Заветный ключ

Глава 12

Рано утром кто-то постучал в дверь нашей комнаты в общежитии Новгородского педагогического института.

— Гореликов! Срочно к телефону!

Ещё не проснувшись, я выскочил из-под одеяла. Прыгая на одной ноге, натянул брюки, накинул рубашку и побежал вниз на вахту, к телефону.

— Алло!

— Александр? — спросила трубка голосом декана Валентина Ивановича.

— Да, — ответил я, и широко зевнул, прикрывая рот ладонью.

— Извините, что разбудил, — сказал Валентин Иванович. — Хотел застать вас до того, как вы уйдёте на раскоп. У меня две новости. Во-первых, нам разрешили раскопки в Приморске. Через неделю в Калининград поедет организационная группа, а за ними уже выедем мы. Как вам известие?

— Замечательно, Валентин Иванович! — обрадовался я.

— Нам с вами нужно будет подробно обсудить план работ — времени совсем немного.

— Вы хотите, чтобы я приехал в Ленинград?

— В этом нет необходимости. Сегодня к обеду я буду в Новгороде и проведу у вас три дня. Мне надо переговорить с профессором Ясиным по одному важному делу. И к вам у меня тоже есть вопрос. Скажите, вы слышали что-нибудь о медальоне прусских вождей?

Остатки сна мгновенно слетели с меня. Я почувствовал, как по спине побежали ледяные мурашки.

— Э-э-э… — промямлил я в трубку.

— Не слышали? Странно. Это известная реликвия — символ власти прусских вождей — была утеряна во время войн пруссов с Тевтонским орденом.

— Да, я читал про медальон, — собравшись с духом, ответил я. — Вы думаете, что мы сможем найти его в священной роще пруссов?

— Это очень вероятно, — сказал Валентин Иванович. — В ливонских хрониках есть запись о том, что именно в священной роще тевтонские рыцари отрубили голову последнему вождю пруссов Отакару. Если медальон был у Отакара — не исключено, что мы отыщем его именно под Приморском.

— Да, такое вполне может быть, — согласился я, стараясь успокоить бешено колотившееся сердце.

Ай, да Валентин Иванович! Он сумел сопоставить те же факты, которые в своё время сопоставил я. И пришёл к верному выводу.

— Вы сможете встретить меня на вокзале и проводить к раскопу? Поезд прибудет в половину третьего.

— Конечно, — ответил я.

— Вот и замечательно! — обрадовался Валентин Иванович. — Я выезжаю через два часа, а надо ещё собраться. До встречи на вокзале, Александр!

Чёрт, вот это я влип!

Я растерянно посмотрел на трубку телефона, из которой доносились короткие гудки, и осторожно положил её на рычаг аппарата.

Валентин Иванович интересуется медальоном древних пруссов. Он не просто знает о его существовании, а проделал большую работу и вычислил, где должен находиться медальон.

Зачем?

Я вышел в холл общежития, сел на стул и попытался собраться с мыслями.

Вспомнил, сколько часов мне пришлось провести в архивах. Сколько материалов прочитать, чтобы отследить путь медальона от одного вождя к другому. В прошлой жизни это заняло несколько месяцев, а ведь у меня был компьютер и доступ в интернет.

Валентин Иванович прилетел в Балтийск, как только узнал, что мы нашли сундук со старыми немецкими документами. Он сразу же заинтересовался моей версией о местонахождении священной рощи пруссов. И документ Ганзейского союза пропал именно в этот момент.

Валентин Иванович был самым крупным специалистом по истории Ганзы. А в прошлой жизни именно бандиты с татуировкой в виде ганзейского герба пытались отобрать у меня медальон и убили меня.

Чёрт, чёрт, чёрт!

Никакой другой версии не может быть. Валентин Иванович работает на секретное общество, которое каким-то образом связано с древним Ганзейским союзом. И этому обществу очень нужен медальон древних прусских вождей.

Зачем?

Какую ценность представляет этот небрежно обработанный слиток янтаря в виде солнца?

— Гореликов! — услышал я и, вздрогнув, поднял голову.

В дверях холла, уперев руки в бока, стояла Женька и удивлённо смотрела на меня.

— Ты чего завтракать не идёшь? Что-то случилось? Опять эта твоя Света звонила?

Утренний солнечный свет наискось падал из окна. Женькины рыжие кудряшки в этом свете отливали золотом и ярко начищенной медью.

