Зов чёрного лебедя

Глава 40. Последствия

Мирослава не знала, что увидел в её лице Карл, но неожиданно по возвращению, когда они уже вечером вышли из громко шипящего, пахнущего маслом поезда, он сказал:

— Отоспись и приходи завтра на работу.

Она даже удивилась его великодушию. Ей казалось, что он потащит её сразу на растерзание шефу. И неважно, что официально рабочий день уже подошёл к концу. Редакция вообще редко спала по-настоящему.

— Хорошо. Спасибо, — кивнула она.

Карл, не глядя на неё и чересчур сильно сжимая ручку своей сумки, коротко кивнул и ушёл, резко рассекая пропадающие клубы пара. Мирослава проводила его недоумённым взглядом. Неужели она выглядела настолько жалкой, что вызвала сочувствие даже у такого эгоиста, как Карл?

Вздохнув, она пошла вдоль перрона, наблюдая за долгожданными встречами незнакомых людей. Её рука потянулась к карману брюк, в которых ей пришлось уехать, так как когда одевалась, не думала о том, во что одеться, и остановилась на полпути. Она потрогала сквозь штанину портсигар, но не достала. Она не нервничала и не хотела ни о чём думать, а значит, это было всё равно бессмысленно.

Столица, которая десять лет назад приютила Мирославу, встретила её согласно своему характеру — тучами и моросящим дождём. Когда Мирослава оказалась на улице, то ей на мгновение показалось, что она ослепла. Заведующая здешней палитрой цветов, серость и невыразительность поразили её. Взгляд даже восхищённо не цеплялся за архитектурные поразительные элементы, за шумную стройку, в которой словно всегда жил этот город. Уныние нахлынуло на неё, смыв последние остатки тепла, которыми она успела напитаться в селе. Но Мирославу порадовали белые ночи — это хоть немного примирило её с отсутствием яркости и живости, которые она покинула.

Сев в автобус и расположившись у окна, она стала поглядывать на знакомые улицы, по которым, несмотря ни на что, успела соскучиться. Ей нравилась кипящая городская жизнь, в ней был легко потеряться и забыться. Но по-настоящему жить её научило село и люди, живущие в нём.

Дождь медленно накрапывал за окном, словно сам не мог решить чего хочет — размыть узкие улочки или лишь припугнуть. Мирослава прислонилась лбом к прохладному стеклу и устало закрыла глаза. Такая погода находила отражение в её душе, оттого и вызывала тоску пополам с раздражением.

Домой она чуть ли не бежала, после того как вышла из автобуса. Дождь больше не шёл, тучи заволокли небо, скрывая блеск звёзд. Мирослава не поднимала головы — она знала, что небо не подарит ей желанного покоя. Ей хотелось спрятаться, скрыться, остаться одной. Раньше, когда ей было страшно, она сбегала. После разговора с Мстиславом ей было не страшно. Она чувствовала растерянность, непонимание и боль. Со всеми этим эмоциями Мирослава не знала, что делать, поэтому выбрала привычную тактику — бежать и прятаться.

Открыв дверь, она ждала облегчения и радости — ведь это чувствует человек, вернувшийся домой. Но, переступив холодный порог, она поняла, что не получит долгожданного покоя. Здесь царило одиночество.

Мирослава ощутила болезненное желание развернуться и уйти, оставив дверь открытой, обратно в тот дом, где кряхтела ткацкая машинка, слышались звуки и запахи животных и не особо одобрялось курение Мартой.

Но, поставив сумку на пол и, не разуваясь, она прошла к небольшой кровати в комнате, которая даже была скорее, как маленькая квартира и которую её повезло отхватить, вместо комнаты в коммуналке, и решительно отбросила подобные мысли. Она была большой девочкой и могла справиться сама. Ей необходимо было всё обдумать и понять, как поступить дальше. Там — где кипела жизнь и повсюду были полюбившиеся лица, она не смогла бы принять здравого решения. Ей нужно было чуть больше времени и, возможно, чей-то совет. К соседке идти не хотелось, та, возможно, уже сочла, что Мирослава переехала, а больше взрослых женщин в городе она и не знала.

Здесь Мирослава вспомнила, что не попрощалась с матерью и ощутила отблеск вины. Она совсем забыла о ней. Наверное, та ждала, что после таких событий дочь придёт и поговорит с ней, но у Мирославы совсем вылетело это из головы. Она со стоном повалилась на голый матрас, предаваясь стыду. На самом деле, после предложения Мстислава она на мгновение ощутила какое-то неясное желание отправиться к маме и посоветоваться. У неё в кои-то веки была такая возможность! Но было бы странно искать помощи у женщины, которая даже не была человеком и произвела её на свет вне брака, поэтому она быстро отбросила эту мысль.

Раньше знание того, что она незаконнорожденная, оскорбило бы Мирославу, в приюте с этим было строго, и она всегда до встречи с матерью считала, что её родители были женаты. Но в мире, в котором она очутилась, прибыв в село, не было месту предрассудком.

