Звездный Тарзан

Глава 5

Утром капитан Вейл больше не появился. Тристан уже не спал и наблюдал, как бледный дневной свет открывает дымчатый небосклон. Вскоре тяжело раздвинулись двери. Он повернулся, толкнул в бок Пулу и сел.

Вошедших людей юноша видел впервые: один из них был высокого роста, седой и с ястребиными чертами лица; второй — немного старше, чем он сам, флегматичный на вид и коренастый.

Тристан осторожно поднялся, не спуская с незнакомцев глаз, он заметил, что Пулу проворно вскочил и уже встал у его плеча.

— Где капитан Вейл? — спросил Тристан.

— Не волнуйся, — улыбнулся пожилой и шагнул вперед, опираясь на палку, ноги плохо слушались его. — Капитана отправили на другой, более важный, объект. В его лечении ты больше не нуждаешься.

Во всем этом было что-то подозрительное — Тристан помнил, что говорил Вейл накануне. Он пристально посмотрел старику прямо в глаза и прочитал в них откровенное страдание. Это встревожило Тристана еще больше.

Второй, должно быть, заметил его реакцию. Слегка улыбнувшись, старик сказал:

— Я рад снова встретиться с тобой.

Человек говорил тепло, дружелюбно, и настороженность юноши сменилась недоумением.

— Снова? Я никогда раньше не видел тебя.

Незнакомца это явно позабавило.

— Да ты просто не помнишь. Когда я видел тебя в последний раз, ты был еще младенцем.

Тристан очень удивился.

— Кто ты?

— Губернатор Мордан Реньер. Я давний друг твоих родителей. Знаю их много лет.

Имя это было известно Тристану. Мать упоминала его в своих рассказах. У юноши все похолодело внутри. Он отступил, отчаянно мотая головой из стороны в сторону. Пальцы его непроизвольно сжались.

— Ты не друг моего отца! — воскликнул он.

Губернатор посмотрел на Тристана крайне обиженно.

— Разве твоя мать не научила тебя прощать и забывать, Тристан? Что прошло, то быльем поросло.

Молодой человек, все так же мотая головой, отступал назад. Его охватил ужас.

— Зачем мы вам здесь нужны?

Губернатор снова улыбнулся, выглядя при этом расстроенным.

— Разумеется, чтобы помочь тебе. Мне сказали, что твоя мать серьезно больна, и ты полагаешь, будто твой отец сумеет помочь ей. Я правильно говорю?

Тристан припомнил, что ему сказал Вейл, и, поколебавшись, ответил:

— Да.

— Ты знаешь, где твой отец или как с ним связаться?

— Нет.

— Ну тогда тебе понадобится помощь. Как ты считаешь?

Губернатор протянул руку и положил ее на плечо Тристана. Юноша сжался, весь клокоча внутри. Он стиснул зубы, приготовившись зашипеть, но тут встретился взглядом с губернатором. Глаза его были полны доброты, что совсем не соответствовало тяжести его руки. Совершенно сбитый с толку, Тристан заставил себя прижать свои руки к бедрам.

Голос человека звучал ласково.

— Ты ведь понимаешь, потребуется некоторое время, чтобы найти твоего отца. Надеюсь, пока это случится, ты вполне сможешь пожить здесь, в этой удобной комнате.

— Нет! — воскликнул Тристан и зло махнул в сторону небосвода. — Здесь ужасный вид! Нам тут не нравится!

— Извини, мой мальчик, — ответил губернатор, на этот раз холодно и жестко. — Мне тоже хотелось бы вернуться на родную планету, но ни ты, ни я в данный момент такой возможности не имеем.

Он провел ладонью около сенсора, вмонтированного у окна, и с боку рамы выехала белая панель, полностью закрывшая окно. После второго движения руки панель словно испарилась, и открылся вид на покрытый зеленый травой холм, у подножия которого расположился песчаный пляж. На песок накатывали волны, идущие из-за горизонта и чем-то напоминающие колыхание травы в степи от порывов ветра. Брызги воды отражались многоцветной радугой, а в ней купались кричащие над ревущими бурунами чайки.

