— Звучит как угроза, — поморщилась я.
— Да нет же! Это хороший план, — загорячился Алексей Петрович. — Смотрите, вы возвращаетесь обратно, в течение двух недель работаете дворником — это ваш испытательный срок, а мы за это время отметим вас благодарностью в приказе, и затем сразу рекомендуем заместителем начальника отдела эксплуатации ВКХ!
— Что такое ВКХ? — испугалась я (ВДНХ знаю, ВКХ — нет).
— Водопроводно-канализационное хозяйство, — пояснил Алексей Петрович.
— То есть я стану королевой канализации? — расхохоталась я.
— А что не так? — вскинулся Алексей Петрович, — Хорошая, сытная, непыльная работа, ничем не хуже других.
— И буду повелевать ассенизаторами? Узнаю, так сказать, изнанку нашего мира? — на меня напало безудержное веселье. — Боюсь спросить, а как проходит инаугурация?
— Это же живые деньги! Наличка! — продолжал обольщать меня Алексей Петрович, проигнорировав мои подколки.
— У Рафика я тоже получаю живые деньги. Пусть не такие большие, но зато он хоть по-человечески относится к людям, — отрезала я и вышла из машины, — нет, Алексей Петрович, я не вернусь. И прежде всего потому, что не хочу работать с вами. Всего доброго!
На ужин я сделала овощное рагу и решила пожарить сырники. Сделаю побольше, ещё и завтра на утро останутся. А то мне на работу рано вставать надо.
Я как раз перетирала творог в миску, как вернулся Ричард.
— Тёть Люба, а что это так вкусно пахнет? — он зашел на кухню и пристроился за столом.
— Ты руки помыл? — спросила я строгим голосом, и принялась взбивать яйца с сахаром.
Ричард метнулся в ванную и уже через пару минут уплетал рагу.
— А где ты такой красивый фингал получил? — спросила я и принялась формировать сырники.
— С Сидоровым подрался, — настороженно буркнул Ричард и даже голову чуть в плечи втянул.
— Драться не хорошо, — сказала я, чтоб хоть что-то сказать.
— Так он говорит, что я ублюдок! — вскинулся он, при этом уши его возмущённо полыхнули.
— Тогда правильно, что подался, — одобрила я, — свою честь надо отстаивать. Надеюсь победа была за нами?
— Ага, — растянул рот до ушей Ричард, — я думал вы ругаться будете.
— Ну раз Сидорова ты победил, то за что я буду ругаться? — пожала плечами я и принялась жарить первую партию сырников. — Победу нужно праздновать. Ты же слышал выражение — победителей не судят. Вот сейчас дожарю сырники, да со сметаной, и можно будет праздновать…
В дверь позвонили.
— Ричард, сходи, пожалуйста, открой, а то у меня сырники сгорят, — велела я, переворачивая подрумянившиеся сырники на другую сторону.
Ричард подхватился и убежал.
Через минуту раздался его голос:
— Тётя Люба, это к вам пришли!
— Иду! — огорчённо отставила сковородку в сторону я (вот терпеть не могу, когда так. Только-только разогреешь правильно сковородку до нужной температуры и обязательно кто-то начнет отвлекать! Убила бы!).
Но взяла себя в руки и пошла поглядеть, кому я там понадобилась в столь поздний час.
На пороге стояла женщина, как две капли воды похожая на меня, если я посмотрю в зеркало. Очевидно — сестра Любаши. В той, прошлой, жизни, у меня не было сестры. Интересно…
Женщина была ниже меня, плотная, можно сказать, даже приземистая. Я совсем не дюймовочка, но Любашина сестра выглядела намного толще даже меня. Баклажанные волосы у нее были взбиты в модную в это время стрижку, как у принцессы Дианы. Как по мне, более отвратительную причёску выдумать сложно. Но некоторым и такое нравится.
— Любка! — прямо с порога оживлённо закричала сестра, — ты чего такая вся сморщенная? Заболела? Очень плохо выглядишь! Как старуха какая-то.
— Да нет вроде, не заболела, — изумлённо покачала головой я, и посторонилась, пропуская её в квартиру, так как она чуть не снесла меня на пути.
— А я тебе говорила, что твой дурацкий брак с этим придурком до добра не доведёт! — выпалила она, разуваясь, — толку с такого мужа нету — по полгода где-то шляется, ни для тела пользы нету, ни для души. Да ещё вон двух байстрюков наплодил и тебе подсунул. Дура ты, Любка, вот что!
