Знахарка

Глава 10.

Свят и сам не верил, что у него получится.

Он, простой сельский охотник, старостин сын, и подумать не мог, что окажется однажды песеред палат каменных, воровато оглядываясь по сторонам. И ведь не за чужим пришел. Да только и не за своим...

Девке соседской помочь, все ж навязанными друг другу были...

Вот и сговорины их отцы справили. И ведь ничего, что не случилось. Старые боги все одно помнят о заветах, отцами данных. И негоже отказатья от девки в час лихой. Ей-то нынче и помочь некому...

А потому и стоял Святослав посеред высокого терема барина в надежде обмануть того. И понимал ведь, что, коль не случится ему удача, его и самого спалят на костре Камнеграда. Предупреждение вот батькино в ушах гремело, что исход той затеи - один.

И тогда Заринку спасти будет совсем некому. А он не мог дать девку в обиду. Потому как батька той - на лавке, Струпным Мором побитый. Весь Камнеград пылает. А, значится, не будет никому дела до нее, селянки простой.

И ведь не поверит никто в то, что не сама в хоромы богатые пошла. Барин к себе забрал? Так, видно, согласилась на то. Девки нынче не те, что раньше. Честь не берегут, барскую шубу завидев.

А потому и не заступится никто. И можно было бы идти к самим боярам высоким, челом в землю бить, да что с того будет Заринке, коль ни один мужик ее в нареченные не возьмет после стыда такого?

Вот и в Светломесто воротиться нельзя - это Свят понимал явно. Придется им затеряться в Пограничных Землях. На время, не на зиму. Чтоб позабылось-поутихло все. А там вернутся, коль мирно будет. А коль нет...

Свят не знал, что будет с ним дальше. Только и обратного хода совершить не мог.

А потому, подхватив широкий чан с водой горячей, снес ее в покои Зарины. Девка едва не взвизгнула с неожиданности. Он только и успел кивнуть: мол, собирайся.

И схватил в руку бус драгоценных, что россыпью на столе. А ведь раньше, если б кто сказал, что станет вором он, Свят бы отрезал тому язык. Да только что нынче делать им с Заринкой, когда в дороге алтыны нужны? И тех, что у него остались, едва хватит на оборот луны.

Зара вцепилась в ладонь Свята, а тот остановился. Прислушался.

По терему сновали дворовые да стольные. Девки, хлопцы молодые. И им с Заринкой затеряться средь них можно, потому как ни на нем, ни на ней нет мехов драгоценных да шитья знатного. Одежда простая, что у других. И стоит лишь надеяться, что девку молодую не успели приметить, потому как барин - Святослав узнал это почти сразу, как попал в терем - в отъезде. И, значит, у них есть шанс...

Коридор миновали скоро. За ним - трапезная, в которой тканными скатертями высокие столы уставлены. И вокруг столов этих снуют стольные. Посуд расставляют, да еду несут.

- Бери! - Свят сунул широкое блюдо Зарине, указав вперед глазами, и та покорно понесла его в другой покой, за которым - охотник это знал точно - просторные сени. А дальше - свобода.

Широкое блюдо было горячо, духмяно. И Заринка, давно не державшая ни крошки во рту, мгновенно ощутила голод. Под ложечкой засосало, и живот откликнулся урчанием.

- На постоялом дворе накормлю, - обещает Свят. - Нам бы только выбраться.

Вот уж и сени миновали, и Зара оставляет блюдо на высокой лавке. Накидывает тулуп меховой. А Свят отворяет дверь, осторожно прошмыгнув на двор:

- Погоди здесь, я гляну.

Он оставляет Заринку одну. Всего на несколько минут, но и этого часу хватает для того, чтоб девка извелась. И, как только приоткрывается дверь, Зару окликают.

