Катастрофа или гибель Атлантиды

Глава 15

Яма была вырыта на заднем дворе давным-давно, еще до рождения Арса.

Зев и Эра, тогда совсем молодые, охваченные рвением новоиспеченные хозяева дворца, задумали построить на заднем дворе беседку для рабов. “Пусть им хоть что-то…”, - с умилением, каждому встречному объясняла Эра. Глаза ее при этом увлажнялись от сознания собственной доброты.

Рабов в те времена предписывалось содержать добротно, по-хозяйски, в порядке, основой которого считались сытость и милосердие. Уже собирались приступить к строительству, но тут провинился кто-то из гномов-уборщиков.

В чем состояла его вина, кому именно пришло в голову посадить раба в то самое, только что вырытое углубление на заднем дворе, история замалчивала. Известным оставалось только то, что с тех самых пор беседку строить прекратили. Неоконченную основу, раз и навсегда переименовав в “яму”, оставили для наказания и устрашения.

Постепенно дно “ямы” заполнилось грязью, нечистотами, стенки покрылись слизью. Даже подходить к ней близко было противно. Сажали теперь туда только очень провинившихся.

Когда Касс, не без труда отвязавшись от Эриды, вышла на задний двор, у нее не было конкретных планов. Да, ей хотелось помочь Горну, но желание это было сомнительным, смутным, расплывчатым. Не откроет ли поступок, на первый взгляд добрый, дорогу новому злу?

Спасение кентавра означает участие. Другими словами, она, Касс, всерьез размышляла о своем участии в насилии, совершаемом полу-людьми над людьми. На стороне полу-людей. Все, что Касс наблюдала с момента восстания, не говорило — кричало, вопило о дикости, безнравственности восставших.

А до момента восстания?

Как долго можно безнаказанно называть живые существа машинами? Мучить болью и унижениями? Лишать памяти? Распоряжаться чувствами?

Но с другой стороны… Можно ли, нужно ли оправдывать зверства одних зверствами других? Кровь кровью? Боль болью? Наверно, да. Наверно, дикость есть порождение дикости… А безнравственность — следствие безнравственности. Но это означает, что выхода нет… От дикости происходит безнравственность, от безнравственности — дикость… И беспросветно, до бесконечности, одно и то же: дикость — безнравственность, безнравственность — дикость…

Выходит, Лон прав. Выходит, вся история человечества была и продолжает быть одним сплошным всеобъемлющим злом. Без перерыва, без просвета… Пока сама Гея, будучи не в силах терпеть дольше, не восстанет… Чтобы уничтожить источник боли и крови, который не состоянии иссякнуть сам… Остановить, прекратить существование всего того, что называется цивилизацией…

Подойдя к яме, Касс увидела у самого края первенца Зева. Подруга Арса, донельзя возбужденная Энью, находилась здесь же. У обоих в руках было по длиннющей палке с металлическим наконечником на конце. Едва стоило этому наконечнику прикоснуться к телу кентавра, раздавался треск разряда, а на теле появлялась кровь.

Горн, с налитыми кровью глазами, похожий на ослабшего затравленного волка, метался на дне. Со всех сторон по могучему телу кентавра, смешиваясь с нечистотами, стекали грязно-бурые струйки пота и крови.

Касс с трудом подавила в себе приступ тошноты. Она сдерживала дыхание, старалась не вдыхать шедшую из ямы отвратительную вонь, которой мгновенно заполнилась каждая клетка тела, забились дыхательные пути, пропиталась одежда.

— Хочешь развлечься? — Энью не заметила выражения брезгливого ужаса на лице Касс, до такой степени ее увлекла игра.

— Развлечься? — выдавила из себя Касс. — Я вообще не понимаю: что это? Где я? Куда я вдруг попала?

— В трансе гуляешь, что ли? — подозрительно спросил Арс.

— С ясновидящими это случается, — понимающе кивнула Энью.

Касс посмотрела на Горна. Тот не подавал виду, что знаком с ней, просто тихо радовался внезапной передышке.

У кого-то заверещал карманный виз. Ах, это у Арса, затем у Энью… Наконец, ее собственный: муза по событиям собирала всех на Круг.

