Катастрофа или гибель Атлантиды

Глава 5

Где-то неподалеку, не то на улице, не то во дворе у Эриды, взвизгнули струны теры. И сейчас же, будто только того и ждал, грянул вызов. Одновременно, с сумасшедшим стуком заплясала на двери игрушечная бронзовая горгона.

Экран виза почему-то никак не оживал, оставляя вызывавшего неизвестным. Касс никак не могла проснуться окончательно. Она металась по комнатам, сбивчиво пытаясь сообразить, почему при темном экране виза захлебывается сигнал вызова, да еще бесится дверь, требует открыть, непонятно, кому, непонятно, зачем.

Наконец ей удалось проделать правильные манипуляции с нужными кнопками. Правая включила виз на связь, левая хлопнула горгону на вход в дверь.

Экран виза, наконец, осветился, на нем возникло лицо Эры с властными очертаниями рта и подбородка. Линия в линию этот рот и этот подбородок повторялись в чертах их дочери Фины. Сразу вспомнилось, что на сегодня назначен прием у Эры и Зева.

— Привет, малышка Касс, — улыбнулась Эра. — Привет и тебе, Лон. Рада видеть вас вместе в хорошем настрое.

— Главное в нашей жизни — хороший настрой, — бодро объявил Лон, закрывая за собой дверь.

— Здравствуй вечно, Эра, — сказала Касс, кивнула Лону и, наконец, проснулась. — Сегодня приятный сюрприз, — кокетливо сообщила Эра. — Но вам, так и быть, скажу. Обещаете молчать до вечера?

Лон сделал страшное лицо, что означало непреклонную решимость хранить клятву, и тут же оговорил условие: — Но только до вечера!..

Эра расхохоталась: — Верю, верю… Так вот, Асклепий получил, наконец!

Для того, чтоб усилить впечатление, жена Зева замолчала с раскрытым ртом, резко оборвав себя на самой высокой ноте.

— Не может быть! — Лон сделал нарочито круглые глаза.

— Представляешь?

— Значит, назло всем тем, кто не верил, Асклепий получил свою новую амброзию? Вот это сюрприз! — задумчиво произнес Лон. — Новость номер один!

— Ту самую амброзию, которая замедляет скорость старения клетки? — переспросила Касс. — Это же невозможно.

Эра счастливо засмеялась: — Возможно! Я, правда, плохо понимаю… — жена Зева задумалась, явно потеряв мысль.

— Эра, кого волнует, как ты понимаешь? — Лон ободряюще улыбнулся. — Главное, чтоб ты передала правильно.

— Нет-нет, то есть да, я правильно… — Эра передохнула и выпалила на одном дыхании: — Новая амброзия сулит вечную Жизнь!

До Лона, казалось, только что по-настоящему дошел смысл того, что пыталась сообщить Эра. Он уставился на Касс и заорал: — Звучит! Бессмертие! — Он блаженно улыбнулся и уже спокойно заговорил: — Если это правда, то молодец, наш Асклепий! Ну просто номер один.

Лон еще раз улыбнулся, тягуче, блаженно-бессмысленно, и мечтательно произнес: — Вечность! — Затем он подумал и, почему-то криво усмехнувшись, прибавил: — Именно то, чего нам всем до сих пор не хватало.

— Вечная молодость. — Эра умела придавать своей улыбке подобающий вид, в зависимости от обстоятельств.

— Ладно.

Лон хлопнул ладонями по коленям.

— По этому поводу я оставляю прекрасных дам одних и убираюсь готовить завтрак, — заявил Лон.

— А Зев обещает угостить нас сегодня нектаром по новому рецепту, — вспомнила Эра, — как-то он его назвал, забыла… а, ладно…

— Я чувствую, сегодняшний вечер превзойдет все предыдущие, — улыбнулся Лон, удаляясь на кухню.

