Я аккуратно прикрыл за собой дверь. Бессмысленное действие, но мне важно было дистанцироваться от окружающего мира. Теперь есть только заброшенное здание больницы и враги внутри, остального не существует. Глубоко вдохнул, чтобы сосредоточиться и еще раз обдумать свои действия. Я сам себе устроил феерическую ловушку. Дал врагам все козыри, и практически устроил себе самоубийство. Да, я дебил, но я, сука, боевой дебил и очень уж жить хочу.
Еще раз глубоко вдохнул и двинулся к приоткрытой двери на лестничную площадку — мне достался центральный вход. Неудачно выпал жребий. Я бы хотел оказаться с краю, так, чтобы противники находились с одной стороны. Но так уж получилось.
Что бы я сделал на месте противников? В первую очередь постарался побыстрее объединиться — хотя бы для того, чтобы не перестрелять друг друга, бродя по одиночке. Здесь мне повезло — входы находятся на значительном расстоянии друг от друга, так что быстро подобное не провернешь. Ну а мне, получается, надо постараться этого не допустить, и у меня есть время.
Можно пойти вниз, в подвал, вверх, на второй этаж, ну или в стороны. Здание больницы представляет собой квадрат без одной стороны, я в центре. Получается, левое крыло досталось Конруту и еще двоим. Спешить на встречу с «охотником» не стоит — уверен, его застать врасплох не получится в любом случае. И стоит поторопиться, пока остальные соперники не разбрелись. Прочь сомнения. Я двинул направо. По коридору иду быстро, но аккуратно — стараюсь не наступать на осколки опавшей штукатурки и прочий мусор. Незачем выдавать раньше времени свое присутствие.
Двадцать шагов, еще одна лестница наверх — это место проскакиваю побыстрее, хотя сомневаюсь, что кто-то успел бы оказаться на втором этаже. Еще двадцать шагов и поворот в правое крыло. Вот здесь уже осторожнее. Логичнее всего опуститься на колени и аккуратно выглянуть из-за угла. Если кто-то и держит поворот под прицелом, он вряд ли смотрит в нижний угол. Все так, только время играет против меня. Чтобы выиграть время я метнулся из-за угла сразу на середину коридора, револьвер на уровне глаз, курок уже взведен. Палец на спуске.
Мое неожиданное появление ошарашило соперника. Я успеваю первым. Выстрел. Тит Криус упал. И только тут я заметил, что за ним стоял доминус Кассиус. Мы выстрелили почти одновременно. Я оказался точнее, и второй соперник падает. Ну вот, Акулине осталась без жениха, он плашмя рухнул на спину, раскинув руки.
Не останавливаюсь, бегу вперед уже не пытаясь сохранять тишину — мы и так тут уже нашумели, к тому же доминус Криус оглашает здание громкими жалобными стонами. Пробегая мимо, милосердно бью ему по темечку рукоятью револьвера. Пусть отдохнет, добивать не собираюсь. Доминус Кассиус тоже, похоже еще жив, и даже ранен не так уж сильно. Пожалуй, оба выживут, если мы быстро закончим. У меня нет особой злости к соперникам, уже перегорел. Нет, все же я бы прикончил их, вот только если выживу — потом будет больше проблем от их семей. Кому понравится, что их наследников лишили? Даже если и проиграю, не стоит добавлять лишних проблем семье.
В этом крыле остался один соперник. В коридор он теперь не сунется, а значит, придется проверять каждую комнату, которых передо мной достаточно. Перед поворотом на лестницу останавливаюсь, заставляю себя выдохнуть. Спешить нельзя. Смотрю вперед по коридору — не хватало еще отвлечься и пропустить появление недобитого третьего. Я снял котелок, и высунул его из-за угла. Реакции нет. Ну, будем надеяться, что я не ошибся. Еще один прыжок прямо на середину прохода и пара шагов вперед. Никого нет. Вряд ли тот, третий все-таки решится выйти откуда он там прячется. Ладно, о нем пока можно забыть. Поднимаюсь на второй этаж. Очень внимательно слушаю. Сейчас нужно превратиться в одно большое ухо, — я нервно хихикаю про себя. Что за дурацкие сравнения? Да, нужно слушать, потому что теперь я понятия не имею, откуда может появиться противник. Теперь я могу его только услышать. И наскоком больше не получится.
