Зверь

Глава 4 МОРЕЕВКА

В Мореевку отправились рано поутру на видавшем виды уазике, за рулем которого утвердился на правах хозяина Петр Сергеевич. Воронин с Клыковым болтались на заднем сиденье, то и дело охая при встрече с ухабами, которых на проселочной дороге было великое множество. Судя по всему, Петрович был прав, и световидовские женихи не жаловали мореевских невест, иначе протоптали бы к ним более удобную тропинку.

Дорога причудливо петляла по березняку, но далеко в лесную глушь не углублялась. Пейзаж был абсолютно невинным, и в мозгах Воронина, слегка отравленных алкоголем, наступило окончательное протрезвление. Сегодня он категорически отказывался верить в то, во что едва не поверил вчера.

– Вы в курсе, Петр Сергеевич, что мы едем к оборотням? – насмешливо спросил Герман.

Петр Сергеевич не обернулся. То ли был занят дорогой, то ли не расслышал слов Воронина. Герману пришлось повторить свой вопрос.

– Баек здесь ходит великое множество, – отозвался наконец Петр Сергеевич, фамилия которого, к слову, выяснилась – Бубнов. – Заповедные края. Рай для этнографов и фольклористов.

Сообразив, что разговор с озабоченным Бубновым вряд ли сладится, Герман переключился на сладко зевающего Клыкова.

– Неужели ты, Славка, веришь в эту чушь, померещившуюся фельдфебелю Рильке? А потом – где мы, а где Германия?

– Рядом, Герман, гораздо ближе, чем ты можешь предположить.

– Не на мое ли имя ты намекаешь?

– Пока нет. Я намекаю на Померанию, которая не так давно, тысячи лет не прошло, была славянским Поморьем, землей бодричей, называемых также ободритами. Вся Балтия была тогда славянской. И именно оттуда в первой трети седьмого века пришли на эту землю нынешние новгородцы.

– Зачем?

– По слухам, где-то рядом была земля их предков, Гиперборея, которую они покинули во время природного катаклизма.

– Вы верите в Гиперборею, Петр Сергеевич? – попытался заручиться поддержкой солидного человека Воронин.

– Нет, – коротко бросил Бубнов.

– Вот видишь, – укорил Клыкова Герман. – Разумные люди верят только в то, что можно потрогать своими руками. Ты мне покажи женщину-оборотня, Славка, тогда я в нее поверю. А сумасшедший фельдфебель Рильке для меня не авторитет. Свихнетесь вы с Максом когда-нибудь среди своих бумажек. Это надо же додуматься – сокровища нибелунгов!

Бубнов так резко ударил по тормозам, что зазевавшийся Воронин едва не перелетел на переднее сиденье. Глаза Петра Сергеевича вдруг сверкнули яростью.

– Что вы сказали?

– А вы что, никогда не слышали о сокровищах нибелунгов? – сердито буркнул Воронин, потирая ушибленный бок.

– Извините, – улыбнулся Бубнов. – Тут яма. А при чем здесь нибелунги?

– А черт его знает, – вздохнул Герман, – просто к слову пришлось.

Никакой ямы на дороге не было, в этом Воронин готов был поклясться, но тем подозрительнее была реакция добрейшего Петра Сергеевича на упоминание мифических персонажей. Прямо искры у него полетели из глаз.

На мгновение Герману показалось, что перед ним еще один сумасшедший, вроде фельдфебеля Рильке, но, к счастью, все обошлось. Возможно, Бубнов был глуховат, и его гнев был вызван дурацкими вопросами Германа, которые отвлекали старательного водителя от важного дела. В конце концов, на такой извилистой дороге с легкостью можно «поцеловаться» с какой-нибудь белотелой березкой.

– Ты зря кипятишься, – примирительно сказал Клыков Герману. – Световидовка и Мореевка уже сотни лет стоят рядом. И наверняка поначалу их жители часто вступали в брачные союзы, что не могло в конечном счете не сказаться на потомстве. И тогда на эти близкородственные связи было наложено табу. И в оправдание этого запрета была выдумана сказка о Звере, портящем мореевских девок. Фельдфебель Рильке, бывший, к слову, уроженцем Российской империи, сбежавшим в Германию от революции, очень хорошо знал русский язык. Услышав интересную байку, он поделился ею с известным в ариософских кругах Вернером фон Бюловым, и машина завертелась.

– Я всегда полагал, что СС – серьезная организация, – покачал головой Воронин.

– Серьезные организации, Герман, очень часто ставят перед собой безумные цели. А потом жертвуют ради достижения этих целей миллионами жизней ни в чем не повинных людей. Так что успокойся, оборотней в Мореевке ты не найдешь.