Шум моря вдруг прекратился. Вода превратилась в белую песчаную раскаленную пустыню, от нее плавилось небо, и ветерок своим дуновением теребил песчинки и хрупкие растения, несясь дальше к скалистым горам на горизонте.

Неожиданно пустыню поглотил буйно растущий лес, где стволы деревьев были шире комнаты. Лучи солнца, пробивающиеся сквозь дрожащую листву, тянули к небу папоротник — как будто длинными пальцами. Где-то на дереве кричала, кого-то клича, птица.

Тристан протянул руки к раме, попытался отодвинуть панель, желая узнать, что скрывается за ней. Он вопросительно посмотрел на губернатора.

Реньер улыбался.

— Город никуда не делся, — сказал он. — Этот лес, и пустыня, и берег моря — всего лишь запись, сделанная на моей родине. Для меня это хоть какая-то отдушина.

Он оставил на экране лес и отошел в сторону.

— Полагаю, ты голоден, Тристан. Мне доставит удовольствие позавтракать вместе с тобой.

— Пулу тоже хочет есть, — заявил юноша.

Помня о словах Вейла быть предельно осторожным, он согнул пальцы на руках и сказал это угрожающим тоном.

Губернатор скользнул взглядом по Пулу.

— Разумеется, и он может пойти, но сначала…

Он хотел коснуться пряди волос, лежащей на плечах Тристана. Слишком близко к горлу. Юноша увернулся, оскалил зубы… и увидел, как на мгновение лицо человека перекосило от ярости, глаза его стали холодными.

Губернатор быстро взял себя в руки. Его голос приобрел прежнюю доброту и ласку.

— Тебе нужна другая одежда, но сперва следует привести в порядок тебя самого, начиная с волос.

Рейньер достал из нагрудного кармана два кулона и протянул их молодому военному.

— Постриги его, пожалуйста, как этого человека, Раджак.

Тристан увидел изображение на кулонах, на одном из них он узнал свою мать.

— Это ведь моя мать! — воскликнул он, и все, о чем она говорила ему, ярко вспыхнуло в его сознании.

— Да, она, можешь не сомневаться. Когда-то это принадлежало ей. Сядь, пожалуйста, на кровать.

Юноша на секунду замер, глядя в глаза губернатору. Потом сел. Ему почему-то показалось, что он допустил ошибку, послушавшись старика: Раджак приближался к нему с каким-то блестящим предметом, похожим на оружие. Он с тревогой посмотрел на Пулу.

Ганианец влез на кровать к Тристану, обнажив клыки и прижав уши, готовый в любой момент отразить нападение. Раджак, по всей видимости, этого не заметил.

— Сиди спокойно и не крути головой, — предупредил Раджак.

Тристан откинул голову назад, когда инструмент оказался над ухом, жужжа, как тциги. Пулу издал предупреждающее шипение.

— Не дергайся, — сказал Раджак.

Юноша изо всех сил зажмурился, сомкнул руки и стиснул зубы, пока не почувствовал прикосновение машинки к затылку. Чтобы отвести ее от себя, он протянул руку.

— Не…

— Убери руку, а то ее отрежет, — пригрозил Раджак.

Тристан увидел ужас на лице Пулу. Он закусил губу, еще крепче сжал руки и так просидел, пока Раджак не закончил. Губернатор подошел ближе к Тристану, который покраснел от пристального взгляда старика и опустил голову.

— Отличная работа, Раджак, — похвалил Реньер. — Сходство просто поразительное.

Он спрятал кулоны в карман.

— Я пришлю Авуз с одеждой для него. А ты покажи ему, как пользоваться гигиенической кабинкой и пеной для бритья. Завтрак подадут через час.