Я воздержалась от комментариев, молча наблюдая продолжение этого явления.
— Я у тебя переночую, — заявила сестра. — А может и поживу немного. С Вовкой поругалась. Пусть прочувствует, как без меня жить!
И тут только я заметила, что она с сумкой.
— Ужинать будешь? — спросила я, подавляя вздох.
— Конечно буду! — оживилась любашина сестра.
— Руки мой и заходи, я пока сырники дожарю, — сказала я и пошла на кухню.
— Зачем их мыть, и так сойдёт, — отмахнулась сестра и прошествовала прямо на кухню.
— Приятного аппетита, — я поставила перед ней тарелку с рагу, — скоро уже будут сырники.
— А ты чего тут сидишь? — обратила она внимание на Ричарда, который тихо сидел за столом и ждал сырники. — А ну, марш отсюда, когда взрослые разговаривают!
— Он ещё не поужинал, — заступилась за ребёнка я, — сырники ждёт.
Ричард выскочил.
— Ладно, Ричард, я тебе сейчас в комнату принесу, — не стала накалят обстановку я, — Тёте посекретничать надо. Не обижайся, ладно?
Ричард кивнул и вышел.
— Тебе мало, что твой удод чужих детей на шею посадил, так ты их ещё разносолами кормишь, — неодобрительно проворчала Любашина сестра, уплетая рагу.
— А как надо?
— Да гнать их отсюда поганой метлой надо! — разошлась сестра и сказала, — что-то ты, Любка, совсем испортилась. Где твоё гостеприимство?
— В каком смысле? — удивилась я и посмотрела на стол: рагу еще в тарелке не доедено, хлеб я порезала.
— Ну, родная сестра на порог, а ты даже не почешешься!
— Ты о чём? — всё ещё не догоняла я.
— А налить?
— Я не держу дома спиртного, — отрезала я и выложила на сковородку новую партию сырников. — Муж на вахте, гости не ходят, так что надобности нету.
— Ох ты и вредная, Любка! — со вздохом сестра поднялась и вышла из кухни.
Через минуту вернулась, прижимая к груди бутылку портвейна.
— Где стопки?
— Держи, — я поставила на стол рюмку.
— А ты?
— Мне нельзя, пью таблетки, которые с алкоголем несовместимы. Нельзя.
— Ну как знаешь, — надулась сестра, — как по мне, то лучшее лекарство — вечерком соточку накатить. Все болезни как рукой снимает.
Я не стала спорить, каждый калечит себя, как умеет. Вон Ивановна могла бы доказать, что уринотерапия лучше. Я отнесла тарелку с сырниками Ричарду и вернулась на кухню. Любашина сестра накатила уже вторую соточку.
Лицо её раскраснелось.
— А мой урод говорит, мол, нечего на заводе сидеть без зарплаты, — начала жаловаться она. — И говорит, мол, давай Тамарка, бизнес откроем. Сейчас все бизнесом занимаются, понимаешь? И хорошо живут. Не то что мы. Но там первоначальный взнос нужен.
Ну ладно, хоть имя её узнала.
— Что за бизнес? — спросила я из вежливости, чтобы поддержать разговор.
— Вот какое твоё дело⁈ — возмутилась Тамара, — бизнес и бизнес.
У меня создалось впечатление, что ни она, ни её супруг сами толком не понимают, что хотят.
— В общем, я думаю так, — тем временем продолжила разглагольствовать сестра, — Дом в селе надо продавать, есть как раз хороший покупатель. Хорошую цену даёт. Долларами.
— Какой дом? — не поняла я.
— Где отец живёт, — пояснила Тамара и налила себе ещё портвейна.
— Но там же отец живёт, — осторожно ответила я.
— Ну и что?
— А отца куда девать?
— Ну можно ему что-то попроще купить, или можно квартиру здесь где-то снять. Да и у тебя вон аж две комнаты.
— В одной комнате мы с мужем, во второй — дети.
— Ой это не твои дети, Любка! — возмущенно зашипела сестра, — Тем более комната большая, ещё одна койка спокойно встанет.
— Пожилому человеку покой нужен, тишина. А дети то уроки допоздна учат, то музыку слушают, шумят.
— Значит, не будут слушать! — изрядно захмелевшая Тамарка стукнула по столу кулаком. Рюмка с налитым портвейном перевернулась, портвейн залил стол, попал в тарелку с сырниками, потёк на пол.
