Глава 13

— Слушай, намажь мне, пожалуйста, еще полкусочка булочки маслом, я еще чай не допила. — сказала Полина, пытающаяся одновременно наводить красоту, собираясь на работу, и завтракать.

— Хотя, подожди, не мажь. Разъемся я тут у тебя, платья перешивать придется. Буду терпеть. — Она тяжело вздохнула и отпила чай из чашки. — Значит так, придешь ко мне в четыре. Или в половине пятого. Будет первая примерка твоего костюма. Посмотришь, какая Полина Михайловна мастерица. Зачем ты мажешь булку? Я же сказала, что не надо.

— Это я себе мажу, тебе не дам, не беспокойся, — ответил Иохель, сосредоточенно намазывая масло. — Я не знаю до сих пор, где ты работаешь. Или мне надо встать у метро, где мы встречались с тобой и спросить у первого встречного, где тут Полиночка работает, и мне ответят? — с деланной серьёзностью спросил он.

— Эх, ты, нелюбопытный. Я вот даже знаю адрес твоей мамы. Не думаю, что он мне понадобится, но на всякий случай. А ты умудрился начать жить со мной и не знаешь, где меня искать. Ладно, рассказываю. Восполню пробел в твоих знаниях. Улицу Москвина* знаешь? Между Пушкинской улицей** и Петровкой. Там найдешь дом шесть. — Полина рассказывала не спеша, будто мысленно проходила этот путь. — Увидишь табличку «Художественно-производственные мастерские». Заходишь, там вахтерша, говоришь, что ко мне, меня зовут, я выхожу. Фамилию мою не забыл? — с улыбкой спросила она. — А то я напишу на листике. О, слышал, дверь хлопнула? Куда это Сидор с утра пошел? Не сказал ничего… — задумчиво протянула она. — Ой, всё, мне пора, я же опоздаю!


* * *

Как оказалось, Синицын ходил к своему приятелю, забирать обещанный «Телефункен». Небольшой, примерно полметра в ширину, ящик из полированного дерева, стоял сейчас на сундуке, который занимал почти четверть его комнаты. На передней стенке красовалась панель с названиями десятков городов, а сзади производитель большими буквами написал «Telefunken Super 165WK»***,

— Вот, себе поставил, буду слушать, — с гордостью сказал Сидор. — Длинные волны, короткие…

«Где ж ты таких слов нахватался? Наверняка, у продавца наслушался», — подумал Иохель.

— …весь мир как на ладони будет, — закончил расхваливать свое приобретение Синицын.

— А ты знаешь, что радио твое в милиции регистрировать надо? — спросил Иохель, попытавшись приподнять ящик. «Ничего себе, да в нем килограмм десять, — подумал он, — чуть не уронил».

— Мне твоя милиция не страшна, — ответил Сидор, аккуратно складывая мешок, в котором притащил приемник. — Участковый наш, Захар — свой человек. Он сказал, что мое радио ему без нужды. Соседи не доложат — у нас квартира угловая, над нами пусто, рядом бабуля, Клавдия Игнатьевна, так она ж глухая как пробка! К тому же я потихоньку. Вот, слушай, — Сидор включил приемник в сеть, панель загорелась мягким желтым светом и из динамика секунд через десять раздалось тихое равномерное шипение.

— Молчит твое радио, — с усмешкой заметил Иохель. — Может, поломанное всучили?

— Ничего не поломанное, просто антенну забыл, — немного обиженно ответил Сидор, достал из кармана свернутый кусок провода, выровнял его, воткнул в приемник где-то сзади, второй конец зацепил за занавеску на окне, покрутил ручку настройки и Иохель услышал, как неизвестно где хор поет первые строки «Оды к радости».


* * *

Инструкцию Полина дала абсолютно правильную. На доме номер шесть на улице Москвина действительно висела табличка, говорящая о том, что здесь расположены те самые художественно-промышленные мастерские. Единственное, о чем она умолчала, были слова, написанные на самом верху. «Министерство культуры СССР. Большой театр». Впрочем, внутри было совсем не страшно: на вахте сидела старушка, судя по внешнему виду, заставшая живым еще Николая Павловича****, но всё ещё бодрая и работу свою знающая.

