Записки раздолбая или Мир для его сиятельства

Глава 19 Мир для его сиятельства (окончание)

— Вашсиятельство, десятник. Без оружия. — Бьёрн целенаправленно искал меня, хлопая дверьми пустого дома-дворца. Ансельмо, и правда немного побитый, караулил у главного входа. Я сунул ему в руки арбалет, на который он сначала посмотрел, как на ужас, летящий на крыльях ночи, но в итоге поёжился и взял. Неможно рабам оружием владеть, тем более сложным оружием, могущим пробить рыцарскую броню. Но обращаться с такой игрушкой мой квестор умел — сказывалось вольное воспитание в семье небедного купца. Купцы они тоже обязаны оружием владеть, не у всех есть возможности организовывать караваны с охраной. Большинство свои товары лично возят, и что в руки взял, тем от лихих людей и отбиваться будешь. Речь не о мечах — купцам не до обучения виртуозному искусству фехтования на изысканных клинках, а что попроще, типа топора, дрына, алебарды, самострела или банальной дубины с шипами — кому что по карману. Но, блин, в случае штурма дворца не то, что Ансельмо никого там не удержит — мы все там никого не удержим. Но с арбалетом всё же спокойнее, и от меня посыл, что раб то он раб, но я его вещью не считаю и в преданности не сомневаюсь. А что побил — всяко бывает, сам виноват.

Сигизмунд же охранял заложников — а вот он мог кого-то пристрелить. Из заложников, в случае чего. Да хоть обоих. Марк был его другом, напарник это не просто так. Злой отрок, очень злой, и жаждущий крови. Так что хоть там я спокоен. Лавр до сих пор рыскал по дому в поисках того, что тут плохо лежит, уже дважды пронёс мимо тюки, набитые чем-то звенящим (посуда, наверное), и только Бьёрн разрывается в качестве усиления на всех направлениях сразу. И то, что он здесь, означает, что Ансельмо с гвардейским офицером внизу наедине. Как бы чего не случилось, блин!

— Веди в одну из гостевых комнат на этом этаже… К чёрту. В спальню легата веди, где стол и вещи её милости. Для понта. — Опять я Катрин называю «милостью», принижаю. Уже на автомате.

Отрок ушел, а я вернулся в спальню легата, свернул письмо Катрин, оба пергамента, засунув в приготовленный ею тубус. Порыскал ещё по рабочему столу, но больше ничего интересного не нашёл. Правильно, это не её стол, это резиденция королевского представителя, курирующего весь немаленький и небедный, да ещё очень опасный Юг королевства. А потому прицепил тубус к поясу — у него для этого были специальные крепления и недлинная верёвка.

Развернул кресло к выходу, сел. Броня стала напрягать. Говорю «броня», хотя это на самом деле «доспех», но мне, как человеку будущего, далёкому от реконструкции, побоку. Для меня это одно и то же, а тут вообще и то и то обозначают одним словом.

Минуты через две вошли. Впереди памятный десятник, за ним, на расстоянии Бьёрн, с арбалетом в руках. Гвардеец — без оружия, и более того, без доспеха. Видимо переодевался, гадина, потому так долго шёл — мы дом обыскиваем около часа. Ну, не в подкольчужном же ему являться на важные переговоры, логично? Ибо вдруг и его доспех, приди он в нём, мы также снимем и заберём себе? А он у офицера немного… Более дорогой, чем типовые дружинные, и, подозреваю, сделан на собственные средства. А госпожа подождёт; раз сразу не убили, то часом меньше или больше посидит — не принципиально.

— Добрый день, сеньор. — Сесть ему не предложил. Перебьётся. — Зачем моего человека побили? Эх вы, воины, а слабых обижаете. Не стыдно?

Сеньор запыхтел, аж покраснел от натуги, но сдержался. Не стал мне выговаривать, хотя было что. Лишь скупо, аристократично выдавил:

— Это говорит человек, взявший в плен кузину его величества?

Видите, «плен». Слово «заложник» тут немного другое означает.

— Не в плен, а в заложники, — решил таки ввести я «правильный», свой вариант термина. — Моя пленница — заложница вашего хорошего поведения. Если вы будете вести себя ПРАВИЛЬНО, — выделил я это слово, — мы расстанемся с сеньоритой в миле-двух от городских ворот… Да что там, на границе владений города и графства, прямо у столба. Это мили четыре получается, или пять.

— Пять, — уточнил десятник. Учту. Эти мили — то, что город отхватил, выходя из под моей руки (моегопра-пра-пра…деда, но в принципе могло сейчас быть моим, не случись того раскола). И вернуть их в ближайшие годы при всех раскладах не получится.

— Отлично. Пять. После чего вы заберёте её. Дозволяю ехать следом на расстоянии мили. Миля, для тех, кто в tanke, это вид человечков у горизонта. Отчётливый, на конях, но мА-аленький-премаленький! Если вы совершите ошибку и попытаетесь приблизиться, и тем более её отбить — она умрёт. Мы, возможно, тоже, но нам не привыкать умирать. Мы тут, в приграничье, всегда к этому готовы. Ну так как?

— Что «ну так как»? — нахмурился он, тяня время. Решение не его уровня, не тогда, когда речь о сестре короля. Но принимать его придётся именно ему, как оставшемуся самому главному офицеру, а возможно единственному среди гвардов.

— Будете вести себя хорошо? — ехидно оскалился я.

Сеньор снова запыхтел.

— Тогда меняю условия. Мы отпустим заложников, если предоставите, в течение часа, миллион солидов и vertol'et. Летающую птицу с седлом на крышу дворца. Или дракона, не принципиально. И пообещаете не стрелять в нас, летящих на драконе, во дороге в графство на севере королевства, откуда нет выдачи преступников.

