— Беги за милицией! — громко крикнул я Женьке.
Она молча сорвалась с места и проскочила мимо парней. Умница Женька! Она побежала не к ограде, которую пришлось бы снова перелезать, а в сторону выхода на Никольскую улицу.
Один из парней рванулся за ней, но я налетел и сильным толчком в бок сбил его с ног. Парень растянулся на асфальтовой дорожке. Подбежав, я с размаха ударил его ногой в лицо. Попал не в нос, а в скулу, но нападавший схватился ладонями за физиономию.
Если эти гады не стесняются лупить человека ногами, то чего тогда церемониться с ними?
Я добавил ему ногой по рёбрам и повернулся ко второму. Тот как раз бежал ко мне, размахивая кулаками.
Я увернулся от его первого удара и пробил в корпус. Но тут же получил сильный удар кулаком в ухо. В голове зазвенело. Я отпрыгнул и увидел, как второй нападавший поднимается на колени.
Чёрт! Против двоих я точно не устою!
Эта мысль стремительно промелькнула у меня в голове. Я подскочил к тому парню, который поднялся на колени, и снова зарядил ногой, целясь в туловище. Парень нелепо хрюкнул и завалился набок.
Второй уже летел на меня.
Я перепрыгнул через упавшего и бросился бежать вслед за Женькой. Её серое пальто уже мелькало на улице.
Парни кинулись за мной, но почти сразу остановились. Я заметил это потому, что на бегу всё время оглядывался через плечо.
Гнаться за мной по улице, где были люди, им явно не хотелось. Избитый парнями человек тёмной кучей тряпья лежал на крыльце собора.
Я остановился и закричал изо всех сил:
— Сюда, скорее! Здесь человека бьют!
Нападавшие переглянулись и попятились. Я, не переставая кричать, сделал шаг в их сторону. Из-за моей спины донеслись встревоженные крики с Никольской улицы.
Парни развернулись и быстро пошли в сторону Пятницкой церкви. У них хватило выдержки не бежать.
Впрочем, преследовать их я не стал. Подбежал к крыльцу собора и склонился над упавшим.
Это был тот самый монах, к которому мы шли. Избили его страшно. Вместо лица — сплошной кровоподтёк, глаза закрыты. Я опустился на колени и прислушался — монах еле слышно стонал. Я стал расстёгивать на нём одежду, и вдруг он открыл глаза.
— Возьми! — с трудом прошептал он. — Ключ… на шее.
Я потянул одну из двух тесёмок, которые обхватывали его жилистую шею. На ней висел простой алюминиевый крестик с фигуркой распятого Христа.
А вот на второй тесёмке висел ключ. Тот самый ключ, который я видел в витрине музея в Любеке. Ключ, который я искал. Ключ святого князя Александра Невского.
— Возьми, — снова прошептал монах. — Сохрани… потом…
Он не успел договорить, что потом, и потерял сознание. Зрачки закатились, сквозь щёлки набрякших кровью век стали видны белки глаз.
Я снял с монаха ключ, повесил себе на шею и быстро спрятал под одежду.
За спиной снова раздались крики, а вдалеке наконец-то протяжно завыла милицейская сирена.
Первым к нам подбежал невысокий коренастый мужчина. Почему-то он был в фуфайке и болотных резиновых сапогах.
— Ну-ка, отпусти его! — потребовал мужчина, не подходя ко мне слишком близко.
За его спиной я увидел бегущих женщин. На бегу они что-то громко кричали.
Я поднялся на ноги и спокойно сказал:
— Надо вызвать «Скорую». Этого человека сильно избили.
— Без тебя разберусь! — отрезал коренастый.
Он недоверчиво взглянул на меня. Затем оглянулся на женщин, шагнул ближе и взглянул в лицо монаха.
— Где здесь телефон? — спросил я. — Надо срочно позвонить ноль три.
— В обществе, — вытирая ладонью лоб, сказал мужчина.
Видя, что я не убегаю и не бросаюсь на него, он успокоился.
— В каком обществе? — нетерпеливо уточнил я.
— Охотников. Здесь оно.
Он повернулся и махнул рукой в сторону улицы.
