Зверь

Глава 21 БИЗНЕСМЕН ВАСИЛЬЕВ

Мобильник Воронина проснулся, когда дипломат в сопровождении двух помощников Иванова покинул наконец конспиративную квартиру. Звонила Светлана. Она сообщила Воронину, что Васильев подсядет к нему в машину в девять часов вечера у ресторана «Славянский базар», и отключилась.

– Есть два варианта развития событий, – задумчиво проговорил Иванов. – Вариант первый: Звонарев контролирует ситуацию и попытается устранить слишком уж настырного человека руками зомбированного бизнесмена. Вариант второй: Васильев частично сохранил разум и тогда постарается с чужой помощью выскочить из ситуации, в которой оказался не по собственной воле.

– Вариантов на самом деле куда больше, – не согласился с компетентным товарищем Клыков. – Но все они сводятся к одному: никакого Зверя нет и в помине, а эти люди просто делят кусок пирога, не считаясь ни с моралью, ни с законом. Я бы на вашем месте арестовал и Звонарева, и Васильева.

– Арестованный Васильев, скорее всего, умрет в третий раз, – вздохнул Воронин. – Его труп можно будет вскрыть, выпотрошить и захоронить, но это будет слишком уж похоже на убийство. Что же касается Звонарева, то предъявить ему абсолютно нечего. А если правоохранители вздумают на него давить, это может привести к непредсказуемым последствиям.

– Мы вас подстрахуем, – сказал Иванов Герману.

– Ни в коем случае, – запротестовал Воронин. – Васильев может заметить ваше присутствие и уклониться от встречи. Охраняйте лучше Щеголева и Бубнова, думаю, Звонарев не оставит их в покое. Петр Сергеевич, о чем вас спрашивал дипломат?

– О кубке, – неохотно отозвался Бубнов.

– О каком еще кубке? – не понял Иванов.

– Об очень красивом, старинной работы. Сделан из золота. Украшен двумя изумрудами и целой россыпью рубинов. Внизу выгравирована надпись: «Будимир делал». Сабуров сказал, что этот кубок из клада, хранящегося в лабиринте подле Горюч-камня.

– И вы ему поверили?

– Он мне показал ксерокопию воспоминаний ротмистра Радзинского, подробно описывавшего, при каких обстоятельствах этот кубок попал к нему в руки. Некий карманник Грач, уроженец села Световидовки, еще мальчишкой пробрался в лабиринт и прихватил с собой эту вещь. С Грачом ходил археолог из Прибалтики, но он погиб при загадочных обстоятельствах в пещере с сокровищами. Сабуров не исключал, что в пещеру из-под земли проникает газ, опасный для человека, поэтому призывал меня быть осторожным.

– А вы знаете, где находится этот кубок?

– Сабуров при мне спрятал его в сейф.

– Мы обыскали дом отставного генерала, но ничего не нашли, – покачал головой Иванов. – Видимо, Сабуров в последний момент перепрятал кубок.

– Или переслал его по почте в Москву, – предположил Воронин. – Возможно, даже на свое имя. Он ведь не собирался умирать.

– Проверим, – кивнул Иванов. – Ну, ни пуха вам ни пера, охотники за привидениями.

Воронин попросил Георгия повнимательнее присмотреться к следователю Пескову и особенно к его супруге Юлии и подстраховать по возможности молодого опера Седельникова, который по легкомыслию может наломать дров.

– Сделаем, – коротко бросил Иванов. – Вы только не промахнитесь.

Воронин и Клыков успели поужинать в ресторане «Славянский базар», где их уже числили завсегдатаями. Без пятнадцати девять следопыты выдвинулись на исходные позиции, то есть заняли место в салоне «форда», мирно стоящего на обочине. Было еще довольно светло, а потому уличные фонари не горели. Герман напряженно вглядывался в лица прохожих и время от времени косился в сторону Славки, сидящего рядом. Клыков хорошо знал Васильева и должен был опознать его еще на подходе. Увы, не опознал – видимо, у Вячеслава были проблемы со зрением. Но очки он не носил из тщеславия, дабы не прослыть в глазах дам ученым «ботаником».

Воронин обернулся, когда захлопнулась задняя дверь его «форда». Каким образом этот бородатый тип проник в салон машины, он так и не понял, зато немедленно нажал на газ, когда услышал сдав ленный шепот незнакомца:

– Поехали.

– Василий Иванович, что за маскарад? – спросил обернувшийся Клыков.

