Зимний гастрольный тур

Глава 28

Буря разразилась не сразу, а лишь после того, как советские газеты опубликовали неполный список летного состава разгромленной авиаэскадры. Неполный лишь потому, что очень много документов вообще не сохранилось, а по номерам табельного оружия личность владельцев могли установить лишь власти той страны, которая это оружие выдала.

Да и то сказать: у американских добровольцев табельного оружия вообще не имелось, а было лишь то, которое находилось в личном владении. И пробить номера по картотекам не представлялось возможным хотя бы потому, что полных картотек не существовало в природе. Ну представьте: купил джентльмен на ярмарке оружия "кольт М1911". Вы что, всерьез думаете, что хоть кого-то в Соединенных Штатах заинтересовал номер на покупке? Не смешите.

С подданными Соединенного Королевства дело обстояло несколько иначе.

В следственных делах фигурировали не только серийные номера двигателей и полетные карты. И даже уцелевшие удостоверения личности и табельное оружие погоды не делали. А вот взятые в плен военнослужащие Королевских ВВС — то было совсем другое дело.

Статьи в английских газетах сначала старались быть нейтральными. Но очень скоро интонации сменились на гневные. И благородная ярость оппозиционной прессы обрушилась — нет, не на русских, как вы могли бы подумать. Отнюдь! Пинки и затрещины посыпались на правительство. Именно оно недосмотрело, недооценило, не учло… и далее по списку.

Результат сказался довольно быстро. Оплеуха кабинету Чемберлена оказалась очень уж звонкой. Правительство было вынуждено в полном составе подать в отставку. И премьером стал Уинстон Черчилль.

Надо быть справедливыми: новый руководитель английского правительства предпринял дипломатические шаги по всемерному сглаживанию конфликта с Советским Союзом. Ответ на полученную ноту, если перевести его на простой русский язык, выглядел примерно так: вообще-то, господа, целились вовсе не в вас, а лишь в Германию, ибо с ней мы воюем, совсем не с вами. Мы только лишь хотели лишить вражеское государство источников горючего. Однако подобные методы противодействия агрессивным шагам Германии нынешнее правительство решительно осуждает. В данный момент мы хотели бы видеть в вашей великой стране скорее союзника, и уж точно не потенциального противника… И все прочее в том же духе. Но ответить наркорминдел не успел.

Дорога ложка к обеду. Мы полагаем, что аналог этой русской пословицы имеется во всех языках мира.

В роли ложки выступила фирма "Хеншель", а точнее ее сотрудник профессор Герберт Вагнер. Получив животворящие пинки и деньги от Геринга, с которым, по всей видимости, поделился информацией гросс-адмирал Редер — не сам, конечно, а через верных людей — команда означенного профессора довела до ума планирующую бомбу. Но также до более-менее боевого состояния была доведена тяжелая бетонобойная бомба, рассчитанная на поражение бомбоубежищ. А уж соединить эти два устройства в одно труда не составило. Трудности скорее были в количестве, чем в качестве. Приказ рейхсминистра был однозначен: новейшими планирующими бомбами вооружить всю эскадру, и ради этого почти дочиста вымели склады готовой продукции.

Разумеется, экипажам эскадры "хейнкелей-111" понадобились тренировки. Правда, летчики не считали их трудными. Целью был очень большой дом, а не линкор, который, как известно, может маневрировать, уклоняясь от бомб, а также имеет недурное (а то и превосходное) зенитное прикрытие. К тому же бомбометание в линкор должно было производиться с достаточно опасной высоты две тысячи метров, а вот этот самый дом предписывали уничтожать, находясь на высоте восемь тысяч.

Подготовка к налету на Блетчли-парк проводилась максимально аккуратно. В первую очередь это касалось степени секретности. Не только летный состав — даже командиры высоких рангов не знали, на какую именно цель предстоит сбрасывать бомбы. Полетные карты штурманам выдали в самый последний момент. В дополнение к этому совершенно неофициально сообщалось, что бомбить будут лондонский порт.

Но одной лишь скрытности было мало. Штаб люфтваффе (а именно на его уровне принимались решения) не сомневался, что наличие трех полных эскадрилий бомбардировщиков на аэродроме близ Дюнкерка, критически близкому к Британским островам, не может остаться незамеченным. Поэтому немецкое командование озаботилось легендой: прошел официальный приказ на бомбежку Дувра. А что идут разговоры о Лондоне — так то словеса.