— Вы можете позвонить? — спросил я. — Мне нельзя уходить — я свидетель. А милиция вот-вот приедет.
Женщины подбежали к нам.
— У-у, зверюга! — закричала одна из них прямо мне в лицо. — Ты что наделал, изверг? Вызывайте милицию!
Милицейские сирены выли уже на Никольской улице. Вот в проезде показался жёлтый «Газик» с синей полосой на бортах. Не выключая сирену, он медленно покатился к нам.
Коренастый мужик в болотных сапогах по-прежнему стоял, как вкопанный. Приоткрыв рот, он следил за подъезжающей милицейской машиной.
— Да позвоните же в «Скорую»! — прикрикнул я на него.
— Да чего тут? — начал оправдываться он. — Сейчас их милиция и вызовет по рации.
Машина подъехала и остановилась. Из неё выпрыгнули трое милиционеров, четвёртый остался за рулём.
— Что происходит? — начальственным голосом спросил шагавший впереди всех лейтенант.
— Вот этот зверюга, — крикнула ему в лицо женщина, — монаха до смерти убил!
— Взять его!
Лейтенант кивнул на меня милиционерам.
— Это не я, — сказал я, не двигаясь с места.
— Не дёргайся! — предупредил лейтенант.
Милиционеры больно закрутили мне руки за спину. В последний момент я успел увидеть, что от улицы в сторону собора бежит Женька.
Меня втолкнули в машину, в отделение для арестованных. От остального салона оно было отгорожено стальной решёткой.
Сквозь стекло я увидел, как подбежала Женька. Она растерянно оглянулась — видно, искала меня. Потом что-то спросила у лейтенанта. Выслушала ответ, и глаза её гневно сузились. Размахивая руками, она принялась что-то объяснять лейтенанту.
Ухо у меня горело, словно его обожгло огнём. Я прислонился им к холодному стеклу.
Главное, чтобы никто не заметил, что я снял с монаха ключ.
Лейтенант, отмахнувшись от Женьки, подошёл к машине.
— Петров, «скорую» вызови! — сказал он водителю через опущенное стекло. Тот кивнул и нажал кнопку рации.
— Диспетчер? Говорит седьмой экипаж. Срочно «скорую» на Никольскую улицу, три-бэ. Драка с пострадавшими.
Рация что-то невнятно пробурчала.
— Мы на месте, разбираемся, — сказал водитель и стал смотреть в окно.
Там двое милиционеров склонились над избитым, а лейтенант опрашивал свидетелей. Женька не отставала от него.
«Скорая» подъехала минут через десять. Санитары осторожно положили монаха на носилки и погрузили в машину.
Один из милиционеров открыл дверь отсека, в котором я сидел.
— Выходи, — сказал он, спокойно глядя на меня.
Я вылез из машины.
Вроде, и недолго был арестованным. Но сейчас искренне радовался осеннему ветерку и проглянувшему между туч солнцу.
— Горелов! — сказал лейтенант, обращаясь ко мне. — Подойди!
— Гореликов, — подходя, поправил я.
— Документы есть?
Я достал из внутреннего кармана куртки паспорт и протянул его лейтенанту.
— Расскажи, что здесь случилось.
— Мы гуляли с девушкой, — сказал я. — Увидели, как двое мужчин бьют ногами третьего. Я попросил девушку вызвать милицию, а сам попытался их разнять.
— Получилось? — с любопытством спросил лейтенант, глядя на моё ухо.
— Более или менее, — уклончиво ответил я. — Они увидели, что с улицы идут люди, и убежали.
— Куда? — спросил лейтенант.
Я показал рукой в сторону реки и колоннады Гостиного двора.
— Примерно туда. Я не проследил.
— Почему?
— Пытался помочь пострадавшему.
— Знаешь его?
— Видел несколько раз. Это здешний сторож, он всегда на крыльце сидел. Безобидный старик.
— А за что на него напали, знаешь?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Хулиганы, наверное.
— Запомнил их? Узнать сможешь?
Я снова пожал плечами.
— Наверное. Не до того было в драке.
— Понятно, — разочарованно протянул лейтенант. — сколько ещё собираешься пробыть в Новгороде?