Товарища Воробьеву она, сурово взирая на Иохеля, вызвала и не переставала следить за ним, пока не пришла Полина, совсем на себя не похожая, в косынке и фартуке, испачканном мелом, из кармана которого торчал кончик сантиметровой ленты. Только после этого вахтерша милостиво кивнула и разрешила постороннему ступить на священную территорию мастерских.

— Ну вот, здесь я работаю, — немного смущенно сказала Полина, когда они зашли в мастерские. — Шьем костюмы любых эпох. Если понадобится что-то из одёжки не нашего времени, обращайся. Времени на экскурсию нет, пойдем, примерим костюмчик и отправимся к твоему таинственному Юзику. Потому что я не могу вспомнить ни одного Рапопорта, не только в нашем подъезде, но и во всей своей жизни.

— Увидишь — узнаешь. Юзик, он просто скромный, — увлеченно начал рассказывать Иохель, — никогда себя не выпячивал.

— Ты мне его нахваливаешь, будто сватать к нему собираешься. А ведь у него, как ты говорил, жена и сын есть. Так смотри, направо у нас декорации делают, здесь всегда шумят и кричат. Я с ними не дружу. То ли дело швейное производство, это налево, нам, кстати, сюда. Наряды дальше по коридору хранятся, потом как-нибудь покажу. Всё, пришли, это и есть швейный цех. Вон, видишь, в углу мужчина сидит? Это Марат Тимурович. Это он у нас главный по мужским костюмам. Так что с ним веди себя вежливо, не груби, со всем соглашайся, а то он может тебе булавку куда-нибудь не туда воткнуть.

— Подожди, ты же сказала, что сама будешь шить! — удивился Иохель.

— Послушай, Гляуберзонас, я бы пошила хорошо, Тимурович сошьет отлично. Нам повезло, что он согласился. Хватит уже тут сопеть, пойдем.

— Ничего я не сопел, не выдумывай. Ему, наверное, заплатить надо, сколько?

— Сколько скажет, столько и заплатишь. Хороший костюм, он, знаешь ли, дешевым не бывает. — Полина объясняла ему это как ребенку. — Всё, идем уже, — дернула она его за рукав. — Марат Тимурович, мы к Вам. Вот, молодой человек, о котором я говорила.

— Здравствуйте, — не вставая, подал руку портной. — Ну что же, давайте примерим костюмчик. Полиночка, принеси нам, там лежит, ну, ты знаешь где.

Полина принесла нечто, напоминающее жилет, вдвоем с Маратом Тимуровичем они напялили изделие на Иохеля и после этого он минут пятнадцать поднимал и опускал руки, садился и вставал, поворачивался и замирал на месте. Ничем не занятый, он быстро соскучился и от нечего делать рассматривал сложенные на столе лекала и раскроенные куски ткани. Впрочем, веселья это не добавляло. На жилете добавлялись какие-то пометки мелком, в изделие втыкались всё новые и новые булавки, мастер что-то бурчал себе под нос (Иохель только разобрал «Ну хоть мерки нормально сняла» в самом начале), Полина робко вставляла редкие замечания, на которые получала неизменный ответ «Без тебя разберусь» и только будущего обладателя костюма никто ни о чем не спрашивал. В оправдание портному Иохель подумал, что у своих больных не спрашивал, как их лучше резать, так что лучше потерпеть.

Процедура закончилась через четверть часа. Иохель было завел разговор об оплате, но Марат Тимурович только махнул рукой:

— Какие деньги сейчас? — его лицо говорило о полном неприятии такого предложения, брови взлетели чуть ли не к линии волос. — По готовности. Сколько — сказать не могу. Сами решите, сколько стоит хороший костюм. А пока ничего не надо. Материал нашли, фурнитура есть, подкладка есть. И Полиночка тоже есть. Она мне помогает, я ей. Через неделю подходите на вторую примерку. Всё, молодой человек, не смею задерживать, я тут еще поработаю немного. — Хозяин вежливо намекнул гостю, что пора и честь знать.

Взяв Иохеля за рукав, он мягко подтолкнул его по направлению к Полине, которая тут же схватила его за другую руку и потащила к проходной.