— Опять этот противный Круг! — капризно заныла Энью. — Как жаль!

— Перестань, — лениво сказал Арс. — Все равно же не отвертишься, пошли.

Энью бросила на Горна последний, полный сожаления взгляд… Они двинулись к Эдему все втроем: Касс, Энью и Арс, неторопливо, вливаясь в нестройные цепочки тянувшихся туда же участников предстоящего Круга…

Все сомнения Касс моментально улеглись, сформировавшись в четкий план.

Она остановилась, пробормотала какое-то извинение, отстала сначала от этих двоих, затем повернула назад, в свою комнату… Лон, намаявшись за ночь, крепко спал. Она поцеловала его на прощанье.

Затем, когда Круг вобрал в себя всех, когда ворота Эдема плавно съехались вместе…

Сколько времени заняло это путешествие на одном дыхании: кратчайший путь бегом через дворец, площадь, короткий полет на аэробиле… Мгновенный спуск авральной лестницы, мгновенный подъем Горна… И бегство… Пока все заняты в Круге… Пока никто из своих ничего не понял… Пока Лон спит…

Время мчалось еще стремительнее, чем аэробиль. Мгновенья отсчитывались не пульсацией электронов на календаре — гулкими, ухающими ударами ее сердца.

У самого защитного поля Касс с ужасом подумала: вдруг не выйдет. Нет, она не желала отступать. К тому же отступать все равно было поздно: вот-вот пропускная программа потребует образец голоса. Включив виз на полную громкость, девушка набрала номер Лона.

— Да, — рявкнул Лон: — Это я.

Поэт заворочался, потягиваясь. Горна, копошившегося в глубине аэробиля, он не заметил.

— Ну вот, — тихо сказала Касс. Ловушка уже выпустила ее. Ей удалось обмануть программу.

Они с Горном были вне защитного поля.

— Я хотела узнать, как ты.

— Блеск! — во всяком случае, Лон ничему не удивлялся. — Погоди, а где ты? Я что-то не пойму. Я же только что видел тебя во сне.

— Счастливо, — пожелала Касс.

— Ты куда? — заорал поэт. — Воевать собралась? Спятила? Назад!

Но Касс больше не отвечала на вызовы.

Девушка неожиданно поняла: вот сейчас, сию минуту произошло их окончательное прощание. А лишь только поняла, немедленно что-то сдавило в сердце. Жаль стало и теплоты, и спокойствия, и уверенности, и легкости, и всего того, что было раньше.

Куда нес ее аэробиль, к какому будущему — Касс угадать не могла, да и не пыталась угадывать. Непредсказуемость пугала, но и придавала ее чувствам новый оттенок: бессознательную радость ожидания, трепетную тревогу появившейся вдруг возможности свершения невероятного.

Горн мотнул головой, когда над его ухом ни с того ни с сего раздался рев Лона, но продолжал сидеть с отсутствовавшим видом. Пожалуй, он вообще ничего не сообразил.

Всю дорогу девушка и ее пассажир молчали. Горн так и не понял, что происходит. Даже, когда они приземлились на площадке перед домом Рамтея, кентавр все еще казался безучастным.

Открыл им все тот же гном, с тем же сопением таща на себя дверь все за ту же веревку.

В доме Рамтея видимых перемен не произошло.

Хозяин находился в том же зале, у того же камина, опять не один. На этот раз гостем исполина оказался свободный ученый Ноэл. Тот самый Ноэл, кого последнее время безуспешно разыскивала Касс.

Оба они, и Рамтей, и Ноэл, пребывали в непонятном для смутного времени бездействии.

Рамтей курил неизменную трубку. Казался он подавленным, непривычно смятенным. “Скомканный”, - отметила про себя гостья. Ноэл производил импульсивные нервные движения, то рукой, то ногой, то всем телом.

Они поздоровались. Гном бесшумно выскользнул из зала, Горн последовал за ним.

Ноэл потянул носом воздух, сморщился и, тяжело уставившись на Прекрасную Деву своими умными глазами, напрямик спросил: — Зачем ты это сделала?

Касс молчала.

Рамтей кивнул и коротко приказал: — Объяснись.

— Я вас не понимаю, — наконец вымолвила Касс. Голос ее звучал обиженно.

