Карта костей

Глава 35

Мы сидели на полу в пыли — крошеве распиленного бетона. В ушах звенело. То ли отголоски видения о взрыве, то ли гул электричества.

Я уставилась в стену. Хотелось сосредоточиться на чем-то одном в мире, где все имело собственную противоположность. Зак — мой близнец и мой враг. Я любила Кипа, но тот тоже оказался чужаком. Взрыв был нашим прошлым, а также будущим. Ксандер потерял рассудок, но его слова сбудутся. «Бесконечный огонь».

— Именно этого я и боялся, — произнес Дудочник. — С тех пор, как взрыв стал приходить к тебе все чаще. Но я до сих пор не понимаю. Альфы не могут использовать против нас взрывные механизмы. С их стороны потери будут не меньшими. Единственный плюс связи между близнецами: бессмысленность массовой резни. Для них взрыв окажется таким же катастрофичным, как и для нас. Если бы они могли поступить так с нами, то сделали бы это давным-давно. Именно поэтому их никогда не интересовало оружие времен До.

— Сейчас интересует, — возразила я.

— Но почему? Зачем прилагать столько усилий, чтобы воссоздать взрыв, когда они не могут применить его против нас?

Я посмотрела на него снизу, и на меня обрушился ужасный вес его слов. Мне не хотелось говорить Дудочнику то, что я знала. Его бремя достаточно тяжело. Но я не могла вынести это в одиночку.

— Они не нас собираются взорвать, а Далекий край. — Я указала в сторону комнаты и других, которые вели от нее, большинство из которые разобрали подчистую. — Они знают, что он где-то существует, вероятно, даже выяснили, где именно. Им известно, что в Далеком краю справились с рождением близнецов, и что мы его ищем. Если альфы решили, что Далекий край может стать угрозой их власти, они не колеблясь его взорвут.

Я вспомнила Воительницу, ее неподвижные, как у ящерицы, глаза, когда она улыбнулась. И Зака, в котором гнев ревел, как река над нами по трубам.

— Я снова ошиблась. — Сталь и бетонные стены эхом отбрасывали мои слова обратно. — Всю жизнь я видела взрыв и всю жизнь ошибалась. Все, что я вижу, оборачивается чем-то другим. — Я потерла глаза, будто могла стереть видения, как-то очиститься от них.

— Ты отыскала документы Джо, — возразил Дудочник. — Отыскала дорогу к Ковчегу. Без тебя у нас бы этого не получилось.

— Я думала, мы найдем здесь ответ, — уныло ответила я.

— Мы и нашли, — сказал Дудочник. — Просто не тот, которого ожидали.

Ω

Внизу остался еще один уровень Ковчега, который мы не исследовали, но я почувствовала первые проявления движения во внешних коридорах, ведущих к дверям на поверхность. Воздушный поток поднял пыль. По трубам донесся шум. Мы оставили ярко освещенные нижние уровни и помчались вверх по лестнице к отвинченной вентиляционной решетке. Как только мы забрались в трубу и установили решетку на место, под нами прошли первые солдаты. Но они не подняли головы — переговаривались и толкали свои тележки, не замечая приглушенный скрип металла и сдавленное дыхание где-то наверху. Они прошли, и мы снова, еле переставляя усталые ноги, потащились к верхним уровням Ковчега. Внизу промелькнули еще пять групп солдат. Их разговоры казались и знакомыми, и незнакомыми: обыденная болтовня переплеталась со странным языком Ковчега.

«Не похоже, если только бета-вольтаические батареи тоже не подойдут…».

«Еще две тележки к западным дверям — нужно встретить следующий фургон…».

«Находились тут со времен взрыва — зачем спешить?..»

«Под трубами с охлаждающей эмульсией…».

«Не удалось сдвинуть корпус без бура…».

Услышав одно слово, я дернулась так, что ударилась головой о трубу. Дудочник шумно вдохнул. «Реформатор». Замерев, я навострила уши. В поле зрения не появилось ни одного солдата, но голоса и шаги доносились откуда-то поблизости.

«Сказал, что хочет проверить лично. Так что давай поаккуратней. Сам знаешь, какой он…»

Голоса затихли.

Где-то в Ковчеге ждал мой брат. Последний раз я видела его на дороге возле Нью-Хобарта. Тогда мои брюки еще не высохли с тех пор, как я стояла на коленях, укутывая в саваны тела утонувших детей. Вспомнились мелкие зубки Луизы, округлые, будто надгробия.

Долгое время, пробираясь назад к верхним уровням, я думала над словами солдат. «Сам знаешь, какой он». Могла ли я до сих пор говорить так же? Могла ли утверждать, что знаю его после всего, что он сотворил? А он меня?

Больше десяти лет назад он использовал понимание моей натуры, чтобы разоблачить и заклеймить меня. Называя себя омегой, он понимал, что я признаюсь. Был уверен, что я не допущу его клеймение и высылку. Он превратил нашу близость в оружие, и я не возразила, решив защитить его, чего бы мне это ни стоило. Теперь человек, ждущий где-то в Ковчеге, больше не Зак, он — Реформатор. Стала ли я тоже другой?

Добравшись до верхних уровней, мы спустились из трубы в пыльные помещения вблизи секции Е. Среди банок с костями съели по несколько ломтиков мяса и выпили почти всю воду. Мне казалось, что после всего увиденного в Ковчеге заснуть не удастся, но мы уже двое суток были на ногах, поэтому нашли пустую комнату без костей и там мгновенно отрубились.