— Я не расположен шутить, сеньор Пуэбло, — ровно ответил он. А вот в плане шуток чел деревянный. Что в принципе ожидаемо, он — воин сотни гвардии короля, где практикуется такая вещь, как дисциплина, а не паяц в цирке, и тем более не вольный дружинник завалящего лихого барона.

— Тогда без шуток. Для выезда нас из города вы должны исключить любой контакт с нами как местного городского населения, так и своих солдат и городской стражи. А для этого первым делом очистить площадь перед этим зданием. На ней не должно остаться ни одной живой души. В противном случае мы в каждом будем подозревать кого-то из вас, и произойдёт непоправимое.

— В смысле СОВСЕМ ни одной? — скупо уточнил он, проворачивая в голове шестерёнки.

— Именно. Горожан тоже нахрен. Я допускаю, что у короля в городе есть недоброжелатели, в чьих интересах банально убить её светлость в наших руках от как бы вашего имени. Мы после будем мертвы, но вы проживёте только до возвращения в Альмерию. Оно вам надо?

— Не надо. — Десятник уверенно покачал головой.

— Далее, вам нужно сделать «зеленую улицу» до самых внешних ворот, — продолжал давать указания я. — Поясняю, это когда улица пустынна. На ней также нет ни единого человека. ВСЯ улица, от дворца легата до Восточных ворот Земляного города, сквозь воротную башню Старого города, на которой должны быть открыты ворота, в которых не должно быть ни души. Также ни души и на самой башне, на соседних и на пролётах стен между ними. Очистить всё — ни одного горожанина, ни одной телеги, ни одной кареты.

— Но это невозможно! — искренне возмутился служака, вдумчиво оценив требование. Я скривил губы.

— Почему?

— А людей куда девать? Сейчас время к вечеру, там мягко говоря людно.

— Оттесните на боковые улочки. И пусть постоят, пока мы едем.

— Начнут возмущаться.

— Пара трупов, и заглохнут. Впрочем, можно просто пролить кровь, легко, не убивая, так даже педагогичнее — меньше после будут ненависть.

Молчание.

— Оттесняете людей туда, — продолжал объяснять я, невинное дитя двадцать первого века, ему, профессиональному силовику века десятого-одиннадцатого, очевидное для любого НЕсиловика своего времени. — Там держите, пока не проедем. Все телеги и кареты — тоже туда. Впрочем, открытые телеги можете оставить, прижав к стене, не загораживая дороги. В которых издалека видно, что спрятаться негде. Но крытые возы и кареты — отогнать. Да что я распинаюсь, вы офицер, сеньор, или поссать вышли?

— У меня просто нет столько людей, сеньор Пуэбло, чтобы сделать такое, — тихо-тихо признался он.

— Значит поссать. — Я обречённо вздохнул. — Ну у Карлоса и люди! В какой жопе он их отыскивает, чтобы доверить важные посты?

Сеньор позеленел, но смолчал.

— Вы, мать вашу, офицер королевской гвардии! — не выдержал и закричал я. — У вас под контролем… Не в подчинении, но под контролем, триста-четыреста городских стражников, с тысячу человек армии города и две-три тысячи местного ополчения, и все они обязаны воспринимать ваши приказы как своих командиров, ибо вопрос касается Короны! Мне кажется, или барон Мигель и мой царственный брат Карлос погорячились с назначением вас на эту должность?

— Сеньор граф, не вам обсуждать мою компетентность и возможности! — Ого, мужик разозлился. Может хоть теперь его голова заработает, а то всё за него делаю. — Но ТАК, — выделил он это слово, — никто не делал.

— Значит, вы будете первым, — скупо констатировал я и пожал плечами.

— Итак, первое, — подвёл я итог. Ну, для тупых любой повтор полезен. — Очищаете площадь. Второе — очищаете улицу. И одну, и вторую. И башню между ними. Третье. На внешних воротах тоже не должно быть ни одного человека. Вообще ни одного! Открытые ворота, поднятые решетки. Никого и на соседних башнях — та же схема, что и на воротах Старого Города. Въезжающих в город оттеснить от ворот шагов на пятьдесят, чтобы не мешали ехать. Выезжающие подождут на боковых улицах — не баре. По текущим моментам есть вопросы?

— Нет. — Он покачал головой. — Но снаружи, на выезде из города, я не смогу обойтись без солдат. Вооружённых солдат. Хотя и в городе это крайне сложно.

— Не вопрос. Личный состав можете использовать сколько угодно, но только пешим строем и из оружия только мечи. Увижу копьё, алебарду, лук или арбалет — её высочеству крышка. Мне даже не нужно поднимать руку, я её испепелю на расстоянии, даже если её кто-то закроет, например, телом. Задача ясна? — Для визуализации подсветил на ладони факел с локоть высотой.

— Да. — Гвардеец побледнел. Для этого мира одарённость не такая мощная, как описываемая в наших романах магия, и видение магии вживую для аборигенов — это примерно так же, как если бы её увидел я.

— Справитесь?

— Потребуется время.

— Мы не спешим. И это… — Я нахмурился. — Если вы в погоне за нами после того, как мы оставим сеньориту у граничного столба, пересечёте границу графства, буду считать вас захватчиками. Мы уйдём, бросим лошадей с вещами и уйдём, но после я буду считать себя в состоянии войны с его величеством со всеми вытекающими последствиями. Вы готовы взять на себя ТАКУЮ ответственность? В развязывании ТАКОЙ войны?

Сеньор испугался. Именно подобной постановки вопроса — взятием ответственности. Хотя ручаюсь, именно это он мысленно и хотел сделать — преследовать нас, когда отпустим сеньориту, чтобы проучить. И поскольку сотни Вермунда на границы у меня нет, напугать сеньоров гвардейцев может только опасность огрести по шапке от собственного начальства.