Никто не сомневался, что по пути к Лондону эскадру бомбардировщиков будут ждать. Тем более, что тревога у противника ожидалась: бомбить предполагалось в светлое время суток. И мощный антициклон, ожидавшийся в тот момент, способствовал видимости, как выразился генерал Удет, "миллион на миллион". Это выражение технический руководитель Люфтваффе позаимствовал у русских. А потому наличием истребительного сопровождения озаботились. Целых тридцать шесть "Ме-110" — сила!

Но на этом буйная фантазия людей Эрхарда Мильха не иссякла. Тот маршрут, который значился в секретных картах, проходил не по прямой. У наблюдателей должна было создаться впечатление, что реальной целью и в самом деле является Лондон или его окрестности.

Как всегда, план выстоял вплоть до первого столкновения. Видимо, английская разведка все же имела некий источник хотя бы на местном уровне. И поскольку о массовой бомбежке при таком сравнительно небольшом количестве бомбардировщиков говорить не приходилось, то вывод был сделан правильный: цель невелика по размеру, но имеет стратегическое значение. И на предполагаемом маршруте были подготовлены группы перехватчиков. Само собой, служба раннего предупреждения была поставлена на уши. Впрочем, в этом Великобритания имела уже богатый опыт Первой мировой войны, когда немецкие дирижабли бомбили Лондон.

Встречены незваные гости были еще над Ла-Маншем. Сначала четверка истребителей "спитфайр супермарин" легла на встречный курс эскадре. Это были, конечно, разведчики. Короткий воздушный бой не выявил победителей. Немцы, используя преимущество в скорости, попытались атаковать; англичане, обладая куда лучшей маневренностью, без особых усилий ушли от атаки, но заинтересованности в формате боя "четверо против тридцати шести" не проявили.

Частично хитрый германский план сработал. Когда на расстоянии каких-нибудь сорока миль от предместий Лондона эскадра вдруг повернула на северо-запад, обходя английскую столицу по дуге, английское командование ПВО несколько растерялось. Наивысшая степень секретности, окружавшая поместье "Блетчли-парк", оказала скверную услугу тем, кто планировал перехват: они просто не могли себе быстро представить, что за цель может оказаться на предполагаемом маршруте. Но на всякий случай поступили приказы усилить прикрытие крупных транспортных узлов в Сент-Олбенсе и Чешанте.

Но Фортуна немедленно отыграла в обратную сторону, то есть на пользу британцам. На перехват вылетело аж четыре эскадрильи (сорок восемь) "харрикейнов". По тем временам это были как бы не лучшие английские истребители. И надо же случиться: как раз они оказались валентными. В довесок получили приказ на перехват еще восемнадцать машин той же модели, но те базировались западнее Лондона и могли успеть лишь через полчаса.

Двухмоторные "мессершмитты" можно было назвать полноценными истребителями лищь с оговорками. Да, они были скоростные (в этом смысле получше английских оппонентов), отличались бронированием кабин экипажа, были хорошо вооружены (две двадцатимиллиметровые пушки и четыре пулемета винтовочного калибра), но… маневренностью уступали.

Стоит заметить, что по боевому опыту немцы существенно превосходили англичан. "Битва за Британию", которая в другом мире выковала английский воздушный щит, здесь еще и не начиналась. Во французской кампании английские летчики также не участвовали. В результате истребительное прикрытие "хейнкелей" было лишь слегка пощипано, но отнюдь не раздавлено.

До искомого дома оставалось не более десяти минут лета, когда до командования ПВО донесся яростный, чуть ли не панический вопль сэра Стюарта Мензиса, руководителя английской разведывательной службой MI-6: "Остановить их любой ценой!" Этот джентльмен отнюдь не был тугодумом. Получив из Блетчли-парка сообщение даже не о направлении полета немецкой эскадры, а лишь об отдаленном гуле авиамоторов, Мензис мгновенно сообразил, какой может быть цель.

Местное ПВО тоже не хлопало ушами. Не имея понятия о стратегическом значении этого поместья, зенитчики добросовестно выполняли приказ. Огонь велся в таком темпе, что расчеты зенитных батарей взмокли насквозь.

Заградительный огонь (никаким иным он быть не мог) не оказал желаемого действия. Задолго до достижения теоретической точки сброса немецкие бомбардировщики сбросили бомбы и дружно развернулись, сохраняя при этом некое подобие строя. Им предстояло, отбиваясь от истребителей, тянуть до Ла-Манша, где бы их смогли прикрыть те, кто уж точно мог дать прикурить англичанам: "мессершмитты" серии "Эмиль".