Высокая кряжистая баба, что подперла бока руками, глядит на шептуху грозно. Со злобой. И голос грубый:

- Чего на двор рядишься, дура? Не слыхала, барин в отъезде, девку его привезенную потчевать яствами диковинными приказано. В палатах и без того рук не хватает - Струпный Мор выкосил немало людей, а ты... А ну, пойди в трапезную, да помоги стольным. Иначе прикажу догола раздеть, а там и от спины не оставлю ничего, на что б мужики дворовые повелись.

Баба гневается, и Заринка от страха не знает, что говорить. Склоняет голову низко, с почтением:

- Я на двор, до отхожего места. Все выполню, как вернусь...

И баба отпускает ее, продолжая стлать в дорогу проклятьями. Боится она Ворожебника. Да только как прознает тот, что это она его девку выпустила, с самой ее шкуру снимет. Но Заринке об том думать некогда.

Широкая улица, занесенная снегом. Сани с лошадьми, впряженными за два алтына...

А дальше - постоялый двор, пока их не хватились. Похлебка до того дурного толка, что только сейчас, когда есть хочется нестерпимо, и потчеваться ею...

Кобылы слабы - охотник чует это. Понимает, что долго животины те не протянут, да только скоро в тереме их хватятся. И хорошо, что в городе - толпа, а сам барин в отъезде...

Ярмарка шумом гулким. Голосами, напевами. Танцами юродивых, да торгом сластей.

Заринка давно хотела взглянуть на чудный город с ярмарками его богатыми, а оттого и вертела головой по сторонам, что дитя малое. И Святу пришлось пониже натянуть на голову той капюшон, чтоб, упаси божиня, не узнал никто в простой девке беглянку.

Ворота миновали скоро - людской поток был текучим, гулким. И два всадника легко затерялись в обозах...

Свят знал, что делает животине больно, загоняет ту до белой пены на боках. И в ближайшем селе меняет ее на другую, свежую. Расстается с алтыном...

И Заркину сменяет, чтоб скорее.

Девка держится в седле дурно. И по всему видать, как тяжко ей, да только не показывать виду старается она, раз за разом шепча на ухо кобыле слова дивные. И кобыла-то ее не взмылена, как его собственная. И, верно, жить станет...

Ночью становятся в трактире мелком, что у дороги. Свят выбирает покои, что подешевле, пристыжено опуская глаза. Но Зара не винит его. Она благодарна тому всей душой.

Из вечери - тушенная капуста с мясом, только мяса того - на один мизинец. И Свят, попробовав угощение, угрюмо отворачивается:

- Гнилое. Не ешь это, Зара.

Заринка не понимает. Тушеная капуста щедро приправлена травами лесными, да пахучими специями, что здесь, на Пограничье, не так редки, как в Земле Лесов. Солена даже. И девке есть хочется, потому как она давно уж не пробовала ничего сытного.

Но охотник непримирим: капуста с мясом порченным, а потому завтра у нее разболится живот, и ехать станет невозможно...

Зарина послушна. Она отставляет миску покорно, не сетуя ни на судьбу, ни на Свята. Понимает: тому в разы тяжелее, чем ей.

Ночь под одной крышей, в покоях малых. И одна лавка на двоих. Свят оставляет ту для подруги, а сам засыпает на низкой плетенке в углу. Плетенка эта и за стол, и за стул. И Святу неудобно - Заринка точно это знает, да ведь и не позовешь хлопца статного к себе в ложе...

Поначалу ночь длится долго. И Зарка все не может уснуть. Впервые она так далеко от дома. И впервые ей грозит опасность смертельная. Вернулся ли барин в терем? Знает ли уже об их побеге? А если и знает, отправился ли ее искать, иль забылся с новой девкой на сеннике?

Заринка от всей души хотела, чтоб оно так случилось, да только понимала она: уж лучше бежать, чем дождаться расправы в покоях.

Сон тревожный, рваный.

И во сне том - Улада.

А кругом нее - поле широкое. Колеру янтарного. В цветах-солнцах, подсолнухами кличущихся серед Лесных Земель...

И словно бы живо то поле. Колышется, гудит. А Ворожея старая кличет к себе Заринку да речь с ней заводит:

- Желтое - к расставанью. Знаешь?