— Слушаюсь, сэр.

Услышав, что дверь задвинулась, Тристан приподнял голову настолько, чтобы взглянуть на Пулу. Голос его был чуть слышен:

— Видно?

— Да, — Пулу отвернулся сгорая от стыда.

Тристан чувствовал себя раздетым догола и выставленным на всеобщее обозрение перед племенем. Случившееся с ним было гораздо хуже обрезанных ногтей. Тристан дотянулся до затылка и прикрыл ладонью небольшую татуировку — метку, говорившую о принадлежности к племени. Смотреть на эту татуировку и касаться ее имели право только женщины. Юноша испытывал стыд и унижение.

— Пошли, Тристан, — поторопил Раджак.

Не снимая руки с татуировки, Тристан поднялся и последовал за военным, не поднимая глаз. Через несколько минут он вышел из душа и увидел свое отражение в зеркале на стене. Новая волна унижения заставила его отвернуться, но что-то на миг вспыхнуло в его памяти, и он нехотя вновь посмотрел на себя. Его черты лица были четкими, не таким размытыми когда он смотрелся в воду, но не это привлекло внимание Тристана. Его поразило, что он на кого-то похож, он как будто видел раньше это лицо — свое и в то же время чужое. Он покрутился, рассматривая себя с разных сторон, потом стал приглаживать остриженные волосы над ушами, на шее, и вдруг понял, кого он сам себе напоминает, — молодого человека на голограммном диске.

Брюки жали там, где он привык носить лишь набедренную повязку. Тристан переминался с ноги на ногу и пытался растянуть трущий шов.

— Мне это не нравится, — пожаловался он, — они очень жмут.

— Стой спокойно, — одернул его Раджак, расправил ему рубашку на плечах, засунул ее в брюки и застегнул воротничок.

— Мне все очень жмет, — воспротивился Тристан.

Его мучитель провел пальцем между тканью и шеей.

— Нет, не жмет.

— Нет, жмет!

Тристан потянул воротник, но тот не расстегнулся. Тогда он погладил рукой шею и… облегченно вздохнул, обнаружив, что рубашка скрыла его татуировку.

— Надень ботинки, — сказал Раджак, указывая пальцем туда, где они стояли.

Ботинки были высокими и черными, такими грубыми, как плохо выделанная шкура пейму. Тристан поднял один из них и принялся рассматривать.

— А как? — спросил он.

Раджак взглянул так, словно перед ним стоял сумасшедший.

— Вставь ногу в ботинок… Теперь другую. Легче это сделать сидя. Теперь заправь в них штанины.

Ботинки терли Тристану голень, лодыжки, давили ступни, отчего он ступал с трудом, шел спотыкаясь.

— Возьми куртку, — Раджак протянул одежду.

— Она мне не нужна, у меня уже есть одна, — показал Тристан на рубашку.

— Куртку надевают сверху, — пояснил Раджак.

— Зачем? Здесь тепло даже в том, что на мне!

— Так положено. Всовывай руки в рукава.

Тристан гневно посмотрел на военного, но подчинился. Он напрягся, пока Раджак поможет ему справиться с рукавами и застегнуть куртку, сдавившую грудь и ограничивавшую движения рук. От нее чесались лопатки и ребра, а она лишала возможности почесать эти места. Тристан повернулся к Пулу, заметив, как тот рассматривает его. Он не осмелился встретиться с его взглядом, не хотел видеть ухмылку Пулу, не лишившегося атрибутов, представляющих гордость ганианца: гривы и когтей. Щеки Тристана вспыхнули от стыда.

— Я выгляжу как дурак! — прошептал он.

— Поторапливайся, губернатор ждет, — Раджак открыл Тристану дверь.

За ней открывался проход, расходящийся влево и вправо, достаточно широкий для троих, но извивающийся, отчего Тристан не видел его конца. Гладкие стены коридора были выкрашены в белый цвет, а пол застлан серым ковровым покрытием, и поэтому шаги становились неслышными.

