Граф Шувалов почти беззвучно шел по темному коридору. Трудно сказать, ненавидел он эти мощные кирпичные стены или все-таки любил. Святоапостольная крепость, изначально построенная для защиты устья реки от неприятеля, с первых же дней использовалась лишь как тюрьма, да усыпальница императоров. Под острым шпилем собора сейчас уже покоился прах трех правителей Великой Руссии. Лишь малолетний Петр Второй по настоянию тогдашних фаворитов, Долгоруких был похоронен в Московии.
Откуда-то из камер донесся вопль, сменившийся стоном. Шувалов злобно усмехнулся. Волков доставил слишком много неприятностей, к тому же оказался пустышкой. Сосед Анастасии Збышевой не был повинен в заговоре.
Это граф знал наверняка. Ему даже не надо было присутствовать на допросе. Яков Брюс хорошо обучил юного Сашеньку Шувалова: ныне начальник Тайной канцелярии с одного взгляда умел отличить ложь от правды.
Тем более выведать правду было на этот раз достаточно легко. При виде пыточной, Волков рассказал все сам, без утайки, слишком уж дорожил своей никчемной жизнью. Подобно многим другим помещикам он портил крестьянских девок и любил получать удовольствие от чужой боли.
На этой почве сосед Анастасии Платоновны и познакомился в доме мадам Амели с Ивановым. Приятели быстро сошлись и отныне были неразлучны. Крамольных речей ни один из них не вел, о государыне отзывался с должным почтением. Да и не вели они беседы о государыне, содомиты…
Шувалов еще раз с тоской посмотрел на сочившиеся влагой стены. Не будь они и так красные, наверняка покраснели бы от всех признаний, которые слышали.
Второй вопль, этот сильнее… ничего, пусть палач пытает, работа у него. А вот работа самого графа найти того, кто похитил записи Якова Брюса. И найти как можно скорее, иначе… Об этом Шувалову думать не хотелось.
Торопясь покинуть казематы, он вышел на крепостной двор как раз в тот момент, когда зазвонили колокола собора. Воздух показался особенно свежим, наполненным запахом воды и скошенной травы.
Граф постоял, делая вид, что вслушивается в карильон, а на самом деле просто наслаждаясь теплым летним днем, затем махнул рукой, подзывая карету.
Экипаж подъехал, громыхая колесами по брусчатке.
— В Питерсхофф! — скомандовал Шувалов, садясь и закрывая дверцу.
— Слушаю, барин! — кучер щелкнул кнутом, пара серых резво сорвалась с места.
Задернув окна кареты, Шувалов откинулся на подушки, размышляя о своем деле, в котором был лично заинтересован. Графу все казалось, что он упускает что-то важное. То, что могло дать нужные ответы, оставалось лишь правильно задать вопрос. Это и было самым сложным.
«Люди не идеальны, кто-то да ошибется!» — напутствовал Александра Шувалова когда-то Яков Брюс. Учитель наверняка бы давно все понял и указал виновных. Во всяком случае, сам начальник Тайной Канцелярии искренне в это верил.
Граф еще раз прокрутил в памяти все события.
Единственная зацепка, которая была у начальника Тайной канцелярии — дом мадам Амели, где все и встречались. Но, с другой стороны, где встречаться, как не в доме Свиданий.
Мадам Амели… Шувалов знал её достаточно давно. Не раз пользовался услугами её девочек, как осведомителей, остальным, правда, брезговал, хоть и предлагали… могла ли хозяйка, так усердно сотрудничавшая с Тайной Канцелярией, быть в чем-то замешена? Почему бы и нет?
На этих мыслях граф устало прикрыл глаза. Исходя из этой логики, замешан может оказаться весь двор. Нет, камер хватит на всех, да и палачи найдутся, но дальше-то что?
Вряд ли государыня будет довольна происходящим, этак и в ссылку самому отправиться можно. Значит, надо искать, перевернуть каждый камень, но найти того, кто похитил бумаги Якова Вильямовича.
Вздохнув, граф открыл папку из темной кожи и начал перебирать листы со своими записями. Шувалов помнил их наизусть и все равно в полумраке кареты до боли в глазах вчитывался в слова, словно надеясь прочесть что-то новое.
Что-то постоянно ускользало… Появление невесты Белова в столице, мертвый крестьянин, солдат, научившийся преображаться в пса, оборотень, кружащий вокруг ведьмы… а ведь все началось с того, что Платон Збышев угодил в крепость… эти документы тоже были подложены в папку, граф затребовал их, но так и не удосужился прочитать.