Мирослава резко вскочила с кровати и метнулась к старому деревянному столу возле окна, выходящего на маленький огород. Она выдвинула ящик и, лихорадочно перебирая закреплённые скрепкой листки, нашла нужные и только тогда выдохнула. Села за стол и погладила буквы, которые когда-то писал её отец.

Пусть это и была не его рукопись, а рукопись, тщательно списанная рукой Мирославы, ей всё равно чудилось связь между ними. Его же рукопись была одной из самых важных причин, из-за которой ей хотелось вернуться в столицу. Выкупить у библиотеки работу отца и хранить её у себя. Возможно, она даже надеялась найти там ответ на вопрос о том, что ей делать дальше.

Просидев за столом до поздней ночи и докурив последнюю папиросу, Мирослава всё же отправилась спать.

Завтра ей предстоял трудный день. Она этого не боялась, а скорее надеялась, что он сможет её отвлечь от противоречивых мыслей и разодранных чувств.

— Ты не думаешь, что поступаешь опрометчиво, сидя здесь и ничего не делая?

Мстислав удивился. Ни то, чтобы его шокировал вопрос, скорее, тот, кто пришёл к нему его задать. Он перестал месить тесто, отряхнул ладони от муки и развернулся к гостье. Она стояла между кухней и прихожей, войдя без стука. И без привычной косынки.

— Доброе утро, Александра, — вежливо поздоровался он. — Не знал, что вы планируете зайти. Начал бы готовить раньше. Извините, но мне нужно успеть разобраться с тестом, а потом отправиться чинить стойло у коровы.

И он повернулся обратно к столу, тщательно разминая большой кусок теста. Так как ребята обосновались возле кровати Раймо, еды теперь требовалось втрое больше. Мстислав в глубине души надеялся, что сочувствующие соседки вскоре пересилят свою настороженность по отношению к нему и вновь начнут таскать угощения, в ином случае ему придётся стелить себе на кухне.

— Будем делать вид, что ничего не случилось? — поинтересовалась она.

— А что случилось?

— Бог ты мой! — досадливо воскликнула Александра, подошла ближе и обошла стол, с шумом усаживаясь на скамейку напротив Мстислава. — Хорошо, будем делать вид, что ты по какой-то странной и нелепой причине не отпустил Мирославу в город и всё хорошо.

Марта, занятая за станком, резко прекратила работать. Процесс создания поясов и платков успокаивал её, и Мстислав еле усадил её за работу, попросив оставить его на время в покое. И вот заявляется ещё одна женщина, желавшая в чём-то его, упрекнуть!

— Что за обвинения в мою сторону? — с искренним непониманием уточнил он. — Почему вы все норовите выплеснуть своё негодование мне?

— А кто виноват? — высокомерно парировала Александра.

Мирослав хохотнул, швырнул об стол тесто и едко вопросил:

— Я виноват? Я её выгнал? Может, дело в том, что она не хотела остаться?

— А ты просил её об этом?

— Представьте себе! — рявкнул Вяземский. — Я просил её остаться! Просил выйти за меня замуж! Просил обо всём, о чём мог! А она собрала вещи и уехала, даже не простившись!

За его спиной послышался шум, и Мстислав измученно потёр лоб. Из комнаты Раймо вывалились те единственные, кто ни о чём не спрашивал его, потому что они сами были свидетелями той сцены.

Александра сделала вид, что смутилась.

— И она уехала после того, как ты позвал её замуж? — словно издеваясь, уточнила она с дотошностью сыщика.

Мстислав почувствовал, как дёрнулся глаз.

— Да, — устало откликнулся он.

— Не совсем, — послышался за спиной голос Линнеля.

Он подошёл ближе, чтобы встать с другой стороны стола, возле сидящей Александры и видеть Мстислава.

— Она не сбежала после предложения… Она ответила ему. Правда, отказом, — неловко добавил он, и со стороны комнаты послышалось, как ахнула Марта. — Но только потому, что она, в принципе, не хочет замуж! Да ладно тебе, Мстислав. Ты её видел? Даже наши местные девушки, куда более искушённые в любви, чем она — городская, с папиросой в зубах и вечным вызовом в глазах.

— К чему ты клонишь, Линнель? — нахмурился Мстислав, но спорить с его словами не стал — какой в этом толк, если так и есть.

Сам Вяземский это не сразу понял, но вскоре неопытность Мирославы стала заметна, если знать, на что смотреть.