— Всё в порядке, — невпопад ответил я, поднимаясь со стула. — Сейчас иду.

Все уже сидели за столами и дружно стучали ложками, весело переговариваясь. Я подошёл с подносом к раздаточному окну и получил миску дымящейся пшённой каши, два кусочка хлеба с золотистым кубиком сливочного масла, стакан горячего чая и витую булочку с маком.

— Иди сюда!

Женька махнула мне рукой из-за столика, который стоял возле окна. Она уже съела кашу и сейчас пила чай. Нетронутая булочка лежала перед ней на салфетке.

Я положил в кашу половину масла, а другую половину тонко намазал ложкой на хлеб.

— Будешь? — спросила меня Женька, пододвигая мне булочку.

— А ты? — удивился я.

— Мучное с утра вредно для фигуры.

— Значит, мою фигуру ты не бережёшь? — автоматически пошутил я.

— Нисколько, — невозмутимо согласилась Женька. — Давай рассказывай, что случилось. На тебе лица нет.

— Валентин Иванович сегодня приезжает в Новгород, — ответил я. — Просил встретить его с поезда в половине третьего.

— А кто это?

— Наш декан.

— Декан сам звонил тебе и просил его встретить? — удивилась Женька. — Ничего себе!

— А что в этом такого? Он хочет, чтобы я проводил его прямо к раскопу.

— Ты ненормальный? Да если б он позвонил в наш музей — за ним бы прислали машину и отвезли прямо, куда надо.

— Действительно, — растерянно согласился я.

— Гореликов, не тупи, — авторитетно заявила Женька. — Этот Валентин Иванович очень хочет с тобой подружиться. Видимо, ты и впрямь открыл что-то важное.

— А ты сомневалась?

— Конечно! Мальчишки всегда привирают, чтобы покрасоваться перед девушками.

— Я не такой!

— Такой, такой, — успокоила меня Женька.

А похоже, Валентину Ивановичу и впрямь что-то от меня нужно. От этой мысли по спине снова побежали ледяные мурашки.

— Ты булку-то ешь, — не отставала Женька.

— Знаешь, что, — сказал я. — Давай угостим того старика — сторожа собора.

Я завернул булочки в салфетку, залпом допил остывший чай и поднялся со стула.

— Идём? — спросила Женька.

— Ты иди, — ответил я, — а я догоню. Кое-что забыл.

Я отнёс поднос на кухню и поднялся в свою комнату. Вытащил медальон из укромного местечка за кроватью и задумчиво повертел в руках.

Слиток янтаря в виде солнца. Семь расходящихся лучей, один из них обломан. В основании другого луча просверлена дырочка, в которую я продел кожаный ремешок.

Что же такого важного в этом медальоне, что за ним охотится целая таинственная организация? Шпионская сеть, к которой причастны немцы, притворявшиеся туристами, татуированные бандиты из будущего и наш декан Валентин Иванович?

Несомненно, медальон имеет историческую ценность. Но в мире множество артефактов с богатой историей. Никто за ними не охотится, лежат себе спокойно в музеях на радость учёным и туристам.

Может быть, это какой-то ключ? Но ключ к чему? К замочной скважине, или к шифру?

Или медальон в виде солнца — это какой-нибудь сакральный символ? Священная реликвия?

Я вспомнил Анненербе — секретную организацию Третьего Рейха, которая изучала оккультные предметы и символы. Эта организация всерьёз занималась магией, мистикой и прочими подобными штуками.

И здесь тоже замешаны немцы! Бред какой-то!

Я повесил медальон на шею и сунул его под рубашку.

— Когда поезд? — спросила Женька, с аппетитом откусывая мороженое. — Умм, вкусно!

Конечно, вкусно! Советское мороженое — это не та химозная дрянь, которую станут производить после перестройки. Это мороженое сделано из настоящего молока и настоящего сахара.

— Через десять минут, — ответил я, взглянув на часы, и тоже откусил от брикета, зажатого между хрустящими вафельными пластинками.

Мы стояли на широком перроне в тени большой липы. Не знаю, зачем я уговорил Женьку пойти со мной встречать Валентина Ивановича. Наверное, так мне было спокойнее.

Где-то вдалеке завыла сирена.

— Смотри, зелёный загорелся, — сказала Женька.

