Баба Люба. Вернуть СССР

Глава 10

Так, нужно начать по порядку. Я принялась сортировать письма по датам. Дело шло не столь быстро, как бы хотелось — писем было ой как много.

Я вздохнула, неодобрительно рассматривая пухлые конверты: вот нечем тебе больше заниматься было, Любаша. Хотя в моем времени все эти сайты знакомств в принципе то же самое, только быстрее.

Когда я дошла уже практически до декабря прошлого года и мне оставалось перебрать и разложить по порядку всего какой-то десяток эпистолярных посланий, а затем приступить к чтению, как в дверь позвонили.

Странно, звонят днём. Все прекрасно знают, что взрослые в это время на работе, дети — в школе. Но пришли и звонят. Хоть бы не бандиты опять вернулись.

Ведомая дурными предчувствиями, я поплелась открывать дверь.

— Узрите же, что только Иегова есть единый истинный Бог! — прямо с порога радостно провозгласила давешняя лучезарная женщина.

Рядом с нею стоял тщедушный мужчинка с большим кадыком и багровыми прыщами на красноватом лице, что делало его похожим на мускусную утку. Он трепетно прижимал к груди довольно увесистую сумку и смотрел на меня тихим восторженным взором.

— Здравствуйте, — промямлила я, пребывая в небезызвестном состоянии «звезда в шоке».

— Мы пришли к вам, чтобы донести Слово Божие! Ведь человек Иисус претерпел смерть, чтобы произвести цену искупления для повинующихся из рода человеческого… — скороговоркой сообщила мне женщина и предприняла попытку прорваться в квартиру.

Однако моя комплекция оказалась массивнее, и с места я не сдвинулась.

— Ой! — с тихим удивлённым писком, женщина отступила. Но, судя по её решительному виду и горящим праведным огнём глазам, попытки прорваться она так просто не оставит.

— Господь Иисус Христос изгнал Сатану с неба и сейчас приступил к установлению Царствия Божия на земле! — уведомил меня утколицый мужчина.

— Капец! — только и сказала я (новость произвела на меня неизгладимое впечатление).

Нет, в Бога я верила, в церковь заходила, а на Пасху даже на всенощную могла сходить. Но все эти секты…

— Мы хотим дать вам возможность познать Иегову Бога и предначертания его! — укоризненно сказала женщина, — как о том научает Библия.

— Утешение и благословения людей на земле могут пройти только через царство Иеговы и все те, кто будет подчинятся этим правдивым законам будет жить на земле вечно! — поддакнул утколицый, высматривая, что там, у меня за спиной.

— Прекрасно, — сказала я и, не удержавшись, полюбопытствовала, — а как вы меня нашли?

— Но ведь вы же сами дорогу до Комсомольской улицы у меня спрашивали, — усмехнулась женщина.

— Так Комсомольская улица большая, — растерянно захлопала глазами я, — сюда целая деревня, небось, поместится.

— А у нас все улицы разделены на участки, и каждый из братьев и сестёр прекрасно знает, кто из ещё не принявших истинное Слово, у него живёт, — пожала плечами женщина.

Утколицый незаметно толкнул её, она смутилась и умолкла.

Но я уже всё поняла. И невольно восхитилась, с каким размахом у них раскинута агентурная сеть. Это не какие-нибудь скромные старообрядцы-любители, которых постоянно то истребляли, то изгоняли. Здесь чувствуется твёрдая направляющая рука.

Так как я не пропускала и лишь молча смотрела на них, утколицый сказал:

— Мы благодарны вам, что вы нашли время выслушать нас, — улыбка его была преисполнена неимоверного счастья. Он покопался в сумке и с трепетом извлёк оттуда несколько пёстрых брошюрок.

— Возьмите вот, — просто сказал он, — и сами взгляните в глаза фактам.

Мне вручили ещё пару номеров «Сторожевой башни», «Утешение» и ещё какие-то книжульки помельче.

— Спасибо. Я обязательно посмотрю, — вежливо сказала я, принимая макулатуру с фотографиями улыбающихся людей, познавших путь к счастью и одним махом решившим все свои проблемы. Сама же при этом просто изнывала от жгучего желания поскорее их выпроводить и вернуться к письмам от любашиного воздыхателя.

Когда сектанты, наконец, ретировались, я с огромным облегчением вернулась обратно.

Да что ж это такое! Не дадут спокойно заняться своими делами! Я немного поворчала и продолжила расследовать дальше. Чувствовала себя при этом как минимум мисс Марпл.

