Ричард поднял на меня удивленные глаза и сразу же опять уткнулся в тарелку. Я молчала. И Ричард молчал. Повисла томительная длинная-предлинная пауза. Так как тарелка была пустая, Ричард немного пострадал над ней и, наконец, с мучительным вздохом сказал:
— Что?
Я ответила:
— Всё.
— Что всё? — спросил он удивлённым тоном.
— Рассказывай всё.
— О чём рассказывать?
— Ты знаешь о чём.
— Не знаю, — независимо буркнул Ричард и начал вставать из-за стола.
— Мы не закончили. Сядь, пожалуйста, — в моём голосе проскользнули лёгкие металлические нотки (если надо, я умею).
Ричард с демонстративным вздохом сел и внимательно уставился в стену, противоположную от меня, повернувшись ко мне практически спиной.
— Так и будешь молчать? — спросила я.
Ричард промолчал.
— Да уж, не думала, что ты настолько малодушный, — сказала я, допустив в голосе нотки презрительного сожаления.
— Почему это я малодушный? — взвился Ричард.
— Ричард, не заставляй меня думать, что это трусость. Давай будем считать, что ты просто мягкотелый хлюпик, малодушный из-за детского возраста. А то трусость я не переношу органически, — сказала я и встала, — ладно, раз так, не волнуйся и иди в свою комнату, малыш. Поиграйся там в кубики. А повзрослеешь, приходи, поговорим.
Я вышла из кухни, оставив ошеломлённого и изрядно озадаченного Ричарда переваривать ситуацию.
В дверь поскреблись, когда я как раз гладила назавтра блузку.
— Открыто! — сказала я, продолжая гладить перед блузки (и особенно тщательно у воротничка).
Вошел Ричард.
Я перевернула блузку и стала гладить спинку.
— Я это… — сказал он, — поговорить.
Я догладила спинку и принялась за правый рукав.
Ричард мялся у двери.
Я принялась за левый рукав.
— Тётя Люба… — протянул он.
— Что? — неласковым тоном спросила я, не прекращая гладить.
— Давайте поговорим?
— Я занята, — сказала я.
К сожалению блузка уже была полностью выглажена. Но затем я решила погладить старую наволочку. Которую хотела выбросить на тряпки. Ну вот такая я непостоянная — взяла и внезапно передумала, да.
Наволочку я гладила долго и тщательно. Ричард терпеливо ждал.
Но рано или поздно даже наволочка заканчивается. Я выключила утюг и обернулась к Ричарду:
— Говори.
— Тётя Люба, я не воровал ваши украшения, — тихо сказал он.
— Ты хочешь сказать, что это Анжелика воровала, да? — насмешливо хмыкнула я.
Ричард покраснел.
— Анжелика не воровала.
— Ага, а украшения вдруг взяли и сами испарились. А потом появились обратно, да? — насмешливо хмыкнула я и язвительно добавила, — Ричард, если хочешь рассказывать мне сейчас сказки, давай лучше перенесём литературный вечер на завтра? Я что-то устала сегодня.
— Это не сказки! — набычился Ричард.
— А Анжелика говорит, что она не воровала, — попеняла ему я, — и почему-то ей я верю больше, чем тебе.
— Так она и не воровала!
— Ты же только что сказал, что это она!
— Так это она… но она не воровала!
— Так, ты меня совсем запутал. Давай заново и по порядку. Мои украшения из косметички кто-то брал?
— Да.
— И это был не ты?
— Нет.
— Это Анжелика, да?
— Да.
— А Анжелика говорит, что не воровала. Она врёт?
— Нет.
— То есть ты не брал, и Анжелика не брала, но украшения исчезли, а потом обратно вернулись, да?
— Да! Их взяла Анжелика! Но она не воровала! Она надела их, чтобы в школе похвастаться. А потом вернула обратно! — скороговоркой выпалил Ричард и покраснел. — Только не выдавайте ей меня, пожалуйста.
— А зачем ей всё это было нужно?
— Понимаете, в школе её дразнят…– пробормотал Ричард, — вот она и подумала…
— За что её дразнят?
— За всё, — хмуро сказал Ричард, — одевается хуже всех, учится плохо, в институт поступить не сможет, денег нету….
— Ясно, — вздохнула я.
Этот вопрос тоже надо было решать, но сейчас не это было главное.
— Ричард, я ничего не скажу Анжелике, не беспокойся, — улыбнулась я мальчику, — И спасибо, что сказал. Мне не хотелось думать, что ты мог украсть что-то в том доме, где живёшь.
