Защитник

Глава 35

Монахи прошли мимо нас, не задерживаясь. Как я и надеялся, на нас просто не обратили внимания. Сейчас внимание всех в лагере сосредоточенно на месте прорыва, поэтому Конрут командует всем покинуть машины.

— Еще раз повторяю — стреляем с колен или лежа. На послушников не разменивайтесь — наша задача убить как можно больше монахов, пока они не сообразили в чем дело.

Конрут нервничает, иначе не стал бы в очередной раз повторять то, о чем говорил уже много раз. Тем более, его слышат только те, кто рядом. Выстрелы, крики раненых, команды чистых — все это не способствует хорошей слышимости. Двигаюсь вперед вместе со своим отрядом. Десять почти незнакомых иных, чьи имена я едва успел запомнить — кроме, разве что Исмем. Ну и Кера, как отдельная боевая единица: пока она рядом со мной, но вообще-то у нее задача помочь там, где будет особенно тяжело. Не удалось мне отвертеться от командования несмотря на все аргументы.

— Вся эта толпа — абсолютно гражданские разумные. Все, что они умеют — это стрелять. Я проверил, и оставил идиотов, которые даже винтовкой пользоваться не умеют. Иначе у нас было бы не две сотни, а целая тысяча неуправляемого и абсолютно бесполезного мяса, — объяснял мне Конрут. — Впрочем, насчет этих двух сотен тоже можешь не обольщаться. Мне просто неоткуда взять кого-нибудь, кто сможет командовать. И плевать мне на твои аргументы — я, знаешь ли, догадываюсь, что командир из тебя дерьмовый. Плевать. Дерьмовый лучше, чем никакого. Была б возможность, я бы и Керу на десяток поставил!

Это да, Керу среди добровольцев очень уважают, и еще сильнее боятся. Ни для кого не секрет, кем она является. Именно поэтому если кому-то доведется попасть в подчинение богини беды, он скорее предпочтет сбежать, чем согласится. Они почему-то уверены, что быть в подчинении богини беды — это неизбежная смерть.

Медленно. Мы заранее договорились с Конрутом, что чистых нужно выбивать только наверняка. Если бы это были солдаты, — пусть и неопытные, можно было бы бить прямо от того места, где мы остановились. Чистые идут медленно — часть отряда, что изображает прорыв с внешней стороны лагеря, уже сосредоточила огонь на линии из белых фигур, и им приходится двигаться так, чтобы не сломать свое построение. Перед монахами почти видимая стена света, и она действительно мощна. Даже издалека видно, как в пяти шагах перед линией чистых земля начинает осыпаться пеплом. Этот барьер не преодолеет ни одна пуля. Возможно, даже пулемет бы не помог. Если мы не поторопимся, нашим конец в течение десяти минут. Вторая линия чистых из-за спин тех, что выставили барьер уже утюжит своими лучами наших. Лупят по вспышкам выстрелов, и пока не очень результативно, потому что Конрут очень подробно объяснил, как не нужно делать. А именно, что не стоит надолго оставаться на одном месте. Однако наши уже несут потери, а мы все еще не вступили в бой.

Пока мы выбирались из машин, чистые ушли где-то на тысячу футов. Всего около трехсот метров — лично я, пожалуй, уже мог бы стрелять. Натренировался за последнее время. Но рано, рано. Нужна массовость. Мы торопимся. Что такое эти триста метров, которые нужно преодолеть? Бегом — меньше минуты. Жаль только нам приходится сторожиться. Нельзя, чтобы кто-то заметил, как к чистым со спины подбирается большая группа в гражданской одежде. Группы разошлись на максимальное расстояние, так, чтобы при этом не терять друг друга из вида, конечно. Мы пригибаемся, время от времени останавливаемся. Все, чтобы наш подход не выглядел как организованное наступление. Вокруг достаточно «местных» — пленных, которые сейчас мечутся в панике и не знают, что делать. Это хорошо, на их фоне наши бойцы не так заметны. Три минуты — ровно столько нам понадобится, чтобы футов на триста. Сто метров. Этого достаточно, чтобы из карабина не слишком мазали даже самые неопытные бойцы.