— Что заставило тебя прилететь сюда с Верхнего Олимпа?

— Мне стало жаль Горна, — Касс пожала плечами.

— Сострадание? — протянул Ноэл. — Это, после всего, что натворили кентавры в городе? — Ноэл неожиданно улыбнулся: — Неужели сострадание?

— Что ж, если так, то… — свободный ученый задумался.

— Что — то? — не без раздражения переспросил Рамтей.

— То понятно, почему мы все еще живы до сих пор, — засмеялся Ноэл. — Я имею в виду, сострадание.

Затем свободный ученый еще раз шумно потянул носом и не выдержал: — Да что ж это такое, последний всплеск моды?

Касс недоуменно взглянула на него.

— Духи! — рявкнул Ноэл. — Это у вас там под защитным колпаком додумались до этой мерзости?

Касс покраснела и съежилась.

— Яма, — одними губами выговорила она.

— Так ты его из ямы извлекла? — Рамтей покачал головой.

Неожиданно вспыхнул экран виза. На Касс исподлобья смотрели укоризненные глаза Зева.

Рамтей немного помедлил, но все же включился на связь.

— На твоем месте, — начал Зев, почему-то не удивляясь компании, в которой нашел брата, — я бы сам на себя повернул свой лазер.

Касс молчала.

— Предать и продать всех: мать, отца, любимого, подруг, друзей…

— Неужели то, что я спасла от мучений живое существо, — предательство?

— Тебя все любили, все верили… — не слушая ее, продолжал Зев. — Что заставило тебя это сделать? Ради чего? Я только спрашиваю: ради чего? Чего тебе не хватало? Чего ему — Зев кивнул на Рамтея, — чего ему не хватало? Чего вам всем не хватало?

Касс угрюмо молчала.

— Ради справедливости, — тихо вмешался Рамтей. — Она поняла, что такое справедливость.

По лицу Зева то красной, то белой волнами, медленно разливался гнев.

— Добился справедливости? — взревел он. — Ты видел, что творится в городе? Этого добивался?

— Зев, успокойся, — внушительно казал Ноэл. — Сейчас речь уже даже не о городе.

— Да? — грозно переспросил Зев. — Может, ты сообщишь мне, о чем?

— О гибели Атлантиды… Возможно, всей Геи… Если ты не прекратишь тянуть из одной ее чакры энергию для своего защитного поля…

— Одна из таких чакр и есть Эдем на Верхнем Олимпе, — невозмутимо сообщил свободный ученый. — Защитное поле расходует чересчур много энергии.

— Пусть он, — Зев кивнул на брата, — уберет своих, всех к Баалу, до последнего… А тогда и о защитном поле поговорим.

— Брат, — вырвалось у Рамтея.

— Мне сейчас Аид брат! — прервал его Зев. — Он командует ночными полетами. И Нептун брат. Он командует дневными, — Зев глубоко, с присвистом, вздохнул: — Больше нет у меня братьев.

На лице Рамтея выразилась мука: — О, если бы я сейчас мог повернуть назад стрелки часов…

— Думать надо было раньше, — пробурчал Зев. — Прежде, чем за справедливость бороться.

Тихое сожаление брата заставило его немного успокоиться. — Я не могу отключить защиту, когда мне со всех сторон угрожают эти твари.

— Если поле просуществует еще несколько дней… — сказал Ноэл.

Он посмотрел на всех присутствующих: — Всего лишь несколько дней, то сбудутся все мои предсказания: Атлантида, а может, и вся Гея, погибнет…

На несколько минут все замолчали.

— Ты из меня виноватого не делай! — Зев уже совсем было распалился опять. — Да за всю историю не случалось еще подобного.

— За историю это и может произойти только один раз, — усмехнулся Ноэл.

— До сих пор защитное поле применялось только локальное, — начал Ноэл. И на короткий срок: не дольше нескольких часов.

