Вернувшись назад, женщина разбудила славиземцев, дала распоряжения потушить костёр и в скором времени отряд двинулся дальше в путь. На вопрос Алистера к Мовигране: «А ты вообще спала?», паладин получил в ответ полное игнорирование и комментарий от оруженосца: «Мне кажется, что нет, мастер». Как бы там ни было, женщина держалась бодро, постоянно подгоняя своих спутников.
Следующие сутки пути прошли при практически полном безучастии Мовиграны в бессмысленных, на её взгляд, разговорах двух мужчин. Лишь изредка она встревала, чтобы внести ясность или сделать замечание.
Бесконечный лес оказывал на славиземцев тяжелеющее с каждым шагом давление. И если паладин по своей воинской выучке и выдержке ещё как–то держался, то вот его оруженосец потихоньку начинал сходить с ума; как говорят в Ружанском замке: у него закипел котелок и срывает крышечку. Мовиграну раздражало такое поведение со стороны жителя равнин, но она проявляла недюжинное терпение к ним обоим. И даже когда Алистер начинал ругать оруженосца на чём свет стоит, она, порой, вставала на сторону Станислава.
Как–то на стоянке, когда оруженосца отправили за хворостом, а Мовиграна ещё не успела снова улизнуть в лес, Алистер задал ей вопрос: «Почему ты защищаешь его? Он же мой слуга, зачем ты влезаешь в наши отношения?» Не раздумывая, женщина ответила: «Потому что ты находишься здесь, в лесу, где нет твоего государства, где твоя власть ничтожна, а имя никому не известно. Здесь все равны. И когда кто–то пытается поднять свою голову выше других, я хочу привести его к балансу. Во всём должен быть баланс.»
Алистеру казалось, что этого, как и многого другого, о чём говорила женщина, он снова не понял, или понял, но не так, как того требовалось. Однако спорить с дикаркой он всё же не стал. Паладин прекрасно понимал принципы власти и как она образуется в любом обществе; он знал, что в этом лесу у него нет силы, а у кого нет силы, у того нет власти. У Мовиграны есть сила, но не физическая, нет. У неё огромный опыт, необходимые навыки и, казалось, бесконечное знание — вот её сила, вот, что впечатляло и воодушевляло Алистера.
Переночевав, группа выступила в поход на рассвете, время которого никто, кроме дикарки, определить не мог из–за бесконечных толстых крон. К утру они оказались на опушке леса в нескольких километрах восточнее от того места, где славиземцы вошли в лес.
— И вот мы пришли. Край леса. — коротко резюмировала женщина.
— Что мы теперь будем делать? — беззаботно спросил Алистер, наслаждаясь ветром, которого он не ощущал уже несколько дней.
— Полагаю, что путь ваш теперь лежит к столице. Поведать ты хотел начальству своему о том, что видел, где бывал.
Слова женщины будто окатили паладина холодной водой, не ожидавшего такого поворота.
— Что значит «ваш»? — с удивлением спросил Алистер.
— Значение такое же, как и всегда. Здесь граница двух государств: моего — лесного и твоего — Славизема. Я довела тебя до твоего, как и обещала. Дальше моим сто́пам хода нет.
— Почему тебе нет хода по моей земле? — с истинным недоумением продолжал Алистер.
— И вновь вопросы глупые?
— Да в чём глупость?!
— Скажи мне, паладин, за что изгнали юновлян? За что их смерти предавали?
— Это было сотни лет назад!
— А гнев живёт и по сей день. В ваших краях о мне с презрением говорят, «ведьма» — так кличут меня. В людя́х твоей земли я страхи пробуждаю и гнев в свой адрес возбуждаю.
— Ты не пойдёшь со мной только потому, что кто–то считает тебя ведьмой? Абсурд!
— Не так сказала я. Пойти с тобою я могу, но не сама — по приглашению только твоему, как гость в земле чужой.
— Получается, я должен тебя пригласить в мою страну?
— Верно. И ряд условий соблюсти, что выдвину тебе.
— К чему все эти сложности? — паладин нахмурил брови.
— Баланс, паладин. В моём краю ты был мне гостем, с тобой как с гостем обошлась: кормила, защищала, берегла; из леса вывела тебя. С тобой была на равных, хоть и не заслуживал, порой, того. В земле моей в моих руках искрилась жизнь твоя. Но здесь, — женщина провела рукой над полями, простирающимися на север, — расклад иной.
— Ты боишься идти со мной? Но ведь ты мне нужна, чтобы разобраться с катастрофой! Зачем мне тебя обижать или подвергать опасности, учитывая то, что я в долгу перед тобой?
— Слова твои как мёд: сладки, теплы́ и вязки. Увлечь, я думаю, ты мог бы девиц простых, чьи лица гладки. А про себя скажу я так: живу на свете много лет, не верить людям — мне завет. На каждый важный в жизни случай стараюсь сделать уговор и заключаю договор.
— И на чём ты хочешь запечатлеть наш договор?
— На том, что есть у каждого живого человека — кровь. Она всегда с собой.
Алистер по–доброму улыбнулся, отводя взгляд на поля.
— Ну раз ты веришь в кровные заветы, то я согласен. Я уже испугался, что чего посерьёзнее тебе придётся предложить.
— Кровный договор мне нужен для того, чтобы взыскать с тебя на случай, если нарушишь ты его.
— Без проблем! Каковы условия сделки?
— Давай сначала разберёмся: зачем тебе я надобна?