Васильев не ответил, а просто тут же на глазах изумленных зрителей избавился от бороды, усов и парика, явив миру чисто выбритое лицо человека, смертельно уставшего от выпавших на его долю передряг. Воронину показалось, что бизнесмен уже давно созрел для откровенного разговора и просто искал, кому бы излить свои горести и печали.

Василий Иванович был бледен, но отблеска безумия в его глазах Воронин не уловил, хотя внимательно разглядывал его с помощью зеркала. Судя по всему, его новый знакомый в данный момент пребывал в трезвом уме и твердой памяти. Правда, будь на месте Воронина психиатр, то, выслушав довольно сбивчивый рассказ бизнесмена, он, скорее всего, пришел бы к выводу, что этот человек нездоров и нуждается в длительном лечении.

По словам Васильева, его выбросило из вертолета на высоте приблизительно в десять метров, он упал на верхушку высоченной сосны и свалился на землю с переломанными костями. В тот миг ему показалось, что он уже умер, но, как выяснилось вскоре, жизнь в его изуродованном теле еще теплилась. Он услышал вопли людей и грохот падающего вертолета. Земля содрогнулась от удара, и ее дрожь отдалась болью в его спине. Он попробовал пошевелить ногой или рукой, но не смог – видимо, у него был сломан позвоночник. Вырвавшийся из его груди крик, а точнее хрип, никем не был услышан. Никто не пришел на помощь, и Васильев вдруг осознал, что его ждет медленное мучительное умирание.

И тогда он услышал голос… Ему предлагали сделку. Жизнь в обмен на дочь и полное послушание. Он открыл глаза и увидел перед собой страшное, заросшее шерстью лицо. Его поразили глаза чудовища – они были вполне человеческими. Все это было похоже на сказку «Аленький цветочек», которую он когда-то читал дочери. Это не могло быть действительностью, а за бред человек не несет ответственности, ни юридической, ни моральной.

Васильев согласился на сделку, навязанную ему странным существом. Он вдруг почувствовал, что теплая солоноватая жидкость льется ему в рот, и стал судорожно ее сглатывать. А потом он то ли уснул, то ли потерял сознание. И проснулся уже вполне здоровым человеком, пусть и слегка оглушенным свалившимся на него несчастьем, но все-таки способным двигаться. Кажется, он довольно долго бродил по лесу, пока не вышел на поляну, посреди которой возвышался камень. Возле этого камня сидел человек. Но радость Васильева была недолгой, ибо незнакомец, облаченный в форму немецкого офицера, был мертв. Машинально бизнесмен сделал несколько снимков цифровой фотокамерой, которая все это время болталась у него на руке. А потом бросился бежать, не разбирая дороги, и угодил в топь. Выбраться из болота ему помогли две женщины, они же проводили его в Световидовку.

Васильев, оказавшись в привычных условиях, очень быстро пришел в себя. В конце концов, человеку, пережившему страшную катастрофу, могло почудиться или присниться черт знает что. И если долго переживать по этому поводу, то можно прозевать реальную опасность, которая грозит и ему, и близким. У Васильева не было никаких сомнений в том, что авария вертолета подстроена конкурентами. Чиновник Минприроды Останин успел его предупредить, что на этот же участок претендует еще один человек, имеющий покровителей в высоких сферах. Правда, никто тогда не мог предположить, что конкуренты решаться на крайние меры. Надо было посоветоваться с Останиным и организовать поиски разбившегося вертолета.

Васильев ринулся в Санкт-Петербург, но опоздал. Смерть подстерегла его в родном городе, в собственной квартире, где он прожил много лет. В последний предсмертный миг он решил, что его отравили, как отравили московского чиновника. Эта же мысль пришла ему в голову, когда он очнулся в морге. В помещении было темно и довольно прохладно, он далеко не сразу сообразил, где находится. А сообразив, не решился позвать на помощь. Он прошел мимо храпящего санитара и выбрался на улицу. Его поразило, что мир не изменился. Мир остался прежним. И город был все тем же, не знающим ни покоя, ни отдыха, словно проживающим здесь людям не было известно слово «смерть». Никто не остановил Васильева, никто не спросил его, по какому праву он вернулся с того света на этот. До темноты он бродил по улицам, а потом взял такси, благо в кармане его брюк был бумажник, и отправился в загородный дом, где и затаился, пытаясь осмыслить, что же с ним произошло. Там он провел в одиночестве почти целую неделю, пока его не обнаружила дочь, вернувшаяся из Световидовки. Для обоих эта встреча явилась потрясением. Но Васильеву удалось убедить Светлану, что он не привидение, а вполне нормальный человек, попавший по независящим от него причинам в дурацкую ситуацию.