Пора. Я вижу, как Конрут где-то справа от меня махнул рукой и тут же стреляю в заранее выбранного чистого монаха. Приятное чувство где-то в груди. Я целился в спину, но слегка промахнулся, и тяжелая пуля разнесла монаху голову. Передернуть скобу, досылая новый патрон и новый выстрел. И еще один, и еще. Монахи падают один за другим, мы расстреливаем их как мишени в тире. Очень опрометчиво с их стороны ставить барьер только с одной стороны. Да, это экономит силы, но зато остается опасность вот такого обхода со стороны.

За полминуты сосредоточенной стрельбы мы уполовинили количество чистых монахов, однако на этом халява и закончилось. До чистых, наконец, дошло, что их убивают в спины. Строй монахов распался на несколько групп — больше случайным образом, но теперь они окружили себя барьерами вкруговую. Это, похоже, требует намного больше энергии, потому что количество лучей, бьющих из-за спин тех, что держит барьеры уменьшилось очень сильно, но нам от этого не сильно легче. Радиус светового барьера у каждой группы тоже уменьшился, но пули по-прежнему рассыпаются пеплом, стоит коснуться бледного свечения. Сейчас ситуация замерла в хрупком равновесии, но долго так не продлится. Время играет против нас.

Нужно что-то делать. Банальная до тошноты мысль, но никуда от нее не денешься. Успех вышел далеко не таким полным, как мы рассчитывали. Сказалось, ох, сказалось, что наши ополченцы в основном дилетанты. Еще десять минут, и уже нас начнут теснить и выжигать совершенно невозбранно. Перезарядив в очередной раз карабин, я не стал высаживать его в чистых. Все равно бесполезно. Эх, где там керкопы с оставшимся динамитом? Сейчас они были бы очень кстати. Подобраться поближе хотя бы к самой большой группе чистых, — я насчитал сорок пять человек, львиная доля оставшихся в живых, — да рвануть. Против такого их колдовство не поможет. Пытаюсь нашарить карликов глазами. Черта с два — парочка шутников как сквозь землю провалилась.

Ладно. Обойдемся без потеряшек. В критической ситуации голова работает быстрее, это факт. Почему эта идея не пришла в голову раньше?

— Кера! — кричу я увлекшейся богине. Она как-то ухитрилась подловить тройку чистых, которые не успели присоединиться к более крупной группе, и как раз заканчивала отрывать голову последнему. Увидев, что она прекратила свое увлекательное занятие и обратила на меня внимание, кричу: — К машинам, быстро.

Нахожу взглядом одного из своих непосредственных подчиненных, кричу ему, что он остается за главного.

— Не высовывайтесь, просто сдерживайте их. Стреляйте непрерывно, не давайте сосредоточиться на нападении. Ждите помощи, мы скоро.

Бегу следом за Керой. По дороге хватаю за руку еще одного из ополченцев в балахоне послушника. Хорошо, что мы догадались обеспечить всех белыми повязками на руках. Теперь можно не бояться перепутать. Даже узнаю парня — это тот самый псилл Сетос, с которым мы ходили убивать Брутусов. Раз в балахоне чистого — значит, вел один из локомобилей. Его змеи сейчас активно сокращают поголовье послушников чистых. До самих чистых братьев, очевидно, добраться они не могут. Черт, жаль отвлекать, дело дюже полезное, но нам с Керой он сейчас нужнее.

— Пойдем, нужно подогнать сюда локомобили, — объясняю я на ходу. — Нужно сбить чистых, иначе пережгут нас несмотря на усилия.

Молчаливый псилл кивает и устремляется за мной. Сейчас, когда можно уже не скрываться, нам удается дойти до машин всего за несколько минут. Кера без труда убивает троих послушников, каким-то образом оказавшихся возле локомобилей. Похоже, они пытались отогнать заключенных, обнаруживших бесхозный транспорт. Логичное решение убраться на них подальше, раз уж представилась такая возможность, вот только нам эти локомобили тоже нужны, и это проблема. Пытаться объяснить людям, что нужно немного подождать, и мы вывезем их в безопасное место бесполезно — я бы и сам не поверил. Отогнал самых шустрых выстрелами поверх голов и руганью. Надолго этого не хватит, но у меня уже есть мысль, что тут можно сделать. Пока мы богиней и псиллом взяли три грузовика и двинули обратно — туда, где до сих пор звучит стрельба, крики и блестят вспышки чистой магии.