– Твоими устами да мед бы пить, – процедил сквозь зубы Воронин, глядя на добротные дома из окна уазика.

Мореевка вполовину меньше Световидовки, зато пустующих домов здесь практически нет. Правда, в полном согласии со словами Петровича, мужиков на единственной ее улице не наблюдалось. Но любопытных ребятишек полно. Как и женщин – статных, рослых и удивительно красивых, независимо от возраста.

– Мужики на заработках, – открыл главную мореевскую тайну заинтересованному Воронину Петр Сергеевич. – А в остальном – деревня как деревня.

Хозяйку ближайшей усадьбы звали Людмилой. Несмотря на целый ворох ребятишек, копошащихся во дворе, и свои, видимо, немалые годы, природной красоты она пока не растеряла. С Петром Сергеевичем хозяйка поздоровалась как со старым знакомым и без проволочек пригласила гостей в дом. Дом был ухожен и чист. Герман, ожидавший увидеть нечто из ряда вон выходящее, был разочарован. Мебель в доме была старой, но все же не настолько, чтобы поражать воображение. Советский ампир, с великими трудами завезенный в глухую лесную деревушку.

– Надо же, какое несчастье, – вздохнула Людмила, узнав о смерти Васильева. – Надорвался, видимо, сердешный, когда выбирался из болота. А может, при аварии нутро себе повредил. Я этих вертолетов-самолетов страх как боюсь. Груда железа, а летает. Как же ей, скажите на милость, не упасть? Я и Машке своей говорю: ты уж лучше на поезде добирайся, оно, может, и дольше, зато надежнее.

– Маша Мореева – ваша дочь? – поинтересовался Клыков. – Нас Василий Иванович познакомил.

– Она мне о вас говорила, – кивнула головой Людмила и, обернувшись к Воронину, спросила: – Так вы немец?

– Природный русак, – запротестовал Герман. – Немца мы в Световидовке оставили. Нам, хозяйка, проводник нужен. Без знающего лес человека мы до упавшего вертолета не доберемся. Может, вы кого-нибудь присоветуете?

– А вот Машку и присоветую, – неожиданно весело отозвалась Людмила, – она все здешние тропы знает как свои пять пальцев.

Воронину очень хотелось расспросить хозяйку о ее муже, но он так и не решился, боясь испортить наладившиеся отношения. А муж, наверное, был, поскольку младшему сыну Людмилы едва исполнился год, и он сейчас удивленно таращил круглые, как у совенка, глаза на непрошеных гостей. В доме Людмилы Мореевой фотографий не было, во всяком случае на стенах. Возможно, в Мореевке, в отличие от Световидовки, их хранили на городской манер в альбомах. Но не исключено, что здешние жители вообще не любили фотографироваться.

Маша Мореева в жизни выглядела еще красивее, чем на сделанном Максом снимке. Было ей лет двадцать, не больше, и смотрела она на Германа поразительно чистыми зелеными глазами без всякого смущения. То ли от природы была не стеснительная, то ли большой город приучил ее спокойно относиться к людям.

Клыкова Маша узнала и даже приветливо кивнула ему головой. Одевалась она на городской манер: в поношенные джинсы и кофточку с длинными рукавами. В отличие от матери, прятавшей волосы под платком, Маша свободно рассыпала их по плечам. По мнению Воронина, которым он не замедлил поделиться с окружающими, такой девушке по подиуму бы ходить, а не по лесным тропам.

– Подиум от меня не уйдет, – спокойно отозвалась Маша. – А вот лес не всякого примет и не всякого отпустит. Когда пойдем?

– Да хоть сейчас, – отозвался Воронин. – Точнее, через час, когда Петр Сергеевич доставит остальных участников экспедиции.

– Через час я буду готова, – кивнула Маша и ушла в соседнюю комнату.

– Может, на крыльце посидим? – предложил Клыков, когда за Бубновым закрылась дверь.

– Нет уж, гости дорогие, – засмеялась Людмила, – присаживайтесь-ка лучше к столу. Водкой я вас поить не буду, а пирожками угощу.

Таких пирожков, с пылу с жару, Воронину есть еще не доводилось. Он уминал их за обе щеки и нахваливал хозяйку. Людмила в ответ лишь посмеивалась да молодо поблескивала в сторону словоохотливого гостя глазами. Двигалась она по горнице с таким изяществом, что Герман невольно ею залюбовался. Простое платье очень выгодно подчеркивало ее чуть располневшую фигуру, усладу глаз любого мужчины, еще не потерявшего интереса к противоположному полу.