– А почему вас хоронили в закрытом гробу? – спросил Воронин.

– По моей просьбе. Я высказал ее давно, после похорон жены. Ее смерть меня потрясла. Она была на редкость жизнерадостной женщиной. А когда я увидел ее изуродованное смертью лицо… В общем, вы меня понимаете. Я решил тогда, пусть уж меня запомнят живым, а не мертвым. И Светлана выполнила мою волю.

– Вы никаких перемен в себе не чувствовали?

– Нет, абсолютно никаких. Конечно, я пережил потрясение, но в остальном все было нормально. Я уже собирался ехать в милицию, чтобы разъяснить нелепую ситуацию с моей мнимой смертью, но как раз в этот день было совершено покушение на Константина, и мы решили повременить с моим «воскрешением». Стало ясно, что охота на нас не закончилась и наши оппоненты не успокоятся до тех пор, пока не отправят нас на тот свет. В общем, мы с Константином решили, что мне следует ехать в Москву, явиться там в Генеральную прокуратуру и рассказать о возникших у нас проблемах.

– А вы знали фамилии своих конкурентов?

– Да. Останин нас просветил на этот счет. Он даже прислал нам фотографию этого Сабурова. Представительный мужчина, бывший генерал почтенного ведомства. Кто ж знал, что он пустится во все тяжкие. Ведь у него и без того рычагов хватало. Зачем же убивать! Да и кусок-то не бог весть какой сладкий. Если бы он пришел к нам с деловым предложением и назвал приемлемую цену, то вопрос можно было бы решить к обоюдному удовольствию.

– А что было потом?

– Я сел в поезд. И там со мной повторился приступ, уже однажды мной пережитый. Я потерял сознание и очнулся в морге. В этот раз я даже не испытал шока. Просто вышел на улицу, пришел на вокзал и сел в пригородную электричку. И только спустя день мы узнали, что в том поезде был убит Сабуров и что якобы его убил человек, похожий на меня.

– Скажите, Василий Иванович, а у вас был пистолет? – спросил Воронин.

– Был. А что прикажете делать? Я потому и отправился в Москву на поезде, а не на самолете. Кто ж знал, что в этом же поезде едет мой заклятый враг. Скажите, а у вас действительно есть свидетель, способный подтвердить виновность Сабурова в крушении вертолета?

– Есть. Вы его хорошо знаете, это Петр Сергеевич Бубнов.

– Подлец, – прошипел Васильев, – какой, однако, негодяй. Не понимаю. Ну ладно бы нефть, а то из-за древесины!

– Они ищут клад, Василий Иванович, – пояснил Клыков. – Сокровища нибелунгов.

– Я тебя умоляю, Слава! – вскричал Васильев. – И ты туда же. Хватит с нас одной психопатки – Василисы. Это из-за нее я впутался в эту историю, хотел доказать дочери, что все это дурацкие суеверия и никакого чудища болотного в Мореевке нет.

– Доказали? – спокойно спросил Воронин. Ответом ему было тревожное молчание. Видимо, Васильев сейчас сопоставлял факты и подбирался к новым, неожиданным для себя выводам.

– Вы думаете, что мой бред был правдой? И этот заключенный мной договор…

– Вы застрелили генерала Сабурова, Василий Иванович, на глазах у многочисленных свидетелей, а затем скончались на руках его охранников. Меня интересует сейчас только одно: отдавали вы отчет в своих действиях или нет?

– Клянусь! – почти выкрикнул Васильев. – Я его не убивал!

– Успокойтесь, Василий Иванович, я вам верю. Но нужно, чтобы вам поверил суд. Надо убедить правоохранительные органы в том, что временами вы не отдаете отчета в своих действиях.

– Я не псих, Воронин, слышите! Не псих!

– Я это знаю. У вас есть пистолет?

– А по-вашему, я должен ходить безоружным?

– Вам его дал Звонарев. И он же сказал, что сегодня в Питер приехал подельник Сабурова. Некий Щеголев, бывший муж Василисы Радзинской. Очень влиятельный господин. Высокопоставленный сотрудник МИДа. Он же сказал вам, в какой гостинице Щеголев остановился.

– Ну и что? – удивился Васильев. – Костя ведет расследование на свой страх и риск. А что нам еще остается делать в создавшейся ситуации?