Я посмотрел на Женьку и ответил:
— Неделю, или больше. Я здесь в командировке от университета.
— Да знаю я! — неожиданно рассмеялся лейтенант. — Мне твоя девушка все уши прожужжала.
— Это она вас сюда вызвала, — напомнил я.
— Хорошо. Молодцы, что не растерялись, проявили бдительность. Адрес ваш я знаю. Если понадобитесь — вызову.
Лейтенант обернулся к милиционерам.
— Поехали! Петров — заводи!
— Как ты себя чувствуешь? — спросила меня Женька, когда милиция уехала, а зеваки разошлись.
— Нормально, — криво улыбнулся я.
— Видел бы ты своё ухо! Оно красное и распухло!
— Ничего. Пройдёт через пару дней. А ты молодец — быстро милицию вызвала.
— Повезло, — ответила Женька. — Тут через дорогу туберкулёзный диспансер. Я сообразила туда забежать, и медсестра у стойки позволила мне позвонить. Как ты думаешь — почему на него напали?
— Пойдём отсюда, — предложил я. — Место малолюдное. Эти хулиганы убежали, но могут и вернуться.
— И правда!
Женька поёжилась и инстинктивно оглянулась по сторонам.
Мы вышли на Никольскую улицу — она была ближе всего. Несмотря на середину дня народу на улице было немного — у большинства людей сейчас рабочий день. Всё вокруг выглядело мирным и безопасным.
— Пойдём в архив? — спросила меня Женька.
В архив? Зачем?
Ах, чёрт!
Схватка и находка ключа напрочь вытеснили из моей головы то, чем мы с Женькой собирались заняться.
А теперь Женька напомнила мне об этом, и передо мной появилась проблема.
Ещё неделю я должен оставаться в Новгороде. Хотя, по существу, мне больше нечего здесь делать. Только одно — зайти в уже знакомую больницу и проведать избитого. И если удастся — поговорить с ним.
Но всю эту неделю мне придётся обманывать Женьку. Она будет думать, что мы по-прежнему ищем ключ, что мне нужна её помощь в поисках. Возможно, мы станем проводить ночи вместе.
И всё это время я буду вынужден прятать ключ, чтобы она ничего не заподозрила.
К чёрту! Что я вам, профессиональный шпион?
Никаких документов я не подписывал, и на КГБ не работал.
Я вздохнул и повернулся к Женьке.
— Нам не нужно идти в архив. Ключ у меня.
Я вытащил ключ из-под рубашки и показал ей.
Женька, широко распахнув зелёные глаза, смотрела на мою находку.
— Это точно он?
— Думаю, да, — ответил я.
Ключ абсолютно точно был тот самый. Я запомнил его под стеклом витрины в Любеке и ошибиться не мог.
— Это монах тебе его отдал?
— Да, — кивнул я.
— Так, может, у него хотели отобрать ключ? — испуганно спросила Женька.
Я был уверен, что она попала в точку. Но покачал головой.
— Вряд ли. Наверное, это были обычные хулиганы. Напились и пристали к безобидному человеку.
Лицо Женьки внезапно стало грустным.
— Значит, теперь ты уедешь?
— Нет, — улыбнулся я. — Я сказал лейтенанту, что ещё неделю пробуду в Новгороде. Кроме того, нужно навестить монаха и узнать, откуда у него взялся ключ. А всё остальное время мы сможем проводить вместе.
— Значит, сегодня идём в кафе? — хитро улыбаясь, спросила Женька.
— Конечно, — ответил я. — Но сначала мне нужно позвонить.
Мы дошли до Женькиного дома и поднялись в квартиру. Женька оставила меня прихожей и убежала на кухню — готовить обед. А я снял трубку и набрал номер, который дал мне Андрей Сергеевич.
— Андрей Сергеевич? Это Гореликов, из Новгорода. Ключ у меня.
Из милиции так и не позвонили. Поэтому через пару дней я решил навестить избитого монаха в больнице.
Женька утром ушла в институт, а я поехал автобусом в больницу. Пропустили меня без проблем. Медсестра за стойкой регистратуры равнодушно выслушала мои объяснения и подсказала, как найти отделение хирургии.
