Защитник

Глава 20

Дядя был мрачен, как грозовая туча и встревожен, как курятник во время визита хорька. Дурацкие метафоры, но именно такие пришли мне в голову, когда я увидел доминуса Маркуса по возвращении.

— Скажи, дорогой Диего, что за причины заставили тебя сбежать из дома несмотря на то, что буквально накануне я прямо просил этого не делать? — едва сдерживаясь, мягко начал патриарх Ортесов. О моем появлении доложили сразу же, и уже через минуту я был доставлен в кабинет старшего родственника. И это несмотря на то, что солнце еще даже не показалось над горизонтом: я вернулся в половине четвертого утра.

— Прости, дядя. Я не предупредил о своем уходе потому что знал, что ты будешь против. Что касается причины… Позволь мне оставить это в тайне. Это дело не касается благополучия семьи, поэтому я предпочту о нем не распространяться.

По-моему, доминус Маркус уже готов взорваться. Боги свидетели, мне не хочется выводить его из себя, но вечно изображать пай-мальчика у меня все равно не получится. У меня куча своих дел, в которых дядя мне не помощник. Более того, узнай он о них, он всеми силами постарается мне помешать. У него огромная семья за которую он в ответе, и как бы он ни относился к чистым, месть — это далеко не первоочередная задача в списке дел главы Ортесов. Мне остается лишь дистанцироваться от семьи. Выйти из-под опеки, и я могу только надеяться, что мне удастся не порвать с ними совсем. Я успел уже привязаться и к Акулине, и к стервозной, но мудрой Аккелии, и к самому Маркусу — заботливому, как наседка, и дико занятому. Вынужденному проводить бессонные ночи, потому что беспутному племяннику пришло в голову сбежать из дома на ночь глядя и неизвестно где и с какими целями шляться по городу.

— Диего, мальчик мой, — похоже, доминус Маркус только что очень медленно посчитал от десяти до нуля, чтобы не наговорить лишнего. По-моему, я даже заметил, как у него губы шевелились. Или это были ругательства?

— Я вовсе не хочу лезть в твою личную жизнь, не хочу в чем-то ограничивать твою свободу. Может быть… я даже уверен, что мое поведение именно так выглядит со стороны. Может быть, отчасти это так и есть. Но и ты пойми меня. Я отвечаю за тебя. Перед родом, семьей, перед твоими покойными родителями. Если с тобой что-то случится, что я скажу им, когда придет мой черед переступить за кромку?

— Ничего, дядя, — нужно было промолчать, но я не удержался. — Асфоделевы луга пусты, все души после смерти пожирает чистый бог. Их больше нет, и тебя тоже не будет. Никого из нас. Впрочем, возможно меня ждет другая участь — Кера обещала устроить мне века мук и страдания за то, что связал ее обязательствами. Прости, что перебил, и не думай, что я нагоняю страха. Сведения у меня, как ты понимаешь из самых компетентных источников.

Доминус Маркус запнулся, посмотрел на меня с испугом и недоумением.

— И ты так спокойно об этом говоришь? И только теперь? Мы должны избавить тебя от этой богини. Флавий! Где Флавий, нам нужны…

— Дядя, подожди. — Я поднял руки, чтобы остановить его панику. — Ты меня не слышишь. Я сам согласился на эти условия. Дал слово, и не собираюсь его нарушать. Более того, они меня полностью устраивают. Я лучше соглашусь на вечные муки, чем отдам свои силы и суть чистому! К тому же я совсем не уверен, что у него умерших ждет именно небытие. Судя по тому, как он обходится со своими последователями, ничего хорошего после смерти не ждет никого.

— Да. Да, ты прав. То, что будет после смерти сейчас не важно, — согласился дядя. — Если уж мы не можем ничего сделать… — Он с силой потер лицо. — Однако какие новости ты сообщаешь вот так, мимоходом! Это надо будет хорошенько обдумать. Но вернемся все же к земным делам. Как бы там ни было, я не хочу, чтобы ты воспринимал мою заботу как контроль, как попытки ограничить твою свободу. Мы семья, и это нормально, когда старший член семьи в чем-то направляет и подсказывает младшему. Просто по той причине, что у него больше житейского опыта. Я не говорю, что я умнее. Уверен, что все вы, и Доменико, и Акулине и ты намного умнее нас, стариков, но умом опыта не заменишь.

«Ох, доминус Маркус», — подумал я. — «Ты кругом прав, и в другой ситуации я бы даже и не подумал спорить. Но что делать, если у нас цели разные?»