После детального изучения переписки, я много чего поняла.

Во-первых, Виталий Н. оказался заключенным в колонии где-то аж в Пермском крае. Насколько я разобралась, он уже основной срок отбыл, а сейчас находился в поселении и работал на лесоповале. Данный товарищ по объявлению в газете (вау, неужели это Любаша давала такое объявление⁈ Или же это он давал, а она откликнулась?) нашел себе такую вот наивную дурочку и теперь в каждом послании исподволь внушал ей мысль, что как только он вернётся домой (а это уже скоро), то сразу увезёт Любашу в Прекрасное Будущее. Именно так, с большой буквы.

Но это всё ерунда, грезить о любви и счастливой жизни — в этом нет ничего зазорного. Но главное! Главное я таки поняла из этих ихних писулек — почему же Любаша при своей зарплате глазуровщика (вредное производство) и северных заработках супруга живёт настолько бедно. Потому что практически все свои деньги она отправляла возлюбленному Виталику. Не удивлюсь, если ещё и часть обстановки продала.

Мда, вот тебе и леди Макбет Мценского уезда!

Просто нет слов!

Кроме того, супруг Любаши, очевидно, начал догадываться, что дело не чисто, так как сперва прикрутил ей денежный краник. А затем привёз двух внебрачных отпрысков в нагрузку. В предпоследнем письме Виталик Н. поучал свою возлюбленную как выклянчить деньги у мужа. И очень сетовал, что в стылой тайге пропадает без тёплой одежды и скоро умрёт от истощения и холода, если она ему не вышлет денег. А денег, чтобы продержаться в тайге ему требовалось почему-то ой как много.

Я мысленно даже присвистнула.

Да будь у меня на руках такая сумма, я особняк где-нибудь в Монако себе купить смогу! Понятно, что я чуть утрирую. Да он мне там и не нужен. Другое дело Люксембург. Моя мечта. Рай для пенсионеров. Я была там один раз на экскурсии, и Люксембург так запал мне в душу и ошеломил, что я о нём даже не смела мечтать в той жизни. А сейчас и подавно.

Но больше всего меня порадовала находка в последнем письме. Точнее в конверте (само письмо я пробежала глазами невнимательно, ничего интересно, всё в том же духе: сю-сю, пу-сю, люблю до гроба, дай денег и побольше).

А вот в конверте был ключ! Небольшой такой дешевенький ключик. Стопроцентно от абонентского ящика.

Теперь я как Буратино. Я взглянула на себя в зеркало и поправила: скорее, как черепаха Тортила, исходя из возраста и габаритов. Я довольно хохотнула и стала собираться — схожу на почту, посмотрю, что там в ящике.

Ага. Разбежалась!

В общем, по закону подлости (я ведь уже упоминала о своей карме) меня угораздило нос-к-носу столкнуться с… Алексеем Петровичем, бригадиром дворников.

Кстати, у меня такое впечатление, что он меня ждал.

— Добрый день, Любовь Васильевна, — вежливо сказал мой начальник, выглядывая из автомобиля. — Как вам работается на новом месте?

Мне показалось или сейчас последний вопрос был задан с неким подтекстом?

— Спасибо, Алексей Петрович, замечательно работается, — вежливо ответила я.

— А как вы определили, что замечательно? — уточнил шеф.

— Эммм… — не нашлась, что сказать я.

— Вот и я удивился, — кивнул Алексей Петрович, — полдня прошло, а вы ещё к работе не приступили даже.

Я изумилась.

— В смысле не приступила? С чего такие выводы?

— Вы время видели?

— Видела.

— А почему вы не на рабочем месте?

— Так обеденный перерыв же, — развела руками я и, не удержавшись, маленько съязвила, — согласно Трудовому кодексу даже дворникам обед положен…

— Любовь Васильевна, — с невыносимой мукой в голосе прервал меня Алексей Петрович, — обеденный перерыв начался пятнадцать минут назад, а я вас здесь уже полтора часа караулю. Почему вы не на рабочем месте? Или прогул вам за этот день поставить?

— Алексей Петрович, — с ещё более невыносимой мукой в голосе ответила я, — я сегодня вышла на своё рабочее место в шесть утра. С целью убрать вверенную мне территорию до того, как жильцы выйдут на работу.

Я сделала МХАТовскую паузу и продолжила:

— Осуществляю благоустройство и обеспечиваю комфорт для проживающего населения — я специально использовала фразы из договора, чтобы позлить шефа,– Поэтому работу я закончила раньше. И соответственно раньше ушла на обед.