К земле понеслись тяжелые бомбы.

Всех людей, занятых в проекте "Ультра" и находящихся к моменту налета в поместье "Блетчли-парк", разумеется, погнали в бомбоубежище. Это был подвал в старом английском здании; правда, своды его были сделаны не из фортификационного железобетона, а из кирпича, но все же внушали уважение как толщиной, так и конструкцией. Подвальные опоры нельзя было назвать колоннами — нет, это были циклопические куски стены. Но и они не помогли.

В цель попали далеко не все бомбы. Одна влетела в лужайку перед фасадом, углубилась на тридцать один фут и не взорвалась. Еще четыре ее товарки попали в восточную стену дома и полностью ее обрушили вместе с половиной крыши. Главную же беду принесли те бомбы, которые, пробив остатки перекрытий, влетели в подвал и сработали.

Удивительное дело: техника, с которой работали математики и те, кого позднее назовут программистами, пострадала не так уж сильно. Она, разумеется, утеряла работоспособность, но толковые ремонтники могли бы демонтировать из останков порядочное количество целых деталей и узлов. Куда хуже дело обстояло с людьми. Спасатели, оперативно прибывшие на место, не смогли достать из завалов ни одного живого — ни сразу, ни через трое суток (именно столько длилась полная разборка руин). Те, кто не был расплющен взрывной волной, раздавлен обломками или изрешечен осколками стали и кирпича, погибли под водой: подвал оказался частично затопленным. Спаслись лишь сотрудники, которые в момент налета вообще отсутствовали в здании.

Встреча состоялась при полном непротивлении сторон. Чего там: стороны прямо-таки стремились к общению.

Нарком внутренних дел взял инициативу на себя:

— Сергей Васильевич, вам, полагаю, уже известно, что мы пообещали немцам реактивные снаряды РС-82 и РС-132?

— Ну, разумеется; у меня запланирована поставка таковых на склад через три дня, если не ошибаюсь. Будьте уверены, Лаврентий Павлович, заказ будет выполнен.

— Я и не сомневался. Но также у меня для вас некоторые сведения. Помнится, вы рекомендовали нам передать германской стороне сведения о центре в Блетчли-парке. Немцы ими воспользовались.

— Вот как? Думаю, что не ошибусь, если предскажу, что английская пресса подняла истошный визг. Дескать, разбомблена частная собственность, имеется множество погибших среди гражданского населения… я прав?

— Еще не правы…

— ?

— …видимо, английское руководство в некотором сомнении: стоит ли вообще доводить случившееся до сведения публики.

— Право, не знаю, как можно скрыть сам факт бомбежки. Очень уж громовое дело. Да еще массовое нашествие пожарных и медиков…

— Вот и мы так думаем. У меня вопрос. Есть ли у вас данные: кто именно был занят в этом проекте?

— Ого… Хм… Полного списка нет, но кое-что найти могу. Дайте мне двадцать-тридцать минут, и данные лягут к вам на стол.

— Пожалуйста, но только в этом кабинете.

Через двадцать три минуты еще теплый лист уже изучался наркомом.

— Почему вы напечатали эти фамилии красным?

— По моим данным, эти люди самые опасные.

— Для Германии?

— В перспективе и для нас.

— Хотя бы вкратце: чем именно?

— Этот — блестящий математик. И не витает в облаках, а имеет практический ум, которые применял не только для раскалывания шифров, но и для создания теории искусственного интеллекта. А это гигантские перспективы.

— А тот?

— Не тот, а та. Женщина. Гениальная программистка. Родоначальница этого вида деятельности, если хотите. Вся вычислительная работа шла через нее. Не знаю, как лучше объяснить… словом, она задавала порядок математических действий, причем с редкостной эффективностью… Так вот, я рассчитываю на английскую прессу. По идее, они должны опубликовать если не некрологи, то уж наверняка списки погибших. Ну, дальнейшее ваши сотрудники и сами сообразят. Но у меня, в свою очередь, просьба к вам, Лаврентий Павлович.

На подвижном лице Берии изобразилась живейшая готовность выслушать.

— Вы наверняка помните, с какими трудностями получилась матрикация подводных лодок. После товарищ Сталин мне еще выговорил за неосторожность.