Раджак повернул налево, Тристан следовал за ним, ведя рукой по стене. Он старался не обращать внимания на пот. Они миновали узкий коридор, заканчивающийся дверью, три или четыре двери были слева и отличались друг от друга и от двери его комнаты только номерами. Какой номер был на двери его комнаты, он не запомнил.

— Сюда, — Раджак остановился у раздвигающихся дверей.

При его приближении они автоматически открылись. Войдя внутрь, военный отступил в сторону, поклонился и объявил:

— Тристан, сэр.

Комната, куда они вошли, вместила бы девять или десять таких, в какой обитал Тристан. Он осмотрелся, мельком взглянул на стулья, расставленные вокруг камина, на шкафчики, выстроившиеся в ряд у дальней стены. Всем его вниманием завладел льющийся сверху через стеклянные панели солнечный свет. Ему и в голову не пришло, что он не настоящий. За все время своего пребывания здесь, он впервые нашел что-то радостное и веселое для себя.

— Входи, Тристан.

Губернатор стоял в центре комнаты у стола. Он окинул юношу взглядом с ног до головы и улыбнулся.

— Ну вот, совсем другое дело. Теперь ты и впрямь похож на сына адмирала.

Тристан промолчал. За его спиной вновь раскрылись двери, и знакомый голос произнес:

— Леди Лариэль, сэр.

Юноша повернулся, и… его рука сама собой потянулась ко лбу. На вид она была чуть старше него, высокого роста для женщины, тонкой как тростинка, локоны темных волос обрамляли ее лицо.

— Доброе утро, папа, — поздоровалась девушка, и отец взял ее руки в свои, поцеловал в обе щеки.

Тристан смотрел на девушку без всякого смущения, пока она не почувствовала его взгляд на себе и не повернулась, — он тут же наклонил голову и коснулся брови, пробормотав на ганианском языке:

— Мир в тебе, мать.

Это был единственный известный Тристану способ обращения к женщине.

— Моя дочь, Лариэль, — представил ее Реньер и добавил с суровым выражением лица и с горечью в голосе: — Последний цветок, оставшийся в доме Реньеров.

На лице молодой женщины появилась торжественность, она поджала свои розовые губки и опустила голову.

— Лари, это Тристан Середж, сын адмирала Лухана Середжа, главнокомандующего сферзахами Объединенных Миров. Он некоторое время поживет у нас.

Лариэль взяла Тристана за руки.

— Привет, Тристан.

В ее голосе звучала неподдельная теплота, и жест был таким дружеским, но глаза, ловящие его взгляд, выдавали страх. Страх за него. От Тристана это не ускользнуло, и внутри у него все похолодело.

— Садись, пожалуйста, — пригласил губернатор, указывая на стул между собой и Лариэль.

Он посмотрел, как они выдвинули стулья из-за стола и сели, и последовал их примеру, чувствуя себя крайне неловко. Между стулом и полом оставалось свободное пространство, и юноша решил поставить ноги на перекладину под столом. Пулу наотрез отказался сесть.

— Все это штучки плоскозубых, — заметил он и остался стоять, рассматривая подносы с едой.

Ни он, ни Тристан не стали ничего брать — матери ели первыми.

В зал въехала похожая на ящик машина на скрытых колесиках, из нее появились горячие блюда и кружки с горько-сладкой жидкостью. На тарелках лежали кружки мяса, кусочки рассыпчатого белого хлеба под темным соусом, дольки зеленого фрукта с черными семенами в центре. От запаха мяса у Тристана заурчало в животе. Смутившись, он быстро прижал к нему руку, пытаясь заглушить звуки. Губернатор с дочерью ничего не заметили, поскольку уже приступили к завтраку.

Тристан проследил, как Пулу взял тарелочку и нож и сел на корточки. Привычно и практично. Он достал свой нож и собрался было взять тарелку, но губернатор недвусмысленно посмотрел на него.

