Зимний гастрольный тур

Глава 27

Разумеется, сразу же после отражения налета Сталин получил соответствующий доклад. Его сделал Берия, поскольку авиационное начальство просто не успело прибыть в Москву.

Нарком внутренних дел не удивился тому факту, что на совещании также оказались приглашены Молотов и Ворошилов, По крайней мере, если Лаврентий Павлович и оказался удивлен, то этого никто не заметил.

Доклад был выслушан благосклонно. Были, правда, чуть необычные вопросы хозяина кабинета:

— Товарищ Берия, уточните, пожалуйста, наши потери.

Этот вопрос получил ответ, явно подготовленный заранее:

— Только один летчик был смертельно ранен, но сумел посадить машину. Потерь в технике нет.

— Какие имеются доказательства того, что именно англичане с заранее обдуманными намерениями организовали этот налет?

И тут затруднений докладчик не испытал:

— Мне доложили об изъятии у пленных летных планшетов с картами и обозначенными целями. Также имеется целый британский бомбардировщик, которого наши истребители вынудили сесть на аэродром Кала. Однако сбор доказательств все еще завершен по причине сильно пересеченной местности. По словам сотрудников НКВД, документы и иные материалы попадут в Москву через неделю.

— Надеюсь, что пленных также перевезут в Москву. Не так ли, товарищ Берия?

В другом случае улыбку наркома внутренних дел можно было бы посчитать снисходительной. В данный момент она отражала почтительное согласие:

— Разумеется, товарищ Сталин. Это уже организовано.

В разговор вежливо влез Молотов:

— Товарищ Берия, нам для предъявления дипломатических претензий к послу Великобритании потребуются неоспоримые доказательства.

Сказано было нарочито туманно, но многоопытный Лаврентий Павлович отлично понял намек. Молотов имел в виду все мыслимые доказательства, и личные признания плененных экипажей в этом смысле были не первыми в ряду.

Берия понимающе кивнул:

— Разумеется, Вячеслав Михайлович. Наши сотрудники надеются представить железные в полном смысле слова доказательства.

Свое слово поспешил высказать и Ворошилов:

— Товарищи, уж если отражение массированного авианалета прошло столь успешно, то этот опыт надлежит осмыслить и распространить на другие авиачасти.

На этот раз отвечал сам Сталин:

— Мы предложим это сделать товарищу Локтионову, как только товарищи Смушкевич и Рычагов прибудут в Москву с подробным докладом.

Нельзя сказать, что британское авианачальство совсем не отреагировало на ситуацию, когда армада не вернулась с боевого задания. Для начала вице-маршал авиации Харрис приказал приложить все усилия, чтобы собрать правдивую и подробную информацию.

Первое, что явилось неоспоримым фактом: ни один самолет британо-американской эскадры не вернулся на базу, за исключением того, которым командовал второй лейтенант Лоуэлл Мак-Грегор. Разумеется, экипаж допросили. С фактами оказалось плохо. Неисправность в двигателе выявилась задолго до подлета к цели, командир получил приказ возвращаться, сбросив бомбы куда попало ради облегчения машины. И никто ничего не видел. Единственным подозрительным фактом (для экипажа) была пропажа всякой связи. Но это уже было известно.

Так что военной разведке пришлось напрягать возможности в самом Баку и вокруг него. Но для получения сведений нужно было время.

И надо же быть совпадению: снова открылась торговля гильзами — точнее, обмен их на местные лакомства. Но предлагаемый товар был несколько другим и (в глазах местных мальчишек) куда более ценным. Ведь каждому дураку понятно: гильза от винтовки или пулемета должна быть куда дешевле, чем гильза огромного калибра, чуть не вдвое большего. Не стоит даже упоминать, что от них тоже несло порохом. Дополнительную ценность товару, сам того не зная, придал дедушка Рустам. Он обозвал эти гильзы полудюймовыми. В представлении местных пацанят это звучало знаменитой торговой маркой.

И юные торговцы, полагавшие, что проворачивают сделки величайшей выгодности, так и не узнали, что гильзы были выделены специально. Ни на одном из самолетов, базировавшихся в то время на аэродроме Кала, подобных пулеметов не было.

Гром грянул через десять дней. Нет, какой там гром — полновесный шторм!

