22

Через некоторое время после наступления темноты Байдевин и последние отряды его армии наконец догнали ее авангард. Квартирьеры разбили лагерь всего в двух милях от реки, но этого расстояния было достаточно, чтобы в случае нападения армия не оказалась зажатой между противником и рекой.

Когда Норвик и Байдевин смогли наконец сесть и спокойно насладиться горячим ужином, Байдевин уже настолько устал, что не смог есть. Два дня и всю ночь он провел без сна, и, когда Норвик предложил ему разделить с ним палатку, Байдевин с благодарностью принял его приглашение. Завернувшись в первое попавшееся одеяло, он улегся на земляной пол палатки и мгновенно заснул.

Ему показалось, что он спал всего несколько минут, когда кто-то потряс его за плечо. Байдевин заворчал и попытался откатиться подальше, натягивая одеяло на голову и злобно бормоча. Когда его снова потеребили, он высунул из-под одеяла руку и помахал ею в воздухе, пытаясь отогнать нахала, однако это движение лишь проделало в его обороне изрядную брешь, которой противник тут же воспользовался. Байдевин почувствовал, как с него стягивают одеяло. В конце концов настойчиво повторяемые слова проникли сквозь сонный туман, заволакивающий мозг:

— Вставай, Байдевин, вставай! Гонец с известиями от королевы!

— Что? Норисса? Здесь?! — Байдевин вскочил и в свете масляной лампы увидел перед собой Норвика.

— Нет, кузен, это только гонец. Плохие новости, брат.

Байдевин выпутался из одеяла и зашнуровал ботинки прежде, чем его глаза успели привыкнуть к свету лампы. Снаружи было еще темно, и он поспешил за Норвиком к группе людей, собравшихся у походного очага.

Молодой человек, стоя на коленях на земле, дрожал от усталости и тяжело, неровно дышал. Несомненно было, что он бежал из последних сил. В рассеянном свете огня черты его лица казались размытыми, неопределенными, но по выражениям лиц столпившихся вокруг мужчин было ясно видно, что случилась беда.

— В чем дело? — потребовал Байдевин. — Что случилось?

Ятрай, стоявший рядом с Кальриком, ответил ему вместо гонца. В голосе его звучало отчаяние:

— Они забрали леди Нориссу. Госпожа схватила ее!

— Не может быть! Откуда она могла знать, где прячется Норисса?

— Она не успела уйти из деревни, — пояснил Бремет, сжимая обеими руками рукоять своего топора.

— Это верно? — спросил гонца Байдевин.

Юноша, который шумно пил из миски холодную воду, на мгновение оторвался от нее. Он низко опустил голову, а руки его дрожали так сильно, что вода расплескивалась на землю, словно крупные капли слез.

— Это так, — голос его был низким и хриплым. — Некоторое время спустя, как вы уехали… мы как раз собирались отправиться в путь… они напали из ниоткуда, как в Битве Героев. У нас не было возможности защищаться. Меня немедленно направили к вам, чтобы предупредить.

В голове Байдевина ожили тысячи вопросов. Как получилось, что он не знал об этом? Наверняка Норисса попыталась бы связаться с ним при помощи неслышной речи. Почему у нее не возникло предчувствия опасности, как в прошлый раз? И где был Медвин?

Что-то тут было не так. Байдевин не мог воспринять внезапный и полный страх, навалившийся на него. И он низко наклонился над юношей.

— Нашему отряду из двадцати человек потребовалось два дня, чтобы достичь реки. Затем мы провели в Дромунде один день и одну ночь, переправив через реку целую армию. Если ты вышел в путь вскоре после нашего отъезда, то почему тебе понадобилось три с половиной дня, чтобы до нас добраться?

Гонец отшатнулся от Байдевина, прикрывая лицо руками, словно опасаясь, что его сейчас ударят.

— Тут повсюду действует очень сильная магия. Я не мог никому доверять и потратил много времени на то, чтобы спрятаться от тех, кого раньше мог считать друзьями. Никто больше не является тем, чем кажется.