— Ну как «зачем»? — Алистер раскрыл широко глаза, закидывая голову назад. — Ты же мне рассказала про причину роста леса, сказала, что нужно искать определённого человека. Без тебя мне не разобраться в этой истории самому, мне нужны твои знания.
— Хорошо. Ответ свой себе же в голову вложи, и каждый раз, когда в пути будет такой вопрос, из головы себе та́к говори.
Мужчина слегка нахмурил брови, обдумывая услышанные слова.
— А теперь к сути. Известно мне, в твоей земле к женщине сурово отношение: её не слушают, не уважают, порою, даже унижают. В моих краях на равных я с тобой была, и потому хочу, чтобы и ты в своих ко мне, как к равной самому себе дышал. Тебе я буду спутником, но не слугой; товарищем в пути, но не рабом; советником твоим, но не немой. Идёт?
— Эм… Идёт, конечно же! Я думал, что это само собой разумеющееся. — паладин почесал затылок.
— Дальше. Известно мне о народном расслоении в твоей земле. Я не желаю гнуть колени пред каждым чёртом на пути. И я прошу мне обеспечить возможность непреклонной быть. Тебе решать, каким глаголом вельмож своих увещевать, я не склоню своё колено, пока не буду то желать.
Соглашаться на это условие Алистер не спешил, прикидывая в голове все возможные варианты событий, где бы пришлось склонять колени. Вспомнив несколько случаев, где отвертеться от жеста покорности невозможно, паладин решил, что на такие случаи просто не будет брать с собой Мовиграну.
— Хорошо. Я… Я постараюсь обеспечить тебе это. Но у меня к тебе встречный вопрос.
— Слушаю.
— Есть места, где становиться на колено обязательно. Я могу тебя в такие места с собой не брать?
— Можешь. Меня и вовсе можешь здесь оставить.
— Нет, так уже не пойдёт. — Алистер растёр ладонями лицо. — Что ещё?
— Я — женщина, в твоих краях немой мне должно быть. Желаю я, чтоб, как и ты, могла свободно говорить. Чтобы со мной, как и с тобой, любезно также говорили. А от себя я обещаю немногословной быть. Где можно говорить тебе, там позволю и себе. Где будешь вынужден молчать, там и я рта не стану раскрывать.
— Женщина, говорящая со знатными мужчинами на равных?.. — паладин громко выдохнул, потирая лоб. — Я не знаю даже. Нет, ну с равными мне — вообще проблем нет. Но если мы будем общаться с людьми выше меня… В моих краях… Слушай, мне сложно тебе такое обещать.
Мовиграна молча смотрела в глаза паладина, ожидая ответа.
— Ну… Ладно, давай так: я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы твой голос звучал наравне с моим, идёт?
— Хорошо, соглашусь. Следующий пункт: в твоей земле я беззащитна, нет безопасности. Когда вела тебя по лесу, оберегала и хранила, и ты достиг границы, как я и говорила. В твоём краю в твоей охране буду я нуждаться, и пропитание, ночлег, одежда — сие всё станет для тебя заботой. Ты сможешь дать мне это?
— Думаю, да. Я нахожусь в почётном статусе и у тебя не будет проблем ни с безопасностью, ни с ночлегом, ни… Да вообще ни с чем. По крайней мере, я так думаю.
— И последнее: я свободной рождена и не приемлю ограждений. Свобода действий мне нужна и воля перемещений. Захочу — уйду, держать не станешь, захочу — останусь, и не изгонишь.
— Обещаю. — твёрдо произнёс мужчина.
Дикарка достала из–за пояса свой нож и зажала его в левой руке.
— Что же ты скажешь мне? — подняв брови, начала женщина.
— Что мне нужно… А! Я понял. Мови, я приглашаю тебя в свою страну и обещаю соблюдать все твои условия, которые мы обговорили.
— Хорошо. Протягивай свою правую руку.
Алистер не задумываясь скинул латную перчатку и протянул женщине свою руку. Мовиграна сняла чёрную перчатку с правой кисти и сделала надрез на ладони, выпуская кровь наружу. Затем взяла пальцы Алистера и кончиком ножа провела по его ладони линию длиной в мизинец.
— Ты точно готов заключить этот договор? — низким тоном начала женщина.
— А что будет, если я его нарушу?
— Тогда я взыщу с тебя кровью.
— Ты убьёшь меня?
— Зависит от того, насколько сильно ты меня разозлишь. — улыбнувшись левым уголком губ, ответила женщина.
Алистер почувствовал, как кровь начала капать на землю.
— Хорошо, я согласен.
Женщина протянула окровавленную ладонь паладину и тот взял её своей. Мовиграна крепко сжала его руку, вызывая боль в ране; Алистер оценил её сильный хват.
— Если ты нарушишь договор, твоя кровь ответит за тебя. — глядя прямо в глаза, произнесла дикарка. Она отпустила паладина и тот качнулся, отшагнув назад.
Сзади послышались звуки шебуршания копошившегося, в поисках чистой ткани, оруженосца.
— Мастер, у нас нечем перевязать. — сообщил Станислав, вскидывая глаза на паладина.
— В этом нет необходимости. — сменив холод на теплоту, ответила Мовиграна.
Алистер нахмурился, услышав слова женщины, и с непониманием посмотрел в её глаза.
— Мы можем с лёгкостью подцепить заражение раны. — возразил паладин.
— Уже нет. — коротко закончила разговор дикарка и повернулась головой к северу.
Паладин принялся рассматривать свою окровавленную ладонь и не смог обнаружить порез, который только что источал кровь.