В актовом зале издательства "Правда" созвали то, что через десятки лет назовут пресс-конференцией. Гвоздем экспозиции была носовая часть английского бомбардировщика — целиком его протащить в зал никакой возможности не было. Но и прочих экспонатов было более чем достаточно: листы обшивки с британскими опознавательными знаками, фотографии останков самолетов, рядок пистолетов и револьверов в качестве образцов личного оружия, стенд с удостоверениями личности (большей частью те были в непрезентабельном виде, но сотрудники, подбиравшие образцы, озаботились узнаваемостью лиц, имен и номеров), штурманские карты с недвусмысленным указанием целей, а также то, что мнению товарища Александрова, было наиболее убойным материалом: шильдики с двигателей. Стоит заметить, что фотографий ни пленных, ни захваченными целыми самолетов на этой выставке не было. Достойно внимания было и то, что в числе приглашенных оказались журналисты из вполне солидных зарубежных изданий в том числе английских, немецких и американских.

К некоторому удивлению газетчиков отвечал на вопросы не политический деятель и не дипломат, а генерал-лейтенант, которого многие знали в лицо. Кое-кому Яков Смушкевич был памятен еще по испанским событиям, другие припоминали, что вроде бы он участвовал в боях при Халхин-голе. Как бы то ни было, высокопоставленный военный начал в того, что описал громадную эскадру, большую часть которых составляли британские самолеты, четко определил ее цель и вкратце подбил итоги: дескать, ни один из ста шестидесяти двух самолетов противника не смог пробиться к цели.

— …таким образом, налет потерпел полный провал. Сбитыми оказались все, за исключением тех самолетов, которые пошли на вынужденную посадку и были захвачены на земле.

Разумеется, посыпались вопросы.

— Господин генерал, имеются ли доказательства, — шведский журналист, задавший вопрос, как-то особенно подчеркнул это слово, — что все экипажи самолетов были британскими и американскими?

Смушкевич вежливо улыбнулся.

— Доказательствами являются как изъятые у экипажей, так и найденные среди обломков удостоверения личности. Также обращаю внимание на выставленное в зале легкое стрелковое оружие. По номерам легко установить личность владельцев.

Тут последовал вопрос, который ожидался. Мало того, Александров предупредил не только вопрос, но и дал указания, как на него отвечать.

Вскинул руку корреспондент солидной "Нью-Йорк таймс":

— Господин Смушкевич, значат ли ваши слова, что американские граждане находятся в плену?

— В советский плен могут попасть и содержаться там лишь военнослужащие страны, находящейся в состоянии войны с СССР. Насколько мне известно, к таковым странам не относятся ни Соединенное королевство Великобритании и Северной Ирландии, ни Соединенные Штаты Америки. Впрочем, в ходе воздушного сражения все американские граждане погибли.

— Какова будет судьба задержанных граждан Великобритании?

— Вопрос не ко мне. Упомянутые вами лица взяты под стражу и в данный момент допрашиваются. В частности, сотрудникам Наркомата внутренних дел весьма интересно, что делали самолеты с полной бомбовой нагрузкой над территорией СССР и куда они направлялись. В силу должностных обязанностей меня тоже интересуют ответы на эти вопросы. По получении исчерпывающей информации дела будут рассматриваться в суде.

— Я представляю газету "Франкфуртер альгемайне". Каковы были потери советской стороны?

— Один из летчиков, отражавших налет, умер от ран. Потерь в технике нет.

Очередной спрашивающий не очень-то походил на журналиста. Скорее он смахивал на офицера.

— Принимала ли участие в отражении налета зенитная артиллерия?

— Нет, до позиций зениток бомбардировщики противника не долетели.

Расспрос авиагенералов был несколько жестче на заседании Политбюро. И шутки тут были неуместны. Кроме того, Сталин не пригласил на это заседание товарища Александрова. Наверное, у него были на то причины. Но означенный товарищ предвидел подобный вариант и не поленился дать подробнейшие инструкции Смушкевичу и Рычагову.

Павел Васильевич в своем сообщении сделал упор на чисто военные аспекты. Да, прилетела эскадра в количестве ста шестидесяти двух, в том числе двадцать четыре истребителя и сто тридцать восемь бомбардировщиков… до места боя долетели не все, один повернул обратно в сторону границы — вероятнее всего, по причине неполадок в моторе, поскольку дым был заметен… в бой вступили… принужден к посадке один, ушел на вынужденную еще один… взяты живыми… лейтенант Миколайченко грубо нарушил приказ, вышел из строя поршневых истребителей и вступил в бой на своей машине, не имевшей ракетного вооружения… сбил двоих лично и еще двоих в группе с ведомым… получил смертельное ранение… пошел на вынужденную и сумел посадить машину целой… не считаю возможным внести этого лейтенанта в наградной лист.

