До дома Бутурлиных Настя почти бежала. Девушка даже не знала, на что она злиться больше: на то, как Петр Григорьевич разговаривал с ней или на то, как он отзывался о собственном сыне.
Охваченная яростью, Настя и сама не заметила, как оказалась возле того самого дуба, где так часто разговаривала с женихом.
— Барыня, постойте! — взмолился Тихон.
Он еле ковылял, согнувшись и прижимая ладонь к правому боку.
— Фух, — слегка отдышавшись произнес лакей. — Еле догнал!
Девушка хмыкнула. Привыкший к сытой городской жизни у никогда не спешащих Бутурлиных, лакей действительно не мог выдержать быстрого Настиного шага. Его лицо раскраснелось, а волосы растрепались. Девушка с сочувствием взглянула на крепостного.
— Тихон, ты домой иди, — распорядилась она. — А я к подруге зайду. Да догоню позже!
— Как прикажете! — парень явно обрадовался.
Он неспешно зашагал по улице, с каждым шагом его походка делалась все более вальяжной. Настя только покачала головой и направилась к фрейлинскому домику, надеясь, что подруги никуда не ушли.
— Настя! — обрадовалась Даша, открывая дверь. — Вот уж не ожидала! Проходи!
Она посторонилась, давая подруге зайти внутрь.
— Чай будешь? — даже не дожидаясь ответа, фрейлина засуетилась, ставя на стол чашки.
Настя присела на один из стульев, с улыбкой смотря на подругу. После всех событий, свалившихся на голову, эта суета успокаивала, бальзамом проливаясь на израненyю душу.
— К чаю только мед, — предупредила Даша, протягивая гостье чашку крепкого ароматного напитка.
— Вот и хорошо, — Настя сделала несколько глотков, наслаждаясь спокойствием, царившим в комнате. — А Лизка где?
— На службе, дежурство у нее, — Даша тоже пригубила чай, поморщилась и добавила меду, — Да она здесь редко появляется. Амур у нее приключился.
Показалось, что в голосе подруги слышится осуждение. Настя отставила чашку и внимательно посмотрела на хозяйку:
— Надо же!
— Представь себе! — фрейлина довольно улыбнулась, уже предвкушая, как они будут сплетничать.
— И кто он? — Настя не смела обманывать ожиданий.
— Сосед твой. Волков. Михаил Ефремович. Говорит, он её замуж звал, — Даша нахмурилась. — А что ты так побледнела?
— Нет, ничего… — Настасья поднесла к губам чашку, поглядывая на подругу из-под полуопущенных ресниц.
Та озадаченно посмотрела на свою гостью. Настя замялась, а потом все-таки начала свой рассказ про то, свидетелем чему она стала много лет назад.
Дарья слушала, не перебивая, лишь глаза распахивались все шире.
— И сейчас, говорят, он в… — Настя слегка запнулась. — его из борделя выставили, он там девку побил сильно…
— А ты откуда знаешь?
— Я подслушала. У Бутурлиных. Там разговор был. Говорят, девка рыдала потом шибко… и кровоподтеки по всему телу…
— Да… дела… — протянула Даша. — Вот откуда у Лизетты синяки на плече. Я еще спрашивала, но она лишь отмахнулась.
— Может, рассказать ей?
Фрейлина покачала головой:
— Лизка по уши втрескалась. Ее так просто не остановишь… да скажи ей, она слушать не будет, а к Михаилу Ефремовичу пойдет.
— Тогда одна надежда, что… — Настя прикусила язык, не желая даже упоминать имя начальника Тайной канцелярии. — Я слышала, что Волкова арестовать должны.
— Арестовать? За что?
— За непотребства эти, — призналась девушка, понимая, что чуть не проговорилась.
Вовлекать Дашу во все не хотелось. Та с недоверием посмотрела на подругу:
— С каких это пор за девок блудных да крепостных заступаться стали?
— Ну… — протянула Настя и, так и не придумав подходящий ответ встала, — Даш, засиделась я у тебя. Идти мне надо!
— Не хочешь говорить, так и скажи, — обиделась фрейлина. — Что ж сразу сбегать?