— Да было такое, — ответил хозяин кабинета небрежным тоном, как будто речь шла о незначительном деле, хотя сам он так не считал.

— Так вот, у меня появилась идея, как ту же задачу выполнить с меньшими затратами, но при том сохранить секретность. Однако понадобится помощь ваших сотрудников. Вот взгляните на план…

Черчилль произнес свою мгновенно ставшую знаменитой речь в палате общин. В другом мире она получила широкую известность столь же быстро.

Правда, поводом для нее получили не обширные бомбежки английской территории, а всего лишь одна, но та имела настолько мощный резонанс в прессе, что, собственно, и педалировать было нечего и незачем. Почему-то разбомбленный объект упорно именовался чисто гражданским, хотя там работали и военнослужащие. Впрочем, о таких тонкостях пресса помалкивала.

"Мне нечего предложить вам, кроме крови, тяжкого труда, слез и пота" — вот что было сказано. Правда, премьер-министр не упомянул, что данное выражение является почти точной цитатой из трудов Джузеппе Гарибальди. Надо отдать должное: действие эта фраза произвела. И результатом было не просто воодушевление публики на борьбу с ненавистным врагом — нет, Черчилль, как и его двойник в другом мире, добился более чем существенной реорганизации правительства. Стоит отметить, что он получил оппозицию в своем же собственном кабинете: министр иностранных дел лорд Галифакс был открытым сторонником замирения с Германией.

Конечно, существовали и отличия. В мире Рославлева упор был сделан на личность Гитлера — именно с ним заключение какого-либо мира не представлялось возможным. Тут же Черчилль твердо заявил, что невозможен мир с Германией, а точнее с ее правящей кликой, безмерно жадной до соседского добра, ибо мало ей было почти что всей Европы — подавай также богатые Британские острова.

И наконец, прозвучали знаменательные слова: "Нам всем предстоит биться за Британию."

Те, кому положено, читали британские газеты внимательно. И лондонское радио слушалось столь же пристрастно. Вот почему высокопоставленные немецкие военные и флотские офицеры, не привлекая внимания, собрались поговорить. Обсудить. Прикинуть.

Решались не стратегические вопросы — для этого имелось высшее политическое руководство. Люди с погонами обсуждали, как лучше и быстрее убедить противников заключить мир. Понятно, что имелся в виду мирный договор с большой пользой для рейха. А поскольку в настоящий момент Германия находилась в состоянии войны лишь с Англией, то понятно, вокруг какой темы вертелось обсуждение.

Не нужно было пребывать в адмиральских или маршальских чинах, чтобы сразу додуматься до мысли: рейх нуждается в превосходстве как на море, так и в воздухе. Без этого десант на британский берег выглядел, по меньшей мере, авантюрой.

— На сегодняшний день у Рейха практически отсутствует стратегическая бомбардировочная авиация, — убеждал Геринг. — Мы могли бы разнести военную промышленность Британии по кирпичику, имея в распоряжении десять эскадр по сотне бомбардировщиков в каждой. И доказательство тому — рейд, которые осуществили наши орлы, разбомбив… важный стратегический объект.

Сей изящный словесный оборот рейхсмаршал употребил, поскольку не посчитал нужным раскрывать истинную сущность перед всеми собравшимися.

— И это, — продолжал Толстый Герман с необыкновенным воодушевлением, — при том, что наши потери оказались минимальными! Не вернулось на аэродром лишь четыре бомбардировщика из тридцати шести, а также одиннадцать истребителей сопровождения. Да и то пятеро из выпрыгнувших с парашютом были подобраны нашими кораблями.

В разговор вступил генерал-полковник Франц Гальдер. Этот баварец неоднократно отмечался критикой решений Гитлера (по военной части, конечно). В другом мире его отставили с должности начальника генерального штаба, а потом и арестовали по обвинению в заговоре против фюрера. Но мало кто осмелился бы оспорить авторитет Гальдера в чисто военных вопросах.

— Мне кажется, герр рейхсмаршал, в своей оценке вы недоучли стратегическую внезапность вашего налета. Именно стратегическую: противник явно не предполагал, что мы можем выбрать именно эту цель. Но в следующий раз англичане не сделают этой ошибки. И потери Люфтваффе могут стать неприемлемыми. Теми самым сорвется возможность очистить Ла-Манш для операции вторжения. А без десанта на Оострова война станет затяжной.

Намек поняли все присутствующие. Печальный опыт такой войны у Германии имелся.