— А что стало с магом королевы? Где Медвин?

— Мертв… Тайлек одолел его.

Внутри Байдевина шевельнулось что-то холодное, мрачное. Он посмотрел на Бремета.

— Нужно выступать немедленно. Маленьким отрядом твоих лучших людей.

Бремет кивнул:

— Они будут двигаться к Актальзейскому замку. Магия ведьмы там сильнее всего.

Байдевин повернулся к Норвику:

— Я отправляюсь с Бреметом. Наш небольшой отряд сможет двигаться быстро. Госпожа наверняка движется в окружении большого войска, которое может ее защитить, но которое не обладает подвижностью маленькой группы. Самое большее за два дня мы нагоним ее и станем удерживать на месте до подхода армии. Ятрай поведет вас.

Байдевин не задержался даже за тем, чтобы выслушать ответ кузена, и не обратил внимания на протесты Ятрая, которому снова приходилось оставаться в стороне от главных событий. Его небольшой отряд отправился в путь еще до того, как рассвело.

Вел их Бремет. Он выбирал тропинки, по которым они могли двигаться скрытно, но на хороших рысях. Байдевин скакал сразу позади Бремета, но мысли его уносились далеко вперед.

Тайлек и Фелея вместе Война наконец-то началась, и Фелея первой нанесла удар, застав их врасплох. Теперь они должны перехватить ее прежде, чем она успеет укрыться в замке. Внутри его неприступных стен и Фелея, и Норисса будут вне досягаемости.

Байдевин, не переставая, твердил себе, что до тех пор Нориссе не причинят никакого вреда. В противном случае Фелея попыталась бы погубить Нориссу сразу же.

К полудню отряд преодолел довольно большое расстояние. В полдень им повстречался охотник, который уверял, что госпожа со своей свитой пересекла этот район в нескольких милях к востоку буквально вчера. Услышав это, Байдевин потребовал прибавить хода и настаивал на том, чтобы двигаться напрямик, срезая углы дорог. Бремет не согласился с ним:

— На самом деле это только увеличит расстояние, которое нам нужно преодолеть. Нам известно, куда они направляются. Мы не собираемся гнаться за ними, мы должны опередить их и перерезать дорогу к замку.

Байдевин вынужден был согласиться с его рассуждениями, к тому же Бремет лучше знал местность и был уверен, что им удастся исполнить задуманное. Беспокойство Байдевина тем не менее нисколько не улеглось, и он слепо подчинился, в то время как в голове его то и дело возникали мрачные мысли то о мертвом Медвине, то об участи Нориссы, окруженной врагами. Каждые несколько минут Байдевин пытался дотянуться до Нориссы при помощи «неслышной речи», но ответа так и не получил.

«Это из-за расстояния, только из-за расстояния», — утешал себя Байдевин, боясь даже подумать о том, что молчание Нориссы может объясниться другими причинами.

Вскоре после полудня они обнаружили первую ловушку.

Бремет круто осадил своего кайфара перед тем, как въехать в небольшую рощицу. Указав на густые заросли папоротника, что рос под деревьями, он сказал:

— Мы уже проезжали здесь. И не один раз.

Байдевин вопросительно посмотрел на Бремета, и тот указал вперед, где деревья осфо сменялись молодыми деревьями квеннер.

— Там, за деревьями, должны быть кусты свейла, а за кустами свободное пространство, поросшее тойлем и иглоцветом.

И действительно, когда они проехали вглубь рощи, они обнаружили цветущую поляну. Байдевин тихо выругался Теперь, когда ему было указано на это отклонение, он почувствовал в воздухе легкий запах магии. Это была превосходно сделанная ловушка, а он, занятый своими мыслями, не обратил на нее внимания и, может статься, так бы и продолжал двигаться по кругу, ничего не замечая.