— Не забудь теру, — крикнула вдогонку Эра и тоном заговорщика добавила, уже только для Касс: — сегодня будет много песен, — она возвела глаза к небу, — сплошная поэзия. Орф…

Жена Зева хитро, очень похоже на самого Зева, подмигнула: — Фадита сегодня угощает нас Орфом. И еще, я пытаюсь разыскать старика Ноэла…

— Ноэл ударился в поэзию? — с откровенной иронией спросила Касс.

— Ноэл привез из Халдеи не то сына, не то ученика, вы еще ничего об этом не слыхали?

Она покачала головой и продолжала: — Говорят, великолепный поэт, к тому же весьма и весьма…

Жена Зева сделала неопределенное движение рукой, что могло означать: “Да, очень привлекательный молодой человек”, а могла означать: “Мало ли, что говорят?”, а могла просто вносить некую законченность в повисшее ни на чем предложение.

— Ты смотрела вчера виз?

— Я смотрела, Ноэл спорил с Кронотом — вспомнила Касс.

— Спорят, спорят, — недовольно вздохнула Эра. — И что на этот раз?

— Ноэл предвещает гибель Атлантиды или даже всей Геи.

— Тоже мне, всезнайка, — Эра зевнула, прикрывая рот рукой, — в общем, жду вас сегодня вечером, обоих и с терой.

Тут до жены Зева вдруг дошел смысл слов собеседницы. Эра передернула плечами: — Подумать только, — возмущенно произнесла она: — Весь настрой полетел! То вечная молодость, а то вдруг общая погибель! — И на этой оптимистичной ноте отключилась.

По дому окончательно распространился запах горячего шоколада. Лон с улыбочкой внес в комнату резной поднос. На подносе в чашечках хаттийского фарфора дымился пахучий напиток, сверкал вымытый виноград, блестел сахарной глазурью жареный миндаль, чудно пахли пшеничные пышки с медом.

Касс с благодарностью взглянула на друга.

— Так не желает ли Прекрасная дева поделиться со мной… Лон замялся. — …своими горестями?

— Я не знаю, что на меня нашло, — тихо сказала Касс.

— Что с тобой? — спросил Лон. — Это Рамтей так на тебя подействовал? Мне что, его убить? Или публично обозвать номером два? — Он потоптался вокруг постели, подыскивая для подноса место.

— Или ты обиделась из-за Орфа? Да считай его кем хочешь, хоть мной… — Так и не найдя места для завтрака, Лон, в конце концов, поставил поднос прямо на покрывало.

Поэт уселся напротив подруги, протянул ей чашечку с шоколадом. Затем схватил пышку и целиком сунул в рот.

— Причем тут Орф, — вздохнула Касс. — У тебя здорово шоколад получается!

Лон наклонился к подруге, затем деловито снял на пол поднос с остатками еды и также деловито стал приближать к лицу Касс свое лицо, целясь открытым ртом в ее губы.

— Пора вставать, — твердо сказала Касс. Как бы демонстрируя своим движением, что действительно пора вставать, она приподнялась на локте.

Взгляд Лона стал ледяным.

— Я хотела бы поговорить с Ноэлом, — мягко, пытаясь загладить только что нанесенную ему обиду, объяснила Касс.

— Это, конечно, важно, — мрачно согласился Лон. Он быстро встал и потер рукой щеку. Выглядело это так, будто он пытался стереть с лица пощечину. Прибавив свое, — разумеется, дело номер один, — и не желая долее искушать судьбу, поэт выскочил из комнаты, не забыв, однако, прихватить поднос.

“Хоть бы раз забыл что-нибудь”, - с внезапной злобой подумала Касс.

Она чувствовала себя виноватой.

О мужьях типа Лона говорят: “Как за гранитной стеллой”.

