Завет Кольца

Хорст фон Аллвёрден Чистое сердце (перевод Е. Шушлебиной)

— В мире нет ни магии, ни волшебников, ни привидений, Бевин, — поучал Тиам.

Я делал вид, что слушаю, чтобы не получить оплеуху. Этот худой человек мне не больно-то нравился, но все-таки он был моим хозяином и учителем. Кроме того, он кормил и защищал меня. Вместе с ним я объездил мир, а это всегда было моей мечтой.

Время от времени я говорил что-нибудь подходящее или просто кивал головой. Тиам заплатил моему отцу много монет за то, чтобы я стал его учеником и слугой. Я вел нашего ослика Мерцада, тащившего тележку с эликсирами и порошками мастера Тиама, с помощью которых он показывал свои фокусы. Еще на тележке лежали наша палатка и одежда учителя.

— Все зависит от ловкости рук и знания природных явлений. Волшебство — не более чем иллюзия; иногда требуется и небольшой взрыв, чтобы отвлечь внимание публики. Людям нужен обман. При легковерности этих болванов совсем нетрудно завладеть тем, что действительно ценно, а именно — их деньгами. — Тиам самодовольно улыбнулся и хлопнул себя по поясу, туго набитому золотом и серебром.

Он был скуп, но мы не голодали.

Такой образ жизни нравился мне гораздо больше, чем жизнь, которую я вел бы в деревне, выращивая бобы и капусту. Там было достаточно небольшой междоусобицы, одного налета солдат-мародеров, засушливого лета или града — и прощай, урожай! А впереди ждал голод.

Один старый точильщик, приезжавший в деревню каждый год осенью во время праздника урожая, пробудил во мне жажду странствий. Он рассказывал нам не только сказки и легенды, но и новости со всего света: описывал далекие города, в которых жили тысячи людей; рассказывал о войнах и подвигах, о глупости баронов и князей, а еще — о различных чудесах.

С тех пор как помню себя, я всегда радовался приближению этого праздника. Мы еще только заканчивали жатву, закладывали на хранение собранные овощи, закалывали двух свиней, коптили мясо и готовили колбасу, а я уже высматривал старика, которого в деревне прозвали Серым (настоящего его имени я никогда не знал), потому что у него все было серым. Его обувь была сделана из серой замши, накидка с капюшоном сшита из серого сукна, а волосы были совсем седыми. Даже его глаза были подернуты туманной серой пеленой, но он не был слепым.

Завидев его еще издалека, я ликовал. Малышом я забирался к нему на колени, а став постарше, садился на скамеечку у ног и слушал. И только мне одному он рассказывал свою первую историю.

С каждой новой историей во мне крепло желание отправиться в необъятный мир путешествий.

Днем, когда старик точил косы и топоры, я старался быть около него. Сделанная им заточка держалась потом целый год.

И всегда, когда он уезжал, я грустно смотрел ему вслед. Однажды он не приехал. Отец сказал, что он, наверное, умер.

Приехал другой точильщик. Но он не умел так живо и красочно рассказывать. Он ни в какое сравнение не шел с Серым.

Я всегда надеялся, что Серый возьмет меня в ученики, но он никогда не предлагал этого отцу. Зато это сделал Тиам, появившийся однажды ранней весной у нас в деревне. С самого начала он произвел на меня странное впечатление. Он пробыл у нас несколько недель, а когда окончательно прошли зимние холода и можно было ехать дальше, купил меня у отца.

С тех пор я следовал за ним из деревни в деревню, из города в город, где он за деньги показывал свое искусство. Что стало с моим предшественником, мне было неизвестно. Мастер избегал говорить на эту тему, упомянув только, что его звали Хильдебранд и что он сбежал от него.

— Ты понял, дурак? Люди — это ничто: они приходят и уходят, а их богатство остается, — Тиам был готов бесконечно философствовать на тему денег и восхвалять Бога или кого-то еще, кто подарил миру это изобретение. Он считал, что перемещение денег из кармана в карман движет миром.

Возражать ему было бесполезно. Тиам презирал людей; он видел только их деньги. Тем не менее, если слушаться Тиама, можно неплохо жить. В конечном счете мы делали то, о чем я всегда мечтал: бродили по миру и видели много нового. Я слушал поучения Тиама, но выводы из увиденного делал собственные.

— В основном люди — овцы, но некоторые из них — волки, — продолжал Тиам. — Вот я, например, один из хищников; конечно, не крупный, иначе я давно стоял бы во главе города или королевства. Но все-таки я всегда возьму то, что мне нужно. — Возможно, в рассуждениях Тиама была доля истины.

