном настроении. Но вырваться ему он не давал. Впереди был трудный день переговоров и расстраиваться заранее не стоило.

— Доброе утро, Дмитрий Сергеевич, — поздоровался он и отработанным движением протянул руку.

От неожиданности Романов помедлил. И почувствовал, что окружающие, в том числе президент поняли его неправильно… ну, сколько ж можно прокалываться!

Он энергично пожал руку Мануйлову, как бы компенсируя свое промедление.

Лучше бы он этого не делал. Со стороны выглядело так: сначала он помедлил, явно не желая здороваться с главой России, а потом поздоровался с ним на равных. Мануйлов, глядя на внушительную фигуру Романова, подумал, что, кажется, пресса правильно начала вопить и в стране появился лидер демократической оппозиции, так называемых умеренных правых, пользующийся с первых же шагов поддержкой Запада. А это значит, одной рукой его не прихлопнешь.

И президент заговорил с ним на пару тонов вежливее, чем собирался ранее.

Политическая ситуация в России была сложной. Традиционно сильному левому крылу противостояли, как могли, слабенькие и разобщенные правые и центр. Если бы население до сих пор не было сыто советским супчиком, то левые давно были бы у власти. Но народ в большинстве своем выступал против коммунистического будущего. И, пользуясь этим, сильные внепартийные лидеры, становясь президентами, по-прежнему вели страну капиталистическим путем.

Мануйлов так же продолжал прежний путь противоборства с левыми и некий блок с умеренными правыми. Но одновременно он чувствовал, что правые на фоне десятилетий капитализма постепенно усиливаются. Им, разобщенным, не хватало только лидера. Неужели он появился?

Президент с трудом оторвался от своих пессимистичных мыслей и заговорил.

Собственно, ничего сверх необычного он не просил. Новым был только тон. Дмитрий Сергеевич слушал его и у него возникало чувство, что президент разговаривает с кем-то другим, а не со скромным сотрудником ИРИ РАН.

Придерживаться общей линии, согласовывать выступления прессе, контактировать с ней так, чтобы внутрипартийными интересами не приносить вреда внешней политике государства.

Так говорят с равным по силе политиком. В Великобритании, кажется, такие отношения обычно бывают между премьер-министром и лидером парламентской оппозиции. Эй, он-то не политик и отнюдь не равный. Сколько можно говорить. Впрочем, Бог с ним. Не спорить же с президентом по таким пустякам.

— Хорошо, я согласен.

Мануйлов не то чтобы просиял, но почти облегченно вздохнул.

— Вы извините, мне до начала переговоров надо встретиться с несколькими членами палаты общин.

Он вопросительно посмотрел на Ларионова.

— А мы с Дмитрием Сергеевичем в это время поговорим о нашей общей позиции, — подхватил тот.

Президент уехал. А министр и Романов сели за письменный стол в одном из помещений посольства, приступив к разборке бумаг. Собственно, времени у Романова было слишком мало, чтобы сделать детальный анализ. Переговоры были назначены на двенадцать в резиденции премьера на Даунинг стрит, 10. С учетом дороги у них оставалось меньше двух часов.

Помог огромный опыт Дмитрия Сергеевича, как ученого. За годы работы он научился прорабатывать дипломатическую документацию быстро и эффективно. И ничего, что той документации насчитывалось десятки, а то и сотни лет, а эта была наисвежайшей. Через некоторое время он несколько неряшливым почерком написал на листе нелинованной бумаги:

1. Грузинский вопрос и в рамках его Абхазский и Южноосетинский

2. Граница НАТО и России и проблема Крыма.

3. Нарушения демократии в России

И так далее. Мелких, но не менее колючих вопросов было еще с десяток.

Можно было и не давать ему эти бумажки. Проблемы, которые существуют уже полсотни лет.

Судя по обилию упоминаний, второй и третий вопросы также были больше приложение к первому. И что тут удивительного, Ларионов уже упоминал, что Лондонские консультации приводились в первую очередь по проблемам Закавказья. Крым затрагивался меньше. Даже твердолобые англичане начали понимать, что полуостров им уже не отобрать.

— Скажите, пожалуйста, — спросил Дмитрий Сергеевич не для того, чтобы подколоть министра, а чисто ради интереса, — у вас есть хоть один вопрос, по которому ваши взгляды совпадают?

Ларионов вздохнул. Чувствовалось, его тоже беспокоило слишком большой раскол во взглядах на современный мир.

— Взгляды на мировой терроризм. И еще мы можем немного давить в поставках остатков углеводородов — нефти и газа. А вообще, вы правы, Дмитрий Сергеевич. Как вы лихо выделили основные проблемы. Переговоры будут тяжелыми. Очень тяжелыми. И я попросил бы вас не создавать нам еще одну проблему.

Ларионов выразительно посмотрел на Романова и еще раз тяжело вздохнул.