Зарка знает, оттого-то у нее и слезы ручьем. А Улада и здесь, во сне, ругает ее:

- Не плачь, дуреха. Часу не много, а мне бы сказать...

Девка утирает рукавом слезы и снова слышит:

- Домой не вернешься. Долго. И Княжество Каменное, что было раньше, забудь. Его больше нет - скоро не будет. Мамку, батьку, - все забудь. Нынче тебя в Светломесте погибель ждет. Отчего?

Заринка кивает: дейсно, ей интересно знать, почему ее, девку простую, погибель ждет. Шлюб аль полюбство с барином - то ж понятно, да только смерть?

- Оглянись, - наставляет Зару ворожея. - Видишь поле? То не поле вовсе. Сила это колышется, гудит. Сила мощная, да только... неприкаянная. И часть ее - у Яры, чтоб пробудить дар. Да только ж Ярослава сильна другой мощью, о которой ни мне, ни другому смертному не прознать. Оттого и не забрала она всего...

Зарина волнуется, чует за собою вину за тяжкие думы о Ярославе. Разумеет все, оттого и стыдится. Спрашивает Уладу:

- Что с нею? С Яркой-то?

- Ярка твоя тоже в беде. И, коль силу мою примешь, сестрами станете. Не по крови, нет. По ней - она обвела живое поле руками - гудящей. Примешь?

Заринка замешкалась. Еще с оборот луны тому, если б сказали ей, что будет она, девка простая, шептать, не поверила б. А тут...

- Кто ж научит, бабушка?

- Какая я тебе бабушка! - Взбеленилась старуха. - Кто? Самой учиться придется. И поначалу трудно станет, вот только...

Поле загудело все больше, отчего-то тревожась, а Улада обеспокоенно проговорила:

- Собираться вам надо. В дорогу. Ворожебник, что идет по следам, не покинет тебя. То время, что у тебя осталось, на исходе. Скоро воротится он. И тогда...

- Что тогда, бабушка?

Заринка испугалась, что старая ворожея станет ругать ее по-за назвищем ласковым, но та словно не заметила его:

- Земли Лесов для тебя закрыты. В них Она видит все, карту дивную читая. Да только ж карта та заканчивается Пограничными Землями. И в них затеряться просто. На Пограничье сил чародейкиных едва хватит. А уж в Степи - нет. Степь чтит людей с даром. И коль придешь туда, бахсой прозовут, кланяться станут. В Пограничье - тоже. Иди, Заринка, время не ждет...

И поле, что наокол, загудело. Зашелестело. Встревожилось.

По краям его, неспокойного, поднялся ветер. Не ветер даже - ураган. Срывал он что цветы дивные, что землю. Пласт за пластом. А девка задыхалась.

Ветер все ближе, и воздух становится плотным, тягучим. Сворачивается вокруг нее, не давая вздохнуть. И сил нет больше терпеть...

Да только как ураган доходит до Улады, та кричит:

- Дыши!

Заринка делает глубокий вздох. И все вокруг - поле золотистое с землею родной, сама Улада - исчезают. Словно бы она, купеческая дочка, проглотила их.

И девка заходится кашлем грудным, отчего дремлющий в углу Свят подхватывается. Поднимает ее на руки и смахивает тонкую струйку крови, что в углу рта:

- Ты... чего?

Заринка хочет ответить ему, но замирает вмиг. Потому как тот Свят, что был раньше, изменился. Нет, она видит и личину егоную. Простую, смертную. Телесную. Личина та устала, и покоя ей хочется.

Однако ж под ней - другая, тонкая. Словно бы из пузыря мыльного сотканная. И пузырь тот красками разноколерными идет. И все больше аспидного...

А Заринка почему-то понимает: друг волнуется. Страшно ему.

И она успокаивает Свята: мол, не бойся, жива я. Здорова. И кровь тому - знамением.