Касс представила себе: Лон с подносом в руках по утрам, изо дня в день… Из утра в утро… Лон рядом на ложе. Из ночи в ночь… Лон рядом перед визом, каждый вечер… Из вечера в вечер… из года в год… Из столетия в столетие… Вечно… На тысячи лет обещанного Асклом бессмертия. Выходило томительно, скучно, тоскливо. Даже нечто страшненькое просматривалось в этой картине счастливой совместной жизни с Лоном Аполом. Да и само это бессмертие почему-то пугало.

Касс рывком выскочила из постели, подумала мимоходом: “Не везет с подругами бедному Лону”.

А потом вспомнила прошлую ночь: Эриду и Эрмса, Веселый Грот, нимф, Рамтея, Лету, ожерелье.

Касс подошла к зеркальной стене и стала рассматривать все свое обнаженное, маленькое, мягкое, по-женски вылепленное тело. “Никогда, никогда, никогда не было ничего такого, о чем говорила Лега”, - с горечью подумала девушка.

Все ее существо охватило неясное томление. Вернулась вчерашняя тоска. Сначала протянула где-то под ложечкой, затем перекинулась под грудь, превращаясь в неопределенный гул. Гул этот разрастался, пока не стал яснее и отчетливее, и, наконец, превратился в пронзительный ужас плохого предчувствия.

Касс прикрыла глаза, заставляя себя успокоиться.

Оделась. Бесцельно побродила по дому. Включила и выключила виз. Включила опять, на связь… Опять отключила. Тут же включила снова и уж тогда набрала номер Ноэла. В последнее мгновенье подумала: “А что я ему скажу?” — и чуть было не отключилась. Но не успела, потому что Ноэл уже ответил, вернее, ответил вовсе не Ноэл.

Касс вопросительно посмотрела на светловолосого бородатого молодого человека, который одной рукой пытался отложить в сторону теру, а другой что-то перенастраивал в переключателе виза.

Справившись с переключателем, незнакомец в свою очередь вопросительно уставился на Прекрасную Деву.

— Приветствую тебя, хоть и никогда не встречала прежде, — вежливо пробормотала Касс первое, что пришло в голову.

— Приветствую и я тебя, — молодой человек улыбнулся.

Касс почувствовала, что с этой его улыбкой стало исчезать ее напряжение, а заодно и ощущение безнадежности.

Девушка сразу поняла, что ответивший по номеру Ноэла красив. Но красив не безукоризненной красотой Лона, или Орфа, или Зева, а совсем по-другому. Что-то вне, отдельно от обычно принятых критериев красоты было в нем, что делало его красивым.

— Хоть и я не встречал тебя прежде, — закончил незнакомец.

Оба посмеялись.

Верхняя губа молодого человека была необычно изогнута и заметно выдавалась вперед над нижней. Это его не портило, хотя и придавало лицу удивительное выражение: не то чрезмерной обидчивости, не то жестокости, не то обыкновенного юношеского упрямства. Подобные очертания рта встречаются редко, потому лица похожего типа запоминаются сразу и надолго. Этого молодого человека уже нельзя не узнать.

— Я полагаю, ты из Прекрасных Дев? — перебил ее мысли юноша.

— Да, конечно, ты угадал.

Касс назвала себя и спросила о Ноэле.

— В делах, — коротко ответил молодой человек. Затем он представился: четвертый сын Ноэла, Уэшеми… вчера прилетел из Халдеи. О Прекрасных Девах знаю, в основном, по учебникам хороших манер для провинциалов.

— Я думаю, здесь ты очень скоро узнаешь о нас все, что тебя интересует…

— Меня интересует все. Кстати, не только о Прекрасных Девах. Меня вообще интересуют люди: их привычки, одежда, история, вкусы… Их взгляды на жизнь. Ну, и, конечно, искусство… Больше остального, песни, поэзия, музыка. Люди, с искусственно измененной генетической программой, которых вы называете машинами, меня интересуют тоже.

— Ты хорошо владеешь языком атлантов, — менее всего ей сейчас хотелось говорить о машинах.