Заклинание было простым — обычное сбивающее с пути заклятье, и Байдевин без труда разрушил чары. Однако та легкость, с которой он уничтожил ловушку, ни в коей мере не ослабила его напряжения и гнева на самого себя за то, что позволил себя одурачить. Теперь ему стало ясно, что он должен был бы отбросить все свои горестные размышления и быть предельно внимательным, чтобы вовремя обнаружить подобные уловки врага. На сей раз его невнимательность уже подарила Фелее немало драгоценного времени.

Однако после этого случая Бремет, явно рассерженный тем, что его так легко обвели вокруг пальца, решился пожертвовать скрытностью передвижения ради скорости. Он поскакали изо всех сил и вскоре наткнулись еще на одну такую же ловушку. На этот раз Байдевин не сплоховал и без труда разрушил вражеские чары. Они остановились на ночлег только после захода солнца, и то лишь затем, чтобы дать отдохнуть кайфарам. Огня зажигать не стали.

Сидя в молчаливой компании товарищей, Байдевин заставят себя немного поесть холодного мяса и хлеба. У него совсем не было аппетита, но он понимал, что не может позволить себе ослабеть от голода перед возможной схваткой с могучей волшебницей. Ему потребовалось сделать над собой усилие, чтобы глубоко вдохнуть и насладиться сладким ароматом цветущих деревьев осфо и буйной красотой пышной растительности вокруг. Он сразу же подумал о Нориссе. Это ее появление свело на нет заклятие медленной смерти, на которую обрекла Сайдру Фелея. Страна снова ожила, и Байдевин пообещал себе, что, пока цветет этот край, он не станет считать Нориссу погибшей.

С первыми признаками надвигающегося рассвета Байдевин вскочил с мягкой травы, на которой спал вместе с товарищами. Через очень короткое время отряд продолжил свой путь.

Они продвигались вперед почти весь день, довольно быстро и без всяких неприятностей. Солнце повисло над горизонтом на расстоянии меньше пяди, когда они обнаружили поле битвы. Это была неширокая поляна в лесу, вся изрытая и истоптанная. Повсюду на поляне видны были тела повстанцев в коричневых кожаных камзолах, в последнем объятии смерти, обхвативших солдат в стальных доспехах — некогда смертельных врагов, а теперь братьев, разделивших с ними одну судьбу. Окружающие поляну деревья были сильно обожжены, а в земле были пробиты глубокие, еще дымящиеся колодцы следы волшебного огня. Они были столь свежими, что волосы на руках Байдевина зашевелились, а во рту появился металлический привкус магии. Бремет, не слезая с седла, разглядывал мертвые тела, и Байдевин заметил нетерпеливый огонь, горящий под его нахмуренными бровями.

— Это кокарда Эксорма! Наши воины схватились здесь с солдатами самого Тайлека.

Байдевин привстал в седле, каждая клеточка его существа трепетала под воздействием витающих в воздухе запахов крови и примененной здесь магии.

— Должно быть, это Норисса сражалась с ними. Кто еще смеет надеяться противостоять волшебству Тайлека?

Бремет внезапно поднял руку, требуя тишины, и замер, прислушиваясь. Все замерли. Издалека доносился какой-то шум — не обычный шум каждодневной лесной жизни, но все же этот шум, несомненно, был живым. Тонкий слух Кальрика первым уловил это.

— Это Баллада Победы Кайла! Это наши! Они идут оттуда!

Не щадя усталых кайфаров, отряд Байдевина ринулся вглубь леса, навстречу победителям. Вскоре среди деревьев они столкнулись с целой ватагой повстанцев и приветствовали друг друга громкими криками. Байдевин вздрогнул, как от боли, когда его затуманенные радостью глаза разглядели Нориссу. Несколько повстанцев с триумфом несли ее на своих плечах, а она размахивала окровавленным мечом и распевала вместе со всеми.

Сидя на своем кайфаре, Байдевин втиснулся в толпу, стараясь приблизиться к носильщикам.

— Слава высшим силам, Норисса, ты невредима! Я почти потерял надежду!