Локомобиль — штука довольно неповоротливая. Разгоняется медленно. Однако чистые монахи, вставшие в оборону тоже большой мобильностью похвастаться не могут. Особенно если группа велика. Я выбрал самую большую и представлявшую наибольшую опасность. Местность здесь ровная, так что грузовик успел разогнаться — на вскидку миль двадцать пять в час. На меня обратили внимание, когда до чистых оставалось футов триста. Слишком поздно. Сначала на кабине скрестились два луча, потом добавился еще один. Не впервые чистые так ошибаются. Они пытаются вывести из строя водителя — глупость. Нужно было бить по колесам или в двигатель, тогда у них был бы шанс. Они это сообразили, но было уже поздно. Барьер из света локомобиль прошел, даже не заметив — только окончательно рассыпалось в прах лобовое стекло и верхняя часть кабины, и без того изрядно подпорченные чистой магией. Машину это не остановило и не замедлило. Кабина высоко подпрыгнула несколько раз как на кочках. Ударил по тормозам, приподнял голову чтобы оглядеться и тут же укрываюсь обратно. Рановато я остановился. Недодавленые монахи определились с главным неприятелем и со всей ненавистью принялись жечь несчастный локомобиль. Металл вокруг меня рассыпается пеплом, я целиком влез под рычаги, но на долго меня это не спасет. Высунуться при такой концентрации очищающего света не рискну. Даже моя сопротивляемость не поможет. Пытаюсь сосредоточиться, включить манн. Получается скверно. Свет мешает, да и не вижу я своих жертв…

Недолго я прощался с жизнью. Всего через несколько секунд интенсивность свечения резко уменьшилась. Снаружи крики и выстрелы. Кажется, про меня окончательно забыли. Встаю в остатках почти уничтоженной кабины в полный рост, и тут же начинаю стрелять. Почти рядом локомобиль Керы, он выглядит немногим лучше моего. Вот кто меня спас. Вокруг полно наших бойцов с белыми повязками на рукавах, добивают последних чистых.

Мое появление вышло решающим. Эта группа прекратила существование в считанные секунды. Стоя на возвышении оглядываюсь по сторонам. Нахожу локомобиль Сетоса — он, кажется, раздавил еще одну группу чистых, поменьше чем наша. Там было около дюжины монахов. С остальными уже справились и без нас. По всему лагерю продолжается стрельба. Где-то послушники уже разбежались, где-то еще сопротивляются. Время от времени видны вспышки очищающего света, но одиночных монахов быстро давят, причем не обязательно наши бойцы. Среди заключенных немало тех, кто решил отомстить. Оружие забирают у мертвых послушников, а иногда обходятся и вовсе без оного — я как раз успеваю увидеть, как десяток узников голыми руками рвут одинокого монаха на части. Получается, победили?

Меня кто-то сдергивает с локомобиля и тащит в сторону. Начать отбиваться не успеваю — узнаю Конрута.

— Ты что идиот? Котел в машине того и гляди взорвется, а ты стоишь, filius tu canis et cameli! Или тебе по голове досталось?

— Конрут, отправь кого-нибудь охранять машины, а то на них сейчас местные заключенные разбегутся! — отвечать некогда, нужно донести важное, пока помню.

— Уже отправил, — отмахнулся Конрут. — Не расслабляйся, парень. Чистых мы выбили, но работы еще полно. Пленных организовать, да и иных мы еще не нашли. Здесь их нет.

— Они в замке, — вклинилась появившаяся рядом Исмем. — Я уже успела расспросить местных. Всех, кто заинтересовал чистых разместили там. Говорили, что и нелюдей видели.

— Идем туда, — кивает Конрут, и начинает раздавать указания «ополченцам», которые начали понемногу стекаться к командиру. Что-то мало их. Надеюсь, это потому что большинство потерялось в суете, а не потому, что у нас такие огромные потери.