— Ага, — посветлел лицом Ричард и собрался уже уходить.
— Подожди, — остановила я его, — у нас с тобой есть ещё одна тема для разговора. Важная.
— Может, лучше на завтра?
— Сейчас, — твёрдо сказала я. — мы должны с тобой обсудить это и забыть, как страшный сон.
Ричард вздохнул с душераздирающим видом и вопросительно посмотрел на меня.
— Твои игры.
Ричард покраснел и вздохнул.
— Ты проиграл огромные деньги, ты хоть понимаешь это? Бандиты могли убить всех нас.
— Понимаю, — из глаз Ричарда брызнули слёзы, он смахнул их и покраснел, увидев, что я заметила.
— Игромания — опасное дело. Это хуже наркомании, ты понимаешь?
Ричард опустил голову и закрылся.
Я мысленно обругала себя — только-только начала находить с ним общий язык. И тут сама взяла и всё испортила. Глупо как!
Так. Нужно по-другому.
— Но с другой стороны, я понимаю, что за играми, я имею в виду компьютерными играми, — за ними будущее. И ты правильно делаешь, что учишься играть в них. Потом очень пригодится. Только на деньги не надо. Есть же и другие способы.
Ричард поднял голову и удивлённо взглянул на меня.
Я продолжала «ковать железо»:
— Вот ты в какие игры играешь обычно?
Ричард смутился, но таки выдавил:
— Там приставки. В игровом зале. Они хоть и старые, но интересные.
— Перечисли игры.
— Танчики, гонки, попрыгунчик, — глаза Ричарда азартно зажглись, — но я больше всего люблю карате. Когда мы друг против друга играем. Командами.
— Я поняла, — задумчиво кивнула я, — это хорошо, что тебя тянет к такому. Плохо, что за деньги. Которых нет. Сам же говоришь, что Анжелика одевается плохо и её дразнят. А ты деньги на игры расфукиваешь.
Уши Ричарда заалели.
— Слушай Ричард, — сказала я, — вот скажи, а на что ты готов ради самой суперпуперной игры? Такой, которую ты никогда не видел?
— Нужно взглянуть на эту игру, — уклончиво ответил хитрый Ричард.
— Ладно, вернемся к этому разговору позже, — сказала я, и добавила, — а сейчас пошли попьем чаю с пирожками. Как раз вытаскивать из духовки пора уже.
Мы вышли на кухню, я поставила перед Ричардом чашку какао и тарелочку с пирожками, а сама сослалась, что надо таблетку до еды выпить, вернулась в комнату. Там я вытащила свой баул и выудила оттуда старый Иркин планшет. Он был убитый-убитый (потому она его и отдала). Но там было закачано штуки три-четыре игрушки. Точно помню что-то связано с огородом, это когда нужно выращивать и собирать тыквы. Какая-то стрелялка и зума. Вроде все. Но могу ошибаться. Ну и пару общепринятых пасьянсов там тоже было.
Я взяла планшет и вернулась на кухню.
— Смотри, — я включила и показала Ричарду принцип действия и правила игры.
У мальчика загорелись глаза и затряслись руки.
— М-можно? — прошептал он.
— Час, — сказала я.
Нужно ли говорить, что ради этого часа и возможности играть каждый день по часу (а на выходных — три), Ричард был готов на всё.
Я велела ему составить договор и хрупкое перемирие было найдено (я сто процентов уверена, что после игры на планшете, пусть эти игры и примитивные и планшет слабый, но для этого времени — это прорыв. Так вот после этих игр, Ричард уже не захочет играть на примитивной приставке в гонки и попрыгунчики.
А утром я вышла на свой участок. К моему счастью, песок кто-то убрал. Я сомневалась, конечно, что жильцы наняли уборщика, скорей всего заставили хозяина (Иванова) убрать после своей стройки.
Ну что же. Как говорится — баба с возу… тем более, с утра что-то сердечко у меня пошаливало. Не сильно так, но постоянно. Это меня изрядно нервировало. Но тем не менее, надо было работу работать.
Я взяла метлу и принялась мести дорожки. Вжих, вжих. Затем занялась урнами для мусора. Затем посыпала дорожки с той стороны, где постоянно подмерзает. Уже планировала перейти к уборке вокруг мусорных контейнеров, как вдруг вспомнила, что не купила нитроглицерин и если сейчас сердце заартачится, то что я буду делать. Да и соседям отдать надо.