– А ты ведь не женат, – уверенно сказала Людмила, когда наевшийся Клыков вышел на крыльцо покурить.

– Не срослось, – смущенно отозвался Воронин.

– И детей у тебя нет, – продолжала столь же уверенно Людмила, – а пора бы завести.

– Жена хотела пожить для себя.

– А разве дети этому помеха? – удивилась Людмила.

Воронин в ответ лишь пожал плечами, хотя хозяйка, как ему показалось, ждала от него совсем другого жеста. Герман вздохнул и сначала воровато покосился на входную дверь, за которой скрылся Славка, потом на комнату, куда ушла Маша.

– Хочешь, оберег подарю? – спросила Людмила, пристально глядя в глаза гостя.

– Зачем? – спросил дрогнувшим от напряжения голосом Герман.

– Там пригодится, – отозвалась хозяйка и взяла растерявшегося Воронина за руку. – Идем.

Комната, куда она его привела, была невелика, но рассмотреть ее убранство Герман не успел. Да и темновато было. Зато недостаток света не помешал ему увидеть обнаженное тело женщины и припасть к нему со всем пылом внезапно вспыхнувшей страсти. Людмила была опытной женщиной, это Герман отметил сразу и постарался не оплошать в объятиях деревенской красавицы. В какой-то миг ему показалось, что в искаженном страстью лице Людмилы проступило что-то звериное, но он отнес это к причудам разыгравшегося воображения.

– А как же муж? – тихо произнес он немного погодя.

– Это не твоя забота, – спокойно отозвалась Людмила и повесила на грудь Германа небольшую черную фигурку из дерева, закрепленную на простом шнурке. – Теперь Он тебя не тронет.

– Кто он?

– Машкин сын, – спокойно отозвалась хозяйка. – Кумовья вы с ним как-никак. Только на девку мою заглядываться не вздумай.

– Что я, по-твоему, сексуальный маньяк, что ли? – обиделся Воронин.

– Знаю я вас, мужиков, – засмеялась Людмила. – И эту тоже не тронь.

– Кого «эту»? – растерялся Герман.

– Дочь Василия Ивановича, – пояснила хозяйка. – Заплатил он ею за свое спасение, а потом, видимо, схитрить хотел, вот и поплатился за неразумие. С Машкиным сыном хитрить нельзя. Все, горожанин, больше меня ни о чем не спрашивай. Лишнего даже мне болтать не положено.

– Так, может, еще раз?

– Ну, коли у тебя силы остались, не откажу.

Оберег, подаренный Людмилой, представлял из себя искусно вырезанную из дерева фигурку черного ворона, расправившего крылья. Возможно, это был намек на фамилию Германа, но не исключено, что Людмила вкладывала в свой дар какой-то другой, сокровенный смысл. В любом случае показывать его Клыкову Воронин не собирался. Впрочем, Славки не было ни в горнице, ни на крыльце. Похоже, он, терзаемый профессиональным любопытством, решил познакомиться поближе с обитателями загадочной деревни.

Герман вновь присел к столу, Людмила захлопотала с самоваром. К слову, с настоящим, а не электрическим, хотя электричество в Мореевке, в отличие от Световидовки, имелось, что само по себе можно было считать чудом. Видимо, дурная слава Мореевки сослужила в этот раз ее обитателям хорошую службу и избавила ее от происков охотников за цветными металлами. Сторонний наблюдатель решил бы, пожалуй, что между хозяйкой и гостем ничего особенного не произошло, но Воронин испытывал неловкость. Все-таки слишком уж скоротечным был период его ухаживания за красивой женщиной. Впрочем, кажется, это не он ее выбрал – а ей самой отчего-то захотелось его ласк. Не исключено, что Людмила долгое время жила без мужа и не стала упускать подвернувшийся случай. А в том, что этим случаем оказался Воронин, особой его заслуги нет. На месте Германа мог оказаться кто-то другой, ну хотя бы Славка Клыков.

– Нет, – вдруг твердо произнесла Людмила, – только ты.

– Ты что же, мои мысли читаешь? – удивился Воронин.

– Эти мысли у тебя на лице написаны, – засмеялась Людмила. – А приятель твой уже на подходе.

Через минуту Славка действительно объявился в горнице и с порога вопросительно глянул на Германа:

– Что, уже закончили?

– Это ты о чем? – насторожился Воронин.

– Это я о пирожках, – усмехнулся Клыков. – Бубнов привез остальных. Пора выступать, командор.

Славка был не на шутку взволнован, но пытался скрыть это волнение под напускной бравадой. Впрочем, Воронину сейчас было недосуг разбираться в чувствах, охвативших его приятеля перед решительным броском в неизведанное.