— Ага, — подтвердил я, вглядываясь в конец перрона.

Так, на высокой мачте железнодорожного светофора и впрямь загорелся зелёный фонарь, едва видимый в солнечном свете.

Сирена завыла ближе. Вдруг из за угла вокзала прямо на широкий перрон выехала машина «Скорой помощи».

Сирена пронзительно закричала, распугивая немногочисленных встречающих. Белая машина с красными крестами на дверцах медленно катила вдоль перрона.

Из служебного входа вокзала выбежал мужчина в форме железнодорожника. Он замахал руками, показывая водителю «Скорой», где остановиться.

— Что это? — удивилась Женька, облизывая сладкие липкие пальцы.

Я пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, кому-то в поезде стало плохо.

Машина остановилась в двадцати метрах от нас. С пассажирского сиденья вылезла озабоченная пожилая женщина-врач с чемоданчиком в руке. Выходя, она что-то сказала водителю.

Водитель обежал вокруг машины и открыл широкие задние двери. Вместе с санитаром они выкатили носилки и прислонили их к машине.

Железнодорожник, стоя рядом с машиной «Скорой помощи», что-то говорил в рацию.

— Похоже, ты прав, — кивнула Женька. — В поезде явно что-то случилось.

Вдалеке показалась крошечная красная точка локомотива. Ветер донёс еле слышный гудок. Ещё через минуту мы услышали ритмичный стук колёс по стыкам рельсов.

Поравнявшись с дальним краем платформы, локомотив снова загудел. Зашипели тормоза, громко лязгнули сцепки вагонов. Порыв тёплого летнего воздуха ударил в лицо. Зелёный поезд медленно пополз вдоль перрона и остановился.

Проводница открыла железную дверь. Женщина-врач решительно шагнула в вагон. Водитель с санитаром подхватили носилки и нырнули вслед за доктором.

Из других вагонов на перрон высыпали пассажиры. Я крутил головой, вглядываясь в их лица, а краем глаза следил за дверью вагона.

Через пять минут водитель и санитар вынесли носилки на платформу. На носилках, беспомощно запрокинув голову, лежал Валентин Иванович.

— Не знаю, что с тобой делать, сын!

Великий князь владимирский Ярослав Всеволодович раздражённо расхаживал по горнице княжеского терема во Владимире. Александр стоял перед отцом. Лицо княжича было спокойно, только правая рука мяла широкий матерчатый пояс.

— Как ты мог потерять Новгород? Я тебя оставил для того, чтобы ты удержал город под нашей властью, а что теперь? Как платить дань татарам? Всю остальную Русь разорить? Мне верные люди донесли, что новгородские бояре отправили посольство к магистру Тевтонского ордена. Если новгородцы договорятся с немцами — мы Новгород навсегда потеряем.

В самом деле, ситуация складывалась патовая, словно в шахматах — древней игре, которую купцы привезли на Русь из Индии.

Сами новгородцы не могли справиться с войском Тевтонского ордена. Но и князь Ярослав Всеволодович без помощи новгородского ополчения не мог разбить немцев. А даже если бы и разбил — тогда он сразу терял рычаг давления на своевольный город.

И тевтонские рыцари тоже прекрасно это понимали. И вовсю пользовались ссорой новгородцев с владимирским князем. Отряды рыцарей разоряли новгородские земли, жгли деревни и сёла, дочиста грабили жителей. И всё ближе подступали к самому Новгороду.

— Не договорятся, — негромко сказал Александр, глядя в широкую спину отца.

— Что?

Великий князь владимирский раздражённо повёл плечами.

— Не договорятся. Немцы сейчас как волки — разоряют новгородскую землю. А волки с овцами не договариваются.

— И что ты предлагаешь? Отправить войско на Новгород? Силой захватить город, а потом от немцев его же и защищать? Так у меня полков на всё не хватит!

— Надо ждать, отец. Новгородским боярам некуда деваться — пришлют к тебе послов.

— С чего ты взял? К гадалке ходил, что ли?

— Нет, не к гадалке, — твёрдо ответил Александр. — Боярин Миша Иванкич прислал из Новгорода грамоту Гавриле Олексичу. В Новгороде бунт. Народ на вече требует у бояр вернуть князя и собирать ополчение против немцев.

Ярослав Всеволодович рывком обернулся. Впился взглядом в лицо старшего сына.