Посмотрела на часы — одиннадцать.
Так, основная работа переделана, сейчас метнусь в аптеку и потом займусь мусорными контейнерами.
Я сбросила спецовочный жилет и рукавицы, которые нам выдавали в ЖЭКе, и побежала в аптеку. Она находилась на этой же улице, всего за 4 дома от моего участка. Только с наружной стороны улицы. Очень удобно.
Я выскочила на оживлённую улицу. Сегодня было чуть теплее, чем вчера и позавчера — весна вступала в свои права. Я пробежала один дом. Второй. И тут возле третьего дома, буквально в двести метров от аптеки, я обнаружила лежащего ничком на земле мужчину. Народ торопился и обтекал его, двумя спешащими потоками.
Я не могла пройти мимо (ну это же я!). Поэтому подошла к человеку. Присела, перевернула его голову.
Дышит.
Он него не было запаха алкоголя. Более того, одет он был чисто и опрятно.
Что это? Инсульт, инфаркт? Гипертонический криз? Я не разбираюсь. Знаю только, что нельзя человека двигать туда-сюда, вдруг позвоночник или шея переломаны. Губы у него, кстати, были синими.
— Мужик, ты слышишь? — хрипло спросили я.
Человек попытался что-то прохрипеть, только слов было не понять.
Его надо в больницу.
Я оглядела торопливый равнодушный поток.
— Люди, помогите! Человеку плохо! — несколько раз прокричала я. — Его нужно в больницу! Человек умирает!
Но толпа по-прежнему равнодушно текла по своим делам. А человек, по всей видимости, умирал. Или уже умер.
От этой мысли я похолодела и бросилась к нему:
— Вы живы?
— Угым… — прохрипел тот.
— Держитесь, я сейчас.
А что я сейчас могу? Мобилки у меня нету. Рядом телефонной будки не наблюдается. Никому никакого дела до умирающего человека нету. Что делать — не знаю.
Движимая паникой, я подбежала к какому-то прохожему, и буквально ухватила его за руки:
— Помогите, человек умирает! Нужно в больницу!
— Да алкаш это! — отмахнулся тот.
И второй отмахнулся.
И третий…
Я готова была зарыдать.
Что делать?
Человеку, как я видела, становилось всё хуже.
— Ыыыы… — простонал бедняга.
— Что?
— П-переверни, дышать не могу…
Я, плюнув на технику безопасности, как смогла, со всеми предосторожностями перевернула его на спину.
Это оказался очень старенький дедушка.
— Держитесь, — велела я.
— Я умираю, — пробормотал тот и зашелся в хрипе.
— Не умирайте! — сказала я, — вы не должны сейчас умирать! Держитесь! Ну сами подумайте, сейчас март, вся земля мёрзлая, подумайте, как вас будут работники кладбища проклинать!
— П-почему?
— Потому что мёрзлую землю копать очень трудно! Дождитесь хоть лета, а потом умирайте сколько душе угодно! А над людьми издеваться не надо!
Я что-то ещё говорила. Какую-то ерунду. Говорила, пыталась убедить дедка держаться.
Рядом притормозило такси. Я бросилась к нему.
— Помогите отвезти человека в больницу. Видимо инфаркт.
— Триста, — равнодушно сказал таксист и зевнул.
— Бога на тебя нету! — возмутилась я. — Там человек умирает. И больница на соседней улице.
— Триста, — повторил таксист и соизволил перевести на меня взгляд, — или платишь, мать, или я поехал.
— Плачу! — выдохнула я.
У меня были деньги Любаши. И хоть я планировала тратить их на другое. Но бросать человека было не в моей практике.
— Помоги занести, — сказала я таксисту.
— Я не грузчик.
— Да ты не человек, что ли? — возмутилась я. — А если с тобой завтра инфаркт случится? И всем насрать будет? Так и сдохнешь под забором! Пошли поможешь, говорю!
— А если он облюет мне сидения? — забеспокоился таксист.
— Я оплачу чистку, — успокоила его я. — Пошли говорю!
С помощью ругающегося таксиста удалось дотащить дедка в такси, и мы поехали в больницу.
Возле больницы, таксист помог перенести дедка на лавочку во дворе и торопливо укатил. Получив свои триста (пытался, гад, еще пятьдесят выклянчить «за транспортировку», но я сказала, что, если будет наглеть — пойду в церковь и за упокой на него свечку поставлю. Он испугался и свалил. Гад и жлобина!).