Стараюсь двигаться максимально тихо, не тороплюсь. Заглядываю в каждую палату, перед этим долго прислушиваюсь — не слышно ли чужого дыхания? Настроить себя таким образом оказалось сложно — адреналин толкал вперед. Я прошел буквально двадцать футов по коридору. В этот момент где-то внизу послышались выстрелы — быстрые, заполошные. Кто-то разом высадил весь барабан, и в ответ стреляли с не меньшим ожесточением. Раздавшийся почти одновременно с последним выстрелом вопль, столь истошный, что даже меня проняло, как бы послужил кульминацией и одновременно финалом перестрелки. Кажется, кто-то слишком поздно обнаружил, что перестреливался не с врагом, а с союзником. Я злорадно усмехнулся. Любопытно — это минус один или минус два? Не важно. Тому второму сейчас точно не до дуэлей.
Стрельба на первом этаже меня воодушевила, но расслабляться я не торопился. Уверен, этот Конрут жив-здоров, а остальные с самого начала не представляли серьезной опасности, так что радоваться преждевременно. Медленно и осторожно, подолгу замирая перед каждым дверным проемом я прошел правое крыло второго этажа и подошел к повороту. Привычный уже ритуал, обязательный перед осмотром комнаты. Снять котелок, выдвинуть из-за угла, взмахнуть. Проделывал подобное уже не меньше десятка раз, и потому, когда раздался выстрел, от неожиданности выронил шляпу.
Тихонько матерюсь сквозь зубы, дважды стреляю в ответ, высунув из-за угла револьвер. Выглядываю, ощупываю взглядом коридор. Никого. Стрелявший успел укрыться. Левой рукой хватаю с пола кусок штукатурки и швыряю в проход. Один, и следом еще один — чуть подальше. Звук совсем не похож на звуки шагов, но у соперника не выдерживают нервы, и он делает еще пару выстрелов куда-то в направлении звука. Да, теперь я вижу, где ты спрятался. В тридцати метрах впереди, в бывшей сестринской. Пара выстрелов в ту сторону, чтобы не высовывался, и я, подобрав шляпу, выхожу навстречу. Шагаю громко, не пытаясь скрывать шаги. Ну же, решайся.
Стрелок, будто повинуясь моему мысленному приказу выскакивает из помещения, одновременно вскидывая револьвер. Слишком торопится — правая нога попадает на брошенный мной кусок штукатурки, он со скрежетом, крошась, едет по плитке, устилающий пол, противник падает на спину. Рефлекторно жмет на спусковой крючок, но пуля уходит вверх. От сотрясения с потолка падает проржавевшая донельзя люстра. Точнее, подсвечник — в этом здании электричества никогда не было. Прямо на голову незадачливого стрелка. Все, готов. Очнется, наверное, но не скоро. Я на ходу наклоняюсь, чтобы забрать револьвер. В моем патроны уже закончились.
Ну да, я использовал свой манн. А почему нет, если могу? Да, это нечестно и не оговаривалось условиями дуэли, но мне плевать. Я здесь не в благородных рыцарей поиграть. Четыре минус. Я мельком осматриваю трофейный револьвер. Красивая машинка, настоящее произведение искусства.
У меня остался Конрут — как и ожидалось. Хотя нет, возможно, где-то есть еще один противник, и это тоже надо учитывать. Тут надо собраться и быть вдесятеро более внимательным. Я стиснул трофей покрепче и с силой тряхнул головой.
Крадусь до парадной лестницы. Я опять в центре главного корпуса, только на этаж выше. Что ж, куда пойдем дальше? По большому счету сейчас это не имеет значения. Можно подняться еще на один этаж, можно пройти дальше в левое крыло. Спуститься вниз и посмотреть, кого подстрелили мои соперники? И что с того, что я узнаю имя предпоследнего соперника? Чуть подумав, я решил прекратить метания. Лучше подожду здесь, на перекрестке. Заодно передохну немного — что-то я разнервничался, да и плечо опять разболелось. Рана уже зажила, даже повязок нет, а вот все равно болит.
Подобрал перевернутый стул без спинки и уселся на него, привалившись спиной к стене. Лестницу отсюда я не вижу, но смею надеяться, что приближение противника услышу. Ну а коридор в обе стороны придется постоянно оглядывать — он длинный, и что происходит в дальних концах мне не услышать. Сколько там прошло с начала боя, минут тридцать? Устал, как будто вагоны разгружал, хотя с тех пор как начал вставать после операции, каждый день по часу занимался в тире в поместье Ортесов. Я не ожидал, что будет просто, но и не думал, что это окажется так сложно.