— Всё, жди меня, я скоро, закончу кое-что и пойдем.

В ожидании он успел тщательно осмотреть всю коротенькую улицу — и само здание мастерских, и стоящий рядом особняк с бестолковыми третьим и четвертым этажами, явно надстроенными совсем недавно, и расположенный через дорогу филиал МХАТ*****. Иохель уже раздумывал, не пойти ли и осмотреть Петровку, как Полина наконец-то вышла.

— Всё, пойдем. Ты же меня не очень долго ждал, да?

— Вообще-то долго. Эту вашу улицу три раза обошел, даже пустырь, — обиженно заметил Иохель.

— Ну извини, работать пришлось, — сказала она, поправляя шляпку.

«Так я и поверил, — подумал он, — это ты шляпку двадцать минут надевала, а не работала».

— А там, где пустырь, раньше церковь стояла. — Полина не обратила внимания на обиженный ответ Иохеля. — Церковь снесли, а на этом месте ничего не построили. Так пустырь и остался. Пойдем по Малой Дмитровке. Сейчас она улица Чехова, но я никак не привыкну, всё ее по-старому называю. Тут немножко дольше идти и она не такая красивая, как Горького, но зато здесь клены растут и старые дома. Мне она больше нравится.

— Хорошо, пойдем по Малой Дмитровке. Покажешь мне клены и старые дома. «Да мне всё равно, по какой улице, лишь бы с тобой!» — подумал Иохель.

— Давай, я возьму тебя под руку и мы будем идти, а все будут смотреть на тебя и завидовать, и даже оглядываться, и говорить «Надо же, как ему повезло, с такой красавицей идет», — Полина засмеялась. — Ну хватит уже притворяться, что ты дуешься. Я же совсем немного задержалась. Не могла же я идти с тобой растрепанная.

Идти по Малой Дмитровке оказалось совсем не дольше, чем по Горького. И тень от развесистых кленов пришлась в самый раз, и старые дома были красивы и основательны. А лучше всего было то, что рядом шла Полина, и рассказывала всякие истории про свою работу, и что совсем скоро они начнут шить какой-то неимоверный золотой занавес для театра.

Они уже почти пришли, когда Иохель вдруг остановился.

— Что-то случилось? — спросила Полина.

— Ага, дурная голова, — расстроился он. — Мы же в гости идем? А угощение никакого не взяли.

— И ничего страшного не случилось. Это ты дурная голова, а я предусмотрительная. Сейчас дойдем до Садового, там будет коммерческий, зайдем, купим коробку конфет и бутылку вина.


* * *

Как выяснилось чуть позже, забывчивостью страдал не только Иохель, но и его друг Юзик, который почему-то планировал встречу на завтра.

— Знакомьтесь, жена моя, Лия, — показал он на стоящую за его спиной красивую брюнетку, смотрящую на неожиданных гостей немного недовольно. — Ты, пожалуйста, не обижайся, но я тебя просто забыл предупредить, что мы ждем гостей.

— Это — Полина, моя девушка, — ответил Иохель, — а я…

— Подождите, Вы же в нашем подъезде живете? — перебил его Рапопорт. — А я смотрю — лицо знакомое. Так вот как мы с Иохелем встретились, благодаря Вам. За что от меня отдельная благодарность. Лиечка, а это Иохель Моисеевич, он меня лечил от неизбежных на войне последствий. Так что некоторые шрамы на мне — его рук дело.

— Рада знакомству, — сказала Лия. — Ничего страшного, сейчас что-нибудь придумаем, женщины, говорят, из ничего, между прочих вещей, могут сделать и салат******. Полина, Вы со мной? — и дождавшись кивка, повела гостью на кухню.

— Пойдем в гостиную, стол поставим, вино откроем, — пригласил Иохеля хозяин дома.

Пока они ставили стол и Рапопорт расставлял бокалы, Гляуберзонас молчал, но потом решил не разводить китайских церемоний и сразу приступил к делу.

— Юзик, ну и что там с новостями о сессии ВАСХНИЛ? Узнал что-нибудь?

— Нет. Даже день начала неизвестен. Только слухи.

— Кто может знать точно? Это тебе хоть известно?