— Разве ты не голоден, Тристан?

— Да.

Реньер долго глядел на него. Юноша не двигался. Он не видел никакой пользы от лежащих на столе приборов, за исключением ножа, которым и стал накалывать мясо, отправляя его в рот. Хлеб он просто-напросто разламывал и макал кусочками в соус, облизывая дочиста пальцы. От соленого соуса Тристан почувствовал жажду, но от запаха, идущего из кружки, сморщился и отодвинул ее.

— Вот, возьми, маленький брат, — Пулу потянулся к фруктам и положил целую горсть прямо на белую скатерть. — Мне это не нравится.

Тристан стал брать понемногу и высасывать сок, которым утолил жажду. Закончив, он обсосал пальцы.

— Тристан! — бросил губернатор.

Юноша поднял голову.

— Для этого есть салфетки!

Тристан в недоумении посмотрел на Реньера, и тот показал ему, о чем идет речь.

— Но ведь она испачкается! Вначале нужно сделать чистыми руки, чтобы ничего не пачкать.

Губернатор выглядел раздраженным, но Тристан обратил внимание, что девушка прячет ладонью улыбку. Он был ее причиной. Юноша резко встал из-за стола.

— У нас дома нет всего этого! Смешно есть так, как едите вы!

Реньер вскочил со стула. Спокойно, контролируя себя, он сказал:

— Иди ко мне, мой мальчик. Я думаю, нам пора потолковать.

Он направился к камину и неловко опустился в кресло, но Тристан за ним не пошел. Губернатор повернул голову, сурово посмотрел на него и указал тростью на стул напротив. Юноша приблизился к камину и протянул руки к огню. Тепла не было.

— Это не настоящий огонь, — сказал он осуждающе.

Старик фыркнул от смеха.

— Нет, Тристан. Это всего лишь голопроекция, как и вид из твоего окна. В настоящем огне нет необходимости там, где технология может обеспечить более эффективные способы обогрева… Садись.

Тристан смотрел то на губернатора, то на стул, снова на губернатора и, в конце концов, решил прислониться к камину. Он с удивлением наблюдал, как вспомогательные механизмы убирают со стола, и еще раз окинул взглядом комнату. Лариэль уже ушла, а Пулу сидел на корточках в тени стульев с полуоткрытыми глазами, сохраняя предельную бдительность.

— Я очень терпелив с тобой, потому что знаю, насколько все это ново и необычно для тебя, но не надо испытывать меня, юноша. Я не тот человек, терпением которого можно злоупотреблять.

Губернатор показал тростью на пустой стул и произнес жестко:

— Садись.

Тристан сел. Реньер стал крутить в руках трость, и искусственный свет от камина, красный, как кровь, отражался на металле по всей длине. Он обхватывал трость руками, словно это была дубинка или рукоятка ножа. Тристан смотрел губернатору в глаза, видел в них скрываемую ярость… и выжидал как можно дольше. Затем умышленно сел на корточки перед указанным стулом.

Брюки жали. Ботинки мешали покачиванию на пятках. Он прислонился спиной к ножке стула и стиснул зубы, испытывая большие неудобства.

Губернатор, прищурившись, смотрел на Тристана.

— Тристан, ты человек и находишься среди людей, — сказал он. — Пора перестать вести себя как животное.

— Ганианцы — не животные! Пулу — мой брат, и если…

— Твоя мать была офицером, — оборвал его Реньер. — Она была утонченной и совершенной во всех отношениях на своей планете. Твое поведение расстроило бы ее.

— Моя мать учила меня тому, что считается правильным на моей планете, — сказал Тристан. — Она оказывала помощь больным людям.

Реньер помолчал, потом его лицо просветлело.

— Извини. Трудно представить, что ей пришлось пережить за эти годы!

— Она больна.