Вместо взрыва мне пригрезился Кип. Тело было размыто стеклом и жидкостью, в которой он плавал. Но даже в туманном силуэте я могла его узнать где угодно.

Я проснулась с твердым осознанием, которое в меня вмерзло, что видения про Кипа в баке — не прошлое, как и видение про взрыв. На дороге у Нью-Хобарта Зак сказал, что у него есть что-то мое. Когда он швырнул на землю носовые фигуры, мне показалось, что речь о кораблях и экипажах. Но теперь я поняла, что он имел в виду Кипа.

— Он здесь, — сказала я. — В Ковчеге.

— Мы уже в курсе. — Голос Дудочника звучал хрипло со сна. — Ты сама слышала, что говорили солдаты.

— Да не Зак, — пояснила я. — Кип.

Дудочник молча сел. Пыль с пола припорошила жесткие густые волосы, забилась в щетину на щеках и подбородке.

— Ты устала, — медленно произнес он. — Трудно принять то, что мы здесь узнали. Любому, а тебе тем более.

Я отринула жалость, как нежеланные объятья.

— Я не сошла с ума. Я вижу Кипа во сне со дня его гибели и считала, что это просто воспоминания о том, как я нашла его под Уиндхемом. Но ты прав — мой дар работает не так. — Подумалось, какими яркими были грезы о Кипе в баке и как его вид манил меня даже во сне. — Это видения, а не воспоминания. Если даже взрыв — будущее, то и это тоже. Кип у них. Или уже в баке, или только будет.

На ноги меня подняла не надежда. Я знала, что Кип мертв. Видела его разбитое тело — такое падение не пережить. Слышала звук, с которым он упал на бетонный пол, настолько чавкающий, что поглотил собственное эхо. Видела тело Исповедницы — с дыханием, вырывавшимся из нее, как вода из выкручиваемой тряпки.

Так что меня подталкивал гнев, а не надежда. Годы, проведенные в резервуаре до тех пор, как я нашла его, Кип, сильный крупный альфа, находился в сознании — хотя бы частично. Мысль о том, что сейчас его вернули в бак, приводила в такой ужас, что слова застревали в горле.

Когда я его освободила и мы выбирались из Уиндхема, Кип сказал, что скорее умрет, чем позволит поймать себя и засунуть обратно в бак. Несколько месяцев спустя в башне он именно так и поступил. Провидицей была я, но Кип сделал свое собственное предсказание и исполнил его.

Теперь Зак отобрал у него даже это.

***

Нам пришлось прождать еще несколько часов, прежде чем солдаты к ночи вышли в лагерь через западную дверь. Казалось, Ковчег медленно выдыхал. Я ждала с нетерпением, но сейчас, когда уже знала, что увижу на нижнем уровне, страх приобрел новые формы. Постоянно приходили на ум слова Ксандера, которые он сказал как-то раз, когда я упомянула Кипа: «Ничего не кончено».

Когда в коридорах под нами все успокоилось, мы поползли по туннелям, спускаясь с одного уровня на другой. На этот раз, пробираясь мимо пустых помещений секции А, я знала, чего ожидать, поэтому сжимала зубы и клялась себе, что не закричу, когда меня настигнут видения о взрыве. Мы зашли слишком далеко и не могли позволить, чтобы нас поймали из-за моих неосторожных воплей, чтобы ночной патруль выкурил нас, как крыс. Дождавшись вспышки взрыва в голове, я прижалась к стенке трубы и подумала о Кипе. Когда пламя меня отпустило, на прокушенном языке появился привкус крови, но я умудрилась не издать ни звука.

Труба привела нас к лестничной площадке на самом нижнем уровне Ковчега, ниже помещений, что мы исследовали вчера. Дверь у основания лестницы оказалась закрыта, замок выглядел неповрежденным, но нам удалось беспрепятственно пройти по вентиляционной трубе. Электричество по-прежнему гудело, но единственным источником света было рассеянное зеленое свечение, пробивающееся через решетку впереди. Прижавшись к прутьям лицом, я посмотрела вниз.

Почти все пространство занимало одно огромное помещение с колоннами, подпирающими потолок. Как и верхние комнаты, оно было ободрано до самого бетона: стены пестрили сколами и рубцами, отовсюду торчали обрезки проводов. Но из комнат выше все вынесли, а здесь ряд за рядом стояли резервуары. Те, что я разглядела — ближайшие — пустовали. Свечение, наполнявшее зал, исходило от панелей, где мигали крошечные зеленые огоньки.

В центральном ряду резервуары по размеру подходили только для одного пленника, дальше по сторонам шли довольно объемные, как в Нью-Хобарте. Так же, как и там, в каждом ряду стояли лестницы, дающие доступ к резервуарам сверху. Над баками висело переплетение трубок и проводов, а через центр потолка тянулась огромная труба в несколько метров в диаметре, которая грохотала звуком нетерпеливой реки.

Опираясь на локти, я поползла к следующей решетке, которая располагалась прямо над лестницей. Мне пришлось зажечь лампу, чтобы открутить винты. Нож притупился, руки тряслись от напряжения и гнева, но здешние винты не заржавели как на более высоких уровнях, так что через несколько минут люк открылся. Я осторожно подняла решетку, отложила в сторону и спрыгнула на лестницу всего метром ниже.

Я попыталась приземлиться мягко, но как только ноги встретились с металлом, с середины зала послышались торопливые шаги. В тусклом свете и через ряды стекла человека было не различить, но я уже знала, кто это.