– Костя умер, – ровным голосом произнес Воронин. – Я видел его труп в разбившемся вертолете. И даже снял с этого трупа часы. Держите.

Герман протянул часы растерявшемуся Васильеву. Тот их взял и поднес к уху.

– Они стоят.

– Они остановились в тот миг, когда умер их хозяин. Сегодня ночью, Василий Иванович, у вас вновь будет приступ, вы пойдете в гостиницу, подниметесь на третий этаж и убьете выстрелом из пистолета Бориса Степановича Щеголева. Точнее, попытаетесь убить. Ибо Щеголева охраняют сотрудники ФСБ, которые вас остановят.

– По-моему, вы бредите, Воронин, – зло засмеялся Васильев. – Уж теперь-то я точно никуда не пойду. Ведь вы же меня предупредили о засаде.

– Так для того и предупредил, Василий Иванович, чтобы лично убедиться в вашем адекватном поведении.

– Чушь какая-то, – почти простонал Васильев и попросил остановить машину.

Клыков сочувственно смотрел вслед удаляющемуся бизнесмену.

– Все-таки надо бы его изолировать.

– Боюсь, если мы его попытаемся изолировать, он умрет и в этот раз уже по-настоящему.

– Но это же абсурд, старик, – возмутился Славка. – У Васильева просто психическое расстройство, вызванное пережитым стрессом, и не более того. Неужели ты всерьез считаешь, что он заключил сделку с дьяволом?

– Поживем – увидим, – вздохнул Герман.

Двое сотрудников Иванова расположились в вестибюле гостиницы, дабы контролировать действия охранников. О визите Васильева местную службу безопасности предупреждать не стали, дабы не навредить чистоте эксперимента. Иванов, Воронин и Клыков устроили засаду на четвертом этаже, где находился номер дипломата. Поначалу Иванов собирался поставить в известность Щеголева о возможном визите Васильева, но в последний момент передумал. Во-первых, Бориса Степановича уже предупреждали о грядущих неприятностях, а во-вторых, визит киллера может и не состояться, и тогда у Щеголева появится еще одна возможность обвинить сотрудников ФСБ в стремлении нагнетать страсти на пустом месте. И даже в шантаже. Оказывается, дипломат уже успел пожаловаться своим высокопоставленным знакомым на докучливого чекиста, и Иванов получил нагоняй от начальства за чрезмерное усердие.

– Скажите, Георгий, Иванов – это ваша фамилия или псевдоним? – спросил Воронин у озабоченного чекиста.

– А вам зачем?

– Вдруг с вами что-то случится, и мне придется докладывать об этом начальству.

Иванов достал из кармана удостоверение и протянул его Герману. Из предъявленного документа Воронин узнал, что имеет дело с полковником ФСБ, которого папа наградил одной из самых распространенных в России фамилий и достаточно редким отчеством – Савельевич.

– Ну что же, Георгий Савельевич, будем ждать?

Гостиница почти угомонилась, но по коридорам еще фланировали отдельные постояльцы, то ли страдающие бессонницей, то ли озабоченные проблемами планетарного масштаба, мешавшими им спать. Присутствие в коридоре трех мужчин, явно не из гостиничной обслуги, их почему-то нервировало. Иванов предложил коллегам укрыться в номере, расположенном напротив апартаментов, снимаемых Щеголевым.

– А ключ от номера дипломата у вас есть, товарищ полковник? – спросил Воронин.

– Давай на «ты» и без званий, – предложил Иванов. – А зачем тебе ключ?

– Дипломат, похоже, уже угомонился в своем люксе. Будем надеяться, что он меня не заметит.

– Риск, – поморщился Георгий.

– А если Васильев не пойдет по коридору, а решит проникнуть к Щеголеву через балкон?

– Мой сотрудник занимает соседний номер и контролирует ситуацию с внешней стороны, – покачал головой Иванов.

– И тем не менее, – стоял на своем Воронин, – береженого Бог бережет. А скандал с Щеголевым я беру на себя. С уволенного из органов опера взятки гладки. В крайнем случае прокуратура выразит мне общественное порицание.

Георгий нехотя протянул ему ключ.

– Ну что ж, попытайся.

Щеголев не проснулся, когда Воронин проник к нему в номер. Видимо, у дипломата были очень хорошие нервы, если он мог спать столь крепким сном в чужом городе, куда прибыл для прояснения обстоятельств внезапной кончины компаньона. Не исключено, правда, что Борис Степанович принял снотворное, полагаясь на русский авось и службу безопасности гостиницы, которая остановит маньяка еще на подходе к объекту. Бодрый храп, доносящийся из соседней комнаты, подействовал на Германа умиротворяюще.