Но она словно не слышала его. Ее взгляд был устремлен на отряд Байдевина, который торопливо спешивался впереди. Она обернулась к Байдевину только тогда, когда он, наклонившись вперед, потянул ее за рукав, но ее улыбка была такова, словно Байдевин был всего-навсего одним из многих, что окружали ее в час торжества. Затем она снова уставилась на людей Бремета.

И вот Норисса сделала знак, чтобы ее отпустили, и легко соскочила на землю. С радостным криком она поспешила вперед, расталкивая толпу. Байдевин в смущении наблюдал за тем, как Норисса бросилась в объятия удивленного Бремета.

Воинство повстанцев разразилось криками одобрения. Спешившихся всадников окружили, радостно хлопая по плечам. Норисса приникла к Бремету с жаром, какого Байдевину ни разу не доводилось видеть: обхватив его руками за пояс, Норисса спрятала лицо у него на груди, а плечи ее вздрагивали от рыданий.

Байдевин мог только смотреть. Он и представить не мог, что между этими двумя существует такая сила притяжения. Так же, впрочем, как и сам Бремет, ибо на лице его было написано немалое изумление. Он неуверенно обнял Нориссу, бережно положив ей на плечи свои огромные руки.

Байдевин пытался утешить себя тем, что Норисса просто радуется тому, что ей удалось вырваться из плена Тайлека. Он подъехал поближе, чтобы услышать то, что скажет Норисса Бремету, но она, отерев слезы с лица, сумела высказать все без слов. Подняв руки, она обхватила голову Бремета и, наклонив ее к себе, нашла его губы в долгом и глубоком поцелуе.

Байдевин почувствовал, как его щеки начинают гореть. Все цвета померкли перед глазами. В ушах раздавалось сердитое гудение, и Байдевин с трудом сглотнул, так как горло его стискивали мрачные и опасные чувства. Он бы хлестнул своего кайфара и ускакал, лишь бы не видеть этой сцены, но его кайфар был со всех сторон зажат толпой и не мог двинуться с места. Тем временем Норисса отступила на шаг назад и зарделась, словно лишь только сейчас осознав, что они не одни на поляне. Байдевин отвернулся.

Наконец ликующие крики стихли, и Байдевин заставил себя снова взглянуть на Нориссу. Прижимаясь к плечу Бремета, Норисса подняла руку, улыбаясь и призывая к тишине.

— Не могу высказать словами мою радость от того, что я снова среди своих друзей. Благодарю всех за мужество и доблесть…

Бремет, глядя над ее головой, встретился взглядом с Байдевином. Замешательство в его глазах несколько притупило острие гнева, которое нещадно терзало гнома. Повстанцы отозвались на ее слова громкими криками, но она взмахнула рукой, призывая их к молчанию.

— Теперь нам нужно позаботиться о раненых и разделить добычу.

Добычу? То, что в битве с такими противниками, как Тайлек и Фелея, должны быть раненые, не удивило Байдевина, но добыча? Откуда она тут взялась?

Он последовал за Нориссой, которая направилась в хвост колонны. Он не мог не любоваться мягкими изгибами ее тела и грациозной походкой, когда она двигалась среди пятен света, проникающего сквозь плотный шатер листвы. Порой случайный луч солнца попадал на ее волосы, спускающиеся до талии, и тогда становился ясно различим синеватый отлив ее черных волос. Тени леса обступали ее, и фигура Нориссы расплывалась, теряя свои очертания, но когда она обернулась в сторону Байдевина, улыбка на ее лице была видна отчетливо. Вскоре Норисса остановилась и приветствовала раненых, кто ковылял вдоль длинного ряда фургонов или лежал на подводах.

Фургоны, в которые были запряжены лоснящиеся, сытые животные, были сконструированы очень изящно и нагружены различными вещами, которых хватило бы, наверное, чтобы снабдить ими три больших поселка. Байдевин прислушался к обрывкам фраз, которыми перебрасывались возницы и повстанцы из его отряда.