Теперь время нашлось. Прочитав свидетельства тех, кто дал показания против отца Насти, Шувалов выругался и затем дернул за шнур колокольчика, останавливая карету.
— Разворачивай в крепость, — мрачно приказал кучеру. — И поживее!
Карета влетела в ворота, даже не дожидаясь остановки, Шувалов выскочил и вновь направился к Кронверкской куртине, вихрем ворвался в пыточную.
— Где?
— В камере, оттащили… — палач деловито сворачивал кнут. — Да вы не волнуйтесь, ваше сиятельство! Все сделано так, как вы приказали… жить будет!.. наверное…
— Наверное?
— Совсем слабый оказался… — палач надел рубаху и рукавом утер пот со лба. — жарко сегодня…
— Где камера?
— Пойдемте, провожу.
Волков лежал на соломе и стонал. Вся спина была испещрена розовыми следами от кнута. Кое-где кожа лопнула, и теперь там виднелись кровоподтеки. Глаза заключенного были закрыты.
— Я же сказал: не убивать и не калечить! — резко произнес начальник Тайной канцелярии.
Палач вздрогнул всем телом.
— Дык это… — забормотал он. — Слаб оказался… я ж только кнутом слегка и на дыбе того…
— «Того»! — передразнил Шувалов, в тайне радуясь, что может хоть на ком-то выместить свое раздражение. — Теперь вот силы на него трать…
Он коснулся пальцами потного лба Волкова, прошептал заклинание. Пленник вздрогнул всем телом, несколько раз судорожно вздохнул и открыл глаза. При виде начальника Тайной канцелярии, брезгливо вытиравшего пальцы белоснежным платком, заключенный задрожал всем телом.
— Пощадите, ваше сиятельство! — истошно почти по-бабьи запричитал он. — Я же все сказал!
— Про ведьму что промолчал?
Лицо Волкова перекосило от испуга.
— Я не виноват! — начал бормотать он, сквозь силу становясь на колени и подползая к Шувалову. — Я не виноват, ваше сиятельство! Это все Иванов! Он ее засек!
Глаза блуждали с начальника Тайной канцелярии на палача, который начал разматывать кнут. Шувалов сделал предупреждающий жест рукой.
— Рассказывай! — потребовал он у заключенного.
Захлебываясь от боли и то и дело заливаясь слезами тот начал рассказ. По мере того, как Волков говорил, Шувалов мрачнел больше и больше. Картина становилась все более неприглядной. Невольные ведьмы — простые крестьянские бабы, которых вынуждали к кровавым обрядам, тем самым связывая тьмой. От подробностей волосы становились дыбом.
Но если Волков лишь развлекался, причиняя страдания другим, то его друг точно знал, что и зачем делает.
— Это все он… Серж… он их привозил…
— Их? — Шувалов прищурил глаза, ноздри затрепетали, как у зверя, все-таки напавшего на след. — Сколько их было?
— Две или три. Не помню, — Волков бледнел все больше. — Я их не трогал, клянусь, я их не трогал.
— А… Збышева? Анастасия Платоновна? — вдруг спросил Шувалов.
Волков вздрогнул всем телом.
— Я не хотел… это все Серж, Иванов. Он на нее глаз положил, а Збышев отказал… вот он и придумал, чтоб отца в крепость… А девку выкрасть, да только она все прознала, да за отцом уехала!
— И не боялся ведь приятель твой? — хмыкнул Шувалов. — Что как Збышев государыне бы жаловаться пришел?
— Хоть бы и пришел, толку то? Против божьего союза?
— Если бы божьего… — мрачно отозвался начальник Тайной канцелярии. — Платона Збышева кто оговорил?
— Н-не знаю, — от волнения узник начал заикаться. — С-серж токмо хвастался, что есть у него кто-то в приятелях в столице …
— Кто?
— Не знаю. Богом клянусь!
— Вспоминай! — Шувалов криво усмехнулся. — Или напомнить тебе?
Палач вновь шагнул из-за спины. Волков задрожал всем телом.
— Ваше сиятельство, помилуйте, не знаю я! Может из придворных кто, может из офицеров… Он имен не называл, а я не выпытывал!..
Он вдруг осекся и замер с остекленевшим взглядом, смотря в глаза начальника Тайной канцелярии.
Шувалов тоже не двигался какое-то время. Потом кивнул и отступил в темноту. Волков застонал и повалился на солому, сжимая руками голову.