С тех пор, как почти год назад мы покинули дом моего отца в деревне Улбрин, я понял, что далеко не везде лучше, чем дома. За это время я многому научился, узнал кое-что о человеческой природе. Поэтому я не был в обиде на отца, который продал меня хозяину. Все-таки это было лучше, чем стать крестьянином или подмастерьем, которые за всю жизнь ни разу не покидают своей деревни.

Я заметил, что большинство людей живет инстинктами, многие, как, например, Тиам, думают только о деньгах, и лишь некоторые воспринимают мир сердцем.

Мало кто чтит заповедь защищать и уважать ближнего своего. И это неудивительно, если принять во внимание, что даже священник думает больше о наполненной кружке для пожертвований и роскоши своего храма, чем о нуждах прихожан, а ведь он должен служить образцом добродетели!

Я никогда не понимал, почему уважают людей, которые избивают, эксплуатируют или унижают других. Правда, мне всего двенадцать лет. Может быть, когда-нибудь я разгадаю эту загадку.

Шлеп! Мастер Тиам наградил меня оплеухой. Видимо, ему показалось, что я недостаточно внимательно слушаю.

— Болван! — набросился он на меня. — Запомни, ты не только мой слуга, но и ученик. Я выбрал тебя, потому что у тебя взгляд живее, рука проворнее и ум подвижнее, чем у большинства крестьянских олухов. Я знаю, однажды ты попытаешься меня обмануть; если я тебя на этом не сумею поймать, а такое трудно себе представить, — он самодовольно ухмыльнулся — считай, что обучение закончено. А до этого изволь слушать, что тебе говорят!

Я молча кивнул; любое возражение разозлило бы его еще больше.

Тиам мрачно посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд. Он снова занес руку для удара, но передумал.

Мы пошли дальше. Тиам прекратил свои поучения. Чем ближе мы подходили к торговому пути, тем больше он нервничал. Между холмами уже была видна серая лента широкой дороги, вымощенной булыжником.

Мы свернули на тропинку, ведущую вверх по холму к основной дороге. Хотя подъем был пологий, Мерцад с трудом тащил тележку. Я старался помочь ему, подталкивая ее сзади.

С вершины холма открывался вид на широкую долину и дорогу, ведущую в Азатир, который был целью нашего путешествия. Там открывалась осенняя ярмарка, и Тиам надеялся выманить у посетителей с помощью своих трюков немало монет.

Я мечтал увидеть этот город. Тиам рассказывал, что в нем живет больше пятидесяти тысяч людей, а городские стены — не просто земляной вал, а каменная стена шириной в восемь и высотой в двадцать пять локтей. Я не мог представить себе, как пятьдесят тысяч людей могут жить в одном месте. Я умел считать до ста; большее число не укладывалось у меня в голове. (Правда, хозяин уже научил меня писать мое имя и начал обучать счету.)

Тиам задумчиво теребил бороду, глаза его сузились и превратились в щелки, а крылья большого острого носа трепетали. Я попытался отгадать его мысли, но у меня ничего не вышло. Внезапно лицо хозяина просветлело и приняло довольное выражение.

— Пошли, малыш! Быстрее! — скомандовал он. — Вон караван. Вместе с ним мы проникнем в Азатир.

Я должен был догадаться раньше: он, как всегда, беспокоился о своем кошельке. Дело в том, что разбойников не очень-то пугали его магические жесты. В безлюдной местности опасность быть ограбленным была гораздо меньше, чем вблизи городов или торговых путей, где часто встречались люди, живущие исключительно разбоем. Были и такие, что грабили проезжих потому, что их толкал на это голод. Так что Тиам предпочитал находиться в обществе людей, которые были в состоянии защитить свое имущество, например, как в этом караване: издали можно было разглядеть нескольких вооруженных охранников.

Должно быть, они шли с востока или просто были недостаточно богаты, потому что купцы с запада или с севера уже давно в целях безопасности нанимали корабли и везли грузы морем, а это было недешево.

Мы настигли караван у сосновой рощи. Мужчины ставили палатки для ночного лагеря. Пылал костер, готовился ужин. Тиам набросил на себя черную накидку и, как ему казалось, выглядел настоящим магом. Ему действительно сразу удалось привлечь к себе внимание.