— …люди из всех деревень…

— …отыскать их след было легче легкого — мы шли по запаху Джаабена…

— …леди Норисса, которая решила исход битвы в нашу пользу. Ее магия сильнее, чем магия госпожи!

Но Байдевин не почувствовал никакой радости, слыша смех своих товарищей, вторящий рассказам о том, как солдаты противника поджали хвосты, лишь только Тайлек и Фелея оставили их одних.

Прислушиваясь к этим разговорам, он пристально наблюдал за попытками Бремета высвободить руку из рук Нориссы. Когда она взглянула на него с неприкрытым неудовольствием, Бремет слегка поклонился и указал на караван.

— Я должен проследить за тем, чтобы для лагеря выбрали подходящее место. Нам понадобится немало места для палаток и вода для животных.

Норисса сморщила носик и снова схватила его за руку.

— Пусть этим займется кто-нибудь еще. Ты нужен мне здесь. Что, если люди Тайлека вернутся?

— О, тебя надежно защищают, моя госпожа, — уверил ее Бремет. — Твои воины снова будут сражаться за тебя, если возникнет такая необходимость… — он умоляюще взглянул на Байдевина. — К тому же я уверен, что тебе хотелось поговорить с Советником Байдевином. Пусть он тебе расскажет о своей армии, а я в скором времени вернусь.

Выражение недовольства изгладилось с лица Нориссы, и она с живым интересом повернулась к Байдевину.

— Стало быть, тебе удалось получить военную помощь Дромунда.

Это, скорее, было утверждение, чем вопрос.

— Да. — Байдевин никак не мог понять, откуда взялось чувство неловкости, когда теперь все внимание Нориссы было обращено на него. Именно поэтому мы вернулись так быстро. Армия движется следом за нами. Когда нам стало известно о том, что тебя похитили, наш отряд выдвинулся вперед, чтобы задержать Фелею до подхода основных сил. Я пошлю человека, который направит их сюда, и армия будет здесь уже раньше завтрашнего вечера.

— Ну, времени еще достаточно… — пробормотала Норисса, задумчиво глядя куда-то в сторону. Затем она улыбнулась молчащему Бремету: — Я думаю, что ты был прав. Давай поскорее станем лагерем, так как у нас еще много дел.

Бремет попытался скрыть свою радость и облегчение. Он снова поклонился и, послав Байдевину вопросительный взгляд, поспешно растворился в толпе. Но у Байдевина не было ответов, наоборот, у него появились новые вопросы, которые он не осмеливался задать. С сожалением он посмотрел Бремету вслед. В обществе Нориссы Победительницы он чувствовал себя неловко и скованно, но все же его беспокойный и дотошный нрав пересилил, и он осмелился привлечь к себе внимание задумавшейся Нориссы.

— Норисса, я должен тебя спросить…

Норисса повернулась к нему со слабой улыбкой:

— Я знаю, что у тебя много вопросов, Байдевин, но пусть они подождут. Сейчас я слишком устала.

Норисса повернулась и отошла к ближайшему фургону. Завернувшись в вышитое покрывало, она уселась на сиденье и прикрыла глаза. Байдевин позволил ей отъехать и удивился, почему он испытал такое сильное облегчение, столкнувшись с открытым пренебрежением со стороны Нориссы.

Бремет вернулся довольно быстро, и Норисса приказала ему ехать возле ее фургона. Она нисколько не скрывала своего неудовольствия его робкими попытками воспользоваться мало-мальски подходящим предлогом, чтобы отъехать в голову колонны или, напротив, задержаться, чтобы проследить за арьергардом и удостовериться, что все в порядке. Байдевин подъехал к фургону сзади и ехал так, чтобы видеть Нориссу, но не слышать того, о чем она говорит с Бреметом.

Через некоторое время они достигли места стоянки — небольшого травянистого луга, по середине которого протекал говорливый ручей. Лишь только первые фургоны остановились, Бремет немедленно поскакал туда, чтобы лично присмотреть за тем, как устанавливаются палатки и шатры, которые были выгружены из этих фургонов. На минуту возникнув подле Нориссы, Бремет снова исчез, и Байдевин в молчании добрался до границы луга. Там он замкнулся в молчаливом одиночестве, пока вокруг кипела суета и торопливые приготовления к ночлегу.