— Он правду говорит, — тихо произнес начальник Тайной канцелярии, обращаясь к палачу. — Пытать бесполезно.
— Так, а с ним что дальше делать? — слегка испугано спросил палач: все подчиненные были наслышаны о таинственном взгляде графа, после которого допрашиваемый навечно терял память.
— Коли выживет — отпускай. Пусть в имение везут. Все одно — пузыри пускать аки младенец всю жизнь будет! — Шувалов провел рукой по глазам. — Пойду я. Дел еще много.
Он вновь вышел на теплое солнце, постоял, привыкая к дневному свету после темных казематов и вновь отправился в Питерсхофф, чувствуя досаду от того, что и этот след оказался очередной пустышкой.
Приходилось начинать все заново. Шувалов нехотя потянулся за папкой. Надо было составить списки тех, кто играл с Ивановым в карты, сличить с теми, кто клеветал на Збышева, благо шептуны и топтуны были в каждом кабаке.
Возможно, и сама невеста Григория могла вспомнить что-то, что рассказывал ей отец. Надо бы поспрашивать у Анастасии Платоновны, пока замуж не вышла, да в имение свое не уехала, с нее станется!
Карета въехала в Питерсхофф, остановилась у заставы. Караульный лениво заглянул в окно экипажа, встретился взглядом с глазами начальника тайной канцелярии и вытянулся в струнку.
— Счастливого пути, ваша светлость!
— Ко дворцу поезжай, — приказал Шувалов кучеру.
Во дворце Збышевой не оказалось. Как, впрочем, и остальных фрейлин: государыня изволила пребывать в Монтплезире, и все придворные наверняка толпились в парке вокруг дворца.
Тяжело вздохнув, Шувалов быстрым шагом направился туда, все еще сжимая в руках кожаную папку. В парке действительно было людно. Пришлось вежливо раскланиваться со знакомыми, отшучиваться по поводу своего отсутствия вчера вечером во дворце, выслушивать последние сплетни.
«Вы слышали, что…» «Это просто возмутительно…» «И месяца не была на службе, а уже…» «Нет, государыня явно благоволит Анастасии Збышевой»
— Благоволит кому? — последнее имя заставило насторожиться.
— Збышевой, своей новой фрейлине, — собеседница Шувалова, графиня Шереметьева, начала обмахиваться веером, явно с целью продемонстрировать новинку. — То украшения собственные дарит, то из списка фрейлин исключает без присутствия самой девицы. Та даже на службу явиться не изволила!
— Что? — Шувалов резко остановился. — Збышева не явилась на службу?
— Представьте себе, нет! За нее подали прошения об исключении из списка фрейлин, поскольку девица собралась замуж.
— О! Белов времени не теряет, — усмехнулся Шувалов.
— Белов? — подхватила Шереметьева. — Григорий Белов? Кто бы мог подумать! Такой сердцеед и… неужто попался в сети авантюристки?
Шувалов мрачно усмехнулся и склонился к самому уху собеседницы, в котором блестела крупная каплевидная жемчужина, покачивающаяся на бантике из бриллиантов.
— Говорят, это — любовь с первого взгляда, — заговорщицки прошептал он. — Сведения самые верные.
Шереметьева понимающе улыбнулась, уже предвкушая, что распространит эту новость среди знакомых. Начальник Тайной канцелярии коротко поклонился и зашагал дальше, торопясь скрыться до тех пор, пока Елисавета Петровна не приметит его и не начнет расспрашивать о результатах дознания.
Граф успел отойти к деревьям как раз к тому моменту, когда императрица вышла из дворца, опираясь на руку Рассумовского. Судя тому, как ярко блестели голубые глаза, государыня находилась в самом благостном расположении духа. От Шувалова не укрылось, но то, что её величество то и дело украдкой сжимает пальцы своего фаворита, на то, что сам Алексей Григорьевич то и дело довольно улыбается.
Внезапно вспомнив двоюродного брата, совсем недавно хваставшего, что теперь он, а не бывший певчий царит в императорской спальне, начальник Тайной канцелярии вздохнул. Ванька явно будет недоволен примирением государыни со своим фаворитом. Опять придется выслушивать стоны, перемежаемые руганью. Сделав себе пометку в ближайшее время избегать неудачливого родственника по мере возможности, Шувалов поспешно ретировался.
Уклоняясь от нежелательных встреч, граф предпочел пройти напрямик по зеленым лужайкам. Он почти дошел до оранжереи, когда заметил туман, тонкой пеленой струившийся над травой.