— Точно знаешь? Почему раньше мне не сказал?

Александр не отвёл взгляд.

— О чём говорить? Прибудет посольство из Новгорода — тогда и решишь. Только об одном прошу — пошли меня снова в Новгород.

— А почему тебя? — возразил Ярослав. — Ты уже дважды в Новгороде не усидел. Лучше я твоего брата в Новгород посажу — Андрея. Он хоть и моложе тебя, а до сих пор ни разу меня не подвёл.

Александр промолчал, стиснув зубы. Тайно от отца он всё это время посылал гонцов в Новгород — к боярам Мише Иванкичу и Сбыславу Якуновичу. С этими боярами он больше всего сблизился за время княжения в Новгороде. С ними вместе он разбил шведов на реке Неве.

А бояре уже посылали верных людей по всему Новгороду — уговаривали всех, кого можно, снова обратиться за помощью к князю Александру.

Миша Иванкич писал Александру, что посадник Степан Твердиславович изо всех сил старается утихомирить Новгород. Именно посадник, не спрашивая веча, отправил послов к магистру Тевтонского ордена.

Но новгородские послы вернулись ни с чем. Магистр даже не принял их. Через одного из рыцарей передал, что требует от новгородцев полной покорности и разговаривать с ними будет только, когда они откроют городские ворота рыцарям ордена.

Миша Иванкич и Сбыслав не жалели серебра, чтобы подкупить крикунов и перетянуть вече на свою сторону. Они ежедневно теряли доход с деревень, которые сожгли немецкие рыцари, терпели убыток в торговле.

За окном горницы громко заржал конь. Послышались голоса — кто-то спорил с дозорными княжеской дружины.

Ярослав Всеволодович выглянул в окно.

— Что там? — громко спросил он.

Молодой голос тут же ответил князю:

— Гонец прискакал, княже! Говорит, во Владимир прибыли послы из Новгорода, просят принять! С ними сам посадник Степан Твердиславович и другие бояре!

Александр шумно выдохнул. Еле сдержался, чтобы не выбежать во двор, навстречу гонцу.

Получилось! Четыре месяца переписки, уговоров, подкупов, и вот — всё выходило так, как он того хотел!

Ярослав Всеволодович обернулся к сыну.

— Ну, что ж… На этот раз получилось по-твоему. Но в Новгород всё равно поедет Андрей, а не ты.

Великий князь владимирский принял новгородских послов в этот же день к вечеру. Послы поднесли великому князю богатые подарки — изогнутый меч арабской стали, в ножнах, окованных серебром, бочку столетнего мёда и породистого коня. Кроме того, новгородцы обещали заплатить дань за всё время с отъезда Александра. И выделяли князю новые деревни для прокорма. Те самые, которые сейчас разоряли отряды Тевтонского ордена.

— Просим тебя, княже, — сказал Степан Твердиславович, глядя в лицо Ярослава, — пришли к нам своего сына с дружиной законным князем. Вместе отобьём наши земли от немцев.

— А что с данью татарам? — спросил посадника Ярослав Всеволодович.

— Соберём, — заверил его посадник. — Всё соберём. Если не с деревень — то бояре и купцы вывернут карманы. Я первый серебро дам.

Ярослав Всеволодович сидел на широком стуле. Сиденье было обшито красным бархатом, по спинке и подлокотникам текла тонкая узорчатая резьба.

Не смирился, думал князь Ярослав, глядя на новгородского посадника. Не смирился посадник, не забыл переславльскую тюрьму. И сейчас кланяется только ради своего города — ради Господина Великого Новгорода.

— Хорошо, — задумчиво ответил князь. — Если вы просите — пришлю к вам князя Андрея с дружиной. И направлю полки помочь против немцев.

— Нет, князь, — живо возразил Степан Твердиславович. — Просим прислать к нам князем твоего сына Александра.

Ярослав удивлённо поднял бровь.

— Александра я посылал к вам дважды. И оба раза вы выгнали его из города. Зачем же теперь зовёте? Для того, чтобы потом, когда минует немецкая угроза, снова от него отказаться? Думаете опять схитрить, господа новгородцы? Не выйдет! Я решил — отправлю к вам Андрея.

— Прости, князь, — глухо ответил посадник. — Я бы принял любое твоё решение, только бы защитить Новгород. Но вече новгородское требует князем только Александра.