Вечерние тени протянулись уже на три четверти луга, и если у противоположного его конца еще засветило неяркое вечернее солнце, то в тени деревьев, где остановился Байдевин, сгустилась настоящая ночь. В ветвях деревьев позади него раздалась высокая трель «ночного соглядатая». Наступало то короткое время сумерек, когда последние из дневных существ уже спрятались, а ночные еще не вылезли из своих нор и щелей. Это было время изменения, и Байдевин всегда любил его и радовался его наступлению. Однако сегодня напряжение не оставляло его. Он не знал, как быть дальше. Больше дюжины острых вопросов не давали ему покоя, но он не мог остановиться ни на одном.

Его уединение было нарушено Кальриком, который приблизился к нему. После небольшого молчания он обвел рукой окружающий лес:

— Посты расставлены, хотя я не думаю, чтобы кто-нибудь из людей Тайлека осмелился вернуться.

Байдевин кивнул. Он почувствовал, что Кальрик не договаривает. Когда он снова заговорил, Байдевин понял, что Кальрик тщательно выбирает слова.

— Леди Норисса, должно быть, тяжело переживает свой плен. Она выглядит… — он помолчал, — она выглядит слишком обрадованной тем, что она среди нас.

Так! Значит, это чувство не было вызвано только его ревностью! И другие тоже обратили внимание на некую странность в Нориссе. Какое-то воспоминание промелькнуло в мозгу, но бесследно кануло в пелене усталости. Когда Байдевин заговорил, он не знал, послужат ли его слова доводом в пользу сомнений Кальрика или же как-то помогут объяснить странности Нориссы.

— За последний месяц на долю леди выпало немало тяжких испытаний.

Кальрик кивнул, и оба довольно долго молчали, пока Кальрик, пробормотав какое-то извинение, не исчез. Байдевин остался неподвижно восседать на кайфаре на краю поляны до тех пор, пока ночная тьма не сгустилась окончательно. О, темнота была самым надежным укрытием! Невидимый никому под ее мягким покровом, Байдевин мог позволить себе ничего не предпринимать. Он даже не мог вспомнить, что именно он собирался сделать. Гораздо проще было бы позволить ночному покою вытеснить тревогу из сердца и разума. И Байдевин продолжал таиться в темноте леса, наблюдая за тем, как лагерь готовится ко сну.

Палатки и шатры побежденной свиты Фелеи столпились на лугу, словно стадо фантастических горбатых животных. Яркие их тона — пурпурный, голубой, зеленый, даже золотой — поблекли и посерели в темноте. Только там, где в очагах плясали языки огня или тускло светилась одинокая масляная лампа, богатство тканей и расцветок можно было различить.

Один большой шатер был воздвигнут в самой середине лагеря и одновременно — стоял особняком. В отличие от всех остальных, верхушку его венчало кольцо с флажками, которые, невидимые в темноте, хлопали теперь на ночном ветру. Перед ним не было очага, лишь внутри тускло горел одинокий светильник, и красное с золотом полотнище словно медленно плыло вместе с островом темноты, на котором высился этот шатер. Именно на него Байдевин неотрывно смотрел долгое время, и туда его тянуло, вопреки голосу рассудка. Байдевин успел проехать мимо целых пяти костров, прежде чем осознал, что едет к шатру, погоняя кайфара.

Вокруг него поднимались в воздух запахи жарящегося мяса и свежевыпеченных походных лепешек. Кто-то окликнул Байдевина, приглашая к своему костру, но только внезапная остановка заставила Байдевина отвести глаза от центрального шатра. Это были Кальрик и Корис. Корис схватил кайфара за уздечку и не выпускал.

— Отужинайте с нами, мастер Байдевин, — пригласил Кальрик.