— Любовь Васильевна, — вздохнул Алексей Петрович и обличительно посмотрел на меня, — вы же инструктаж прошли. И с распорядком дня ознакомились. Где в вашей должностной инструкции сказано, что вы вправе самовольно изменять график работы без согласования с руководством?

Я впервые не нашла, что ответить.

— Поэтому я вам таки прогул за сегодня приказом оформлю, — печально констатировал Алексей Петрович и с сожалением посмотрел на меня.

— Как знаете, Алексей Петрович, — с деланно-равнодушным видом пожала плечами я.

Собралась уже уходить, но любопытство победило:

— Алексей Петрович, — а как вы узнали, что я нахожусь не на рабочем месте в данный момент?

— Жильцы пожаловались.

— Женщина?

— Это не имеет значения, — отрезал Алексей Петрович и завёл машину.

Ну и ладно, я примерно догадываюсь, кто это мог быть.

Немного обидно, конечно, но, как говорится — «первый блин комом». Поэтому мне ничего не оставалось, как развернуться и идти на почту.

Дорога моя, кстати, пролегала мимо вверенного мне участка.

— Подождите! Эй! Я к вам обращаюсь!

Я обернулась: меня окликнула «дама с собачкой», Элеонора Рудольфовна из двадцать девятой квартиры.

Я остановилась и вопросительно посмотрела на неё.

— Где вы там ходите⁈ Вам разве ваш начальник выговор не сделал⁈ — возмущенно пророкотала Элеонора Рудольфовна, — там рабочие Иванову из второго подъезда балкон на первом этаже делали, сами ушли, а мусор и песок побросали. И теперь он тащится в наш подъезд и квартиры. Идите убирайте!

— Увы! — развела руками я, — придётся вам потерпеть до завтра. Представляете, мой начальник мне не только выговор сделал, но и прогул поставил за сегодняшний день. А я без оплаты не работаю. Так что нанимайте дворника из другого двора. Или самостоятельно.

— Так вы что, убирать не будете? — удивлённо переспросила Элеонора Рудольфовна.

— Конечно не буду, — злорадно ответила я, — более того, чтобы впредь не было таких инцидентов и мне прогулы не ставили — больше выходить к шести утра не буду. Рабочий день у меня по графику с восьми тридцати и до шести.

— Но как…

— А вот так! — улыбнулась я и злорадно добавила, — всего доброго!

Почтовое отделение, к которому относилась улица Комсомольская, находилось в небольшом одноэтажном здании, которое стояло чуть на отшибе от городской суеты. Внутри пахло бумагой, сушеными яблоками и расплавленным сургучом.

Мои надежды на то, что очереди не будет, не оправдались (да что за день сегодня такой⁈). Очередь была, и была немаленькая. Более того, пока работоспособное население трудилось, почту оккупировали старушки. Очевидно сегодня выдавали пенсию.

Прикинув, что стоять тут и стоять, я подошла сбоку и сказала замотанной работнице:

— Извините, вы не подскажите…

Не знаю, услышала ли меня работница, а вот бабульки прекрасно услышали и наперебой заволновались.

— Ишь какая!

— Без очереди не пустим!

— Не лезь без очереди!

— Будешь за Агрипиной!

— Тихо! — рявкнула я. — Согласна! Буду за Агрипиной! Кто тут Агрипина?

Толстенькая, как колобок, румяная бабулька с готовностью подняла руку. Стояла она аж в самом конце очереди, почти у двери.

— Я буду за вами! А работника я сейчас хочу только спросить. Я ключ от абонентского ящика дома забыла. Попрошу запасной, а то с моим радикулитом возвращаться туда-сюда — хуже нету!

Выдав этот спич, я протиснулась мимо прибалдевших старушек к стойке и спросила:

— Я ключ от абонентского ящика дома забыла. Возвращаться далеко. У вас есть запасной, минут на пять? Мне только письма забрать.

— Женщина! У нас нет запасных ключей от абонентских ящиков! — проскрежетала работница противным донельзя голосом, — если вы потеряли ключ, придётся платить. И какой номер вашего ящика?

— Три.

— Секунду, — она раздражённо вытащила мятую, изрядно замусоленную тетрадь и пролистала её, — так у вас здесь задолженность за два месяца!

— Я всё оплачу, — торопливо проговорила я, тщательно скрывая радость от слов работницы о то, что ключ только один, — на заводе зарплату не платят, мне послезавтра долг должны принести отдать. Я тогда и заплачу.