Опытным взглядом он нашел купца, ведущего караван. Его звали Селприн Умана. Это был полный мужчина с жидкими волосами, маленькими глазками и большими ушами. Тиам начал расхваливать свои магические способности, продемонстрировал несколько трюков и предложил услуги по защите каравана в качестве мага. Сошлись на оплате в несколько медяков. Тиам стал громко жаловаться на судьбу: он вынужден согласиться на предложение купца, так как дал клятву богам служить своим искусством людям. Впрочем, ему удалось выторговать еще питание и жилье. Я хорошо знал, насколько Тиам любит такого рода переговоры и в глубине души подсмеивался над толстым купцом. В конце концов Тиам получит еще и деньги за то, что другие защищают его самого и его скарб. Для хозяина нашлось место во второй повозке. Мне же, как прежде, надо было заботиться о нашем осле и тележке и поэтому пришлось идти пешком. Таким образом, наше дальнейшее путешествие в Азатир было обеспечено.

Купец считал, что нам предстоит еще девять дней пути; мы прибудем как раз к открытию ярмарки, и караван успеет до зимы вернуться домой. Тиам же хотел провести зиму в одном маленьком городе, в котором раньше нанимался к главе города в качестве мага.

Накормив осла и подготовив место для нашего ночлега, я встал в очередь перед походной кухней.

Быстро темнело; вокруг зажигали факелы и масляные лампы. Я с любопытством прислушивался к разговору погонщиков, возниц, помощников купцов и других попутчиков. По дороге к каравану примкнуло десять купцов с сопровождением. Все они были из Лестии, небольшого города на севере у подножия Скралетских гор.

Мужчины рассказывали истории о великих битвах, пиршествах и восхваляли себя и свою храбрость. И хотя, скорее всего, в словах их правды было меньше половины, я всегда мечтал попасть в те места, о которых говорилось в этих захватывающих историях. Высокий грубый парень по имени Эринд рассказывал о морских путешествиях. Он описывал огромных чудовищ, которые показывались из глубин океана и выпускали струи горячего пара.

Я был доволен, что нам дали суп с солониной и сухари с фруктовым чаем, но мужчины ворчали по этому поводу. Они охотнее выпили бы вина.

Мастер Тиам трапезничал, конечно, не с нами. Он сидел в палатке вместе с купцами, и его стол был намного богаче. Некоторые с завистью смотрели в сторону палатки. Но мне это было безразлично; я довольствовался тем, что можно было есть досыта и слушать эти захватывающие истории.

Внезапно я почувствовал на себе чей-то взгляд. Напротив меня сидел усталый мужчина. По его обветренному загорелому лицу трудно было определить возраст: где-то тридцать — сорок лет. Он был конюхом. Я обратил на него внимание еще раньше, когда ухаживал за Мерцадом. Он таскал воду из ближайшего ручья, а потом тяжелые мешки с овсом; никто ему не помогал. Несмотря на усталость, для каждого животного у него находилось ласковое слово.

Когда мы остановились на привал, всадники и кучера тотчас же оставили своих животных, так было принято. Конюх же их, видимо, очень любил. Он мог опоздать из-за них на ужин.

Из-под капюшона у него торчали пряди светлых, выгоревших на солнце волос. В мерцающем свете масляной лампы можно было видеть тонкие черты лица.

Глаза были голубыми и ясными, как глубокое тихое озеро, взгляд — спокойным и твердым; я чувствовал, что ему нравится жить пусть бедно, но свободно.

На одежде во многих местах виднелись заплаты, а то, что сапоги еще служили ему, можно было считать чудом.

Конюх улыбнулся мне, а я ему. На какой-то момент наши взгляды встретились, и у меня возникло ощущение, что мужчина заглядывает мне в душу и читает мысли, мечты и надежды. Я вовсе этого не хотел, так как считал, что никто, кроме меня, не вправе знать об этом. Кроме этого, у меня ничего не было, и я не собирался посвящать чужаков в свои тайны. Я с трудом оторвал взгляд и демонстративно стал смотреть в другую сторону. Мне показалось, что в последний момент я увидел усмешку на его лице. Но так как смеркалось, я не был в этом уверен.

После еды меня сморила усталость, я пошел к своим одеялам, плотно завернулся в них и тут же погрузился в сон.

— Вставай! — было первое, что я услышал утром. За этим последовал пинок в спину. — Собери вещи, запряги осла и возьми свою еду. И чтоб все было готово, когда я вернусь!

Сказав это, Тиам скрылся в палатке, чтобы приступить к завтраку в обществе купцов.

Странные сны видел я ночью: там были старик-сказочник и конюх, все это странно переплеталось, но, после того как хозяин разбудил меня, сны быстро улетучились у меня из головы.