Монах неподвижно лежал в кровати. Его переодели в полосатую больничную пижаму. Голова была забинтована, повязка охватывала и нижнюю челюсть. Из-под белых бинтов во все стороны торчала частично выбритая борода. Видимая часть лица была похожа на один большой многоцветный синяк. Но опухоль уже начала спадать.
— Здравствуйте! — сказал я.
Придвинул к кровати стул и уселся на него.
Монах закрыл глаза и снова открыл. Несмотря на побои, взгляд у него был ясный и спокойный.
— Ключ у тебя? — тихо спросил он.
— У меня.
Я хотел показать монаху ключ, но он движением руки остановил меня.
— Сможешь сберечь его? И передать потом… дальше?
— Вам его тоже передали? — вместо ответа спросил я.
Монах снова закрыл и открыл глаза.
— Отец. А ему — дед.
Он помолчал.
— Этот ключ принадлежал князю Александру Невскому? — снова спросил я.
— Да.
— Почему вы отдали его мне?
Монах двинул краешком разбитых губ. Выглядело это жутко, и я не сразу сообразил, что он пытается улыбнуться.
— Некому больше. Один я. И осталось недолго.
— Почему недолго? — попытался я подбодрить монаха. — Избили вас, конечно, сильно. Но врачи вылечат.
— Не вылечат. Болезнь у меня. Хорошо, если полгода протяну.
Я не знал, что сказать. Просто от всего сердца сочувствовал ему.
— Почему вы хотите отдать ключ мне? — спросил я.
— Ты знаешь о нём. И понимаешь, как это важно.
Монах отвёл взгляд от меня и посмотрел в белый больничный потолок.
— Семьсот лет… Не потеряли. И ты не потеряй. Господь поможет.
Я видел, что ему очень трудно говорить.
— Можно я ещё приду, позже? — спросил я. — А вы расскажете мне историю ключа.
Монах ничего не ответил. Только закрыл глаза и чуть заметно кивнул.
Выйдя из палаты, я отыскал врача. Он сидел в ординаторской и заполнял карточки. Слева от врача стояла кружка с остывшим чаем.
— Скажите, я могу чем-то помочь? — спросил я.
— А вы родственник?
Я покачал головой.
— Нет. Это я отбил его у хулиганов.
Врач почесал ухо кончиком карандаша.
— Повреждения средней тяжести. Но полечим.
— Надолго он здесь?
— Ещё недели три, может, дольше. Посмотрим, понаблюдаем.
— Он говорил про какую-то серьёзную болезнь…
Врач с сомнением взглянул на меня.
— Сделаем анализы.
— Может быть, понадобятся какие-то лекарства, — не унимался я.
— У нас всё есть, — оборвал меня врач. — Но если что-то потребуется, я вам сообщу. Оставьте номер телефона на посту.
— Спасибо, — кивнул я и вышел из ординаторской.
Остаток недели мы провели с Женькой. Ей удалось отпроситься в институте, поэтому мы целыми днями гуляли по городу, спускались к холодному Волхову и ели мороженое в кафе.
Когда шёл дождь, мы сидели дома — слушали музыку, или просто болтали. Разговаривать с Женькой было легко — она умела внимательно слушать, никогда не тянула одеяло на себя и не высказывала категоричных суждений. А ночами…
Чем ближе подходило время отъезда, тем больше я понимал, что не хочу расставаться с Женькой.
В один из дней в гастроном завезли апельсины — ярко-оранжевые и ароматные. Мы купили два килограмма.
Вечером мы ели один апельсин на двоих — так нам казалось вкуснее — и я спросил Женьку:
— Поедешь со мной в Ленинград?
Женька замерла, глядя на меня.
— А моя учёба?
— Переведёшься к нам в университет. Я договорюсь в деканате.
В том, что мне удастся договориться с Виталием Ивановичем, я не сомневался.
— Саша, ты серьёзно? — тихо спросила Женька, по-прежнему не отводя от меня взгляд.
— Абсолютно серьёзно, — кивнул я.
Женька осторожно улыбнулась.