Байдевин заколебался. Его взгляд перебегал с лиц товарищей на шатер, который манил его вперед, туда, где она ждала. Его тянуло туда, вопреки его воле.

Легкое прикосновение к ноге заставило его снова повернуться к Кальрику. Кажется, Байдевину даже удалось улыбнуться.

— Да, пожалуй, я так и поступлю. Мне надо о многом переговорить с Бреметом. Он, конечно, с вами?

Корис и Кальрик обменялись смущенными взглядами, и кто-то из них зашаркал башмаками, переступая с ноги на ногу, а Корис отпустил кайфара.

— Или нет? — услышал Байдевин свой собственный напряженный голос.

— Да! Он с нами, только… — Кальрик коротко вздохнул и попытался ответить так, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся, — только леди вызвала его в свой шатер, и он пока не вернулся.

Так. Байдевин помнил, как Бремет входил в шатер Нориссы незадолго до темноты, но не видел, как тот ушел. В животе его зашевелился тугой клубок ревности. Не сказав больше ни слова, он пришпорил кайфара и направил его вперед.

Почти напротив входа в шатер путь ему преградили двое незнакомых повстанцев.

— Доложите леди Нориссе, что я желаю говорить с ней. С ней и с Бреметом.

Часовые вежливо улыбнулись, но ни один из них не сделал попытки исполнить приказ. Тот, что был повыше ростом, беспомощно развел руками.

— Простите, д'жен, но мастер Бремет давно ушел, а леди отдыхает.

Байдевин почувствовал, как гнев его возрос до опасного предела. Он не ошибся, уловив насмешку даже в почтительном обращении «д'жен», к тому же они явно солгали. На мгновение ему припомнились старые обиды: неловкость за свое бесформенное тело, косые взгляды, шепот в сторонку и повернутые головы, когда ему случалось проходить мимо.

Байдевину удалось справиться с приступом гнева, и теперь он держал его перед собой, прикрываясь им словно невидимым щитом. Эти невоспитанные ублюдки были ничем не лучше него! Он мог бы попытаться прорваться силой, поднять шум и тогда Норисса, несомненно, вышла бы к нему. Но он не решился сделать этого. Существовало немало других способов решать подобные вопросы.

Байдевин кивнул часовым, словно соглашаясь, и двинулся обратно тем же путем. На краю лагеря он соскочил с кайфара на землю и пошел вокруг поляны. Оказавшись с противоположной стороны шатра, гном осторожно подкрался к шатру с тыла, опасаясь встретить еще одного часового, но его не было. Тишину нарушали только обычные ночные звуки и неразличимое бормотание близких голосов.

Из шатра доносились голоса — мягкий женский смех и глубокий баритон, слишком хорошо знакомый Байдевину. Свет, горевшей внутри лампы, отбрасывал на ткань четкие силуэты — один тонкий и гибкий, второй большой и высокий. Байдевин следил за тем, как меньший силуэт движется вперед, пока две тени не слились в одну. Потом маленькая тень снова отделилась от большой и, подняв руку, потушила светильник.

Некоторое время Байдевин, словно окоченев, неподвижно стоял в темноте, в мозгу его роились мысли, на которых он боялся сосредоточиться из опасения, что перед его мысленным взором встанут такие картины, которых он не сможет выдержать. В конце концов ярость овладела им, и он бросился бежать, налетая в темноте на палатки и спотыкаясь о колья, в спасительный лабиринт леса.

Байдевин вернулся в лагерь перед самым рассветом. Ввалившись в ближайшую палатку, Байдевин забрался в пустой спальный мешок и уснул. Когда тревожные крики и топот множества кайфаров разбудили его, день был уже в самом разгаре.

Байдевин с трудом сел, щурясь от яркого света, и обнаружил себя в окружении своей армии. Норвик бросился к нему с озадаченным выражением лица.

— Что случилось, кузен? Ты сбился с пути? С твоими людьми все в порядке?