Я поспешил к тому месту, где были привязаны Мерцад и другие животные. В слабом свете утра уже можно было различить дорогу к ручью и найти мешки с овсом.

Я торопливо насыпал ослику овса и, пока он ел, собрал наши вещи и отнес в повозку. Потом я запряг его и снова привязал к дереву, чтобы пойти за завтраком.

Возле животных никого, кроме конюха, еще не было. Я почувствовал, что краснею, вспоминая вчерашний вечер. Тогда мне вдруг показалось, что он хочет украсть мои желания. Сегодня это казалось смешным.

Я кивнул ему, он тоже ответил кивком.

— Помочь тебе? — спросил я.

— Нет, не надо. Иди за своим завтраком, — ответил он. У него был низкий приятный голос.

Какое-то время я колебался, а потом побежал есть. Нужно было хорошенько подкрепиться хлебом с сыром и медом, потому что до ужина можно будет получить только несколько сухарей и глоток воды.

На этот раз я не стал присоединяться к другим, а отошел в сторону и поставил тарелку на выступ скалы на краю лагеря. Позади себя я слышал позвякивание металла — это охранники надевали свои кольчуги и доспехи; видимо, это было непросто, так как сопровождалось глухими ругательствами. Девять бородатых охранников, вооруженных мечами и закованных в латы, выглядели внушительно. Их амуниция была сборной, например, такие нагрудники я уже видел у гвардейцев в городе Эливаре. Я посчитал это хорошим знаком, свидетельствующим о том, что люди, под чьей охраной мы находились, побывали в разных краях и, стало быть, имеют большой опыт.

В памяти встали картины героических битв, о которых когда-то рассказывал мне Серый.

Всходило солнце. Такой мягкий утренний свет можно было увидеть только при переходе лета к ранней осени. Я был так захвачен этой картиной, что забыл о еде и не слышал, как кто-то подошел ко мне. Это не был мастер: его шаги я бы узнал из тысячи других.

— Ты не подвинешься? — спросил глубокий голос. Это был конюх.

— Да, конечно, — ответил я с набитым ртом и освободил ему место. Он сел рядом и начал молча есть.

— Прекрасный вид, — сказал он чуть позже. — Люблю восход солнца. В нем всегда заключено начало чего-то нового и — надежда, что день будет хорошим.

Я кивнул.

— Я — Керлон из Манскебира, конюх, — представился он.

— А я — Бевин из Улбрина, сын Алфгара, — ответил я.

— Я слышал, ты — ученик волшебника, — продолжал конюх. — Можно спросить, чему ты уже научился?

Я научился всему, чему угодно, но не ремеслу волшебника, так как, по словам мастера Тиама, магии не существовало. Конечно, я мог воспроизвести пару карточных трюков, но это не имело ничего общего с волшебством. В легендах, которые пересказывал нам Серый, с помощью магии совершались чудеса. Но в жизни я ничего такого еще не видел.

— Мое образование только начинается, я изучаю природу магии, — промямлил я внушенные мне Тиамом слова.

— И поэтому ты погоняешь осла, — усмехнулся конюх.

— Это мои обязанности как слуги; они должны мне помочь не проявить малодушия перед великой силой магии, — ответил я вновь заученной фразой.

Конюх сменил тему:

— Ты хорошо относишься к животным.

— Я вырос на крестьянском дворе, и в моей семье было принято хорошо обращаться с животными, потому что с ними живешь под одной крышей и рассчитываешь на их помощь, — быстро и уверенно ответил я. При этом мне не потребовались нравоучения и внушения Тиама.

Керлон не ответил.

Я посмотрел туда, куда и он. Его взгляд был направлен на черную точку на горизонте. Он весь напрягся и в эту минуту был похож на охотника, стоящего на опушке леса с натянутым луком и поджидающего оленя.

— Что случилось? — спросил я, но Керлон только махнул рукой.

— Этого не может быть, — вырвалось у него. — Еще не время, еще слишком рано!

Его стакан с чаем упал и разбился, но он даже не заметил этого. В голубых глазах отражались удивление и ужас, как будто он предчувствовал беду.

Я посмотрел вокруг: все было спокойно. Мужчины заканчивали завтрак, некоторые уже сворачивали палатки, другие запрягали волов и лошадей. Ничто не указывало на то, что происходило что-то необычное. Я опять посмотрел на горизонт, но ничего особенного не увидел.

До сих пор Керлон не производил впечатления слабоумного, но теперь у меня закрались сомнения.

Вдруг он резко встал.