Последние слова вызвали шевеление в зале.

— Вопросы к генерал-лейтенанту Рычагову?

Поднял руку Хрущев. Вопрос был задан с известной долей осторожности:

— Товарищ Рычагов, объясните, почему вы не считаете лейтенанта Миколайченко достойным правительственной награды?

Ответ был продуман заранее.

— Советские истребители победили не только потому, что имели отличную технику. Главным фактором считаю превосходную организацию действий истребительной авиации и противовоздушной обороны вообще. Если бы все требования были соблюдены до точки, то мы могли вообще обойтись без потерь. А Миколайченко не только нарушил приказ, он также подал плохой пример товарищам по оружию в части исполнительской дисциплины.

Видимо, Хрущев увидел одобрение в глазах Хозяина, поскольку сделал вид, что ответ его полностью удовлетворил.

— Товарищ Смушкевич, у вас есть что добавить?

— Е Есть. Товарищ Рычагов не отметил, что частично успех в отражении налета был вызван тем, что мы знали заранее от нашей разведки не только цель, но и примерное количество бомбардировщиков, а также приблизительную дату вылета. Но в другой раз подобная удачная ситуация может не сложиться. По этой причине считаю нужным развернуть сеть радиолокационных станций с целью отслеживания вторжений не только крупных авиасоединений, но также одиночных самолетов. Проект соответствующего постановления готовится.

Политбюро постановило единогласно: товарищу Локтионову предоставить законченный проект по усилению противовоздушной обороны страны.

Другое совещание у Сталина было весьма специализированным. На нем присутствовали те, с которыми Рославлев ни разу раньше не встречался, хотя многих знал по портретам. И все они были связаны с авиацией.

Сталина и Берия все пришедшие, понятно, знали. Совершенно незнакомым оказался седой человек в гражданском. Его представили как инженера Сергея Васильевича Александрова.

— Товарищ Люлька, доложите о состоянии дел по разработке турбореактивным двигателям, — благожелательным тоном обратился председательствующий.

Архип Михайлович чувствовал себя несколько дискомфортно. Несколько месяцев тому назад к нему заявились сотрудники НКВД и вручили под расписку секретные документы — так ему было сказано. Даже беглого взгляда хватило ученому, он же инженер, он же конструктор, чтобы понять: материалы не просто секретные, а секретные в наивысшей степени. Люлька с большим уважением подумал о гигантской работе, проделанной советской разведкой. И оказался неправ.

То ли лейтенант госбезопасности умел читать мысли, то ли отличался необыкновенной проницательностью, но он дал ответ, не дожидаясь вопроса:

— Тут, Архип Михайлович, большей частью собраны материалы, оставшиеся в наследство от наших исследователей — к сожалению, их нет в живых. Тот, кто подобрал материалы, просил обратить особое внимание на новый принцип охлаждения самых горячих частей — поступающее горючее как раз это и делает. Видите, тут особо написано: поверхности испарения. Второй важный, по мнению этого товарища, момент: материал лопаток. В этом томе технология их изготовления. К сожалению, придется следовать именно ей. Тут сведения из зарубежных источников. Вот распоряжение по наркомату: вы назначены руководителем ОКБ.

Так и получилось, что Архип Михайлович начал заниматься турбореактивными двигателями куда раньше, чем он это сделал в другом мире. И в тупики он не утыкался: все они были расписаны заранее. Ну разве что пару раз, когда он попробовал варианты конструкции, не предусмотренные в секретных бумагах.

Доклад получился оптимистического свойства: шестая модель двигателя проработала на стенде сто двадцать девять часов, выдавая полную тягу, чем начала терять мощность. Материальный результат работы начальник ОКБ он не поленился взять с собой. Не весь двигатель, конечно: это была лопатка первой ступени.

— Вы позволите глянуть? — неожиданно вмешался таинственный инженер. После разрешающего кивка конструктора (тот от неожиданности даже не дождался разрешения Сталина) старик взял лопатку, снял очки, сколько-то времени вглядывался в переднюю кромку, поднося ее близко к глазам, потом начал задавать вопросы:

— Монокристалл?

— Он. Наши отработали технологию, тут документация очень помогла.

— Трудности в механической обработке?

Вообще-то это был вопрос, но тон подразумевал, что эти трудности предвиделись.