— Дядя, я собираюсь переехать. — Ну а чего, убедить друг друга мы не сможем, так что и пытаться не буду. — Ты говоришь правильные вещи. Я безмерно благодарен тебе и остальным за заботу. Благодарен вам за то, что не одинок. Однако отказаться от своих дел и целей я не могу. Так же как не собираюсь и рассказывать о них. В таком случае мое пребывание в доме Ортесов становится нежелательным. Ты будешь переживать за меня. Переживать, не вляпаюсь ли я в какую-нибудь историю, не навлеку ли неприятности на семью. И, к слову, это вполне вероятно: мою историю ты знаешь, и какие у меня враги — тоже. — Зараза, вот последнее я точно зря сказал. Надо же было ляпнуть!

— Не смей такое говорить! — ну точно. Вскочил, ударил кулаком по столу. — Семья не отказывается от своих детей только потому, что у них серьезные враги! Все твои враги — это наши враги. Как и наоборот. Иначе семьи не будет. Нас просто уничтожат, раздергают по одному!

— Дядя, я неправильно выразился! — Пришлось тоже встать, чтобы не выглядеть невежливо. — Я тоже считаю, что враги должны быть общими. Но я не могу рассказывать о своих делах и планах, поэтому будет неправильным пользоваться защитой семьи.

— Мальчик мой, почему? Почему ты не хочешь рассказать?

— Потому что ты будешь резко против. — Пожал я плечами. — Ты видишь мою дальнейшую жизнь совсем иначе, чем я. Жена, дети, образование, свое дело в тесном сотрудничестве с семьей. Все это очень хорошо, я и сам о таком мечтаю…

— Но воплощать не собираешься, — констатировал дядя.

— Не собираюсь. Не хочу жить в одном мире с чистыми и их богом. Не хочу такой судьбы для моих детей.

— Ты понимаешь, что хочешь бороться с системой? Понимаешь, какие шансы у одиночки? Даже с поддержкой семьи?

— Очень ясно понимаю. У меня нет шансов. Но сдаваться не собираюсь. Можешь считать это помешательством.

Дядя с силой потер ладонью лицо.

— Мы ведь уже говорили об этом. Никто не собирается сдаваться. Получи образование. Начни свое дело. Обрасти связями. Заработай денег. Так ты сможешь добиться большего. Неужели ты забыл?

— Дядя, я все понимаю. Для войны, не важно кого и с кем действительно нужны деньги. И чем больше, тем лучше. Но денег я найду, так или иначе. Может быть, действительно организую свое дело, только извини, учиться я не собираюсь. Не хочу терять время, к тому же самообразование никто не запрещал пока. Я побывал в университете — это лишь контора по зарабатыванию денег. Ты в курсе, что они отменили экзамены, кроме вступительных? Достаточно платить, и ты дипломированный специалист. Даже лекции посещать не обязательно. Обойдусь, и обойдусь так же и без связей, о которых ты говоришь. С кем можно подружиться в таком месте? С золотой молодежью? Люди мне нужны. Мне нужны те, кого не устраивает нынешнее положение дел. Не те, кто приспособился и согласен читать молитвы чистому, выполнять правила, придуманные священниками. Мне нужны те, кто готов убивать. Жаль, я пока не знаю, где таких найти. Но я найду.

— Меня пугает твоя одержимость убийствами, — проговорил дядя. — Это не нормально, мальчик. Одержимость никогда не приводила к хорошему. Уверен, что не находишься под влиянием своей подруги?

— Знаешь, дядя… Я всегда был серьезен не по годам. Очень ценил семью. Маму, папу. Не было у меня этого подросткового бунта, когда в определенном возрасте ты начинаешь протестовать против всех и всего просто оттого что не знаешь, куда бы приложить лишнюю энергию. Не знаю, почему так. Мне хотелось тихой жизни. В кругу семьи. Чтобы через много лет мы вместе с престарелыми родителями увидели, как становятся на ноги их внуки. Мне всегда казалось, что нет ничего важнее семьи. Сначала у нас отобрали дом. Потом работу и здоровье, и в конце — жизнь мамы и папы. — Я криво ухмыльнулся и отвернулся. Не хотелось показывать набухшие в глазах слезы.

