Здравствуй, 1985-й

Глава 26

Все дела уже сделаны, деньги получены, мясо, сало, унты — в сумке. Весь понедельник мы маялись от безделья, и вот за час до поезда вылезла какая-то непонятка!

Этот гаврик нафантазировал себе невесть что. Делать в городе нечего, а тут у него теплое девичье тело под боком. Он и решил, что как мы уедем, они с Оксанкой займут помещение, где мы жили впятером. Ну и будут предаваться запретным плотским грехам там.

— Аркаш, ты думаешь, Анна Дмитриевна тебе разрешит жить с Оксанкой в этой комнате? Вы, значит, будете койкой скрипеть, а девочки за дверью слушать и молчать? — спросил я.

— А почему нет? Кто-то же должен тут жить! — буркнул он, размышляя.

— Поселят пяток девочек, а тебя пнут в общий зал. Как тебе вообще мысль такая пришла остаться? — недоумеваю я.

— Оксана сказала, не хочет одна оставаться, и мне, мол, нечего в городе делать. А если уеду, — то парней у нас на курсе, больше чем девочек, — признался он.

— То есть она за тебя решила, что делать и где жить? Ну это ладно. Так она ещё и пригрозила, если будет не по её — изменит тебе? Я правильно понял? — расставил всё по полочкам мой взрослый ум.

— Она попросила меня остаться, а не решила. Про измену тоже прямо не сказала, хотя … — задумался малолетний подкаблучник.

— Значит так! Она попросила — ты отказал, тем более, жить вам в нашей комнате не разрешат, а тебя ещё и припашут к работам на день. В результате вместо отдыха ты будет вкалывать. Что ещё? Ах да! Шантаж поиском другого ухажёра? Так на кой тебе она нужна вообще? Всё равно не уследишь. Собирайся, поехали. И магнитолу забери. И мой совет — скажи этой клуше, что если ей кто нравится больше тебя, то пусть себя не сдерживает.

— Не могу я, — насупился Аркадий. — Вроде ты всё верно сказал, но не хочу оставлять её тут. Тянет меня к ней, сделать ничего не могу!

— Бейбут! — крикнул я.

— Чо хотел, бастык? — откликнулся тот, пряча полученную зарплату в разных местах.

— Девушку Аркадия видишь? Пять минут ему на прощание с Оксаной, а потом с нашим товарищем Аркадием ты не общайся, только с его печенью можешь говорить, но чтобы через тридцать минут около платформы ж/д он был, — сказал я и резко ударил в солнечное сплетение влюблённого.

Жестоко? Оно да. Но, по-другому никак, гормоны забивают, даже такую светлую голову, как у Славнова и ему кажется, что важней Оксанки нет ничего в мире. Слава богу, кроме безусловного рефлекса в виде тяги к противоположному полу, есть ещё и условный, в виде печального опыта получения урона от боевого Казаха. То есть, бабу ему по прежнему хочется, но терпеть при этом боль — нет. Впрочем, Аркашу я отмажу. Подхожу к магнитоле, выключаю её и собираюсь уходить.

— Аркадий сказал, он её оставит, — возмутилась Оксанка. — Привезём мы её! Тут скучно без музыки?

— Никаких мы! Аркадия я забираю. У меня для него поручение от комитета комсомола курса. Надо наглядную агитацию изготовить. Я, что один за всех комсомольцев должен работать? Совести, смотрю, у некоторых нет!

— Тут тоже работа есть! — возразила девчонка, ещё не понявшая, что парня я у неё забираю.

— Мы тут свою работу сделали, по субботам работали, и в будний день допоздна, — отмахнулся я.

Неожиданно поддержку оказала Анна Дмитриевна, пришедшая почему-то без Виталика в клуб. То ли попрощаться с нами, то ли проконтролировать.

— Так, в комнату поселим Виталия, раз Штыба уезжает. Одних вас оставлять нельзя, — сказала громко она.