— Тяжелый материал, товарищ Александров…

— Можно по имени-отчеству.

— …да, Сергей Васильевич, обработке поддается с трудом.

— И брака много?

— Сначала было до шестидесяти процентов, но мы увеличили выход годного. Теперь он составляет все восемьдесят три.

— А почему не используете алмазный инструмент?

Архип Михайлович с уважением подумал, что по внешнему виду кромки без очень хорошей лупы он сам ничего бы не смог на этот счет сказать. Но ответ у него был готов:

— Так нету, Сергей Васильевич. Обещали, что в конце квартала поставят.

Инженер повернулся к всесильному наркому внутренних дел:

— Непорядок, Лаврентий Павлович. Насколько мне известно, производство алмазного инструмента уже начато. А работа с подобными сплавами — как раз та, в которой такой инструмент заменить очень трудно, если вообще возможно.

Товарищ Берия отвечал весьма корректно:

— Напоминаю, Сергей Васильевич: производство алмазного инструмента пока не вышло и на десятую проектной мощности. Считайте, что оно мелкосерийное. Вот если бы из ваших источников…

В голосе инженера вежливости было ничуть не меньше, а то и больше:

— Да, это возможно, но вы сами знаете, товарищи, — тут взгляд Александрова неожиданно скользнул по лицам Сталина и Берия, — мы не можем всегда полагаться на поставки из-за границы. Переход на отечественные источники неизбежен, и лучше это будет рано, чем поздно. Но все равно ваш коллектив, Архип Михайлович, добился гигантских успехов. Примите мои поздравления.

И тут хитрый хохол сделал отменный дипломатический ход. Его вытянутое худое лицо украсилось обаятельной улыбкой:

— Благодарю за столь высокую оценку нашего труда, однако считаю нужным упомянуть заслуги ваших сотрудников, товарищ Берия, которые доставили нашему бюро ценнейшие сведения. Это сэкономило, не побоюсь слова, годы труда. Разумеется, такое вне моих полномочий, но попросил бы отметить наградами… этих людей.

— Вы правы, товарищ Люлька, эти сотрудники получат и награды, и звания, но вы сами тоже не будете обойдены ими, как только ваш двигатель пойдет в серию. У вас ведь есть связь с КБ товарища Гудкова?

Архип Михайлович немного удивился. Контакты его КБ и конструктором Гудковым имелись, но пока что были абсолютно неофициальными. И все же вождь о них знал.

— Да, товарищ Сталин, такая существует.

— Есть мнение, что ваш двигатель после надлежащих испытаний может пойти на машины товарища Гудкова, который он начал разрабатывать в инициативном порядке. Но также вам придется поделиться разработками с товарищем Климовым. Сейчас он главный конструктор на Рыбинском заводе.

И тут Сталин резко сменил направление обсуждения:

— Товарищ Александров?

Тот, к кому обратился вождь, жестом циркового фокусника извлек из тонкого портфеля листы.

— Вот, Архип Михайлович, схема турбовинтового двигателя. Это и будет епархия Климова.

Со Сталиным спорить мало кто отважился бы, и Люлька не относился к подобным лицам. Но с этим инженером можно было бы уточнить некоторые детали.

— Товарищ Александров, сила тяги у наших двигателей будет больше при том же весе…

— Совершенно верно. Вы также подумали, что и скорость самолета с винтами будет меньше, не так ли? Спешу подтвердить: вы правы. Но турбовинтовые движки большей частью пойдут на самолеты, требующие экономии топлива. Транспортники. Гражданские машины для дальних линий… да и средних тоже. Иначе говоря, вы с товарищем Климовым будете не конкурентами, а соратниками, делающими сходные движки, пусть и для различных сегментов авиации. Это понятно?

Разумеется, Архипу Михайловичу сразу стало все понятно.

История с провалившимся налетом на Баку получила продолжение в Берлине. Генерал Удет вернулся из Москвы в хорошем расположении духа. Он, разумеется, не знал о донесении, которое получил абвер от резидента разведки, но и без того имел в портфеле кучу ценных сведений. На пресс-конференцию, посвященную итогам налета, его не пригласили, но полную информацию он получил. Сверх того, Удет ухитрился встретиться с генералом Рычаговым (а его должность и роль в отражении нападения были хорошо известны германской военной разведке) и провести предварительные переговоры по получению информации о вооружении тех самых реактивных самолетов. Взамен русские выказали осторожную заинтересованность в технологии рентгеновской дефектоскопии сварных швов и в производстве материалов для уплотнений, рассчитанных на высокое давление. Немецкий генерал подумал мельком, что речь может пойти о строительстве подводных лодок.