— После первых убитых жандармов я удивлялся. Своему равнодушию. Думал, мне будет очень плохо. Думал, они будут приходить ко мне ночью. Ведь они не нападали на меня, просто заковали в цепь и посадили в поезд с другими такими же неблагонадежными, как я. Знаешь, почему я убил их? Потому что понял, что нас везут на убой. Они не очень-то и скрывали цель путешествия. И они не снились мне. Я даже лиц их не помню. Тогда я еще не встретил Керу. Я не помню ни одного из тех, кто потом вставал у меня на пути. Чистые, жандармы, солдаты освободительной армии. Однажды мне пришлось стрелять из картечницы по толпе фанатиков. Они были ни в чем не виноваты, простые, обманутые люди. Они защищали своего священника. Вот тогда да, мне было плохо. Но если понадобится, я не колеблясь повторю совершенное. Не потому что они мешают моим целям. Чистые считают себя вправе решать, кому жить, а кому умереть. Отбраковывать тех, кто не соответствует их непонятным целям. Вычищать стадо от паршивых овец. Я не хочу быть бараном, покорно идущим на убой, и потому считаю себя вправе отвечать им тем же. Им, и тем, кто их защищает. Я уж точно не собираюсь к ним приспосабливаться. Даже не потому, что я такой непримиримый. Однажды они решат изменить правила и придут за теми, кого сейчас не трогают. А они придут — непременно придут. Чистому богу нужны жертвы. Они уже начали — помнишь, что вы с доминусом Криспасом мне рассказали? Про грех праздности. Это ведь просто способ получить жертв. Просто начали с тех, кто не сможет защититься. Потом и до других дойдут. И до нас. Не собираюсь переживать это снова. Ты сомневаешься, нормален ли я. Можешь даже не сомневаться — я свою черту перешагнул так давно, что уже и на горизонте ее не вижу. Возвращаться назад не планирую.

Помолчали.

— То, что ты рассказал, ужасно. — Дядя, наконец, набрался решимости. — Во всех смыслах. Ужасно, что на твою долю выпали такие лишения. И твои пророчества тоже ужасны. — Дядя снова замолчал, глубоко задумавшись.

— Но я все-таки надеюсь, что твое видение будущего омрачено тяжелыми воспоминаниями. Все не так страшно.

— «Но ясновидцев, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах», — тихо пробормотал я на русском. — Ты прав дядя, во всем прав. И мои прогнозы действительно могут оказаться бредом полоумного убийцы. Но что поделать, я в них верю. Поэтому и хочу переехать. Не хочу, чтобы мы однажды поссорились. Слишком дорожу вами, и вашим хорошим отношением.

— Хорошо, — кивнул доминус Маркус. — Ты меня убедил. Я не стану больше с тобой спорить. Это твоя жизнь. Может, то, чего хочу для тебя я тебе действительно не подходит. А может, ты придешь к этому, только позже. Но в университет ты поступишь, и закончишь. Насколько я знаю, это можно сделать и заочно, не посещая лекций, только в таком случае сдавать экзамены все-таки придется. И даже не спорь! — Дядя руку поднял, останавливая меня. — Когда люди договариваются, на уступки принято идти обоим сторонам. Я больше не пытаюсь тебя контролировать, а взамен ты учишься. Между прочим, во времени я тебя не ограничиваю. Что касается переезда — это даже не обсуждается. Ты можешь уходить, когда захочешь и возвращаться, когда будет удобно. Хоть через месяц. Но твой дом здесь. Переедешь, когда обзаведешься своей семьей и детьми. Если захочешь. И помни, пожалуйста: семья всегда окажет тебе помощь. Главное, не забудь сообщить, когда она тебе понадобится. Я знаю, если опасность будет грозить семье, ты расскажешь и поможешь, а вот о том, что неприятности у тебя самого, можешь и не рассказать. Что касается чистых… Если я не готов сейчас отправлять своих людей штурмовать главный храм чистых, это еще не значит, что я простил им сотворенное. И еще. В светской жизни семьи ты участвовать будешь. Я не обязываю ходить тебя на каждый прием или встречу, но, если это не помешает твоим делам — будь добр не отказываться. Договорились?

— Договорились, дядя. И спасибо. Я буду предупреждать, когда буду уходить, и насколько — если это будет возможно. — Честно, не ожидал что он так лояльно отнесется. Как бы хорошо он ко мне ни относился, я сейчас повел себя очень грубо. Можно сказать, наплевал на все традиции и посмел прямо отказать главе семьи. Даже не представляю, насколько серьезное усилие пришлось приложить доминусу Маркусу, чтобы стерпеть такое неповиновение. Я был готов к тому, что меня вышвырнут на улицу или попытаются наказать иным способом.

Тяжелый получился разговор, и очень выматывающий, хоть и закончился для меня удивительно благоприятно. Я отправился спать, и даже Акулине не стал ничего рассказывать, настолько устал. Обдумывать результаты знакомства с иными, детали первого заказа и свое будущее в семье Ортесов буду утром, на свежую голову.