— Беги, мальчик! — сказал он тоном, не допускающим возражений. — Беги на запад. Беги и не останавливайся, пока хватит сил. Не оглядывайся назад! Беги!

— Бевин! — донесся до меня голос Тиама. — Сейчас же иди сюда!

— Не слушай его! — сказал конюх тихо, но настойчиво. — Беги!

Ну конечно, конюх был сумасшедший! В этом было все дело. Стояло прекрасное утро, мы находились посреди мирной холмистой местности. Опасности нигде не было.

— Иду! — крикнул я и побежал к мастеру Тиаму. — Ты сумасшедший! — крикнул я Керлону через плечо. Он смотрел мне вслед; на его лице была печаль.

Через некоторое время караван тронулся в путь. Впереди ехали повозки с товарами, за ними две кареты, потом полевая кухня и в самом конце всадники и наша тележка, которую тянул Мерцад.

В утреннем воздухе слышались окрики возниц и скрип колес.

Керлона я больше не видел. Ближе к полудню я слышал, как он рассчитался с купцом, ведущим караван, и торопливо покинул нас. У остальных создалось такое же впечатление, как и у меня: он не в своем уме.

В течение этого дня Мерцад был настроен особенно упрямо. Он неоднократно пытался укусить меня и все время хотел свернуть с дороги. Остальные животные тоже беспокоились. Возницы сыпали проклятьями и беспощадно раздавали удары хлыстами.

Около полудня парень примерно моего возраста раздал нам на обед сухари, немного копченой колбасы и воду. Эту скудную пищу мы съели на ходу.

Вторая половина дня прошла без происшествий. Хотя светило солнце и стояла мягкая, почти безветренная погода, у всех было отвратительное настроение. Это настораживало. Мысленно я возвращался к утреннему происшествию. Может быть, в самом деле существовала какая-то невидимая опасность? Дома, в деревне, животные тоже становились беспокойными при приближении грозы или бури. Казалось, и сейчас они что-то предчувствуют.

Да нет, чепуха! — уговаривал я себя. — Нельзя поддаваться фантазиям какого-то сумасшедшего!

Время шло. Солнце нещадно палило. Теперь мы проезжали через довольно большой перелесок. Тень подействовала на меня благотворно.

День клонился к вечеру. Начинало смеркаться.

— Впереди всадники! — разнеслось громкое предупреждение охранников. К сожалению, мне ничего не было видно: я шел в самом конце каравана. Передние повозки свернули с дороги вправо, очевидно для того, чтобы освободить дорогу всадникам. Наверное, это были гвардейцы из Азатира или свита влиятельного вельможи, который послал своих охранников вперед (что иногда очень даже оправдывало себя).

— Ты спишь, что ли? — Грубый окрик одного из возниц прервал мои размышления. Я с трудом оттащил Мерцада, который упрямо упирался, на обочину дороги. И тут я увидел приближающихся всадников. На них была униформа темно-серого цвета; странно, но на кольчугах я не смог разглядеть герба их хозяина. Они были в шлемах. Видимо, из-за игры света их лица казались серыми тенями. Не знаю почему, но приближающиеся всадники произвели на меня неприятное впечатление.

Наконец удалось оттащить упрямого осла за повозки. Он попытался еще раз укусить меня и громко кричал. Я хотел было выругать и ударить его, но услышал сигнал тревоги и поднял голову. Хотя повозка закрывала мне обзор, звуки ударов стали о сталь не оставляли сомнений в происходящем.

На караван напали!

Я оставил Мерцада, побежал к ближайшей повозке, спрятался в ней, а потом осторожно выглянул наружу. Одновременно, сам не сознавая что делаю, я вытащил нож, которым в свободную минуту вырезал по дереву. Это было смешное оружие, но так мне стало спокойнее.

Кровь застыла в жилах, когда я увидел тех, кого издали принимал за всадников в кольчугах и шлемах. Они были закутаны в плотную серую паутину, сквозь которую просвечивали нагие тела и подобия лиц. Их мечи были сделаны из вороненой стали.

Один из наших охранников был убит. Он лежал, уткнувшись лицом в булыжники, в луже собственной крови. Другой пытался вскочить в седло, чтобы спастись бегством, но это ему не удалось.

Остальные спешились и отчаянно защищались. Мечи наших охранников не могли разрубить странной паутины нападающих, но они не сдавались и продолжали наносить удары.

Я видел, как черный меч опустился на голову одного из охранников и рассек его тело как масло. Это были какие-то необычные мечи!

Внезапно из повозки вывалился Тиам. Я успел увидеть руку, вытолкнувшую великого мага.