Байдевин заморгал, приучая глаза к свету, и огляделся. Луг был пуст. Ни шатров, ни фургонов, ни людей из числа повстанцев. И никакого следа Нориссы.

Большая часть его отряда все еще лежала на траве, завернувшись в одеяла, не в силах вырваться из цепких объятий сна, напоминающего столбняк. По мере того как в воздухе стихало сердитое жужжание, его люди начали медленно шевелиться и подниматься на ноги. Байдевин тоже сбросил с себя последние узы сонного заклятья, которое было разрушено шумным вторжением Норвика и его людей. Бремет, покачиваясь, приблизился к ним.

— Тебя тоже околдовали? — раздались в голове слова Норвика. Байдевин не ответил, продолжая в недоумении оглядываться по сторонам, и Норвик кивнул.

— Так я и знал, — он положил руку Байдевину на плечо.

— Гонец, который принес известие о пленении королевы, оказался неу-литом. Он разлил вино, которое ему дали, а еда его оставалась нетронутой. Двое моих офицеров, которых это немало удивило, хотели его рассмотреть. Один утверждал потом, что у него нет рта, а второй клялся, что он к тому же еще и слепой.

— Ну конечно! — осенило Байдевина. — Независимо от умения мага, у неу-лита обязательно что-то должно быть не так! Никто из нас так и не видел его лица! — Он улыбнулся: — Я думаю, что и с нами произошло нечто подобное. Думаю, что вчера вечером мы повстречались с самой Фелеей. Байдевин снова оглядел опустевшую поляну. — Только вот я никак в толк не возьму, зачем ей все это понадобилось? Наши кайфары на месте, да и провизия не пропала, — он почувствовал, как радость встрепенулась в его сердце. — Это была просто темная магия и, стало быть, Норисса в безопасности. И она не… — он задохнулся, с трудом сдержав рвущиеся из груди слова облегчения, в то время как в голове его беспрестанно повторялась одна и та же фраза: «Не Норисса была той коварной соблазнительницей, которую он видел вчера!»

Бремет рядом с ним горестно застонал и упал на колени, закрыв руками лицо. Байдевин наклонился к нему, но Бремет отшатнулся. Когда же он наконец повернулся к нему, Байдевин вздрогнул, увидев на лице гиганта неподдельную муку и отчаяние.

— Норисса погибла! — прошептал он. — Я… мы… — он махнул рукой туда, где еще сегодня ночью возвышался красный с золотом шатер. — Я и в самом деле поверил, что вижу перед собой леди Нориссу. Она сказала, что ее опоили каким-то зельем, которое стерло часть ее памяти. Мы… мы разговаривали довольно долго и…

Байдевин похолодел:

— Ты сказал ей, где спрятана Норисса?

Бремет низко опустил голову, и никакое самое яркое солнце не смогло бы изгнать мертвящий холод, сковавший грудь Байдевина.

Какая неслыханная удача! Фелея ликовала, несмотря на невероятную усталость, грозившую овладеть ею. Использование такой мощной магии, в особенности для быстрого возвращения в замок, непременно сильно ее ослабит. Много дней придется потратить на восстановление растраченных сил, в течение которых она будет всецело зависеть от магии Тайлека. Но дело того стоило! Иллюзии сделали свое дело, и уже к завтрашнему дню Норисса будет здесь, полностью в ее власти.

Фелея отхлебнула вина и поела сладостей, разложенных на столике подле нее, но более, чем самым сладким из вин, она упивалась триумфом победы. Поев, она легла на кровать, и служанка, раздев госпожу, стала втирать в ее кожу подогретое масло. Фелея же грезила о другом.

Бремет.

Она помнила его осторожную ласку, когда он прикасался к ней, помнила, как он изо всех сил старался сдержать свою огромную силу, по мере того как их пыл возрастал, и помнила взрыв его страсти, когда они слились воедино.

Несомненно, он любил Нориссу. Но она, Фелея, сумела украсть у нее сладость первого поцелуя. Воспоминание об этой краже осталось на ее губах сладким дыханием их первой ночи.

Загрузка...