А потом мы отправились к замку. Теперь, когда организованное сопротивление чистых подавлено полностью, это не сложно, хотя некоторые трудности все-таки присутствуют. Прежде всего из-за мечущихся туда-сюда узников лагеря. Как-то неожиданно оказалось, что их очень много, хотя еще несколько минут назад это не бросалось в глаза так сильно. Удивительно, как люди могут прятаться и не отсвечивать на такой относительно ровной и хорошо проглядываемой местности? Когда заварушка только началась, я даже удивлялся, куда все заключенные подевались! Похоже большинство просто ухитрялись не попадаться под ноги.

Замок Орсини господствует над озером. Как и триста лет назад он окружен стенами, и башни его все так же неприступны. Хорошо сохранился замок, если бы он был подготовлен к обороне, без пушек взять это сооружение было бы невозможно даже гораздо большими силами, чем есть у нас. Хорошо, что чистые даже не рассматривали возможность нападения. Монахи покинули замок через главные ворота и даже не побеспокоились о том, чтобы их прикрыть, так что мы просто вошли. Просторный внутренний двор и множество дверей, которые ведут во помещения.

— Ну что, разделимся? — сам не знаю, откуда у меня возникла эта дурная эйфория. Шутку, естественно, никто не понял — Конрут вообще пальцем у виска покрутил на мое предложение. Впрочем, выбирать особо не пришлось. Открыта была только одна из многочисленных дверей, туда мы и отправились. Прямо у входа расположился сторожевой пост. Или, может быть пропускной пункт — я не успел понять. Просто две скамьи у стен коридора, на которых сидели по двое послушников с каждой стороны. О происходящем они ровным счетом ничего не знали. Их, скорее всего, и оставили-то здесь потому что просто забыли. Увидев входящих, наряженных в такие же балахоны, послушники, вместо того, чтобы нас остановить, бросились с вопросами. Конрут и Кера справились быстро, и даже обошлись кинжалами — незачем шуметь лишний раз, мало ли кто еще здесь бродит.

— Куда пойдем? — спросил Конрут, когда с чистыми было покончено. — Дышится здесь как-то тяжко.

Дышалось в самом деле неприятно. Как в храме, например. Воздух как будто светится, едва-едва. Еще не обжигает, но уже давит и немного режет глаза.

— Ты просто не бывал в подвалах под чистым храмом, — хмыкнула Кера. — Там это чувствуется гораздо сильнее. Сила этого проклятого бога здесь разлита, вот тебе и тяжело.

— Тебе лучше знать, великая. — Буркнул убийца. — Так куда пойдем?

— В подвалы, — высказался я. — Пленников обычно держат в подвалах.

Предложение было принято, только для того, чтобы найти вход в подземную часть замка, пришлось еще побродить по залам. Конрут, конечно же, заблаговременно раздобыл план замка, вот только чистые изрядно перестроили внутреннюю планировку. Зачем-то были снесены одни стены, а другие, наоборот, построены, какие-то проходы были заложены… в общем, пришлось побегать. Замок не был совершенно пуст — время от времени мы встречали таких же ничего не понимающих послушников, как на входе. Пару раз наткнулись на одиночных монахов — все они умерли быстро и проблем не принесли. И вот, наконец, спуск в подвал. Уже здесь стало ясно, что просто не будет. Насыщенность силой чистого в подземной части замка была выше. Не так, как в подвалах храма, но уже очень ощутимо.

Убранство подземелий, в отличие от надземной части, чистые менять не стали. Стены, обитые дорогой тканью, пушистые ковры на полу, лепнина под потолком. Даже освещение не поменяли — по стенам развешены масляные светильники, на «перекрестках» — целые люстры. И от этого только сильнее чувствуется чуждость этого места привычному миру. Несмотря на обстановку, здесь все так пропитано чистым, что даже огонь в лампах будто бы побледнел и сжался, не желая или боясь гореть в средоточии чистоты.