— Я это знаю и восхищен тем, как ты пытаешься ей помочь. Но ты, молодой человек, не можешь вообразить, насколько бесконечна Галактика и за какое трудное дело ты взялся. Тебе вряд ли удастся выполнить его в одиночку.

— Тогда отправьте меня к отцу!

— Если бы это было так просто, — старик вдруг углубился в свои мысли. — Это нелегко осуществить. Во всяком случае, сейчас.

Реньер пристально посмотрел на Тристана.

— У меня не возникает сомнений, что твой отец захочет помочь тебе и твоей матери, когда узнает о вас. С тех пор как вы пропали, он так и не женился во второй раз, и ты его единственный ребенок.

Тон и выражение лица Реньера были загадочными.

— Он, несомненно, захочет получить вас обратно.

У Тристана по спине пробежал холодок — голос губернатора, его слова звучали подозрительно. Юноша вспомнил историю, которую однажды рассказала ему мать. Глаза его загорелись ненавистью, он сжал кулаки.

— Возможно, мы пошлем ему сообщение, — сказал губернатор. Кивком головы он подозвал к себе стоявшего у дверей военного. — Авуз, принеси, пожалуйста, сейф, который генерал Франсуа прислал нам с Ганволда.

Авуз послушно наклонил голову и молча вышел.

Тристан не мог больше сдерживать себя и решил удалиться от губернатора на безопасное расстояние. Он резко вскочил и отошел к камину, не спуская со старика глаз.

— Моя мать говорила мне, что однажды ты пытался убить моего отца. Зачем ты сказал мне, что был его другом?

Губернатор перехватил взгляд юноши. Казалось, его не очень удивило это обвинение.

— Когда-то мы были друзьями, хорошими друзьями, пока он не предал меня. Это едва не стоило мне жизни.

— Предал? — не поверил Тристан. — Как это понять?

— Это значит — отдал в руки врага.

— Мой отец этого не делал! — убежденно сказал Тристан. — Ты…

— Мне кажется, он предал меня от страха, — продолжал губернатор. — Все мужчины боятся того, чего не понимают, и судят о вещах, которых не знают.

Тристан не ответил, но глаза его сузились.

— Может, мне следует рассказать эту историю, чтобы ты понял, о чем я говорю.

— Да, — нетерпеливо выпалил Тристан.

Реньер мельком взглянул на него оценивающе.

— В то время мы располагались на запасной заставе на Тохе. Было это в ходе войны Сопротивления, и мы занимались перегруппировкой сил, многие из которых потеряли, и пытались спасти Иссел. Я получил сообщение о смерти своего брата Совера, занимавшего пост губернатора Состиса. Для меня это было сильным ударом еще и оттого, что я должен был занять его место.

Он свел брови, взгляд его стал отрешенным. Реньер вспоминал.

— Я тотчас вернулся на Состис к своей семье, к детям. Тогда я впервые увидел Лариэль, ей было всего пять месяцев, — у губернатора заходили желваки на щеках. — Там мне стало известно, что моего брата зверски убили, и сделал это человек, бывший главным министром его кабинета и который должен был перейти под мое начало.

— Но почему?

— Некоторые члены кабинета Совера узнали, что Доминион планирует нанести следующий удар по Состису, пользуясь тем, что у нас было мало сил для его защиты. У них не было желания опустошить свою планету, как это произошло с Исселом, и они сговорились сдать ее. Мой брат отказался подписать документы. Мне стало не по себе, но министр Ремарк проинформировал меня, что агенты Доминиона уже подписали часть бумаг и скрепили их печатью. Мне оставалось либо последовать их примеру, либо разделить участь Совера. Да и дело, по сути, уже было сделано.