— А чего так? — спросил по дружбе у неё я.

— Да он же на подселении жил, а сейчас там проблемы начались, — не стала вдаваться в детали Аня.

Виталия увидели уже по пути на поезд. Оказывается, к нему начала приставать дочка хозяина, у которого он жил. Он-то в себе уверен, а вот Аня… Не стал он с ней спорить, тем более и место освободилось и реально смотреть надо за оболтусами.

Славнова мы отстояли, и сейчас впятером ждали прибытие поезда «Кия-Шалтырь — Красноярск». Стоянка — две минуты, ну да мы успеем!

Размечтался! Стоп-кран чуть не сорвал! Началось с того, что я неправильно рассчитал, где на перроне встанет наш восьмой вагон, потом увидел, что вагон вообще не открыли. Был открыт пятый, пришлось бежать к нему, а там нас и пускать не хотели! Я запрыгнул первым и оттёр от входа пузатого проводника с усами как у Буденного и головой как у Котовского, то бишь, лысого. Смешная морда. Хотел помешать нам уехать. Бейбут запрыгивал уже на приличной скорости на ступеньки. Это хорошо, что я его оставил на посадку последним. Под ор лысого усача мы двинулись в сторону своего вагона и наткнулись в седьмом на перекрытую дверь тамбура. Я со злости так пинал её, что проводница, заспанная клуша, выскочила через полминуты.

— Что шумим! Почему хулиганите? — начала было орать она, но я сунул ей в нос наши билеты.

— Вагоны уже на остановке открывать не надо? Мы еле сели! — возмущенно сказал я.

Был бы мужик, точно врезал бы. Но с этой краснокожей любительницей скандалов нет никакого смысла ругаться. Её не исправишь.

Мы заняли целое купе около проводника, и ещё одно боковое место напротив. Нижнее, Аркашино оно было. Но судя по бабуле, сидящей на боковой нижней полке нашего купе, Аркадию сегодня спать не на своём месте. В это время свои места ещё было принято уступать в поезде. Хотя, как по мне, зря. Я бы и сейчас упёрся и не уступил. Всегда норовил со второго этажа упасть, пока не появились полки с поручнем.

Кроме нас в вагоне ехало много спортсменов. Вот мимо меня прошли две девушки к баку с кипятком. Нет, не доширак заварить — их нет ещё, а бульонный кубик. Я вспомнил, что и у меня есть тоже. Иду к ним в очередь с кружкой. Познакомились. Две молодые девчонки, Ира и Оля, лыжницы, едут со сборов в межсезонье, и готовы составить нам компанию в игре в карты. Сидим, болтаем, играем в карты, я про между прочим спросил кто у них тренер?

— Олимпийский чемпион! — похвасталась Ира. — Вячеслав Петрович, он в Японии тридцатку выиграл и эстафету!

Я сразу понял про кого речь, и загорелся узнать, правда ли байка про «Дахусим»?

— Что это? Не слышали такого! — сознались девушки.

— Ну как…, — начал рассказ я, вычитанный в прошлой жизни в интернете:

— Перед стартом повалил снег, и этот тренер, который тогда был лыжником, сидел и смазывал лыжи. К нему подошёл японский корреспондент и спросил, — «Вы думаете, вам поможет это?» Ну, ваш тренер, конечно, ответил. Японец хоть и плохо знал русский язык, но фразу запомнил. На следующий день одна из известных японских газет вышла с заголовком: «Советский лыжник, сказав волшебное слово „Дахусим“, выиграл Олимпиаду».

Смех девочек был слышен на весь вагон.

— А давай спросим? — загорелась Ирина.

Тренерское купе было в конце вагона, и я с девочками пошёл узнавать историю, а парни стали стелить бельё. Аркаша, как я и прогнозировал, будет спать наверху, против сурового взгляда бабули он возразить не смог.