Какое-то время я занимался только тем, что активно крутил головой туда-сюда, опасаясь пропустить появление противника. Из правого и левого крыльев так никто и не появился, зато я услышал чье-то тяжелое дыхание на лестнице. Явно не Конрут — этот так тяжело дышать бы не стал. Ну что ж, так тоже неплохо. Избавимся от последнего представителя золотой молодежи, а уж потом будем разбираться с настоящим противником. Поднялся со стула, тихо подошел к самому краю стены. Предпоследний противник оказался каким-то уж очень нерешительным. Минут пять я слушал его тяжелое дыхание, прежде чем из-за края стены показался револьвер. Рука, его сжимающая, дрожала так, что непонятно, как оружие в ней удерживается. Ну нельзя же так трусить! Не торопясь забираю машинку — боги свидетели, даже сопротивления не почувствовал. Зато визг, раздавшийся после того, как владелец осознал, что его лишили оружия, меня чуть не оглушил. Выглянув из-за угла от души приложил рукоятью своего револьвера мальчишке по темечку — просто чтобы это прекратить.
Резким кувырком ухожу вперед, не обращая внимания на боль в груди и внезапно давшую о себе знать ногу. И сразу, без паузы, перекатываюсь вбок, только после этого осознаю, что только что дважды избежал смерти. Одна пуля прошла над головой, когда я наклонился, вторая выбила крошку из плитки пола. Дьявол, почему я не вижу противника? Катнулся еще раз в сторону, выстрелил наугад, попытался подняться, но, что-то почуяв, снова опрокинулся на спину. Еще один выстрел, пуля опять проходит над головой. И опять я не вижу стреляющего, хотя судя по тому, как бьет по барабанным перепонкам, он совсем близко! Останавливаться нельзя ни на секунду, я бросаюсь в противоположную сторону, каждую секунду ожидая нового выстрела. Мне бы только до лестницы добраться, там перескочу через перила и оторвусь от невидимки. Не дали. Едва я начал скатываться по ступеням, почувствовал мощный пинок по ребрам, остановивший падение. На грудь кто-то наступил, вжал спиной в ступеньки. Я попытался вывернуться, но бесполезно. Да что, черт побери, происходит?
Ответ проявился через секунду — в буквальном смысле. Я вдруг увидел Конрута, стоящего у меня на груди, увидел зрачок револьвера, смотрящий мне прямо в глаз. Точнее не так. Осознал, что вижу. И видел все время до этого, просто не обращал внимания. Интересный манн у товарища. Мгновенно проваливаюсь в транс. Зря ты проявился, мужик. Теперь я тебя вижу, а значит, выстрелить у тебя не получится. Револьверы часто дают осечки.
Странно, но Конрут не стреляет. В трансе время течет медленнее, но я вдруг осознаю, что опасность уменьшилась. Не исчезла совсем, но потеряла остроту. А еще Конрут что-то говорит.
— … охренеть. Впервые вижу, чтобы какой-то сопляк ухитрился увернуться от меня трижды! — в голосе слышится настоящее удивление. — Старею, что ли?
— Ты прервался только для того, чтобы мне об этом сообщить? — переспрашиваю я, одновременно собираясь с силами. Не в трансе это делать сложнее, и, главное, не так быстро, но сейчас обстановка относительно спокойная, можно не сильно торопиться. Я чувствую, что готов. Держать проклятие на самой грани срабатывания тяжело, все мышцы буквально закаменели, зато я знаю, что револьвер у Конрута не выстрелит. Послушаем, что он хочет мне сказать. А, впрочем, зачем зря мучиться? Я делаю последнее крохотное усилие. Кусок лепнины срывается с потолка и падает на голову Конруту, вот только его уже нет. Ничего сверхъестественного, убийца просто делает два шага в сторону. Правда, быстрых, очень быстрых. Одновременно он роняет револьвер, наклоняется ко мне и вжимает в горло нож. Левой рукой. Откуда у него этот нож появился, я увидеть не успел.
Нда. Все стало гораздо хуже. Чувствую, как по шее стекает струйка крови. Вот теперь, боюсь, он успеет меня прикончить, как бы я не старался. Если сильно напрягусь, ему тоже не жить, но и мне с перерезанным горлом будет уже все равно.
— Охренеть! — Снова восхищается Конрут. — Настоящий проклинатель! Поверить не могу, настоящий, stercus mentulam, проклинатель!
— Вот сейчас обидно было, — пробормотал я. — Такое я мог стерпеть только от одного человека.
— Да где б ты такое мог услышать! — недоверчиво фыркнул Конрут. — Так ругаться любил только один мужик. Ну и те, кто с ним долго общался.
— Был один старик, который частенько выражался подобным образом. — Ответил я. Можно было потрепыхаться еще немного, но я уже не уверен, что мне удастся выкрутиться. Слишком хорошо этот Конрут представляет мои возможности.