Охотник успокаивается ненадолго. И в груди начинает егоной теплиться другой колер. Словно бы весенней зелени, дружественный. И горит он все ярче подле ворожеи. Да только этот колер заставляет саму Заринку грустить, потому как не просто понимает - нынче видит точно - не любит он ее. Жалеет? Да. Заступится? Тоже верно. Но чтоб любить...

- Собирайся, - опускает голову Зарина. - Нам в дорогу...

- Так ночь, - Свят не понимает, почему он не может закончить свой сон, пусть и ворованный на плетенке хилой.

Но подруга непреклонна:

- Собирайся, час.

И они уходят из трактира, чтоб снова взять отдохнувших лошадей да двинуться в путь.

Алтынов с каждой остановкой становится все меньше. И Заринка едва держится в седле. Она ж девка простая, к такому ходу не обученная, а тут...

Свят говорит с подругой мало, все больше думая о том, что станет с ними, когда доберутся они до Огнеграда. Да и Заре разговоры не нужны. Нынче все видит она по оболочке внутренней, что наподобие пузыря мыльного.

И красок у Свята немного. Все аспидные да серые. Голод зеленью грязной прокрашивает.

А вспыхивает Свят разноколерным, когда перед ними - город древний, Огнеградом прозванный.

***

Стылая земля не желала уступать.

Да только Колдунья была настойчивой. И Ворожебник не просто видел - чувствовал это.

Он расставил рунников у каждой могилы, и те распаривали снежную гладь дощечками старыми да наговорами мощными. А он держал круг.

- Что там? - Чародейка была нетерпеливой. Металась от одного бугорка к другому, вглядываясь в заснеженную землю, и снова упирала взор в Гая: - Что?

- Капище отзывается. Земля старая, освященная богами древними. Откликается... И могилы, что наоколице, такие ж, как и везде.

- Кто?

- Мужики да бабы. Несколько девок нетронутых, чистых - буллы можно оставить. Тут - дитя, в горячке ушедшее. Обычно. А что мы ищем?

- Ничего, - огрызнулась Пламена и снова вперила взор в стылую землю.

"Все могилы. Одна за другой. И земля отзывается, показывая старые кости. Да только все не то..."

Она снова кружит по-над стертыми холмиками, и внезапно останавливается.

- Скрыть...

Гай оборачивается на Колдунью, но та не видит его. Она нынче ничего не видит:

- Скрыть!

Она бросается к Ворожебнику и, ухватив того за тулуп драгоценный, выкрикивает у самых губ:

- Не в могилах искать!

Гай поначалу не понимает ни слова. Может ли быть такое, что она, Чародейка эта, сходит с ума? И бывает ли, чтоб разум мертвый угасал вновь?

А пока Ворожебник разумеет, о чем говорит Пламена, та уже торопится за околицу капища и судорожно вглядывается в сырую землю.

- Снег, снег уберите!

Рунники бросаются исполнять ее приказ, и Колдунья тихо шепчет:

- Нашла.

А потом уже им, громко:

- Рыть здесь!

И рунники снова обкладывают стылую землю дощечками, а кровь берут живую, одаренную силой. У Гая даже не спрашивают, он понимает, что питает капище лишь тогда, когда холод резного ножа опаляет ладонь. И уже в следующую минуту боль уходит вместе с жизнью...

Но Чародейка останавливает его. Нет, он слишком ценен.

А там, в чернильном мраке могилы, показываются не кости даже - тело молодое, холстинами укрытое. Нетленное, не тронутое часом. И, знать, не только травами снадобьевыми оно было увещано, коль сохранилось сквозь зимы...

Что смерть давняя, Гай видел даже сквозь пелену забвения по-за потери силы.

И Колдунья, поддев ногой дощечку старую, что покоилась у изголовья могилы, прошипела:

- Вот что отводило взор от девки этой. Эта и другие. В ногах и на сердце. Тот, кто защищал ее, знал о взоре небожителей.

Чародейка сплюнула на израненную землю, приказав:

- На сани ее! Плоть Мары принадлежит Лесной Земле, она не станет молчать.

И рунники подчинились, укладывая тонкое тело на шкуры в санях.