Нет, если ему прикажет тот же барон, он в лепёшку разобьётся, но нас нагонит. И перебьёт. И трава не расти — не его проблемы что будет дальше. Но так, чтобы под монастырь идти самому… Не лейтенантский это уровень, объявление войн.

— Сеньор, я хотел бы увидеть свою госпожу и своего командира, — перевёл на самый важный аспект переговоров вояка.

— Разумеется. Бьёрн…

— Вот они. Живые и здоровые. Пока.

Мы вошли в «пиршественную залу». Великовата для содержания всего двух заложников, но так уж получилось. Барона раздели, помогли снять с него и доспех, и кольчугу, добавив к боевым трофеям. А в подкольчужном белье он смотрелся мягко говоря не солидно. Сразу видно, старик. Дряхлый, хоть местами и хорохорится. Ему бы в кресле сидеть, мемуары писать, а не по боевым югАм разъезжать…

Хотя такие вот старички те ещё живчики. Ещё б с мозгами ему подфартило. Но чел наверняка невероятно преданный, раз ему доверили слежку за лояльностью главной конкурентки Карлоса, да ещё наделили правом принимать самостоятельные силовые решения вплоть до устранения нежелательных владетелей. За преданность ценят, а не за ум. Так тоже бывает.

«Ну и идиот этот Карлос!» — не мог не отметить я. Впрочем, я не на его месте, не знаю всего, и судить строго не буду.

Оба пленника сидели в креслах свободно, если можно так выразиться, имея связанные руки за спиной. Катюша изо всех сил демонстрировала аристократическую несгибаемость и презрение к нам, нечестным, а потому недостойным называться благородными. На вошедших нас с десятником обернулись, их глаза с интересом замерли на фигуре офицера.

Оценив обстановку, тот «военным» голосом, только что пятками сапог не стукнув, произнёс:

— Ваша милость, ваша светлость, в качестве требования от захватчиков я получил просьбу освободить от жителей города площадь и улицы по маршруту вашего следования за город, включая ворота. Для безопасного проезда вашей с ними колонны, дабы не произошло накладок и стычек с местными в людных местах. На границе города и графства они обещают вас отпустить.

— Выполняйте, — склонила голову Катрин. — Мы не в том положении, чтобы торговаться. Думаю, сеньор Пуэбло дорожит каплями оставшейся родовой чести и сдержит обещания.

— Честь? Тьфу! — честно признал я то, за что стал бы изгоем в местном обществе. — Я прагматик, моя милая. А тащить тебя в Пуэбло, как ты до этого хотела, в данной ситуации мне не выгодно. Как и убивать тебя. — При словах о «как ты хотела» сеньорита нахмурилась, как от зубной боли. Поняла про письма. После чего её взор скользнул мне на пояс… И ей стало совсем грустно. — Что же касается моих требований, уважаемые, то убивать тебя, твоя милость, невыгодно только МНЕ. Но случайности они знаете какие? Уберите всех арбалетчиков с крыш вокруг площади, — это я десятнику. — И не ставьте их по крышам и верхним этажам по ходу следования. Никуда. Играем честно.

— Но сеньор граф, там нет никаких арбалетчиков… — начал гвардеец. Я оборвал:

— Родной, не заливай. Я не первый год живу. — Оскалился. Сигизмунд же пронзил меня напряжённым взглядом: «Ну-ка, прав наш граф или нет?»

— Убери! — подал голос барон, сдав своих, хотя у меня не было никаких доказательств. — Это демон в человеческом обличье. Давайте попробуем играть, как хочет он. Надеюсь, демоны держат слово.

— Дедуля, «как хочет он» значит всего лишь честно, — бросил я торжествующий взгляд на Сигизмунда. «Что, выкусил? Они там были!». Тот голову опустил, пожав плечами: «Признаю, был неправ». От вояки его уровня это многого стоит.

— Честно… — повторил Старый, но на этом концерт пора было заканчивать.

— Офицер, задача ясна? — снова обратился я к гварду. — Наши требования таковы, и не изменятся. В случае нарушения последуют санкции, вплоть до убийства её светлости, она же её высочество, она же её милость. Если ясно, выполняйте, теряем время.

— Иди, — а это сеньорита, отпустила его. Я, несмотря ни на что, ему не командир. Гвардеец в сопровождении Бьёрна вышел. — Ты лазил по моему столу? — А это мне.

— А то. — Я прошёлся и сел в оставленное недавно кресло. — И знаешь, есть вопросы. По носителям древнего знания.

— А что будет, если я не захочу отвечать? — надула она губки.

Барон вновь напрягся. Вновь игра не его уровня.

— Ничего. Вопросы останутся. И нам надо будет их решать, — принял я подачу на свою сторону. — Но у тебя не будет моего к тебе хорошего человеческого отношения. Буду считать тебя корыстолюбивой букой. А значит, когда будем договариваться, торговаться буду отчаянно. А я это умею.

— Там видно будет, — отмахнулась она. Ну что ж, ожидаемо. Я не стал уламывать и унижаться, наоборот, молча встал, чтобы закончить святое хомячковое дело, то бишь сбор военных трофеев. А заодно заняться спасением культурных ценностей, которые иначе, без моей помощи, погибнут в этом доме через час-два. В принципе и погибнут они с моей помощью, так что в плане этих вещей я царь и бог. Приятно чувствовать себя богом хоть в чём-то.

Гвардам потребовалось почти два часа на организацию процесса «выноса тела». Мы могли засекать, так как из окон, выходящих на площадь, были видны часы на городской башне. И когда народ начали разгонять усиленные представителями королевской гвардии отряды стражи, услышали по недовольным окрикам оттуда. Даже гулкие удары раздавались — кто-то сопровождал свои требования тумаками. Я так прикинул, что в Аквилее живут не только купцы, есть и много благородных, в том числе очень известных благородных, при деньгах. Едешь ты такой, или такая, в карете, по городу, а тебя какая-то дичь с оружием не пускает! Что за нах?! Та дичь, что вчера тебе вслед подобострастно кланялась, сегодня тебя же в стойло ставит? Думаю, у стражи сегодня много интересной работы, и к вечеру наберётся немало разнообразных впечатлений. А как магистрат сейчас на «очке» сидит — обкакаться хочется как представлю! Торгашня грёбанная.