Губернатор замолчал, потом вздохнул и сказал:

— Я подписал акт сдачи. Об этом знали лишь несколько членов моего кабинета и агенты Доминиона. Это, по крайней мере, позволило мне остаться губернатором под властью Доминиона, — он поднял глаза. — Я сделал это ради любви к своим детям, Тристан, и к своему народу. Я совершил это, чтобы уберечь их от тех ужасов, которые довелось мне увидеть здесь, на Исселе… но я не смог им даже сказать, ради чего я пошел на это. Они просто не поняли бы. Когда Соверу были отданы последние почести, и меня официально ввели в должность губернатора звездной системы Состис, Ремарк сообщил, что мне следует вернуться на Тох для завершения формальностей, связанных с уходом с воинской службы. Я еще находился в пути, когда власть захватил Доминион. На Тохе об этом узнали раньше меня, а я — лишь по прибытии туда. Мне рассказали о перевороте, вернуться на Состис я уже не мог. Мои бывшие командующие и не подозревали о роли, которую я сыграл в перевороте, да это уже не имело значения: Доминион захватил мою родину. Я выбыл из летного состава, поскольку командование считало, что нельзя рисковать жизнью губернатора в боевых действиях. Считалось также, что мое душевное состояние в данной ситуации могло помешать слаженности действий товарищей в бою.

Губернатор смотрел на искусственный огонь, в его глазах было явное отвращение.

— Унижение могло быть и большим. Меня назначили начальником штаба авиакрыла, вместо того чтобы послать простым писарем в канцелярию. И все же это был не такой ответственный пост, на который я надеялся. В свободное время я нашел доступ к межзвездной коммуникационной сети и, когда был в кабинете один, использовал ее для ведения правительственной переписки с Состисом. Однажды к нам пришел твой отец. Он хотел встретиться с командующим авиакрыла, а я в тот момент как раз готовился послать сообщение министру Ремарку.

Реньер покосился на Тристана и не спеша продолжил:

— Я сказал, что командующий вышел, но твой отец сразу не ушел, он остался, и мы несколько минут разговаривали. К сожалению, мне не удалось скрыть, чем я занимался в тот момент. Я не знаю, как много удалось увидеть твоему отцу, но я не мог допустить, чтобы это стало достоянием гласности. Мне было известно, что вечером он будет совершать тренировочный полет, и я пробрался на летное поле, вывел из строя кое-какие детали на его истребителе так, чтобы при предполетной проверке их не заметили, но потом посчитали бы халатностью техников.

Тристан смотрел на губернатора широко раскрытыми глазами, чувствуя слабость от потрясения, еще больше его шокировало, с каким спокойствием об этом рассказывает Реньер. У него вспотели ладони, пересохло во рту.

— Я делал это с неохотой, — сказал старик и покачал головой. — Лухан всегда был моим близким другом, с ним хорошо было летать в бой вдвоем. Если бы он рассказал о том, что видел, никто этого не понял бы. Они не знали всей ситуации… Даже он не смог бы этого уяснить.

— Ты чуть не убил его! — воскликнул Тристан. Каждый мускул его натянулся как тетива лука.

Реньер вновь отрицательно покачал головой и поднял руку, призывая его успокоиться.

— Нет, Тристан. Он вышел из переплета с легкими ранениями, но экспертная комиссия по расследованию причин катастрофы, обследовав обломки, нашла причину неисправности. Вначале обвинили техников, потом кто-то сказал, что на взлетной полосе видел меня. Твоего отца опрашивали в госпитале, и он сообщил о нашем разговоре в штабе командующего.

Губернатор повернулся к огню, черты его лица стали жесткими.

— Его слова стоили мне военного трибунала, Тристан. Мне предъявили обвинение в преднамеренном покушении на жизнь Лухана и государственной измене, а твой отец выступал как главный свидетель. Приговор был бы смертным, и в этом — заслуга твоего отца. Меня спасло нападение Доминиона на Тох, — голос Реньера стал тише, но горечи не утратил. — Меня освободили его войска, и я вернулся на Состис. Я встретился с твоим отцом еще раз за столом переговоров при подписании Инекских Соглашений. К тому времени он уже носил форму сферзаха-убийцы.