На лице мастера был ужас. У него не было возможности сбежать в лес, как это удалось сделать некоторым из обоза. Я сидел не шелохнувшись.

— Черные всадники! — вдруг мелькнула у меня мысль. Серый рассказывал о них. Служители тьмы, слуги неизвестного повелителя, тысячелетиями наводили ужас и приносили в мир зло до тех пор, пока однажды Избранный не прекратил их бесчинства, погибнув при этом сам.

Долгими зимними вечерами эта тема служила пищей для бесконечных разговоров. Все старались представить себе, как Избранный побеждает своих врагов и как его тело горит в огне. Но верно, теперь те чары ослабли и зло снова восторжествовало.

Вокруг звучали предсмертные крики, команды, ржание лошадей, рев волов; только нападавшие не издавали ни звука. Тиам по-прежнему стоял посреди этой сутолоки. Последнее, что ему оставалось, это блефовать. Он выпрямился, расправил плечи и начал производить движения руками, что должно было создать впечатление магических заклинаний.

Я сомневался, что Тиаму удастся что-либо сделать, хотя бы добежать до леса. Черных всадников было не так-то легко обмануть, не то что публику на ярмарке. Их не удавалось сдержать ни силой, ни оружием; как же было Тиаму остановить их своим шарлатанством?

Тиам воздел руки к небу, как будто был готов собрать всю магическую силу и швырнуть ее на врагов. И тут между мастером и одним из черных всадников неожиданно возникла стена голубого огня.

Учитель с изумлением посмотрел на свои руки. Он не ожидал такого эффекта. Я, знавший наперечет все трюки мастера, тоже остолбенел. Такого я никогда не видел.

Он повторил жест и вновь возникла огненная стена, заставившая отпрянуть всадников. Невероятно, но существа из сказаний и легенд боялись Тиама.

Мастер владел магией! Но он же говорил, что ее не существует…

— Волшебство исходит не от твоего учителя! — услышал я голос за спиной и почувствовал, что мне на плечо легла чья-то рука.

Я вздрогнул, резко оглянулся и машинально схватился за нож. Мужская рука схватила меня за запястье, и нож выпал у меня из руки. Я вывернулся и попытался нанести удар, но получил пощечину.

— Сейчас не время для игр. Нужно уходить отсюда, Бевин, — и в тот же момент я узнал его: это был Керлон из Манскебира, конюх.

Я выскочил из повозки, проскользнул под ней и помчался к лесу. Я не хотел быть рядом с этим сумасшедшим, не хотел быть среди черных всадников. Лес казался мне единственным безопасным прибежищем. Там я мог спрятаться в кустарнике, в худшем случае заползти в черничник. На это я и делал ставку. Там, где другие не пройдут, мальчик сможет проскользнуть.

Я пересек дорогу и побежал что было сил. Казалось, что все происходит во сне. Но это не было сном. Черные всадники убивали всех, кто оказывал малейшее сопротивление или пытался бежать. Животные, которых все происходящее повергло в панику, бросились врассыпную, волоча за собой повозки. Тиам едва не попал под копыта обезумевшей лошади. В тот же момент около него появился черный всадник. Прежде чем Тиам успел что-либо сообразить, его со всех сторон, как клетка, окружила огненная стена; всадники были вынуждены опять отступить.

Потом я потерял Тиама из вида. Я продирался сквозь кусты; ветки хлестали меня по рукам, но я бежал вперед, ничего не замечая вокруг.

Слева я заметил серую тень и почувствовал почти непреодолимое желание остановиться, сдавшись на милость судьбы.

Но к счастью, ноги без устали несли меня дальше.

— Беги сюда, малыш! — услышал я хорошо знакомый голос. Этот голос рассказывал мне чудесные истории. Это был Серый. Я любил его почти так же, как родителей. В тот момент я не задумывался, как он попал в этот ад. Хотелось скорее оказаться рядом с ним, под его защитой. Справа от меня была живая изгородь из колючих кустов, шагов восемь в высоту и тридцать в длину. Она была абсолютно непроходимой.

Позади себя я слышал шаги и отчаянно пытался найти хоть какую-нибудь лазейку в изгороди.

Есть!

Вот маленький туннель, который проведет меня сквозь эту колючую стену. Я бросился вперед. Колючки впивались в меня, но я продирался вперед.

Я услышал, как преследователь остановился, но затем почувствовал, как первый удар меча рассек переплетающиеся ветки. Однако сделать это было непросто. На землю посыпались сухие прошлогодние ветки, а приросты этого года прогнулись, но выдержали удар. Их можно было перерубить только с нескольких попыток. На это я и надеялся.