Тем не менее, через один час и сорок восемь минут памятный десятник вернулся.

— Ваше сиятельство, дорога свободна. Всё согласно уговору.

— Хорошо. Идите, сеньор. Мы справимся без вашего присутствия.

Ушёл.

Катрин под конец начала упираться. И даже тычок в спину не помог.

— Сволочь! Мне верёвки запястья режут! Я рук не чувствую! Быстро развяжи меня!

— Переживёшь, моя прелесть. — Я продолжал тащить её вниз.

Она не вняла, брыкаться не перестала. Пришлось взять её за волосы и силой выволочь к верхней площадке лестницы, невзирая на то, что она запуталась в платье и упала, проехавшись по полу коленями. Боже, сколько гадких слов знают аристократки! Около лестницы снова наклонил её прекрасное личико и «уронил» сеньориту на пол. Пусть полежит, отдохнёт. Я не мстительный, я просто злой, и у меня память хорошая.

Заплакала:

— Боже! За что ты меня так ненавидишь! Ты же читал письмо, понимаешь, что это не я!

— Авансом, — буркнул я. — Ты убила бы меня завтра. Узнав всё, что нужно. Да хоть в том же Пуэбло. Как отработанный и опасный материал. Либо решив не допустить попадания опасного материала другим игрокам королевства. Церкви, например.

— Да кому ты нужен! — фыркнула она, начала подниматься, что в платье, с руками за спиной, поверьте, непросто. Тушь на её глазах от слёз потекла, но вытереть её она не могла. А вот теперь не верю. Плохая актриса.

— Сама пойдёшь, или помочь? — вежливо осведомился я, кивая на ступеньки. Там падать больно, и можно шею сломать.

— Сама.

— Лавр, к лошадям их. — Я не стал ей помогать — не заслужила. Моё сопровождение ей по статусу, а так я унижаю её достоинство, передоверив конвой рядовым отрокам. М-да, сколько в сословном обществе заморочек! Спасибо памяти Ричи, что я хоть как-то барахтаюсь.

— Понял, — кивнул отрок, и я оставил их, заново обойдя дом. В принципе, мы забрали не так много. Серебра нашли солидов на двадцать, в кабинете легата (это где мы вели переговоры) был плохо спрятанный тайник. А железо, если его раскалить докрасна, прекрасно вскрывается простым мечом, как консервная банка. Ещё нашли пару тюков с посудой — взяли только серебро, медь решил оставить, и так лошадки под завязку набитые. А уже вечер, нам до темноты надо будет проехать как можно больше, не надо их загонять. Также я срезал мечом пять гобеленов с разнообразной живописью — всё, что нашёл. «Живых» картин, масла там на холсте в раме, тут не было, только вышивка на ткани. Слово «гобелен» из нашего мира, здесь этот вид искусства называют другим словом, не созвучным ни с каким из мне известных, но я уже говорил о странностях работы мозга попаданца — он автоматически облекает местные термины в понятные по двадцать первому веку. Так что будут они гобеленами, и даже без кавычек.

Три картины были так себе, несмотря на то, что краски яркие, и прорисовка неплохая. Но вот батальную сцену и красивую схематичную женщину, найденную первой, решил забрать себе. Почему? А за труды! За то, что спас для местного искусства три других работы, одна из которых оказалась гигантским полотнищем на всю гостевую комнату (одну из гостевых, выходящих в патио). Не батальное сражение, а замок с чёткой прорисовкой деталей. С крестьянами, пашущими за воротами, с лучниками на стенах, даже с катапультой на башне. И гуляющими дворянами со вторыми половинками на первом плане. Несмотря на то, что все изображённые люди напоминали уродцев, опознать в них людей было легко, также как их происхождение. Всё это добро я начал перетаскивать к лошадям. Таскал в несколько заходов. Картину с замком частично волок по земле — очень здоровая, зараза. Кстати интересно, где такие делают? Ричи ничего про такой вид искусства не знал вообще.

— Нет, ты не мелкий воришка, ты большой вор! — констатировала принцесса, стоя около лошади, глядя на мои потуги вытащить полотно.

— Ансельмо, возьми двух лошадей из местной конюшни и упакуй это. — Кивок на выволоченную здоровенную тряпку. — И это. — Кивок на вторую, уже вытащенную. Я развернулся и пошёл за третьим гобеленом. Не западло, хоть и граф — это ж высокое искусство! Его в принципе не каждый может понять! Лучше лично вынесу, целее будет. Да и фактор того, что это добыча, в корне меняет дело, добычу и графу нести не западло.

Ещё через пятнадцать минут всё упаковали. Те, что решил забрать — к нашим вещам, на наши лошадки, три «спасённых» — на позаимствованные. Отдам их высочеству когда будем расставаться. Лошади недёшевы, но их брать я почему-то не стал. Это не посуда, и не предметы искусства, за ними след тянуться будет. Хотя какая к чёрту разница? Ан нет, не стал.

— Будем выезжать, оставь ворота конюшни открытыми, — бросил я Ансельмо. — И ворота дома — тоже.

— Но кони могут… Разбежаться, — нахмурился Ансельмо.

— Я тихо говорю, или у тебя со слухом плохо? — картинно сощурился я.

— Так точно, ваше сиятельство! Глупый Ансельмо всё понял! — Квестор склонился в раболепном поклоне.

— Выполняй.