Линнель же стал заламывать руки, сомневаясь в том, что собирался сказать. Но, решившись, выпрямился и твёрдым голосом произнёс:

— У неё была непростая и одинокая жизнь до приезда сюда. Куда более тяжёлая, чем у нас всех. — Он набрал побольше воздуха и неожиданно стал осуждающе выговаривать Мстислава. — Ты позвал её замуж, свалив на неё — уставшую и истощённую — такую новость, и ждал, что она тут же бросится на шею? Могла бы, конечно, но оказалось, что у непростой женщины есть своё непривычное мнение. Это не должно тебя удивлять. Мстислав, она испугалась и растерялась. Когда ты вышел из дома, то она села за этот стол и, не сдерживаясь, закричала и стала рыдать. Не знаю, как остальных, но мне её плач разбил сердце. — Он прервался, ища взглядом парней и, увидев что-то на их лицах, вновь наполнился решимостью, чтобы продолжить распекать вожака.

Мстислав же, до этого внимательно слушавший Линнеля, взглянул на выпачканный мукой стол, чувствуя, как сердце, не прекращающее со вчерашнего вечера, кровоточить, стремительно забилось только для того, чтобы причинить ещё большую боль.

— И когда она уснула, а ты вернулся, то я уже забыл о том, что она отказала тебе и где была не права. Ты взял её на руки — бледную и тонкую, и я почувствовал, как мне впервые в жизни хочется накричать на тебя. Мне было так жаль её, Мстислав. Хоть ты и стал мне отцом, но в тот момент для меня не было никого важнее её. Но не в том смысле, конечно! — тут же добавил он смущённо.

Мстислав в ответ с пониманием кивнул. Прокашлялся и, тяжело двигая губами, ответил:

— Что ты прикажешь мне делать? Она не хочет здесь жить.

Но вместо открывшего рот Линнеля, ответил Эрно хмурым голосом:

— Она не говорила, что не хочет здесь жить. Она просила дать ей время и свободы. Ты, помнится, её тоже желал, когда уехал учиться.

Мстислав повернул голову к Эрно и покачал ею.

— Это другое.

— То же самое, — закатил он глаза. — Ты вернулся, потому что у тебя тогда не было выбора. Ты думал всё время, что я тоже из-за этого вернулся, но, на самом деле, это не так. Я приехал по своей воли, а тебя вынудили похороны родителей и ответственность.

На это Мстислав ничего не ответил.

— Мы выросли и больше не будем злиться на тебя за то, что ты уедешь, — добавил Эрно со свойственной ему неловкостью, которую он проявлял во время сентиментальных моментов. — Ты посвятил нам двадцать лет. Хватит уже.

— Она просила тебя поехать с ней, — добавил с нажимом Ииро, молчавшей до этого. — А ты отказался.

— Не было такого, — буркнул Мстислав, но не слишком уверенно.

Ииро подлетел к нему, словно обрёл крылья за спиной, схватил за плечи и встряхнул. Его глаза блестели сумасшедшим огнём.

— Она просила поехать с ней! Говорила, что вы вернётесь! А ты вместо этого слышал её «нет». Приди в себя! Поезжай уже за ней! Она ведь читает эти любовные романы и оценит такой романтический шаг!

Мстислав молча разглядывал взлохмаченного Ииро.

— Я её обидел? — недоверчиво спросил он, когда до него, наконец, дошло.

— Долго соображаешь, вожак, — застонала Александра. — Хорошо, что Мирослава более сообразительная, иначе ваши дети заставили бы меня ужаснуться.

Мстислав бросил на неё короткий взгляд, и та, как всегда, не испугавшись, широко ему улыбнулась. Но после её слов о детях в нём что-то перемкнуло и настроилось на другую волну — нетерпеливую и жаждущую действовать.

Ииро отпустил его, и он сначала рванул в свою комнату, провожаемый взглядами всех собравшихся, но, схватившись за ручку, взглянул на них.

— А что мне ей сказать? Я ведь всё, что мог — уже предложил ей.

— Значит, предложи ей то, чего хочет она! — воскликнула Александра, поднимаясь со скамейки. — Эта девчонка полна жизни и мечтаний. Проживи их вместе с ней.

Мстислав кивнул, показывая, что понял и зашёл к себе в комнату, чтобы быстро переодеться в чистое и более официальное, но от галстука всё равно отказался и прихватить денег. Потом он планировал сесть на лошадь до города, где поезд наверняка ходил чаще, чем их автобус. Напоследок он провёл рукой по волосам всё ещё спящего Раймо, которому, как сказала Ингрид, полезнее было восстанавливаться во сне, и вышел из комнаты.

Все уже ждали его в коридоре. Он улыбнулся взволнованный Марте, благодарно кивнул Александре, взглянул на каждого из своих ребят и строго велел им:

— Оставляю вас за главных. Не заставляйте меня жалеть об этом. И хорошо заботься о брате, пока меня не будет.

Ииро лениво усмехнулся.

— Можешь быть спокоен. Мы наведём здесь порядок.

Эрно закатил глаза, а Линнель пообещал:

— Я прослежу.

Вяземский усмехнулся, в душе надеясь, что чтобы сможет вернуться и проверить это только через пару дней, но, прежде чем выйти, вдруг вспомнил кое-что важное.

— А кто-нибудь в курсе, в какой именно редакции Мирослава работает?