— Я говорю на семи языках, — объявил Уэшеми, легко меняя тему. — В том числе — он подчеркнул это “в том числе” — и на языке атлантов.

— Пытаешься ли ты выразить мысль, что раса атлантов ничем не выше других рас? — осторожно спросила Касс.

— Выше? Только потому, что сильнее?

— Хотя бы… А сильнее, потому что древнее…

— Древнее, сильнее, мудрее!

Вот теперь видно, что из провинции: не подобает сыну Ноэла раздражаться на слова Прекрасной Девы. Нет, вряд ли это раздражение. Скорее всего, четвертый сын Ноэла вовремя вспомнил учебники хороших манер. Во всяком случае, он заговорил спокойно: — Кто знает, что на самом деле выше: может, и не сила совсем. А может и не мудрость.

— А что? — жадно спросила Касс. — Что может быть выше мудрости?

— А хотя бы сострадание, например, — немедленно отозвался Уэшеми. — Жалость… Понимание…

— Разве это не одно и то же: — Касс медленно прибавила:

— Разве сострадание, жалость — не проявление мудрости?

— А может, любовь, — Уэшеми, похоже, не слышал ее последней реплики. Он продолжал размышлять вслух. — Или преданность. Доброта, наконец.

— И любовь, и преданность, и доброта — разве это не результат все той же мудрости? — сказала Касс, приказывая себе не поддаваться на слово “любовь”.

— Да, конечно. — Уэшеми вздохнул. — Почему же атланты так жестоки?

— Неужели совсем ничего хорошего ты не видишь в нас?

— Ну почему же? Вижу в атлантах и хорошие качества. Вы доверчивы и прямодушны. Вы не признаете подлостей, вы говорите вслух, что думаете.

Он сделал вид, что не заметил смущения собеседницы.

— Мне нравится, что Настоящие не притворяются. Все откровенно, будто намеренно предупреждают: “Вот я такой, хотите — принимайте”. Это хорошо, всегда четко распознаешь. Ведь во всем остальном мире, а я привык бродяжничать и наблюдать… На мой взгляд, одно из самых страшных в мире зол — притворство и хитрость.

“С испорченной машины хоть сигнал”, - подумала Касс.

— Но я люблю Гею. — Уэшеми улыбнулся. Лицо его сразу стало милым и трогательным. — И все, что живет на ней: ведь доброта — свойство всего живого.

— Как же, — съязвила Касс. — Например, доброта — свойство горгон. Или, еще пример, сатирам свойственна доброта. Вампирам присуще понимание, а уж сколько сострадания в Медузе! Ничего, что эти машины опасны! Зато они такие добрые.

— Какие же они машины! — запальчиво возразил Уэшеми. — К тому же, что, собственно, мы знаем о Горгонах? О той же Медузе? — Уэшеми явно хотел поспорить: в нем бродили молодость и протест против всего на свете. — Что горгонам придается вид, Настоящему не особо приятный?

— Ну да, только вид, — свои слова Касс отчеканила, подчеркивая их нарочитость. — А в душе они совершенно другие: стоит только кому-нибудь при взгляде на них случайно окаменеть, как горгоны тут же обливаются слезами от жалости и сострадания.

— Кто знает, — не замечая иронии, прошептал Уэшеми, — что чувствует тот, кого сотворили с целью устрашать других, сотворили, между прочим, не спрашивая, желал ли он устрашать.

Касс не нашла, что возразить, и Уэшеми еще раз улыбнулся своей необыкновенной, меняющей все лицо улыбкой.

— О чем ты думаешь? — спросил Уэшеми.

— О тебе, — честно призналась Касс. — Никогда раньше не встречала таких, как ты… Я тебе нравлюсь?

— Да, очень, — быстро сказал Уэшеми.

Касс с удовольствием отметила, что он покраснел.

— Ты милая, — он старался скрыть смущение. — И, должно быть, очень умна.