Я осмотрела — никакие бригады медиков не бежали навстречу. Никому никакого дела. А дедку было всё хуже. Лицо уже посинело, ещё не сильно, но заметно.
— Дедуля! Держись, я сказала! — рявкнула я, — ты обещал!
Дед что-то силился сообщить, но я побежала в приемную:
— Там человеку плохо! На лавочке! — сказала я дежурному человеку в белом халате.
— Женщина! Вон их у меня сколько! — человек в белом халате (я просто не знала, доктор это или санитар какой-то), равнодушно махнул рукой.
Я оглянулась и обомлела — в приёмной на скамейках. На стульях. И даже на полу, сидели. Лежали. Корчились от боли люди. Много людей. И многим было не просто плохо. А очень плохо.
— Воды! — прохрипела толстая тётка, скорчившись на лавочке буквой «зю».
— Она воды просит, — перевела я слова больной женщины человеку в белом халате.
— Они все постоянно что-то просят, — отмахнулся тот, — и так каждый день.
— Но ей плохо!
— Всем сейчас плохо. Время такое.
Я мысленно пожелала сучонку в белом халате такой же участи, обошла по большой дуге больную тётку, чтобы не встречаться с ней глазами, и вышла их приёмного покоя.
Что делать? Ясно, что ему не помогут. При таком равнодушии, я даже не знаю, как комментировать всё это.
В углу сиротливо стояло кресло на колёсиках. Я схватила его и покатила на улицу.
Деду явно стало ещё хуже.
Поймав какого-то человека, что пришел проведывать кого-то, я, грозя ему всеми карами небесными, с его помощью, подняла с лавочки и усадила дедка в кресло. Затем покатила его в приемный покой.
Ну а там всё та же картина. Мучающиеся, изнывающие от боли люди и равнодушный человек в белом халате над ними. Святая инквизиция в действии.
И что мне делать?
В приемный покой вошла группа людей в белых халатах. По всей видимости врачи.
Я подошла к одному, с самым важным видом и сказала:
— Вон в кресле сидит дед. У него или инфаркт, или инсульт. Посмотрите его, пожалуйста.
Врач гневно вскинулся, но увидев, как я сунула две купюры ему в карман, моментально переменил мнение и живо заинтересовался дедом.
Уже буквально через каких-то пару минут деда осмотрели, изучили и предварительно что-то там диагностировав, покатили куда-то вглубь больницы.
— Постойте! А что с ним?
— Вам сообщат, — отрывисто сказал врач.
Ну ладно.
Я еще немного постояла в приёмной палате. Среди океана боли и страданий. Никто меня ничего не спрашивал.
Ну ладно. Буду надеяться, дедок, что тебя в больнице не бросят. Что могла, я для тебя сделала.
Я глянула на часы и ахнула. Провозилась со всей этой историей почти два с половиной часа суммарно.
У меня же работы ужас сколько.
Я припустила на свой участок.
Но это только казалось, что всё рядом. Потому что мы ехали на машине. Учитывая, что совсем не рядом, плюс я дважды заблудилась, суммарно получилось, что я отсутствовала целых три часа с хвостиком.
Когда я добежала на свой участок, меня уже ждали:
— Любовь Васильевна, — Алексей Петрович вышел из машины и остановился напротив меня, демонстративно поглядывая на часы, — Вы опять полдня прогуляли.
— Извините, — пробормотала я, — так вышло. Обстоятельства.
— Какие опять обстоятельства?
— Шла по улице, и дед какой-то упал. Пока отвезла его в больницу, пока там сдала врачам, вот столько времени прошло.
— Ваши приключения меня мало интересуют. Ерунда какая-то. Кто будет план выполнять? Вы даже еще испытательный срок не прошли, а уже злоупотребляете!
— Извините…
— Никаких извинений! Нам такие сотрудники не нужны! Вы уволены!
— Как?…
— Советую вам написать по собственному желанию. Иначе придется мне акт составлять и статью для вас выдумывать. Подумайте, нужна ли вам такая запись в трудовой?
— Но я…
— Ваши причитания не помогут
— Это не причитания! — вспыхнула я, — а заявление на увольнение я с удовольствием напишу. Считаю ваше поведение — скотством!
— Любовь Васильевна! Ещё одно выражение в таком тоне и пойдете по статье!
Нужно ли говорить, что уже через час я опять была безработной?