Проход сквозь живую изгородь пролегал не прямо, а все время вилял среди кустов; глубокие царапины от колючек сильно кровоточили. Неведомый преследователь каждым новым ударом меча упорно прокладывал себе путь, но мне удавалось двигаться быстрее (я поклялся принести за это жертву богам).

— Давай, малыш! — манил меня голос Серого. Я удвоил усилия. Одежда была разорвана в клочья, но, думаю, даже мой ворчливый отец не стал бы меня ругать за это. Что стоила одежда по сравнению с жизнью!

Я не знал, сколько времени провел в борьбе с колючками и переплетающимися ветками. Наконец стал виден конец туннеля. Но звук шагов все приближался. Обессиленный, в полном отчаянии я оглянулся.

Это не был один из черных всадников. Это был Серый, герой из моего раннего детства.

— Иди ко мне, мой мальчик! Кажется, в этом обличье ты мне доверяешь, — сказал он своим мягким, ласковым голосом. Не дослушав его и забыв гордость, которая на пороге взросления уже не позволяла делать такие вещи, я бросился ему на шею и разревелся. В другое время мне стало бы стыдно за это, но сейчас было не до гордости и достоинства; в тот момент меня захлестнуло чувство огромного облегчения.

— Ну ладно, ладно, — сказал старик. — Здесь не место праздновать встречу.

Он взял меня за руку и мы не торопясь пошли дальше.

Позади нас раздавались удары меча черного всадника, но, хотя мы шли не очень быстро, они вскоре стихли вдали. Было ощущение, что на самом деле я двигаюсь вперед гораздо быстрее, чем кажется. Я попытался повнимательнее посмотреть вокруг, но увидел лишь расплывчатые картины.

— Не думай, просто закрой глаза, — сказал Серый.

— Что мы теперь будем делать? — спросил я и последовал его совету.

— Ты должен выполнить свой долг, — объявил он.

— Какой долг? — спросил я.

— Некоторые, Бевин, рождены для того, чтобы выполнить вещи, которые кроме них никто не может сделать. Неважно, удачливы ли они в жизни, их поступки меняют судьбы мира. К ним относишься ты.

— А для чего я рожден? — У меня кружилась голова. Я, двенадцатилетний мальчишка, сын крестьянина, связавшийся с шарлатаном и бродивший с ним по деревням, должен совершить что-то значительное?

— Не имеет значения, где ты родился. Дело в том, что в тебе заложено…

Старик замолчал и остановился. Я открыл глаза.

Мы стояли на дороге, в ста шагах от того, что осталось от каравана.

— Что это? Мы не можем выстоять против черных всадников! — вырвалось у меня. Я со страхом посмотрел на Серого. Но теперь это был конюх. Я рванулся от него.

— Я думал, ты поумнел, — сказал он голосом Серого. — Разве ты до сих пор не заметил, что я только меняю обличье? Все эти годы я наблюдал за тобой и охранял тебя. Прислушайся к своему сердцу, Бевин. Там ты найдешь ответ, кто я, — настойчиво уговаривал он меня. — Прислушайся к себе!

И я погрузился в глубины своей памяти. Я увидел там Серого, конюха, пугливого маленького козленка, с которым однажды в детстве играл, волка, бегущего вдалеке, сову, старушку, продающую лечебные травы, и еще многих, а за ними — фигуру старика. У него были белоснежные волосы, как у Серого, но черты лица были полны достоинства; взгляд его синих глаз был таким глубоким, каким бывает только море.

— Ты тот самый Агмар, — сказал я, вспомнив истории, который рассказывал Серый. Агмар был предводителем народа, поклявшегося бороться с темными силами.

— Да, я Агмар, первый из Серидов фон Эш Тут Вийиров. Я ждал тебя почти тысячу лет. Я твой защитник и учитель, но время первого урока совпало с первым испытанием, потому что произошло нечто непредвиденное. Так бывает, когда совпадают несколько предначертаний.

Я понял едва ли половину из того, что сказал мне Агмар. Но от его слов во мне что-то произошло. Я чувствовал нечто, но понимание смысла этого было для меня закрыто. Как будто надо было проникнуть в темную пещеру и определить, что там находится.

— Что я должен сделать? — вырвалось у меня. Я был готов на все.

Агмар был моим защитником; он всегда был рядом со мной.

— Только ты можешь сотворить волшебство, которое снова изгонит черных всадников, пусть ненадолго. Ничего однозначного и окончательного больше не существует. Эксермон опять стал игрушкой в руках внутренних и внешних сил. Черные всадники — часть этой игры. Но они появились слишком рано. Твоя власть может обуздать силы зла.