Геринг в силу должности захотел было спорить по авиационным вопросам, но тут в дискуссию вмешался гросс-адмирал Редер.

— Господа, у Кригсмарине появились некоторые сведения о стратегических аспектах войны на море. В частности, наш источник убежден, что главным фактором, позволяющим сравнять силы на море, являются авианосцы. Также он советует поручить именно летчикам командовать этими кораблями — когда они появятся у Германии. Примите также во внимание: Япония в хорошем темпе строит корабли этого класса. А у Соединенных Штатов таковые уже имеются.

Такой подмоги рейхсмаршал авиации никак не ожидал. Больше того: все последнее время шла подковерная борьба между флотом и авиацией именно по этому вопросу. Вот почему очередной вопрос толстяка прозвучал предельно нейтрально, даже с дружественным оттенком:

— Эрих, я полагаю, у вас есть основания относиться к этим сведениям серьезно?

Не было сказано "с доверием". Но никто и не пробовал сформулировать вопрос именно с этим словом. Также никто не пытался уточнить источник сведений. Все понимали, что ответа не будет, хотя многие догадывались о происхождении сведений, а некоторые даже знали это. Редер ни на секунду не колебался в ответе:

— Еще ни разу полученная информация не была фальшивой. Еще ни разу рекомендации от этого источника не оказывались бесполезными. И косвенным доказательством этого является начало формирования противником трансатлантических конвоев. То есть наши подводные лодки суть все еще действенное оружие против одиночных судов. Но мы можем достичь большего…

Дипломатические отношения СССР и Великобритании были сведены до минимального уровня — послы оказались отозванными. Торговые договора, правда, Советский Союз выполнял, но новые не заключал. Точно так же дела вели английские партнеры.

Британия осталась почти наедине со старым врагом — Германией. Но пока что через Атлантику беспрепятственно шли американские суда с поставками.

На столе была обильная, а по меркам России другого мира даже роскошная закуска. Впрочем, к икре, осетрине и другим прелестям рыбной кулинарии в нынешем мире Рославлева относились с куда меньшим почтением. Но и выпивка присутствовала в количестве не чрезмерном, но достаточном для взаимоуважения.

За столом находились двое. Хозяином дома был сам инженер-контрабандист. Его собеседником — не собутыльником! — был начальник охраны, понятное дело, находившийся не при исполнении.

— Вот как хочешь, а рыбка горячего копчения куда вкуснее.

— Ну нет, Сергей Василич, не соглашусь. Как закуска, она…

— Точняк, Николай Федорыч! Именно то самое слово. Но закуска — еще не еда. Впрочем, возьми лососинку.

Капитан госбезопасности уже уговорил три стопочки беленькой, оставаясь при том в трезвейшем состоянии. Инженер выкушал аж полтора наперстка. На самом деле это были стопочки, но неприлично малого, по мнению Полознева, объема.

И тут совершенно внезапно начался серьезный разговор.

— Знаешь, чего опасаюсь?

Ответом была поднятая бровь.

— Что Англия потерпит значимое поражение на море.

— Сергей Василич, у тебя там, что ль, родственники имеются?

Слова были шуткой, как легко понять.

— Попробую объяснить. Британцы могут заключить мир с Германией.

— Опасаешься, что стакнутся?

— Нет, не то. По всем признакам, немцы пока что трясутся от одной лишь мысли — воевать с СССР. А нам следует бояться, что англичане перестанут заказывать оружие и прочие военные материалы в США.

— Да неужто ты предполагаешь, что они…

— И никогда! Даже в мысль не возьмут. А вот натравить на нас японцев — очень даже. Глянь на карту, — тут инженер извлек, как всегда, из ничего небольшой атлас. — Вот… я бы отсюда нанес удар. И перерезать магистраль. Так вот, тогда Япония могла бы стать для Америки первейшим покупателем вооружения.

— Так отобьют наши. Уж не впервой. На Халхин-Голе так наподдали, что нате вам.

— А вражины и не будут стоять насмерть. Взорвут тоннели здесь… или здесь… точно не скажу, где, но сделать можно. И кирдык снабжению Приморья по Транссибирской.

— Сергей Васильч, так ведь знаю тебя хорошо… ну, достаточно. Не верю, чтоб ты чего не придумал.

— Николай Федорыч, не я первым додумался до идеи. "Воздушный мост", вот что могло бы помочь.