Снова поднялся на второй этаж. В самую дальнюю комнату. Гостевая. Пустынная. Напрягся и «выстрелил» пламенем в сторону мебели и драпировки стен. Следующая комната. То же самое. И следующая. А вот главная зала, тут пол каменный, из мебели столы. Хрен с ним, и их подожгу; если загорятся — гореть будут весело, а нет — ну и хрен с ними.

Когда спускался на первый, в коридорах второго этажа уже вовсю воняло дымом и гарью, но огня пока видно не было. Напрягся и подпалил драпировки коридора. Обоев тут не знали и обтягивали стены красивыми тканями, а двери утепляли портьерами. Всё это прекрасно горит, пусть сам дворец и сделан из камня и бетонных плит перекрытий (я проверял).

Комнаты слуг. Мебели гораздо меньше, меньше тканей, минимализм. Но и тут нашлось, что поджечь.

Когда вышел во двор, из окон второго этажа уже рвалось пламя, над дворцом легата поднимался чёрный дым. Городского пожара не боялся, дома вокруг тоже каменные, огонь не перекинется. А перекинется — потушат, тут есть кому. Но королю я оставил знак, как сильно его вертел и где видал. И более того, этот знак сегодня увидит вся Аквилея. Я заработаю очки не просто как бедняжка малютка-графёныш, убегающий от пытающихся убить его злых и суровых королевских посланцев, а как человек, вступивший с ними в бой на равных, могущий в ответ и укусить. Для средневековья это принципиальная разница. Я не сбегу, а именно уеду, отступлю. Вернусь на укреплённые позиции. А король останется посмешищем, не смогшим тихо и без свидетелей убить находящегося почти без охраны пацанёнка, которого и графом толком сложно назвать, упустившего его из огромного мощного города-ловушки, и главное, получившего от этого мальчишки по щам, ибо как ещё назвать пожар в доме его представителя при том, что у него в городе минимум полусотня личных гвардов, не считая подконтрольной стражи, а у меня — пятеро (изначально было) не самых опытных отроков личной дружины?

— В-вашсиятельство! — Ансельмо смотрел на меня с отвиснутой челюстью.

— Граф, мы начали переживать. — А это позволил высказать «фи» Сигизмунд, взявший на себя роль временного командира, а командир должен иметь право высказывать охраняемому объекту «фи». Дескать, огонь, дым, а тебя, твоё сиятельство, нет и нет. Беспокоились!

— Всё нормально, живой, — отчитался я. — А это привет для его величества. Послание, дескать он не совсем прав.

— Сколько раз говорить, Карлос тут не при чём! — топнула ножкой сеньорита. — Это инициатива Мигеля!

— А Мигелю кто ценные указания давал? — презрительно бросил я, ибо она достала показной тупостью. — А Мигель ЧЕЙ, блин, человек? Не его разве? Может он на Солана работает?

Ну не получится, родная, у тебя мною манипулировать. Не-по-лу-чит-ся! Что не понятного? Придётся всё заново начинать. Да ещё на моих условиях. И лохматка твоя, извини, меня не впечатляет. Я ещё в теле Ромы таких лохматок вертел, и всяких разных больных на голову с претензиями навидался. Не по Сеньке шапка, родная. Местных мажориков охмуряй, им ты и твоя лохматка в самый раз будет.

— Поехали. — Залез на Дружка. В доспехе это сложно. Нужна физическая подготовка. Но Ричи, слава богу, воспитывался правильно, в физическом плане наставники его гоняли не хуже отроков гвардейской сотни, и на коняшку я смог залезть без проблем. Да тут, в этом мире, слабому в принципе делать нечего. Суровое мрачное средневековье. Времена изнеженных аристократиков времён д'Артаньяна, с белыми ручками в белых перчатках, ничего тяжелее шпаги не поднимающих, ещё не наступили.

— А-а-а-а…

Сказать сеньорите ничего не дал. Свесился с седла, сгробастал её под мышки (чтоб не трогать руки, там верёвка, при её натяжении больно), и под немыслимый визг водрузил перед собой, ноги на одну сторону седла.

— Оставь её, урод!.. — кинулся было ко мне барон Мигель, не соизволил узнать даже его имя, он же Старый, почему-то с развязанными руками… Блядь, проморгали! У, сука, вертухаи грёбанные! Надо будет втык парням сделать, как будет возможность. Если будет.

…Итак, Старый каким-то неизвестным мне образом развязался. И кинулся ко мне с кулаками. Нахрена — не въехал, смысла в этом не было. Видимо от долгого сидения и понимания наступающего лично для него пиздеца чуваку снесло крышу, решил перед смертью погеройствовать. Но сделав пару шагов, замер. Уставился на нас широко раскрытым глазом. Только одним, ибо из второго его глаза торчал железный короткий и толстый невероятно смертоносный стальной болт. Только Марку болт зашёл под правый глаз, а выродку под левый.

— В расчёте, — заявил Сигизмунд, и не думая скрывать намерений.

— Хорошая реакция! — похвалил я, ибо на самом деле отрок отреагировал быстро. Доля секунды, и Старый мёртв. Я не успел даже испугаться, не то, чтобы среагировать и запустить в него огоньком (я это и безоружный могу сделать).

— Ты! — Сеньорита опешила, даже брыкаться и визжать прекратила. — Вы! Убили его! — заорала она, и дёрнулась так, как я от неё, хрупкой барышни, не ожидал, чуть было не свалив меня с седла. Толку что руки связаны, она как-то и так умудрялась бешеной быть. Если бы не стремена, рухнул бы к чертям на каменный булыжник двора дворца легата, честное слово!

Хрясь! Это я ей, по лицу. Останется синяк, но сейчас плевать.

— Заткнись! Заткнись, я сказал!