Не веря своим глазам, Шувалов подошел и осторожно провел рукой над белесой завесой и сделал несколько взмахов руками, развеивая белые клубы.
Темноволосая девушка в голубом фрейлинском платье лежала на траве, около её головы расплывалось темное пятно. Знакомый солоноватый крови запах ударил в ноздри. Грубо выругавшись, граф кинулся к пострадавшей, опустился на колени, перевернул и выдохнул: это была не Збышева.
Лизетта, кажется, так звали эту фрейлину, лежала без сознания. Шувалову потребовалось некоторое время, чтобы привести её в чувство.
— Не надо! — прошептала девушка, все еще пытаясь заслониться от удара.
— Тише, — Шувалов слегка приподнял ее. — Вам ничего не угрожает. Кто это сделал?
— Не помню… ничего не помню… Настя… мы шли, а там…
— Настя? Вы говорите о Анастасии Збышевой?
— Не помню… — Лизетта вновь закрыла глаза и откинулась на руках у графа.
Шумно выдохнув, Шувалов легко подхватил девушку на руки и направился к видневшейся неподалеку оранжерее.
Передав пострадавшую под опеку оранжерейных слуг и наказав немедленно послать за его людьми, а до тех пор не спускать с девицы глаз, граф поспешил к дому Бутурлиных.
Его встретил Петр. Хмурясь, мужик неодобрительно смотрел на незваного гостя, но доложил сразу.
— Сашенька, — Анна Михайловна выплыла из своей половины дома. — Зачастил ты к нам…
— Зачастил, — признался Шувалов. — Белов здесь?
— Да. Отдыхает.
— Зови.
— Случилось что?
— Случилось, — Шувалов вздохнул и прошелся по комнате. — Зови же!
Бутурлина обеспокоенно взглянула на начальника Тайной канцелярии и, позвонив в колокольчик, приказала лакею позвать Григория Петровича, наказав поторопиться.
Белов вошел в комнату всего минуту спустя.
— Александр Иванович? Чем обязан? — глаза весело сверкнули, уже предвкушая обмен любезностями.
Шувалов мрачно усмехнулся и качнул головой:
— Григорий Петрович, как-нибудь в другой раз. Сейчас, к сожалению, не до словесных баталий. В парке совершено нападение на фрейлину её величества.
— Настя? — Григорий побледнел и подался вперед.
— Нет. Лизетта или как-то так. Девушка без сознания. Её охраняют мои люди.
— Что с Настей? — синие глаза пристально смотрели на графа.
— Её нигде нет. Но фрейлина упоминала её имя. Более того, по странному стечению обстоятельств, ваша невеста сегодня с утра исключена из фрейлинского списка. Каюсь, кто подавал прошение, выяснить не успел.
Григорий лишь ругнулся, буквально срываясь с места и выскакивая прочь. Кивнув на прощание взволнованной хозяйке, Шувалов устремился следом преображенцем.
— Григорий Петрович, подождите!
Огромный рыжий волк, стоявший на крыльце, обернулся и холодно сверкнул синими глазами.
— Надо преображенцев известить, — пояснил граф.
Заметив денщика Белова, выглядывающего из окна, Шувалов подозвал парня к себе и наказал бежать в казармы и привести оттуда взвод солдат и нескольких офицеров, после чего вновь вернулся к волку.
— Идемте, я покажу, где нашли фрейлину.
Наверно, они смотрелись очень страшно: глава Тайной канцелярии и огромный рыжеватый волк. Во всяком случае, все, кто их видел, спешно уступали дорогу, стремясь спрятаться, чтобы не дай Бог не оказаться в казематах Апостольной крепости.
Звериным слухом Белов то и дело улавливал испуганный шепот за спиной
— Никак арестовывать…
— … да мало ли кого…
— Видать совсем все плохо, раз преображенцы среди бела дня…
— … еще и с главным палачом…
— … помилуй и сохрани…
Если бы Григорий не был так обеспокоен, он, наверняка, подыграл бы всеобщему страху, но сейчас его мысли занимала лишь пропавшая невеста. Волк то и дело ускорялся, переходя на рысь. Шувалов уже почти бежал рядом, но одергивать своего спутника не стал, прекрасно понимая, что тот слишком взволнован.
Они буквально промчались мимо оранжереи, когда в нос зверю ударил знакомый еле уловимый запах мяты.
Настя….
Волк заскулил и рванул по следу. Остановился на поляне, принюхиваясь. Шерсть на загривке вздыбилась, а из пасти то и дело вырывался грозный рык.