— Ну, сматерился и сматерился, эмоции же, в спорте без них никак, — несколько смущённо признал Петрович. — Я вам сейчас другую историю расскажу. Хотите?

— Очень! — сказали мы хором.

— Бегу я гонку, а тогда разрешалось мазать лыжи во время гонки, была скамейка для всех и мазь там лежала. Общая. Передо мной бежал чех. Смотрю — сидит, мажет, а потом — раз и зашвырнул мазь далеко в снег! На моих глазах, чтобы я не смог подмазать свои лыжи. Такое меня зло взяло! Ах ты ж, сука, думаю! Сил вроде и не было, снег тяжёлый, но после такого подлого поступка второе дыхание открылось. Так гонку я и выиграл. Не надо злить русского человека! — посмеивался лыжник.

Возвращаюсь назад в купе, там уже бельё застелено, потрогал рукой — не влажное. Иду в туалет, а он закрыт.

— Туалет один работает, в конце вагона, — важно сообщила проводница и закрыла дверь своего отсека.

— У меня ключ есть, — воровато сказал Бейбут и показал железнодорожный ключ.

— Откуда он у тебя? Тут взял? — спросил я, не желая конфликтов.

— Из дома привез.

— Гонишь? — усомнился я.

И мне была показана Бейбутская коробка с сокровищами. Эту аптечку я видел раньше у него, но думал там лекарства. А сейчас понял, что ошибался. Чего только там не было! Разные ключи, в том числе и один гаечный, лупа, значки, в том числе и спортивно-разрядные, солдатская кокарда, складной ножик, пуговицы вразнобой, но красивые, старые деньги, ещё царская пятерка и рубль бумажные, маленький блокнот, сломанные наручные часы и прочая фигня.

— Зачем ты это с собой возишь? — поразился я.

— Чтобы не украли! — глядя честными глазами, сказал мальчишка.

Иду в туалет, там чистота и порядок. Ну, понятно. Один туалет закрыла для себя, а второй на пятьдесят две жопы помоет, в лучшем случае, один раз за поездку. Мы ещё болтаем с девочками, их возили на этот Кия-Шалтырь, на предсезонку, бегали по горам. Оказывается, известное место. Не в Красноярском крае, а в Кемеровской области расположено. Пьём чай и ложимся спать. Просыпаюсь от толчка Петра Малышева.

— Толя! Давай рыбку купим? — шепчет он, чтобы не разбудить остальных.

Смотрю на часы, почти двенадцать ночи, стоим на какой-то станции, и на перроне продают пирожки, сушеную рыбу, и пиво. Я вижу, как мужик купил три бутылки.

— Петя, ты охренел? Я спать хочу!

— «Красная сопка». Тут долго стоим, — шепчет Пётр.

— Да хоть голубая! — возмущаюсь я, но встаю.

Захотел вот в туалет, а до биотуалетов в вагонах ещё лет двадцать пять. Да и Петьку одного отпускать не хочу на перрон, вожусь с этими салагами, а не бросаю. Ответственный я человек. И взрослый.

Выходим, а тепловоза нет, стоят одинокие вагоны на рельсах. Люди охотно покупают съестное, несколько пьяных компаний ищет, что покрепче. В нашем вагоне не пьёт никто. Идём в туалет, он расположен рядом с вокзалом. Потом покупаем пирожки, сушёную и вяленую рыбку и пива. Пива я себе взял, Петька лимонадом затарился. Спиртное мне продали без вопросов о возрасте и по двойной цене. Сна ни в одном глазу, стоим на перроне смотрим на эти сопки. Я открыл бутылку пива — холодное на удивление. Находилось оно до продажи в ведре с водой, где плавал лёд. Сервис!

Вдруг вагоны тронулись и поехали! Пока мы стояли, к составу прицепили локомотив!

— Бежим! — орет Малышев.

Вот гад! Втравил-таки в блудняк!