— Ну как кто? Лысенко, Презент, Ольшанский…, — начал перечислять Рапопорт.

— Вот предположим, ты точно будешь знать время и место проведения сессии, тезисы основных докладов, и даже порядок выступлений. — Иохель говорил это с легкой улыбкой, будто предлагая собеседнику сыграть в игру. — Сколько тебе времени понадобится, чтобы организовать оборону, а потом и наступление?

— Ты, Иохель, случайно не увлекаешься фантастикой? Беляев, Жюль Верн, Уэллс? У тебя неплохо получилось бы, — грустно улыбнулся Юзик. — Пока остается только мечтать, чтобы таких, как я, после этой сессии не отправили в лагеря.

— Но всё же, представь, что ты это знаешь, что тогда?

— Хорошо, представил. Думаю, недели хватило бы — вызвать кого надо в Москву, подготовить доклады. Да только кто же тебе такие сведения даст?

— А из этих троих — кто точно всё знает? — спросил Иохель, не обращая внимания на пессимистический настрой своего собеседника.

— Скорее всего — Исай Презент. Он у Лысенко вроде шеи, куда скажет, туда голова и повернется. Он главный организатор, а Трофим Денисыч, он по большим кабинетам ходок, доклады почитать, ему мелочи не нужны. Ольшанский — тот для подтверждающего доклада, развить и углубить, поддакнуть начальнику. Так что, если кто и знает все детали, так это Исай.

— Где его найти можно?

— Презента? Он во всех местах вместе. Но скорее всего — в университете. Он же декан биолого-почвенного факультета.

— А тебя?

— А меня — лучше дома. Я на работе на одном месте не сижу.

— Ну ладно, дома так дома. Ждите новостей. Вон, дамы наши, судя по звукам, что-то там приготовили, сейчас принесут. Разливай вино пока по бокалам.

— Хватит уже тоску наводить, — сказала жена Юзика, Лия, которая как раз принесла салатницу с каким-то сложным изделием. — А то сидите, как два заговорщика. Или про войну опять вспоминали?

— Да нет, не про войну, про современность, — ответил ей муж и начал присматриваться к содержимому салатницы. — А что это за смесь? Не взорвется? Похоже, вы тут смешали всё, что нашли на кухне.

— Нет, не взорвется, — засмеялась Лия. — Это мы с Полиной пытались повторить салат «Столичный». Получился такой вариант для бедных. Вместо рябчиков и раковых шеек — вареная колбаса, вместо перепелиных яиц — куриные, ну, дальше я замены перечислять не буду. Но мы попробовали, съедобно. Не отравимся.

— Ага, всё то же самое, только наоборот, — улыбнулся Рапопорт. — А на горячее что?

— А на горячее картошка в мундирах, которую варили для салата. Юзик, ты давно стал гурманом? Обычно ты к еде не привередлив.

— Так я за гостей беспокоюсь. Вдруг им не угодим.

— За меня не беспокойся, после того, что мы ели на войне, меня уже трудно удивить, — сказал Иохель. — Я всеядный. Полина тоже вряд ли будет против, она же это готовила.

— А ну-ка прекращайте свои рассказы про войну. Мы собрались попить вина и пообщаться. — Лия строго посмотрела на мужчин. — Хватит о грустном, ребята, правда. Давайте просто отдохнем.


* * *

Исай шел на работу в приподнятом настроении. Он в этом настроении пребывал последние недели три, с тех пор как Денис выбил разрешение на сессию на самом верху. Похвалялся, будто Сам одобрил, да кто же это может проверить. Лысенко, он же дурак набитый, но пробивной. Рассказывать сказки он мастер. Исай, конечно, тоже мастер, но Дениса назначили главным, так что приходилось с этим мириться. Ситуация, конечно, в сорок первом очень неустойчивая была, когда непонятно кто непонятно как застрелил Георгия Максимилиановича. А Маленков их сильно поддерживал всегда. Но ничего, и без покровителя выкрутились. Кто-то же должен был противостоять этому жирдяю Жданову. Так что и новые покровители нашлись, кто за мичуринское наследие выступал. Да и Жданов недолго продержался, заплывшее жиром сердце остановилось. Сынок его, правда, голову поднял, но сейчас, пройдет сессия и всё решится. Сейчас, не завтра, так послезавтра введут новых академиков******* — и всё, дело в шляпе.