— Даш, сказать я тебе многого сказать не могу. Не моя это тайна, — девушка умоляюще посмотрел на подругу.
— Ну и Бог с ней, с тайной, — махнула рукой Даша. — Давай просто чай попьем. Выпытывать ничего я не стану…
— Спасибо, — Настя вновь присела на стул, но разговор уже не клеился, и девушка, допив чай и сердечно распрощавшись с подругой отправилась к дому Бутурлиных.
Остаток дня прошел крайне сумбурно. Анна Михайловна, попеняв Насте, что та отослала Тихона и ходит по улицам одна, удалилась к Александру Борисовичу, который все-таки чувствовал себя не слишком хорошо, возможно сказывалась сегодняшняя эскапада.
Сама Настя намеревалась почитать, но её постоянно отвлекали.
Сперва Гришин денщик Васька, вернувшийся из дозора перед борделем, сцепился с Тихоном, осмелившимся обнять Глашу. Шум был такой, что Белов выскочил из своей комнаты и буквально распинал дерущихся. После чего пообещал всыпать обоим парням, коли не угомонятся.
Пришлось успокаивать самого Гришу, все еще рвущегося надавать тумаков драчунам. Благо, что раны не открылись. Впрочем, чувствовал себя Белов вполне сносно и даже порывался сходить в казармы, после чего Настя пригрозила, что запрет жениха в чулане. Тот рассмеялся, но пообещал в казармы покамест не ходить.
После Настя направилась в людскую, чтобы отчитать Глашу за легкомыслие, но вид у девки был такой болезненный, что хозяйка лишь махнула рукой, наказав лечь в постель и отдыхать.
Стоило девушке вновь вернуться в комнату, как прибежал Степан с известием, что пожаловал отец Кирилл.
Когда Настя вошла в залу. Священник вполне мирно беседовал с хозяином дома. Анна Михайловна сидела тут же, у окна, но в разговор не вмешивалась, делая вид, что вышивает.
Полковой священник оказался таким же высоким, как и все преображенцы. Судя по свежим следам пороха на руках, отец Кирилл брал в руки оружие так же часто, как и кадило.
При виде девушки отец Кирилл нахмурился и с укором посмотрел на Белова, вставшего, чтобы поприветствовать невесту.
— Не сдержался, кобелюка!
Странно, но теперь Настя смогла сдержаться и не краснеть со стыда, лишь чуть вздернула подбородок.
— Был грешен, — спокойно признал Григорий, дожидаясь, пока невеста сядет, чтобы вновь плюхнуться в облюбованное кресло. — Но меж нами уже давно все решено, да и государыней приказ дан…
— А разрешение командира ты испросил? — продолжал священник зычным голосом, подходящим скорее для командования на плацу, чем для храма.
— Испросил, — подтвердил Бутурлин. — Отец Кирилл, полно тебе…
— Мне, Александр Борисович, по сану положено вопросы задавать, — возразил тот и повернулся к Насте, посмотрел на девушку с прищуром, точно сокол какой — Невеста-то согласна?
Настя заколебалась, вспомнила родителей Белова, последний разговор с Петром Григорьевичем и решительно кивнула.
— Меж нами давно уже все решено, — повторила она недавно сказанную Григорием фразу.
— А родители благословение дали? — допытывался священник.
Девушка вздрогнула, но оптом сообразила, что речь идет лишь о её родителях.
— Матушки давно уж нет в живых, — спокойно произнесла она под одобрительным взглядом Анны Михайловны, — а отец… в крепости он… его государыня отпустит лишь после свадьбы моей… да и так он возражать не станет.
При мыслях о том, что отцу, в общем-то все равно, за кого единственная дочь выйдет замуж, стало грустно.
Григорий, звериным чутьем уловив, что невеста расстроена, бросил на девушку понимающий взгляд. Хотелось обнять Настю, прижать к себе, шепча на ухо слова утешения, но в комнате было слишком много людей, потому пришлось сдержаться.