— Ну ладно, — равнодушно кивнула работница и тут же утратила ко мне интерес, набросившись на какую-то растерянную старушку в очках.

А я бочком, бочком, вышла из очереди и вошла в коридорчик, где находились абонентские ящики.

Убедившись, что работница занята старушками и обо мне забыла, я быстренько вытащила ключ из сумочки и вставила его в скважину.

Немного пришлось повозиться, но, в принципе, открыла сразу.

Я сунула руку туда и нащупала много чего интересного.

Во-первых, это была пачка денег. Ого! Увесистая такая пачка, и купюры крупные. В коридорчике был полумрак, да и боялась я, что кто-нибудь сейчас войдёт, так что бросила деньги в сумку — потом разберусь.

Во-вторых, письма. Ну с этим понятно, примерно такого я и ожидала. Письма тоже ушли в сумку.

В-третьих, там была тетрадь. В сумку.

Вроде всё? Когда я уже собралась уходить, случайно нащупала там ещё что-то. Мешочек. Небольшой, примерно с мою ладонь мешочек.

Вытащила его. На ощупь что-то твёрдое. Тесёмки были сильно стянуты, так что развязала я их с трудом.

И удивилась.

В мешочке было золото. В смысле золотые изделия.

Воровато оглянувшись, мешочек я тоже спрятала в сумку.

Так. Теперь надо закрыть на ключ и поскорее валить отсюда.

Дома я принялась готовить обед — скоро ребята вернутся из школы. Поставила вариться суп, поставила опару на пирожки, а сама раскрыла сумочку.

Деньги! Это была пачка по 200 и по 500 рублей. Я пересчитала — 10 тысяч. Ого. Для этого периода времени довольно значительная сумма. Почему Любаша её прятала в абонентском ящике? И главное — от кого?

Неужели от Ричарда? Мне кажется (да что там, я уверена), что подворовывает именно он.

Кстати, как придёт, нужно поговорить с ним. Я думала, что это Анжелика проблемная. Но я ошибалась. Поэтому заняться Ричардом нужно срочно. И даже очень срочно.

Письма были от Виталика Н. и интереса особого у меня не вызвали. Хотя полистаю на досуге, вдруг там есть дата, когда Виталик освободится из тюрьмы, и возникнет риск, что он заявится сюда. Нужно быть готовой к любой неожиданности.

Кстати. Если он еще там посидит, придётся-таки написать ему письмо и отшить. Почерк у Любы не очень сложный, так что подделать смогу.

Тетрадь оказалась дневником Любаши.

Вау! Это же просто праздник какой-то! Личный дневник моей предшественницы! Хоть буду знать, что и как. А то совершенно ничего не понимаю. И боюсь трёх моментов: когда вернётся Пётр Иванович Скороход с северов и обнаружит, что его супруга изменилась и резко постарела. Ещё боюсь родителей Любаши. Рано или поздно в деревню ехать придётся. И это будет провал. Если Анжелика и Ричард не особо обратили внимание на изменения с Любой, потому что почти не контактировали с нею, находясь в состоянии перманентной партизанской войны. То уж любины родители сразу всё поймут. И ещё боюсь Любиных подруг.

Так что дневник придётся читать в первую очередь. Я мальком пролистала — почти полностью исписанная мелким убористым почерком общая тетрадь на девяносто шесть листов.

Но ничего, как-нибудь помаленьку осилю.

Я в своё время «Улисс» Джойса осилила. Причем с комментариями. Но это не относится к делу.

Вечером начну читать дневник.

Когда наступила очередь мешочка, я раскрыла запутавшиеся тесёмки и высыпала украшения на покрывало дивана. И мысленно присвистнула.

А что, неплохо так упакована была Любаша. Четыре дутых золотых перстня, два кольца — одно с продолговатым массивным «рубином», второе — с маленьким аметистиком. Три пары серёжек. Одни тоже с «рубинами» (вероятно это в комплект к кольцу), остальные — просто золотые. Две цепочки (увы, обе длинные. А я люблю короткие, чтобы было видно кулон если две пуговички на рубашке расстёгнуты. И брошь. Брошь была некрасивая, аляповатая какая-то.

Неплохо так.

Пока я игралась со свалившимся любиным наследством, пришел Ричард. Хорошо, успела хоть суп сготовить.

— Ричард, садись ешь. Через двадцать минут будут пирожки. — сказала я и поставила тарелку с супом перед ним.

А затем села напротив, дождалась, пока он доест и посмотрела ему в глаза:

— А теперь рассказывай, — сказала я.