Приятные размышления прервал бросившийся чуть не под ноги какой-то мужичок в выцветшей солдатской гимнастерке со споротыми погонами и забубнивший что-то про то, как он работал с самими Иваном Владимировичем, а сейчас инвалид и работать негде. Презент остановился. Придется несколько минут выслушивать эти бредни, а потом пообещать что-то и спокойно уйти. Если верить всем этим просителям, то с Мичуриным работали несколько сотен таких вот помощников. «Как дети лейтенанта Шмидта в той книге», — подумал он, и в этот же миг мужичок замолчал, и после паузы, совершенно спокойно, каким-то не своим голосом, пропел на мотив похоронного марша: «Циклопентанопергидрофенантрен».


* * *

Вечером в квартире доктора биологических наук Рапопорта раздался телефонный звонок.

— Добрый вечер, — сказала в трубку Лия Владимировна. — Иосиф Абрамович? Дома, сейчас приглашу.

Рапопорт подошел, послушал несколько секунд, повесил трубку и, надев шляпу сказал:

— Лия, я не надолго, меня на улице ждут, по работе.

Минут через пять он встретился на углу Садового и Чехова с Иохелем.

— Что за конспирация? Зашел бы домой, — сказал Иосиф Абрамович, пожав ему руку.

— Лучше на улице. Давай где-нибудь на лавочке сядем, я тебе всё расскажу.

— Ну пойдем. Вон, видишь, во дворе. Устроит?

— Ничуть не хуже других, — ответил Иохель, махнув кому-то. — Вот, Юзик, познакомься, это Сидор Иванович Синицын, мой бывший ординарец. Сейчас он расскажет нам очень любопытные вещи. Тебе так точно. Что ты там говорил про Жюль Верна?

— Что же, с удовольствием послушаю, — сказал Рапопорт, садясь на скамейку.

Сидор сел рядом с ним, оказавшись сидящим посередине, не спеша распутал завязки на достаточно пухлой канцелярской папке, достал верхний листик, откашлялся и начал читать:

— Начало сессии — в десять утра тридцать первого июля сего года. Первый доклад: академик Лысенко, второй доклад: академик Ольшанский, третий: академик Эйфел…

— Эйхфельд, — исправил его Рапопорт. — Это что Вы читаете?

— Как что? — удивился Сидор. — Повестка этой вашей сессии. Всё фамилии читать? Их тут десятка три. Дальше у меня здесь тезисы докладов, не все, чуть больше половины, Исай этот сказал, что некоторые не сдали еще. Вот список новых академиков, — выудил он из папки новый листик, — всего тридцать пять фамилий. На сессию будут пускать по пропускам, именным, но Исай сказал, что выпишет всем, кому надо…

— Я не понял, — удивился Юзик, — Презент стал приверженцем генетики? Луна упала на Землю?

— Не, Исай этот… короче, я теперь его самый лучший друг, самый важный. Он для меня что хочешь сделает, хоть списки, хоть доклады, а хоть пропуска. Не помнит, правда, ничего, но хорошему другу чего только не простишь.

— Ничего не понимаю, — еще больше удивился Рапопорт. — Что вы мне тут рассказываете? Но эта папка…

— Ну вот, а ты говоришь: Беляев, Уэллс, — насмешливо заметил Иохель. — Что ты слышал о гипнозе, Юзик?


_____________________


* Сейчас — Петровский переулок.

** Сейчас — Большая Дмитровка.

* * * Массовая модель, выпускалась с конца 30-х. В качестве трофеев в СССР были привезены тысячи и тысячи экземпляров.

**** Легкая гипербола, Николай I умер в 1855 году, за 93 года до описываемых событий.

***** До 1933 года — театр Корша, сейчас в этом здании Государственный театр наций.

****** Старая шутка о том, что женщина из ничего может сотворить шляпку, салат и скандал.

******* В РИ новых академиков, числом 35, ввели без выборов, указом правительства, 15 июля 1948. Указ в «Правде» напечатали 28 июля, за три дня до начала печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ.

Загрузка...