— А, понимаю: снабжение транспортными самолетами. Но ведь ими бронетехнику не перебросишь.

— Можно было бы. Есть такая… подходящая техника.

Полознев лишний раз доказал, что водка его так запросто не берет. Глаза капитана прямо загорелись.

— А покажи картинку! У тебя же есть, точно знаю.

После некоторых колебаний хозяин пиршества, давно перешедшего в совещание, решился:

— Ну, ладно. Пожди немного… погоди… о, вот.

На ярком экранчике (большой прибор на столе бы не поместился, поскольку тарелки и блюда никто не двигал) показалась картинка. Полознев впился взглядом в изображение.

— Четыре двигателя, понятно… дальность?

— От груза зависит. Если восемьдесят тонн, то семь с половиной тыщ километров, а сто двадцать тонн провезет лишь четыре восемьсот. Заметь: машина не пассажирская, всяких там мягких кресел в ней нет. Чистый транспортник.

— Если восемьдесят — так выходит, им аж четыре танка перебросить можно?

— Опять же от типа танков зависит… Тут, понимаешь, понадобится чуть ли не политическое решение. Дело ведь не в самолете, не только в нем, имею в виду. Подходящие аэродромы понадобятся, да всякие расходные материалы, да горючка. Это я бы помог раздобыть. Но в первую очередь надобны подготовленные люди. С ними-то и есть главная засада.

— Что, долго готовить?

— И долго, и дорого… говорю ж тебе, нужно политическое решение. Эх! Ладно, последнюю порцию.

И старый инженер решительным движением опрокинул в себя все, что осталось в его стопке. Было там граммов пятнадцать.

— Итак, я вас слушаю, — скорее индифферентным, чем командным голосом промолвил президент Соединенных Штатов.

— Наши источники в Баку сообщают, что британцы предприняли попытку авианалета на тамошние нефтяные источники эскадрой, в которой было около ста шестядесяти самолетов, включая истребители сопровождения, а также американские бомбардировщики, управляемые добровольцами. Не долетев до цели, один английский самолет задымил и повернул обратно. Его судьба неизвестна. Еще один бомбардировщик был принужден к посадке на аэродроме Кала. И, наконец, еще один был вынужден совершить посадку ввиду повреждений. Наши граждане захвачены живыми не были, но, по меньшей мере, пятеро англичан взяты и подверглись интенсивным допросам. Что касается русской авиатехники, то основные боевые действия совершались реактивными самолетами, вооруженными ракетами. Также участвовали геликоптеры, но их роль сводилась ко взятию в плен парашютистов и экипажа того самого бомбардировщика, который вынужденно приземлился. О боевых возможностях этих машин ничего не известно, кроме того, что они без труда поднимают и переносят чуть ли не взвод солдат в полной выкладке. И. наконец, в бою участвовал истребитель с винтом; у того ракет не было, он вооружен крупнокалиберными пулеметами.

— Чем вы объясняете столь высокую эффективность действий русских? Превосходством в технике?

— Никак нет, сэр: в первую очередь все же недооценкой противника со стороны англичан. Судя по всему, они рассчитывали на противодействие силами небольшого количества устарелых поршневых истребителей. И, соответственно, у русских получилось создать стратегически внезапную оборону.

Генералу удалось удивить босса:

— Как вы это назвали?

— С вашего позволения, это вид обороны, которая оказывается по возможностям полностью неожиданной и потому необычайно эффективной. В данном случае: реактивные истребители, имеющие возможность не просто пускать ракеты, но также по исчерпании боезапаса оперативно приземляться на аэродроме Кала — это ближайший — и, соответственно, быстро заправляться и перезаряжаться. Но также мои аналитики не исключают, что у русских имелись разведданные, способствовавшие хорошей подготовке к отражению налета. Кроме того, источник отмечает, что общее количество реактивных самолетов было весьма невелико: до двадцати. Другой источник сообщает, что общее количество этих самолетов у русских не может быть большим по причине их крайней дороговизны.

Президент мгновенно ухватил тонкий момент:

— Они дороги в производстве или в эксплуатации?

— Точных данных нет, сэр. Но возможно и то, и другое. В частности, имеются данные от фирмы "Роллс-ройс", что их опытные образцы реактивных двигателей имеют ресурс менее двадцати часов. Отмечаю, что наша промышленность таких не производит.

— Благодарю за хорошую работу, генерал Арнольд. Отчет оставьте, я над ним еще поработаю. Вы свободны.