Тем временем черные всадники зажали всех оставшихся в живых между двумя повозками и добивали с особой жестокостью. И я еще мог их спасти.

— Как? — спросил я. — Как я могу изгнать черных всадников?

— У тебя чистое сердце; в глубинах своей души ты найдешь ответ. В этом все дело — у тебя чистое сердце. Прислушайся к себе! — Голос Серого был настойчивым и требовательным. — Старайся думать не головой, а сердцем!

Я почувствовал волнение, охватившее Агмара: это был решающий момент. Здесь и сейчас решалась не только моя судьба и судьба оставшихся в живых купцов.

Я сосредоточился и погрузился в глубины своей души, как в бездонное озеро.

И тогда, почувствовав нечто, понял: это то, что я искал.

Это была непередаваемая словами мощь. Я сдерживал ее, как мог, так как время для волшебства еще не наступило, и копил силы.

Перед моим внутренним взором возникали картины, в которых столб света всасывает черных всадников. Потом мне представилась пещера, наполненная этими тварями, — их были тысячи; многие из них только что проснулись к жизни. Столб света ворвался в пещеру, и все они снова погрузились в сон. Но Агмар был прав: моей силы не хватило, чтобы усыпить их навсегда.

Потом, когда мне уже казалось, что меня самого разорвет на части, я отпустил от себя магическое видение. Я полностью обессилел; наступила ночь.

— Просыпайся! — услышал я голос Тиама. — Неблагодарный мальчишка!

Прошло какое-то время, прежде чем я пришел в себя. Я открыл глаза и увидел, что надо мной стоит мастер с победоносным выражением на лице.

— Что случилось? — спросил я.

— Пока ты от страха валялся в обмороке, я прогнал этих чудовищ. Представь себе, Бевин, настоящая магия существует, а я — настоящий маг! Я могу творить чудеса! Я вызвал столб света и прогнал их.

Я смотрел на него в полной растерянности.

— Я потом тебе все расскажу, а сейчас иди за Мерцадом и приведи его сюда.

— Я уже привел его, — раздался голос конюха, за которым добровольно, без понукания шел Мерцад.

— Ладно, пойду к купцам, оставшимся в живых и потребую свое вознаграждение, — сказал Тиам. — А ты, Бевин, проследи, чтобы из моего добра ничего не пропало. — Тиам явно имел в виду конюха Керлона, который, по его мнению, мог воспользоваться ситуацией. Это была наглость, но я научился не противоречить Тиаму. Он потирал руки, и, я думаю, в ушах у него стоял звон золотых монет.

— Будет сделано, учитель, — ответил я Тиаму, но он уже не слушал меня.

Когда он ушел, Керлон, вернее, Агмар подошел ко мне.

— Это было самое большое волшебство, которое ты сделал один. Такой силы в тебе никогда больше не будет. Но ты должен использовать свои возможности. Постарайся изучить природу магии. Тогда ты выстоишь в борьбе.

— Хорошо, — ответил я покорно. Я знал, что дело не во времени, а в моих намерениях. Первый и самый важный урок я получил. Теперь я был уверен, что существует настоящая магия и что она дремлет во мне. Теперь я должен был научиться управлять ей.

Керлон как будто прочитал мои мысли и продолжал:

— И пусть твое сердце остается чистым, это самое серьезное испытание. Это гораздо труднее, чем бороться против черных всадников.

— Как этого добиться? — спросил я.

Агмар серьезно посмотрел на меня:

— Если тебя не коснутся жадность, зависть, недоброжелательность и ненависть; если маленькая ложь и хитрости будут вызывать у тебя угрызения совести; если ты всегда будешь готов помочь другим и тебя не одолеет высокомерие, считай, что ты справился.

— Это трудно, — сказал я.

— Да, — подтвердил Агмар.

Мы помолчали.

— Пойдем, это приключение закончилось. Черные всадники изгнаны, и у тебя много времени впереди. Теперь мы опять должны войти в свои роли. Следуй за Тиамом еще некоторое время. И помогай ему совершать чудеса, — добавил Керлон, усмехнувшись. — Это будет для тебя хорошим упражнением. Кто знает, какие глупости захочет еще совершить мастер.

Я кивнул и улыбнулся ему. Он положил мне руку на плечо, и мы вместе пошли к остаткам каравана, бывшего когда-то таким величественным.

— Идем, мы должны проводить караван в Азатир.