А Гесс, которому доклад Удета попал на стол, заявил в очередной раз на узком совещании:

— Сведения от генерала Удета в очередной раз подтвердили провидение фюрера. Необходимо любой ценой избегать не то, что войны — просто конфликта с СССР. В данный момент мы к такому совершенно не готовы. На сегодняшний день наш главный враг — Великобритания.

В Лондоне также сделали предварительные выводы. Первый из них был столь же очевиден, сколь и печален: армаду бомбардировщиков ждали. Удивляться этому не стоило: сосредоточение подобного количества боевых самолетов не могло остаться незаметным. Наверняка русская разведка сосчитала количество единиц техники и, в свою очередь, пришла к очевидному заключению: существует лишь одна цель, на которую подобная сила может быть нацелена. Второй вывод тоже не содержал ничего приятного: план совместных действий Великобритании в союзе с Германией против СССР скоропостижно умер. И дело было не только в том, что свои нефтяные источники Советы сохранили, а потому были способны насыщать свои потребности и удовлетворять запросы немцев. Переговорщики с германской стороны проявили осторожность и не пожелали ввязываться в авантюру (слово это вслух не произносилось, но отчетливо подразумевалось). Хуже того: из Вашингтона дали понять, что и на их авансы правительство Гесса ответило дипломатическим, но твердым отказом. Немцам вовсе не требовались кредиты на создание мощной сухопутной армии, скорее могли бы понадобиться деньги на создание сильного флота — а это было не в интересах ни одной из великих морских держав. Следовательно, выигрыш войны против Германии (или хотя бы почетная ничья) виделся для Англии лишь в действиях на море и в воздухе.

Для подобного умозаключения имелись основания. Королевский флот намного превосходил германский и по общему тоннажу и, что виделось главным, по отдельным классам кораблей. Правда, английские силы оказались сильно размазанными по океанам. Ослабление средиземноморских сил виделось нежелательным: Суэцкий канал требовал жесткой охраны, а еще североафриканское побережье являлось как бы не не кратчайшей (и сравнительно доступной) дорогой к ближневосточной нефти. Тихий океан требовал еще большего внимания. Очень уж много данных свидетельствовали о том, что Япония нацеливается не только на Китай — это еще полбеды — но и на слабые места на азиатском побережье. В отличие от немцев, японцы активно строили авианосцы. Одно это обстоятельство требовало пристального внимания. Уже тогда моряки микадо рассматривались в качестве потенциального (и весьма вероятного) противника.

И еще оставался темной лошадкой французский флот. Степень его боеготовности виделась англичанам неочевидной, чтобы не сказать хуже. Линкор "Жан Бар", будучи в потенциале флагманом не из слабых, фактически висел чуть ли не гирей на ногах, поскольку его достройка требовала не менее года. Сплаванность галльских кораблей и обученность экипажей английская разведка также оценивала невысоко.

Только подводный флот Германии рассматривался неоспоримо грозной силой.

Американские военные не были особо обеспокоены потерей своих В-17. На то имелись причины. Во-первых, сами машины были официально куплены Королевскими ВВС; во-вторых, воевали добровольцы, то есть лица, не состоящие на государственной службе. Никакой газетной шумихи по поводу их предполагаемой гибели не было и быть не могло. В ответ на на ноту правительства СССР посол Лоуренс Штейнардт представил именно эти соображения.

Командующий ВВС САШ генерал Генри Арнольд был вызван на ковер к президенту. На требование объяснить обстоятельства и причины провала генерал, хотя и не знал ответа посла своей страны, дал точно такое же объяснение: напомнил боссу, что дело, мол, было представлено не государственным, а частным, летный состав не состоял на службе у правительства США, а техника была закуплена Великобританией с целью проверки ее эффективности. Результаты проверки оказались столь же отрицательными, как и всей операции: судя по тому, насколько хорошо русские подготовились, они заранее прекрасно знали и состав воздушной эскадры, и цель, и даже направление, по которому она летела.

Президент Франклин Рузвельт умел читать между строк и слышать между слов:

— Таким образом, вы полагаете, генерал, что причинами катастрофического результата налета являются скорее ошибки англичан, чем высокие боевые качества русского ПВО?