— Что? — Шувалов спокойно подошел и стал рядом.
— Запах знакомый, — пояснил Белов, неохотно вновь преображаясь в человека. — Такой был, когда Настины вещи по комнате раскидали…
— Тогда что-нибудь пропало? — насторожился Шувалов.
— Нет. Только платье испортили. Правда, у Насти еще сундучок с травами был… Думаете?..
— Я не думаю, и вам не советую, — отрезал Шувалов. — Почему вы не рассказали мне об этом?
— Да забылось как-то, — пожал плечами Белов. — Я полагал, что это месть Головиной, потому и хотел, чтобы Настя к сестре моей переехала, а она вот к Анне Михайловне… Больше её никто не беспокоил.
— Значит, придется допрашивать и Головину… мало мне бабьих заговоров прошлым летом! — вздохнул начальник Тайной канцелярии.
— С ней я и сам могу поговорить… только позже. Пока след есть, по нему идти надо!
— А он есть? — оживился Шувалов. — Только один?
Белов преображаться не стал, лишь наклонился к самой траве, повел носом, что борзая на охоте.
— Здесь три следа. Один — Настин, два других — не знаю. И один, который мне знаком, пропитан запахом крови.
— Фрейлине разбили голову, — пояснил Шувалов.
— Лизетта была Настиной соседкой… Это она раскидала вещи, — Белов выпрямился. — Допросите её!
— Хотел бы, но она без сознания: удар по голове был очень сильный. Меня известят, если она придет в себя или же…
— Хорошо, не будем терять время! — оборвал его Григорий, вновь склоняясь над травой.
Черты лица преображенца вытянулись, частично меняясь на звериную морду. Шувалов невольно поежился. В этом полупреображении было что-то жутковатое. Впрочем, и оно было подвластно не всем. Гвардеец тем временем уверенно пошел вперед по следу.
— Григорий Петрович, — окликнул его Шувалов. — Я могу рассчитывать на ваше благоразумие?
— Простите?
— Мне необходимо остаться здесь, чтобы дождаться остальных, ведь есть еще один след, а мне не верится, что именно ваша невеста проломила голову подруге, после чего сбежала… Спокойно! — Шувалов выставил вперед руку, прикрываясь щитом от блеснувших клыков зверя. — Я же сказал, что не верю в подобное! Но мне необходимо проследить и обладателя третьего запаха. Потому и прошу быть благоразумным и лишний раз на рожон не лезть!
Белов нахмурился и задумчиво посмотрел на графа.
— Хорошо! — процедил преображенец сквозь зубы. — Я лишь пройдусь по следу.
— Вот и славно. Держите! — граф снял с пальца одно из колец и протянул гвардейцу. — Это амулет вызова. Жмете на камень, и я пойму, что вы нас ждете.
— Яков Брюс? — ухмыльнулся гвардеец. — Это он сделала перстень?
— Обижаете, — Шувалов с укором посмотрел на собеседника. — граф Шувалов тоже немало стоит!
Белов покачал головой и, надев перстень на палец, вновь устремился по едва ощутимому запаху мяты. След привел его к Монтплезиру, где все еще прогуливалась императрица. Вернее, Елисавета Петровна сидела на террасе, у берега залива, а стоящий рядом Рассумовский рассказывал ей что-то, указывая на видневшийся Кронштадт. Не желая лишний раз привлекать внимание государыни, Белов скользнул во внутренний сад.
Здесь запах Насти терялся, смешиваясь с целым сонмом запахов франкских духов, цветущих клумб и начавших распускаться раньше обычного лип.
Волк внутри зафырчал, выражая свое негодование.
— Григорий Петрович! — окликнула гвардейца графиня Шереметьева.
Судя по её лицу, графиня жаждала не то поделиться, не то узнать какие-то сплетни. Белов холодно кивнул ей и быстро пошел дальше. Вслед раздалось возмущенное фырканье.
Стараясь не попадаться особо на глаза знакомым, стремящимся узнать события последних дней из первых уст, Белов заложил несколько кругов, пока вновь не ощутил запах мяты. И еще один… слишком знакомый…
Григорий еще раз повел носом, после чего сжал кулак. Кольцо Шувалова блеснуло в лучах солнца, но преображенец уже знал, что не сможет использовать артефакт против того, кто уводил его невесту.
— Отец? — изумленно прошептал гвардеец. — Но… зачем?
Он задумался, а потом зашагал к воротам парка.