— Осторожнее! — я схватила тряпку и торопливо принялась вытирать стол. Увидела, что впопыхах взяла не тряпку, а кухонное полотенце, и чертыхнулась — испортила, теперь и не отстираешь.
— Почему ты такая идиотка? — пьяненько возмутилась Тамарка, — всё тебе не так, не угодишь. Вечно ты крысишься, хнычешь.
— Я постелю тебе в своей комнате, — сказала я, чтобы закончить этот балаган, — иди умывайся в ванную. Я сейчас полотенце чистое тебе дам. А то вставать рано.
— Не командуй! — фыркнула Тамарка и поискала на столе рюмку.
Рюмку я убрала, а она даже не заметила.
Не найдя рюмку, Тамара схватила чашку Ричарда с недопитым чаем. Заглянула туда, увидела, что там чай и выплеснула остатки на пол.
— Ты что делаешь⁈ — возмутилась я, — ты что, не видишь, куда льешь?
— Вытрешь! — рявкнула Тамарка и вылила в чашку портвейн.
Я схватила бутылку, но та уже была пустая.
— В общем так! — мне это всё уже сильно не нравилось, и если сперва я отнеслась к любашиной сестре с интересом, намереваясь из беседы выяснить детали жизни моей предшественницы, то сейчас я поняла, что диалога и общения у нас с этим человеком не выйдет, — отцовский дом я продавать запрещаю! Категорически запрещаю! Ищите себе для своего бизнеса другой источник дохода. Можете хоть свою квартиру продать! А старого человека трогать не смейте!
— Вот ты дрянь, Любка! — психанула Тамарка и заорала на всю квартиру, — слушай меня внимательно, лахудра! Будешь мне мешать бизнес делать, расскажу твоему мужу про твоего любовника-уголовника!
И я вспылила, каюсь.
Схватила её за шиворот, и, хоть она была значительнее толще меня, и соответственно, тяжелее, но где только силы взялись — я легко потащила её к двери.
— Ричард! — крикнула я, — подай тётину сумку! Тётя уходит.
Ричард выскочил в коридор, во все глаза уставившись на меня.
— Обувайся! — велела я Тамарке.
— Ты что, выгоняешь меня? — изумилась любашина сестра, до которой только-только начало доходить.
— Обувайся, я сказала! — припустила металла в голосе я. — Бегом!
— Не буду! — упёрлась Тамара.
— Будешь! — заявила я, — или я сейчас милицию вызову!
— Ты что, сучка, родную сестру мусорам сдать решила⁈ — взвилась Тамарка и попыталась пнуть меня.
— Так! Всё! — моё терпение закончилось, я распахнула дверь, схватила Тамарку за шиворот и выпнула из квартиры. Следом полетели тамарины туфли и сумка, — адью!
— Ты ещё пожалеешь, мразь! Кровью умоешься, сука!
Она ещё что-то там верещала, но я уже захлопнула дверь.
— На этом, я надеюсь всё, — выдохнула я и посмотрела на пребывающего в немалом изумлении Ричарда, — извини. Что тебе пришлось увидеть всё это.
— Да ничего, — пожал плечами Ричард, — у нас дома мамка, когда в запой уходила, тоже так кричала.
— В запой? — удивилась я, — так она разве не в Америке?
— В Америке, — вздохнул Ричард, — она же потом закодировалась.
— А как она в Америку попала?
— Замуж вышла.
— За американца? — удивилась я.
— Ага.
— А где она американца нашла? Если я не ошибаюсь, она же на севере где-то жила?
— В Нефтеюганске, — уточнил Ричард, — он из Корпуса мира, американец этот. Приезжал к нам сюда. Она с ним познакомилась, замуж вышла и уехала потом.
— А вы?
— А нас сначала дядя Коля к себе забрал, — вздохнул Ричард. — У дяди Коли хорошо. Он охотник. Он мня стрелять учил и капканы ставить!
— А где дядя Коля? Почему вы не с ним?
— Так его в тюрьму потом посадили…
— Ну ничего себе, — вытаращилась я.
— Ага. А нас к себе тётя Света забрала. Но мы у неё не очень долго жили.
— Почему?
— Она хахаля нашла и с ним в Воркуту уехала. А отец нас сюда привёз.
— Понятно, — вздохнула я и обняла ребёнка, — всё хорошо, Ричард. Зато теперь у тебя есть свой дом и семья. Всё будет хорошо.