— Так точно, мистер президент.

— Я напоминаю вам, генерал, что пока что русские не являются нашим противником. Даже больше скажу: у нас прекрасные отношения и немалый торговый оборот. Но как президент я обязан предвидеть любой поворот событий. А поскольку у вас в распоряжении есть своя разведка, то мне бы очень хотелось знать, действительно ли разгром британского авиасоединения можно объяснить лишь недооценкой противостоящих сил, или все же русские не так слабы, как вы думаете. Жду вашего доклада через тридцать дней.

На сухопутном фронте подобное событие поименовали бы "боем местного значения". Самый отпетый лгун, будь то армейский или флотский, не посмел бы назвать происшедшее сражением. Чего уж там пыжиться — и на битву оно не тянуло.

На охранение конвоя из трех судов, следующих из Нарвика в Гамбург, был выделен эсминец "Теодор Ридель", он же Z-6. Корабль был почти новый, в состав Кригсмарине он вошел в 1937 году, зато экипаж был тертым. В этом сказалось везение. Погода была не для артиллерийского боя: в пятибалльный шторм разве что тяжелый крейсер мог бы задействовать главный калибр, да и то под вопросом. По этой причине английские кресера в деле не участвовали. И в этом немецкому эсминцу тоже повезло. Правда, и орудия "Теодора Риделя" оставались бесполезным украшением.

И еще кое в чем немецким морякам улыбнулась удача. Командовавший подводной лодкой его величества "Тритон" лейтенант-коммандер[34] Питер Ньюстед проявил большую осторожность. Он не решился атаковать из надводного положения, а вместо этого всплыл под перископ. Он не решился атаковать из надводного положения, а вместо этого всплыл под перископ и произвел атаку с предельной дистанции. Британская подлодка была вооружена американскими торпедами "Марк-14" (своих не хватало).

Правда, вахтенный акустик эсминца выкрикнул сначала: "Шум винтов по пеленгу двадцать три!", а через минуту "Две торпеды!", но увернуться корабль уже не успевал. Однако большое расстояние до цели привело к промаху одной торпедой. Вторая взорвалась преждевременно: до цели оставались считанные ярды. Это вполне тянуло на везение в сторону англичан хотя бы уж потому, что взрыватель вообще сработал, а в небронированном корпусе образовалась дырища чуть не два метра в диаметре. Впридачу германский экипаж получил аварийный останов правой турбины по причине лопнувших пароперепускных труб. Двое трюмных были убиты на месте и еще один получил настолько сильные ожоги перегретым паром, что шансы на его выживание были фактически нулевые. Уже потом выявилась сильная вибрация левого винта.

Германские военные моряки были отменно обучены. Контрзатопления тут же выправили крен и почти что компенсировали небольшой дифферент. Вахтенный акустик, чуть заикаясь, выдал пеленг на шум винтов подводной лодки.

Командир принял решение почти мгновенно. Возможно, в этом ему помог немецкий военно-морской устав, согласно которому командир конвоя головой отвечает за груз.

"Купцы" получили предупреждение по радио и, надрывая машины, уходили с места атаки противолодочным зигзагом. А "Теодор Ридель" ринулся прикрывать их отступление. Сказать правду, проектных тридцати восьми узлов он не выдавал, да и двадцати-то не было. Но и того хватило, чтобы англичанин убрал перископ и ушел на глубину ста десяти футов, где и затаился.

Эсминец ходил кругами, добросовестно бомбил и вслушивался. Английские моряки дышали через раз и напряженно ожидали окончания атаки немца. Через два с половиной часа германский корабль принял решение уходить на малом ходу, отслеживая шумы в поисках хоть чего-то, напоминающего подлодку.

Конвой ушел в Гамбург, а Z-6 — в Бремерсхафен, поскольку именно на тамошней верфи эсминец был сделан, и там имелось все необходимое для ремонта. По пути офицеры эсминца с истинно немецким тщанием восстановили картину атаки и пришли к однозначному выводу: почему-то противник избрал первочередной целью не корабли конвоя, а эсминец охранения.

Пока командование эскадрой думало, соображало и шевелило мозгами, пришло сообщение о другом конвое. В нем корабль охранения получил настолько тяжелые повреждения, что не дотянул до базы. Погибло пятеро моряков. Экипаж был, разумеется, снят торговыми судами. Удалось отстоять три судна из четырех.

Этих двух событий хватило германскому руководству, чтобы уловить тенденцию.