— Вы!.. Ты не понимаешь, что вы натворили! — как заведённая повторяла она — сей человече был ей близок.

— Что? Что мы натворили? — заорал я в ответ. — Мы, blyad', вам проблему решили! Что делать с тем, кто эту кашу заварил! Или ты серьёзно не понимаешь, что Карлосу, суке, нужен будет strelochnik за его неожиданную разборку, и более того, противостояние с одним из ключевых владетелей Приграничья перед сильным набегом? И как ему наказывать уважаемого и преданного барона? А наказать будет надо, чтобы предъявить другим владетелям — вот что бывает с идиотами, посмевшими исковеркать правильный приказ сеньора по своему скудому уму! Я вас от позора спас, blyad'! Заткнись, сука, пока хлебало не разъебал! — И для остраски снова стукнул по лицу, но уже не сильно.

Замолчала. Прониклась.

— Ансельмо! — не мог так быстро успокоиться я и продолжал орать. — Мы едем или нет?

— Так уже, вашсиятельство!

Квестор открыл ворота, и по моей команде наша кавалькада начала выезжать за пределы горящего здания.

— Кони спасутся? — бросил я, выезжая вслед за Бьорном и Сигизмундом, каждый из которых вёл под уздцы по одной лошади, к которой, одна за другой, были прикреплены, цепочкой, ещё по две. Две заводных и по вьючной с овсом, едой и спальниками. Джентльменский набор, на случай чего. Да, они тоже будут вести лошадок, иначе не получается — слишком мало людей. Можно было забрать племянников у Илоны, всё равно она скоро в замок явится, но вдруг будет рубка? Вдруг у нас не получится бежать? Тогда племянники погибнут, а этого я не хотел. Муж же её мягко говоря не внушал мне оптимизма и доверия — крепостных женили не на ком хотят, а по решению сеньора. Или сеньоры. И зная маман, уверен, это она подобрала папане зятя, как до этого выдала замуж за ничтожество и саму его пассию. Один я не буду никого вести — руки будут заняты единственной оставшейся заложницей. А вот Ансельмо досталось самое сложное — и мои лошадки, и свои, и все-все грузовые. Но раз позиционирует, что не воин, пусть как хочет выкручивается, но караван ведёт. Так ему, трусу, и надо.

— Граф, сейчас есть стрелки? — Это ожил Бьёрн, едущий первым. — Я не ощущаю.

— Да ты и с утра не ощущал, — заметил Сигизмунд.

— Точно. Вот и интересно.

— Хрен знает, — честно признался я. — Я не ясновидящий, я жопочующий.

Отроки загоготали. Катрин, смирившаяся с участью и системно дующая губки, тоже на долю секунды улыбнулась.

— Как думаешь, твои люди сдержат слово? — спросил я её, чтоб не молчать.

— Должны. Только Мигель мог… Играть по-своему, — призналась она.

Пауза.

— Ричи, он был мне как второй отец. С детства меня воспитывал.

— Но был предан твоему братцу, — парировал я. — И был «твоим» только пока ты не делала против Карлоса резких движений.

— Он был предан дяде. Карлос, он… — Сеньорита нахмурилась, задумавшись о своём, но в эти материи лезть я не хотел. Я не знаком с её семьёй достаточно хорошо для этого. Не маленькая, пусть сама думает, кто для неё кто. Но мне показалось, что этот Мигель её если б и не убил, то скрутил и доставил к сеньору в случае шухера. Хотя смерть его была случайной. Я хотел вырубить его ударом по кумполу у самых ворот, чтобы не сгорел и дымом не задохнулся. Пока оклемается, нам помешать уже не успеет — будем далеко.

— И всё же. Что дальше? Как нам жить после случившегося? — задал я вопрос, подавая пробный мяч. Всё равно кроме как трындеть, мне делать было больше нечего. У меня нет природной интуиции, какие описываются в романах. И искусств ассасинов и разведчиков я не знаю, опасности на расстоянии не вижу. Бьёрн и Лавр с арбалетами в руках, высматривающие, что творится по сторонам и впереди, куда компетентнее. Сигизмунд стрелял с лошади, арбалет перезаряжать слезать не стал, а потому снял с плеча заготовленный заранее лук, и управляется им он прекрасно. Я — на самый крайний случай, если потребуется огонь для возможности отвлечения внимания, последний шанс, а до этого пока далеко.

— Я не знаю, — покачала она головой. — Ты мне понравился… Тогда. Искренне понравился. Я была счастлива, и хотела ехать с тобой. И ты напрасно говоришь, что тебя бы убили. Нет, тебя бы ВЕРБОВАЛИ, Ричи. Как графа, владетеля, лояльного и союзного Карлосу. А теперь… — Разочарованный вздох.

— Кто такие, чёрт возьми, носители древних знаний? — продолжил пытать я. — Сколько их было?

— Почему я должна говорить? — сморщила она носик.

— В качестве инвестиции в будущие взаимоотношения. Разве оно того не стоит?

Мы покинули площади и поехали по главной улице Старого города. Людей и правда согнали, люди стояли в боковых улочках, за линией стражников оцепления. Стражники стояли к нам спинами, все такие красивые, в собственных типовых бригантинах и кольчугах (усиление у них, террорюги какие-то сестру короля и сеньора города в заложники взяли), но вот глаза обывателей я видел. Испуг там был, страх попасть в жернова разборок владетелей, где крайним станет весь город, но был и интерес. И была… Страсть. Они болели, как фанаты на футбольном матче. Кто-то за меня, желая мне удачи, кто-то наоборот, меня ненавидел. Нам вслед слышались и подбадривающие крики, и пожелания сдохнуть, и к счастью наверное, что раздельных трибун тут ещё не придумали.

— Мы знаем о полутора десятках, — ответила сеньорита, как и я, разглядывающая толпу и окружающую действительность. — За тысячу лет. Из них допросить смогли только четверых.