Подумать, на самом деле, нужно было о многом. Например, о том, как я собираюсь выполнять заказ труднопроизносимого Аеджидайоса. Силен не стал мелочиться и предлагать для начала легкую цель. Ему понадобилась голова ни много ни мало, заместителя главного магистрата района Тестаччо. Этот господин в последнее время очень старательно продвигал проект перестройки района. Хочет снести трущобы, вывезти свалку за пределы Рима, реконструировать мост через Тибр, а на освободившемся месте построить ветку железной дороги, которая напрямую соединится с восточной. Чиновник настойчив и готов даже поучаствовать личным капиталом в проекте — точнее, капиталом своей семьи. Естественно, не из альтруизма — по плану затраты окупятся с лихвой в течение лет десяти, но жест все равно очень широкий. Проблема в том, что нынешние жители района в этом плане совершенно не нужны. Их предлагается массово переселить, а перед этим проверить на благонадежность, так что, возможно, переселять придется не так уж много… Это он еще не знает, кто именно сейчас устроился в Тестаччо. Знал бы — кипятком мочился от счастья, ведь тогда затраты на расселение можно и вовсе не учитывать. Да и на снос ветхого жилья тоже. Полагаю, чистые братья без всякой платы оставили бы от района одни руины. Самое для меня приятное, что фамилия деятельного чиновника — Брутус. Удивительное, но приятное совпадение. Этой семейкой я в любом случае собирался заняться. В факультативном, так сказать, порядке.

Утром подробно прочитал довольно толстую тетрадку, которую мне вручили главы Тестаччо перед расставанием. Помимо имени и должности будущей жертвы меня снабдили довольно подробным досье. Место работы, место жительства, распорядок дня и даже вкусы и вредные привычки. Прямо-таки вызывал уважение и зависть подобный профессионализм. Мне до такого далеко — и в голову не пришло бы потребовать такие сведения. Между тем, полученная информация здорово упрощает дело.

— Кера, ты любишь гладиаторские игры? — спросил я у богини, отложив в сторону бумаги.

— Раньше любила, — пожал плечами Кера. — Давно, когда на них сражались рабы и преступники. Тогда и кровь настоящая лилась, да и убивали нередко. Было весело и интересно. Бодрило. Потом смертей стало меньше, а недавно бои насмерть и вовсе запретили. Теперь если и помрет кто, то только случайно. Скучно. Правда, появились ставки, а вместе с ними и те, кто, проигравшись, теряет все. Знаешь, бывают такие — сначала ставят лишние деньги, потом надеются отыграться и рискуют золотом, которое им нужно для другого, а потом и чужие могут проиграть. В тот момент, когда такой решает покончить с собой, он бывает приятен. Но такое тоже редко — мне было лень выискивать слишком азартных и подсказывать, как поступить. Даже Фортуна зачастую была против — она не любила, когда ее благосклонность испытывают слишком настойчиво… А чего это ты заинтересовался?

— Послезавтра мы идем на игры. Сражаться будут бойцы Серый бык и Мертвая улыбка. Наверное, довольно известные, как думаешь?

— Понятия не имею, — расплылась в улыбке Кера. — Но думаю, я не заскучаю!

— Ты слышал? — сначала появился звонкий голос Акулине, а потом и она сама. — Ремус, они собираются развлекаться! Без нас!

И да, вслед за ней в комнату заглянул мой младший компаньон. В отличие от Акулине возмущения на его лице не было, но некоторый тщательно подавляемый укор в глазах прослеживался. Обижается парень. Хм. Мы, вроде как действительно развлекаться идем. Да, что-то может пойти не так, но такое может случиться в любом случае. Чистых на играх в любом случае не предвидится. Они не одобряют подобные развлечения, как, впрочем, и любые другие — нужно к очищению стремиться, а не тратить время на пустые празднества. Тем более гладиаторские игры были изначально посвящены ложным богам. В общем почуять мою ворожбу там будет некому. Стычек тоже не предвидится, выглядеть такой поход будет более органично, чем только вдвоем с Керой. Почему бы и не порадовать детишек? Акулине больше не пряталась у меня под одеялом от ночных страхов, но я-то вижу, что ей все еще жутко, а Ремус считает, что я о нем забыл и намеренно не посвящаю мальчишку в свои дела.

— Акулине, если ты отпросишь нас всех у дяди, мы можем сходить вместе, — пожал я плечами. — Я как раз думал тебя об этом попросить.