Отец Кирилл, внимательно наблюдавший за молодыми, спрятал улыбку в окладистой русой с проседью бороде и легко прихлопнул ладонью по столу.
— Что ж… препятствий как таковых не вижу, и дело богоугодное. К тому же скоро пост, и надо бы до него все решить, так что, Григорий Петрович, повенчаю я вас… но завтра.
— Почему завтра? — нахмурился гвардеец.
— Потому что венчание — есть таинство Божье, и спешки в нем быть не должно. Вам исповедаться надо, да провести ночь в посте и молитвах, — отец Кирилл с насмешкой взглянул на преображенца. — А спешка только при ловле блох хороша…
Он поднялся и повернулся к хозяевам дома.
— Ну коли все порешили, пойду я… а то мало ли, кто еще помереть или жениться соберется…
Благословив всех, кто был в комнате, священник вышел. Анна Михайловна отложила вышивку и задумчиво посмотрела вслед.
— Странно все это, — заметила ведьма, ни к кому не обращаясь. — Этот-то чего время тянет?
— Терпение испытывает, — пояснил Белов. — Отец Кирилл всегда так делает, коли полагает, что до таинства брака согрешили…
Он ободряюще улыбнулся невольно вздрогнувшей невесте.
— Может и хорошо, что завтра, — произнес Александр Борисович. — Подготовиться надо, государыню известить…
— Мне ж завтрак полудню на службу! — спохватилась Настя.
— Вот и известишь, и попросишь, чтобы из списка фрейлинского исключили, — Анна Михайловна весело посмотрела на стиснувшего зубы, чтобы не сказать резких слов, Белова. — Там и день пройдет, а к заутрене обвенчаетесь.
Григорий хотел возразить, что заутреня будет уже послезавтра, но осмотрел на невесту и промолчал.
От взгляда не укрылось и то, какая невеста бледная, и то, что под огромными серыми глазами залегли тени усталости. Нежность наполнила душу, вытеснив и досаду, и злость. Белов встал и подошел к девушке.
— Пойдем, провожу? — чуть усмехаясь, предложил он.
— Куда? — не поняла Настя.
— В комнату провожу. А то с тобой вечно в пути что-нибудь приключается!
Не удержавшись, Настя рассмеялась. Словно признавая правоту слов преображенца, девушка оперлась на предложенную руку и направилась в свою комнату.
У самых дверей спальни, Григорий остановился, а затем, воровато оглянувшись, обнял девушку, попутно вдавливая её в стену.
— Настя, Настенька, — бормотал он, осыпая поцелуями лицо невесты.
— Гриша, побойся Бога, — Настя намеревалась оттолкнуть жениха, но вместо этого руки сами легли на плечи. Сквозь тонкий батист рубашки она чувствовала тепло мужского тела, пылкое дыхание обжигало щеку, поцелуи становились все настойчивее, и девушка не заметила, когда начала отвечать на них.
Поцелуи опаляли, пьянили, заставляя задыхаться от желания. Григорий опомнился первым. Тяжело дыша, он прислонился лбом к стене, все еще удерживая невесту в объятиях.
Настя чувствовала, как по телу жениха пробегает мелкая дрожь. Девушке и самой хотелось продолжить, раствориться в обуревающих желаниях, принадлежать этому мужчине полностью, но мысль о доверии хозяев дома на этот раз удержала от опрометчивых поступков.
А ведь были еще родители Гриши, так и не смирившиеся с выбором сына. При воспоминаниях о разговоре с Петром Григорьевичем весь пыл прошел. Настя еле заметно вздохнула и все-такт отстранилась, виновато поглядывая на гвардейца.
— Гриша…
— Тсс, — он приложил руку к её губам. — Не говори ничего…
— Я… я люблю тебя, — вдруг призналась ведьма, понимая, что это будет единственно правильно.
— Я люблю тебя, — эхом отозвался Григорий, вновь обнимая невесту, и тут же отпуская.
— До завтра?
— До завтра…
Он подождал, пока Настя зайдет к себе в комнату, а потом отряхнулся, и вскоре огромный рыжеватый волк лег на пороге надежно охраняя сон своей ведьмы.