— Убийцы? — переспросил Тристан. — Что означает это слово?

— Людей, которые убивают других за деньги, — объяснил губернатор. — Это одно из грязных дел «славных» сферзахов.

— Это неправда! — чувство потрясения юноши сменилось взрывом ярости. — Мать говорила совсем другие вещи! Она рассказывала, что сферзахи…

— Твоя мать, — оборвал его Реньер, — не могла как следует объяснить тебе то, чего не знала сама, Тристан. Об этом сферзахи не говорят во всеуслышание. На убийство косо смотрят во всех секторах Галактики.

Тристан пробовал поймать взгляд губернатора. Он избавился от комка в горле, тряхнул головой, стараясь прогнать нахлынувшие противоречивые чувства и не дать сомнениям одержать верх.

— Это неправда! — крикнул Тристан и повторил, словно убеждая себя: — Неправда это!

Глаза его пылали гневом, на лице же сохранялось спокойствие.

— Твой отец совсем не многим отличается от меня, молодой человек, — заметил губернатор. — В жизни каждого есть вещи, за которые он продаст себя. Я, твой отец и ты — все знают себе цену. Запомни это.

Он повернулся к слуге, занявшему свое место у двери, подал ему знак и, когда тот принес портативный сейф, сказал:

— Спасибо, Авуз.

Губернатор открыл его у себя на коленях, достал два личных знака на цепочке и какой-то серый предмет, уместившийся на его ладони.

— Это личные знаки твоей матери и запись твоего голоса. К этому нужно добавить голограммные кулоны?

Тристан сощурился и ничего не сказал в ответ, но внимательно посмотрел, как губернатор достал из кармана кулоны и стал разглядывать на одном из них изображение молодого человека с ребенком на руках и общий снимок — на другом. Он положил все назад в сейф, который передал слуге, и спросил:

— Когда «Ветер Небула» отправляется со станции Дельта?

— Через два дня, сэр.

Реньер согласно кивнул.

— Подходит. Пометьте это так: «Адмиралу Лухану Середжу. Лично в руки». Передайте капитану корабля. Сейф должен быть доставлен в наше посольство на Состисе и передан курьером в штаб сферзахов.

Вернувшись к себе в комнату, Тристан разделся до трусов, свалил кучей в углу ботинки, брюки и куртку и сел на корточки перед голограммным экраном. Он потрогал его пальцами, попробовал потянуть разок, но тот не шелохнулся.

Лунный свет посеребрил папоротники и зеленую листву на черных деревьях. Тристану захотелось провести рукой вверх и вниз по стволам, потрогать их шероховатую поверхность, взять горсть влажной земли, потереть ее и пропустить между пальцев. Это, вероятно, помогло бы ему отвлечься.

Желудок сжало в спазмах. За обедом Тристан ел мало и думал, что вообще не следовало бы есть, хотя причина боли была в другом.

Он вздрогнул от неожиданности, когда рядом с ним присел на корточки Пулу и толкнул его в плечо.

— Что-то здесь не так, маленький брат.

Тристан кивнул, но головы не поднял. Роскошная грива и когти Пулу лишь подчеркивали его собственную наготу. Ему было очень стыдно.

— В чем здесь дело? — спросил Пулу.

Тристан неопределенно пожал плечами. Он еще раз попытался выбраться из путаницы мыслей и, вздохнув, сказал:

— Он рассказывал мне о моем отце.

Пулу недоуменно заморгал, блеснув янтарными глазами.

— Он рассказывал совсем не то, о чем говорила мне мать. Он говорил о плохих вещах, о которых мать не знает.

— Почему?

— Не знаю.

Тристан уставился в одну точку на ковре.

— Он говорит, что это правда, но я не верю. Я… не хочу, чтобы это было правдой!

Тристана снова кольнуло — он понял, что это от страха, страха перед тем, что слова губернатора могли быть истиной.