— Хмм… Не густо. Что же случилось с остальными?

— Погибли. Все. И все очень глупо, кроме одного, из-за которого церковь начала на них охотиться. Он провозгласил себя пророком, восстановил никейскую ересь, дескать, бог на самом деле не единый бог, а существо из трёх личностей. Что Христос не его сын, а он сам, его часть. И-по-стась, — по слогам произнесла она незнакомое большинству местных обывателей слово. — Представляешь, какие идиоты!

Я покивал, решив не говорить, что именно это учение… Скажем так, победило везде, кроме их мира.

— Бред! Бог есть бог, Иисус — его сын и главный пророк, Он сам всем говорил, что он — сын божий. А голубь — его посланник, вестник. Как Меркурий на Олимпе.

Но этот тип расколол единую до этого церковь, привёл королевство к гражданской войне. Это было лет семьсот назад, как раз когда ты рассказывал про всесилие церкви в Риме. Я ещё удивилась, не связано ли это с расколом?

— Ну-ну. — А девочка не глупа. Про инвестиции поняла. Да уж, лучше раскрыть часть карт и нормально общаться, чем торговаться и замирять меня на моих условиях. Кажется, тут она меня обыграла, вовремя открывшись. Торговаться отчаянно, как планировал, не получится. Придётся уступать.

— Ещё мы знаем, что Империя погибла в тысяча двести пятом от Рождества Христова, — продолжила она. — Её уничтожила Венеция. Это город, возникший на месте гибели Старой Аквилеи, между прочим! — Последним фактом она гордилась, будто имела к нему отношение. — Захватила Город Константина, вторую нашу Древнюю Столицу. Отсюда мы, в принципе, узнали и о гибели Старой Аквилеи, и о том, что ТАМ счёт лет ведётся от Рождества, а не от Основания Города. Но я не знаю перевода дат, какая разница в календарях, и не могу судить, насколько давно это было.

— Кажется, Рождество датируется семьсот пятьдесят третьим годом от основания Города[11], города, но я тоже не уверен, — поддержал её инвестиции я. — А римская империя пала в тысяча четыреста пятьдесят третьем. Римляне через полвека смогли отбить у венецианцев город Константина. Но прежней империи уже создать не смогли. А через двести лет к ним пришли кочевники с Востока и захватили город уже окончательно, сделав свой собственной столицей.

— М-да. Этого я не знала, — покачала она головой.

Пауза.

— Рома, ты нужен! — произнесла она с энергией и жаром. — Мы хотим знать, что было! Хотим понять, что вообще происходит и как мы тут оказались!

Оп-па! Открытие! Не зря в Аквилею съездил. Они ТОЖЕ не знают, как тут оказались, хотя у них все летописи и архивы, какие только есть. М-да.

— Баш на баш, — коварно усмехнулся я. — Рассказываю что знаю в обмен на то, что вы даёте почитать древние хроники времён Основания.

Катюша нахмурилась.

— Это не я решаю. Но поговорю. Думаю, это возможно.

— Поговори, — кивнул я. — Так что же с остальными другими было? Кроме пророка?

— Я ж говорю, после того еретика, остальных начала уничтожать церковь. И прекратила это делать совсем недавно, лет двести назад, после неудачной попытки подмять под себя королевскую власть. Как в том Риме у них не получилось, и наш прапрадед… Скажем так, расставил на места епископов более молодых людей со свежими взглядами. И с тех пор нам попало в руки всего четверо. Хотя было больше, они просто… Не выживали. Не доживали до приезда наших людей, кто мог что-то сделать.

М-да, суровый мир. Меня бы, родись я крестьянином, тоже бы быстро убили, вздёрнув на ближайшем дереве. За непослушание. За то, что осмеливаюсь в глаза смотреть. За то, что сдачи даю — а я дам. Короче, мне сто пудово не жить крестьянином. Королевская тайная служба вряд ли бы успела просто узнать обо мне, не то, что помешать. Хотя, уже обрисовывал, и будучи представителем других сословий выживаемость моя была бы так себе.

— Они рассказывали про какое-то странное оружие, — нахмурилась она. — Медные трубы, куда засыпают порошок, который даёт огонь, и из трубы вылетает смертоносный снаряд. Изготовить его не смогли, не поняли, что за порошок, из чего делается. Кто-то что-то говорил о каком-то стим-двигателе, для которого нужны дрова и горючий камень. Повторить тоже не смогли.

— Или не захотели.

Она пожала плечами.

— Говорю же, к нам попало всего четверо. И эти четверо были в жалком состоянии. Жалком духовно, они… Были сломаны, — нашла она подходящее сравнение. — У меня мало слов описать это, но когда человек отчаивается и ему становится безразличен окружающий мир, он не расскажет многое. Словно они привычны к миру, где гораздо меньше насилия и жестокости. Скажи, Рома, как оно там, в другом мире? В СТАРОМ мире? Правда нет такого насилия, как у нас?

Вот сучка! И отбрыкаться, что уже я «жду трамвая», больше не получится.

Я загадочно ухмыльнулся. Что ж, оно и к лучшему, что раскрыты все карты. Я сам предложил торг на новых условиях, и начнём его прямо сейчас, поднимая цену собственным акциям.

— Честно? Всё там тоже самое. Да, грязи меньше, крови, кишок. Жестокости да, сильно меньше. Но это только так кажется, потому, что она размазана и завуалирована. Здесь куда меньше лицемерия и предательства, чем там. Люди суровее, жёстче, но в то же время наивнее и чище. Так что в целом то ж на то ж, принцесска. И да, я не знаю ни как сделать стим-двигатель, ни как создать новое оружие. Я не учёный муж, а помощник купца. Всего лишь. Был… — добавил я грустно.