— Ну? И как зовут этого человека? Что я тебя подгонять должен, парень? Давай рассказывай, это в твоих интересах.
— Бывший трибун Мануэль Рубио. Он считал себя моим учителем.
— Mala pituita nasi! Трибун! Как не вовремя! Впрочем, это было ясно уже потому, что ты трижды увернулся от меня. И, надо полагать, раз ты говоришь «был», старик уже отдал концы? — спросил Конрут, убирая от моей шеи нож.
— Да, пару месяцев назад, — мне наконец-то удалось глубоко вздохнуть, так что к многословию я был не склонен — тут бы отдышаться.
— Canis matrem subagiget. Как это произошло? Только давай без своих штучек, обойдемся без драки, лады? Мы же уже разобрались, что тебе со мной не тягаться, и что убивать я тебя не буду.
— А сейчас точно подходящее время предаваться воспоминаниям? Рубио убили в Ишпане. Легионеры-освободители. Попал в засаду. Те, кто его убил потом тоже умерли, но, к сожалению, не я их убил. Моя подруга постаралась.
— Да, ты прав, не время. Вот что, парень. Ты можешь что угодно говорить, но ты именно проклинатель. Причем вообще нихрена не умеющий, вот что смешно. Только ведь тех, кого видишь можешь проклясть, правильно? И только людей, так? Ни на место наложить проклятие не можешь, ни на того, кого не видишь. Да, по глазам вижу, что угадал. Можешь не отвечать, вижу же, что больно. Впрочем, это все не важно. Как ты уже догадался, меня наняли, чтобы тебя прикончить. Работаю я давно, и осечек до сих пор не знал, но тебя мне убивать никак нельзя. Я должен Мануэлю, и должен больше чем жизнь. Так что надо нам как-то из этого выкручиваться.
— Сказать, что не имеешь претензий не вариант?
— Блин, ты чем слушаешь? Для дуэли может и подошло бы, мне плевать на всю эту аристократическую честь. Но у нас не дуэль. Мне тебя заказали. За твою голову я получил триста сестерциев — это стандартная плата. Ты должен помереть, и если я просто откажусь тебя прикончить, меня самого прикончат. Ну, попытаются. Нихрена у них не получится, но проблем мне это добавит.
— Ну давай я тебя вырублю, и будем считать, что ты проиграл. За такое у тебя убивать не станут?
Конрут поморщился, но кивнул:
— Репутация просядет, но в целом приемлемо. Такое бывает — жертва оказалась охотником и все такое. Мало кто поверит, что какой-то мальчишка сможет победить самого Конрута, но ладно. Будем считать, что ты настоящий монстр, тем более это не так далеко от истины. Показал ты себя хорошо, не даром тебя трибун учил. Только по роже — это мелко. Подстрелишь меня.
— Чего? — я совершенно неприличным образом вытаращил глаза.
— Подстрелишь меня, чего непонятного, asinus stultissimus?! — вызверился Конрут. — Возьмешь револьвер, направишь его мне вот сюда, — он указал точку на животе, — и выстрелишь.
— Сам ты asinus stultissimus! Ты рехнулся! Ты это, отойди подальше, я самоубийц боюсь, они сумасшедшие. Заражусь еще!
— Да хватит мяться как девочка! Я сказал стреляй, только не промахнись! В этой точке ни кишков, никакого другого ливера нет, пройдет насквозь и все. Не боись, кому меня подлечить — найдется.
— Я вот и не думал бояться, просто странный ты. С какого перепуга готов свою шкуру дырявить ради меня?
— Да ты мне нахрен не сдался, это ради трибуна. Так что давай, да не промахнись, не то правда сдохну.
Ладно. Нравится человеку делать себе больно — его право. Тем более, мне это действительно выгодно. Будем реалистами — скорее всего ему бы удалось меня прикончить. Может, ценой жизни, а может и вывернулся бы, но мне точно была бы крышка. Я тщательно прицелился и выстрелил. Конрут повалился на пол с утробным стоном, скрючился от боли.
— Я хоть правильно попал? — уточнил я.
— Вроде да, — прошипел убийца. — Все, вали уже. И вот еще, как выздоровеешь — найди меня. Есть у нас общие темы, поверь. Спросишь в трактире «Трезвый сатир», что на окраине Тестаччо, запомнил?
«В каком смысле выздоровлю?», — хотел я спросить, но не успел — все и так стало понятно. Конрут выстрелил, левую руку обожгла резкая боль. Я выругался матерно и, зажав плечо заковылял к выходу. Хотя желание добить гада было просто нестерпимым. Спрашивать «зачем ты это сделал» не стал — и так понятно: чтобы было поменьше претензий от заказчика.