— А защитное поле вокруг Верхнего Олимпа существует уже больше недели. К тому же оно настолько мощно, что для его поддержки требуется громадное количество всех видов энергии, включая психическую. Я слыхал, у вас там и Круг регулярно всякие гадости выплевывает… Так вот, Гея не в состоянии вовремя восстанавливать потери. Получается дисбаланс: в одной точке энергетического поля планеты создается чудовищный отток необходимых для нормальной жизни сил. С другой стороны, в той же точке возникает огромное и слишком длительное усилие, противостоящее нормальной жизни. То есть, именно то напряжение, которое и может привести к катаклизму. Именно в этой конкретной точке. Нарушение психического баланса помогает нарушению баланса электромагнитного и гравитационного: могу предсказать, скоро начнутся землетрясения, наводнения…

Ноэл обвел всех глазами, он уже воображал, что читает лекцию.

— Незадолго до… — ученый криво улыбнулся. — до мятежа мне пришлось поспорить с Кронотом… — Ноэл еще раз криво улыбнулся, — который пытался доказать мне, что в Атлантиде в принципе все в порядке…

Ноэл только покачал головой: — Я тогда, возможно, говорил слишком абстрактно: ведь еще ничего не было известно, да я и не прорицатель. Я только ученый… Но теперь точно знаю, о чем говорю.

Ученый вздохнул прежде, чем продолжать: — Когда-то люди пришли в этот мир материи и времени, обладая абсолютным знанием истины. Пришли, чтобы получить опыт. Тот самый опыт, который, присоединившись к знанию, сделает человека Творцом.

Ноэл вздохнул еще раз и с сомнением посмотрел на Зева. Казалось, он пытается определить, дорос ли тот до того, чтобы стать Творцом. — Но обо всем забыли, — в голосе ученого сквозила теперь тихая горечь. — Об абсолютных истинах никто уже не вспоминает. Растеряли знание, перестали видеть цель. Застыли на месте, без движения вперед, без смысла. А тем немногим, кто хранит, не само знание, жалкие остатки, тем немногим, кто видит цель, помнит смысл, — той горсточке мыслящих не верят. Убийственно не верят.

— Ладно, хватит говорить загадками, — проворчал Зев. — Начиная с того, что я при ней, — он кивнул подбородком на Касс, — вообще говорить не желаю. Если надеетесь договориться — уберите эту…

Касс посмотрела на Рамтея. По настороженному ответному взгляду она поняла: надо уходить.

Рамтей проводил ее. Уже в дверях он шепнул на прощание: — Я запретил им трогать твой дом. Там все цело. Еду и все необходимое пришлю сейчас же, следом за тобой.

— Спасибо, — шепнула Касс.

Она поднялась в воздух, ничего не видя. Разочарование застилало глаза и билось в висках. Только бы доплестись домой, а там вымыться, уйти от тошнотворной, засевшей в волосах вони, забыть о проклятой яме. И выспаться.

Со своей стоянки, едва успев приземлиться окончательно, Касс сразу увидела смутный, странно движущийся свет в своем доме. Девушка догадалась: это мечется огонь в низком камине зала.

В доме кто-то был.

Касс, с трудом волоча отяжелевшие, будто ставшие гипсовыми, ноги, пошла к дверям.

“Если меня сейчас убьют… — промелькнуло в голове, — никто не услышит. Не помешает, даже не узнает.

Девушка, замерев, стояла в трех шагах от собственного дома.

Чувство надвигавшегося ужаса душной волной накрыло ее с головой. Она не могла сдвинуться с места.

Прошло несколько минут. Она все еще колебалась.

О Творцы, как не стыдно! — Девушка заставила себя сделать крохотный шаг, но сейчас же опять застыла в жутком ожидании. — А вдруг это сатиры Баала? Вдруг это Зев приказал превратить меня в машину! В наказание за Горна…”

Внезапно дверь стремительно распахнулась. Касс отпрянула, но тут же, просияв, всем своим существом рванулась вперед.

На пороге стоял Уэшеми. Лицо поэта осветилось радостной мальчишеской улыбкой. Капризно изогнутая верхняя губа нелепо выдавалась вперед над нижней, придавая лицу по-детски упрямое выражение. В зеленых глазах мерцала загадочная смесь: ожидание, чуть-чуть смущение, немножко неловкость, немножко напряжение… Или это была только радость…

— Я ждал тебя, — сказал Уэшеми.

Он протянул к ней руки.