— Ага, — улыбнулся Ричард и вдруг добавил, — вот только Белку жалко.
— Какую белку? — не поняла я.
— Сестру нашу.
— Подожди, у тебя есть ещё сестра?
— Ага, Изабелла, — улыбнулся Ричард.
— А где она? Почему её отец не привёз?
— А он ей не отец. Он только нас привёз.
— А Изабелла где?
— В детдоме она, — вздохнул Ричард, — только плохо ей там. Она же у нас не вполне нормальная.
— Почему?
— Ну ей уже восемь лет, а она не разговаривает, — объяснил Ричард.
Ну капец.
И вот как теперь?
— Тёть Люба, я уроки уже почти доделал, вы дадите мне в игру поиграть? — как и любой ребенок, Ричард был непосредственным и легко перескакивал с одной темы на другую.
— Конечно дам, — сказала я, — мы же с тобой договаривались. Только сперва ты мне тетради с выполненными домашними заданиями покажешь, я проверю. И дневник!
Ричард тяжело вздохнул, и поплёлся в комнату доделывать домашку. А я поплелась на кухню мыть пол после Любашиной сестрицы.
Ах сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух…
Мысли роились у меня в голове, и я не знала, что вперёд обдумывать. Во-первых, угроза Тамары рассказать Любашиному мужу о её любовнике — это не просто угроза. Я всегда к таким вещам относилась серьёзно. Такие люди, как эта её сестрица, они не перед чем не остановятся. Особенно если на кону «бизнес».
В то, что у них хоть что-то получится, я не верила от слова вообще. В девяностые многие люди, ринулись изображать из себя бизнесменов, и хорошо, если сразу повезло и бизнес зачах и сдулся. А тем, у кого что-то начало получаться, «помогли» бандиты.
Кроме того, чтобы вести бизнес, нужно или иметь поддержку опытного партнёра, или самому изучать основы. А она даже не знает, о чём будет этот их бизнес. Бизнесменша недоделанная! Все хотят быстрых денег и чтобы не заморачиваться. А о том, что бизнес делать очень тяжело — никто и не думает.
И Любашиного отца жалко. Она таки его выживет из дома. Я понимала, что рано или поздно придется ехать знакомиться с родней Любаши, но надеялась, что это будет не так быстро. Но теперь, после разговора с Тамарой, я понимаю, что нужно поехать и посмотреть документы на дом. Если что, переоформить, чтобы она не имела к ним доступа и никаких прав. А то не удивлюсь, если сбагрит старика в какую-то богадельню, а сама втихушку дом продаст.
Но больше всего меня потрясла биография Ричарда. Ну и Анжелики. Я даже не думала, что у них есть сестра. Младшая сестра. Которая сейчас находится в нефтеюганском детдоме. И вот как? С одной стороны, ребёнка жалко. Братья и сёстры должны быть вместе. А, с другой стороны, мне и эти дети чужие. Но они хотя бы нормальные.
Мда. Дилемма.
Честно говоря, я растерялась. Вот как нужно поступить, чтобы правильно было?
Так ни до чего внятного не додумавшись, я собрала бутылку из-под портвейна бутылку, недоеденное Тамаркой рагу, испорченные портвейном сырники, сложила всё в мусорное ведро и решила вынести мусор. Нет, я тоже считаю, что вечером выносить мусор — плохая примета, но с другой стороны это очень глупая примета. Если я сейчас не вынесу, то до утра весь этот натюрморт так завоняется, что не продохнём же. Кроме того, мне рано вставать завтра на работу.
Поэтому я накинула старую Любашину куртку, пихнула ноги в разбитые бурки «прощай молодость», на голову повязала платок (зато тепло), схватила ведро и потащила его на мусорку.
Было уже поздно (я ещё поворчала, что Анжелка никак со своей этой дискотеки не возвращается. Уж я ей задам. Было сказано до девяти, так нечего нарушать). Я шла и мысленно ворчала на Анжелку. Внутри у меня было смятение от всего этого, и опоздание Анжелки было прекрасным поводом сбросить напряжение. Пусть только вернется! Устрою ей трудотерапию за непослушание. Все равно прогенералить в квартире нужно. А раз труд создал человека, то я даже знаю, кто будет генералить!
Я так задумалась, что чуть не столкнулась с мужчиной.
Импозантный, это было видно даже в сумерках, которые немного рассеивались светом из окон квартир. Добротное пальто, шляпа.
— Люба? — удивлённо сказал он.