Он подошел к окну и чуть отодвинул портьеру. Дверь на балкон Щеголев все-таки закрыл, а для надежности еще и загородил тяжелым креслом. Этим креслом Воронин незамедлительно и воспользовался, ибо ноги, натруженные за долгий и суматошный день, требовали покоя. Время было уже позднее, половина второго ночи, и маньяку (если он собирался именно сегодня разрешить все свои проблемы) следовало поторопиться.

Герман покосился на рацию, выданную ему полковником Ивановым. Она должна была ожить, когда Васильев появится в коридоре. Пока что рация молчала, зато Герман вдруг услышал шорох у входной двери. Возможно, это была горничная, которой зачем-то понадобилось среди ночи потревожить постояльца. Воронин потянул портьеру на себя, пытаясь понадежнее замаскироваться. Силуэт, возникший в проеме был, однако, мужским. Герман покосился на рацию, но она молчала. Дверь за незнакомцем бесшумно закрылась. Какое-то время странный посетитель стоял у порога, похоже, привыкал к царящей в номере темноте. Герман вспомнил о пистолете, но вдруг осознал, что рука не повинуется ему. Чудовищным усилием воли он все-таки сумел нащупать оберег, висевший на груди, и сразу же пришел в себя. Онемевшая было рука привычно тронула рукоять «Макарова». Воронин легко поднялся на ноги.

Незнакомец его не видел, внимание киллера было сосредоточено на открытой двери в соседнюю комнату, из которой доносился храп дипломата. Именно туда он и шагнул, держа в руке пистолет. Воронин скользнул следом. Киллер поднял пистолет и нацелил его прямо в голову Щеголева. Видимо, в последнее мгновение дипломат проснулся и даже в ужасе вскинул руку, чтобы защититься от смерти. Выстрел гулко прозвучал в тишине, но пуля угодила в потолок: Воронин вывернул руку убийцы и бросил его через бедро на пол. Незнакомец не шевелился, создавалось впечатление, что он умер раньше, чем соприкоснулся с полом.

– Включите свет, – попросил Герман перепуганного дипломата. – Лампа справа от вас, на столике. Свет был мягким, приглушенным, но это не помешало Воронину опознать убийцу. Васильев недвижимо лежал на полу и, казалось, не дышал. Его лицо было почти синим. Герман похлопал несостоявшегося киллера по щеке, но это не произвело на того ни малейшего впечатления. Пульс у Васильева не прощупывался, а на перекошенном лице стыла уже знакомая Герману по фотографиям маска ужаса. В соседней комнате послышался шум, Воронин непроизвольно вскинул пистолет, но тут же его опустил. На пороге стояли недоумевающие Иванов и Клыков.

– Он что, уже здесь? – воскликнул Славка.

– Как видишь, – усмехнулся Воронин.

– Он пришел через балкон? – нахмурился Иванов.

– Нет, он вошел в дверь.

– Но этого не может быть, – возмутился Клыков. – По коридору никто не проходил. Это бред какой-то.

Иванов связался со своими ребятами, дежурившими в вестибюле. Увы, они тоже не видели Васильева. Тем не менее киллер все-таки вошел в гостиницу, поднялся на четвертый этаж и пробрался в комнату Щеголева. Это был факт, который никто из присутствующих опровергнуть не мог. Недоверчивый Иванов осмотрел дверь, ведущую на балкон, и вынужден был признать очевидное: вина за то, что Васильев прошел по освещенному коридору незамеченным, лежит все-таки на нем.

– Я тоже поначалу оцепенел, – признался Герман. – И пришел в себя только после того, как прикоснулся к оберегу.

– К какому еще оберегу? – не понял Иванов.

– Мне подарила его Людмила Мореева, – сказал Воронин, расстегивая ворот рубашки. – По ее словам, этот амулет защищает от Зверя.

– Так Черный Ворон у вас! – закричал вдруг Щеголев и подхватился на ноги. – Он оборотень! Держите его! Это Воронин!

Дипломат метнулся было к двери, но покачнулся и рухнул к ногам удивленного Иванова.

– Еще один покойник? – ошеломленно спросил Клыков.

– Нет, он жив, – спокойно отозвался полковник Иванов. – Это обычный обморок. Нервы, видимо, сдали.