Подвалы в замке Орсини внушали. Я видел план, который добыл Конрут, но схема, конечно, не могла передать масштаба. Мы будто оказались в том подземном городе, который я теперь надеюсь приспособить под проживание пленных. Сводчатые потолки, переходы, лестницы. Множество комнат. Не знаю, какое у них было предназначение раньше, но теперь все они стали тюремными камерами. И да, там были не только иные. Даже в основном не они — обычные люди, которых чистые почему-то предпочли держать здесь, а не на воздухе. Разбираться было некогда, отпускали всех, кто попадался под руку. Здешние заключенные были далеко не так бодры, как их коллеги снаружи замка. Не думаю, что их как-то намеренно пытали, просто слишком долгое время находились в гнетущей атмосфере подвалов. У некоторых уже почти не осталось одежды, да и на коже уже начали проявляться ожоги — действует сила чистого, хоть и не так быстро, как в этих их прожекторах. Мы и сами тут очень быстро теряем силы. Кажется, совсем недолго бродим по подвалам замка, а уже приходится переставлять ноги с ощутимым усилием. Если верить Кере, я неплохо сопротивляюсь воздействию чистой силы. В таком случае, не представляю, каково сейчас остальным.

С каждой новой камерой, в которой не оказывается сестер, все сильнее нервничает Исмем, ее состояние начинает передаваться и мне. Полное ощущение, что нас ждет какая-то феерическая задница. И самоубеждение не срабатывает.

— Их может и не быть здесь, — я пытаюсь успокоить мормолику. — Не факт, что им удалось распознать в них иную.

— Я чувствую, что сестры где-то рядом. И им плохо, очень плохо, — шепчет Исмем.

— Ладно. Раз плохо, значит, поторопимся. — Конрут мормолику услышал и кивнул. Правда, сильно ускориться не получилось. Свой десяток он разделил на три группки, но велел всем держаться на виду друг у друга, так что мы не очень-то разбредались. Наконец, Исмем почувствовала что-то более определенное. Мормолика рванула дальше по коридору, не обращая внимания на вопросы и окрики — пришлось поторопиться за ней, чтобы не потерялась.

Так, с разгона мы и выбежали в просторный зал. Сразу стало понятно, почему те, кто бежал впереди меня так резко остановились. Я и сам опешил — слишком непривычная, невероятная обстановка. Через пару секунд стало понятно, что многое из этого я уже видел. Такое, или похожее. Просто не ожидал все это увидеть здесь.

Стол. Посреди зала, как водится, находился стол. Обычный металлический. Наподобие прозекторского. Даже на вид холодный и ужасно твердый. Вдоль стен всего зала, направленные на стол, расположено пять прожекторов — тоже, в общем уже привычная картинка, просто опять-таки — не в подвалах. Прожекторы не просто так — откуда-то сверху к ним тянутся трубки и провода. Свет не настолько яркий, как у тех, что стоят снаружи. Думаю, если встать под луч не умрешь сразу, и даже за сутки не умрешь. Однако приятного все равно мало. Перед каждым из пяти прожекторов установлены вертикально стоящие решетки. Не пустующие, само собой. Две из них заняты Акко и Фанессой, — вот куда так торопилась Исмем! — остальные три незнакомыми мне разумными. Вовремя мы успели. Еще пара дней, и мормолики бы закончились, а сейчас они смотрят на нас вполне осмысленными взглядами. Так что потерпят еще немного, потому что нам пока не до них. У нас тут проблема образовалась, серьезная. Голый мужик.

Не то чтобы я так уж боюсь голых мужиков, но этот опасения вызывает. Нетрудно догадаться, что это он был тем, кто до последнего времени лежал на столе. На него были направлены лучи этих пяти прожекторов, которые еще и связаны каждый со своей парой там, снаружи. Мало того, из головы и позвоночника у мужика тянутся какие-то толи провода, толи тонкие шланги. Понятия не имею, для чего, но двигаться они ему явно не мешают. Немного сбивают с толку две розовые ленточки, которыми мужик перевязан поперек груди. Какие-то они кустарные по сравнению с остальной сбруей, да еще и завязаны спереди на бантик. Странно, конечно. Самое угрожающее во внешности мужика — это глаза. Их не видно. Похоже, как будто в череп человеку засунули два фонаря и включили.

— Это что еще за хрен с горы? — озвучил общий вопрос Конрут, только что присоединившийся к замершим в недоумении нам.

— Перед тобой иерарх Нона, кусок грязи, — надо же, ответил! — Пади же ниц. Вы все падите ниц.

— Говна поешь, иерарх, — ответил Конрут, и выстрелил в собеседника.