— Заметно. Хорошо торгуешься, — довольно, как объевшаяся сметаны кошка, улыбнулась она. — А вот и первые Восточные ворота.

За разговором мы и не заметили, как проехали весь Старый город. Огляделся вокруг. Башни пустые, либо воины за зубцами хорошо прячутся. Стены тоже. Ворота открыты — зев мрачной пещеры выхода манил своей чернотой. Заехали. Так же, шагом, слушая цокот копыт о брусчатку мостовой. Идеальное место для ловушки — напряглись все. Ламп и факелов тут никто не вывесил, а может специально убрали, но пока ещё не стемнело, это было не критично. Нет, ловушка не захлопнулась, решетки не опустились, на выезде никто не ждал. Бьёрн, конечно, проехал тоннель первый и дал «одобрямс» остальным, но я ж знаю устройство пворотной башни, захотели бы — замуровали.

— И как тележку самоходную сделать тоже не знаешь? — огорошила она следующим вопросом, когда выехали в шумный Земляной город. Город был шумный потому, что на всех соседних и боковых улицах было полно ругающегося и матерящегося народу. И стражи тут было в разы больше. И телег прижато к левой от нас стороне улицы стояло по ходу движения изрядно.

— Бьёрн, может ускоримся? Предчувствия нехорошие, — крикнул я.

«Угу, как бы горожане нас бить не начали. А что, и такое бывает».

Перешли на рысь. Быстрее таким табуном опасно. Но задерживаться не будем.

— Если стража не удержит толпу… — ехидно заиграли глазки сеньориты, но я осадил:

— Ты умрёшь. Ну, если не удержит. — И добавил. — Самоходная телега это ОЧЕНЬ сложный механизм. А я не знаю, как стим-двигатель сделать. Впрочем есть одно транспортное решение, и оно, возможно, вам даже понравится. Потолкуем о нём как-нибудь на досуге. — Я приторно улыбнулся.

Пауза, осмысление.

— Рома, не будь таким жестоким. — Это она, естественно, про первую часть моей фразы. Вторую просто приняла к сведению. — Я вижу, ты гораздо более жестокий, чем любой из наших рыцарей… Грабящих завоёванный город. Просто не понимаешь этого. И считаешь себя добрым, хотя внутри ты — чудовище. Но я вижу, ты не хочешь быть чудовищем. Тебе претит. Вот и не надо быть им.

— Согласись, мы стоим друг друга? — снова оскалился я. — Два чудовища, на голову превосходящих окружающих представителей жестокого мира, но не желающие быть чудовищными. Прикольно, да?

Я зло оскалился и продолжил:

— Только я такой потому, моя дорогая, что хочу ЖИТЬ! А вы дать мне жить не хотите, и я не верю ни в асс вашим словам. Но ты должна понимать, что если зверя загнать в угол, он способен на любой отчаянный поступок. Катрин, не загоняйте меня в угол и я не буду чудовищем! Только и всего.

Я готов к переговорам. Я готов уступать, рассказывать, если ко мне с вежливостью и на равных. Но если надо будет драться — буду драться. Так, что вы пожалеете, что были такими высокомерными снобами и не уступили в малом.

Я не хочу войны. Я не хочу насилия и жестокости. Но я готов к ним, если будет необходимость. И это единственное, что отличает меня от вас. Вы не понимаете ценности человеческой жизни, для вас люди — мусор. Я — понимаю. КАЖДОЙ жизни, вне зависимости от статуса и сословия. Но в отличие от вас, я готов к любым жертвам, осознанно понимая их ценность, тогда, как вы, не понимая ничего, жертвовать всем просто не готовы. Неправда ли?

— Мне нужно взять паузу и подумать над всем этим, — произнесла она. — Галадриэль та ещё сучка, но мы не зря позволили ей всё то, что позволили.

— На живца ловите? — Я усмехнулся. — Носителей древних знаний.

Она не ответила. Но было и не нужно.

В молчании приблизились к воротам Земляного Города, которые тоже носили лаконичное название Восточные. С фантазией у основателей было не очень, что, учитывая угрозу орков под богком, простительно. Оцепление в районе стены стало сплошным, и шло почти по улице. В темпе заехали в провал воротной башни, уже почти ничего не боясь, и вынырнули на той стороне. Кольцо стен осталось за спинами.

Тут стражи было около полусотни. Ибо въезжающих в город — несколько сотен. Ряды телег и карет, не считая пешеходов. Время вечернее, уже смеркаться начало, но они, видимо, не могли проехать все последние часа два. Копились, копились… А что такое злые водители в пробке — даже мне-Роме известно.

Перешли в лёгкий галоп, желая поскорее оторваться от мрачных стен Аквилеи, воспринимая их как страшный сон. Все кони, не только Дружок, почуяли изменение настроения хозяев и припустили с радостью. И то, что время вечернее даже хорошо — встречных телег и путников, окромя оставленных за спиной, почти не было.

— Ходу! — командовал Сигизмунд, но лишь для вида, что он командует.

Через милю я обернулся. От ворот отделилось несколько верховых силуэтов в доспехах, человек двадцать или тридцать. Без заводных лошадок, что хорошо.

Мы скакали по высохшему грунту, по полям, по дороге, за пределами стен города-ловушки, но внутри всё ещё сжималась пружина. Я не верил, что всё так просто. А потому скакал вместе со всеми, в молчании и напряжении, пытаясь ощутить своей ясновидящей жопой, что может пойти не так.

Но вот и пограничный столб, за которым — графство. Территория вольного города закончилась.

— Тпру-у-у! — первым притормозил Бьорн.

— Приехали, вашсиятельство! — разжевал Капитан Очевидность Сигизмунд.

— Я постараюсь приехать осенью, — произнесла пленница. Я сжалился и разрезал, точнее прожёг верёвки у неё за спиной. Последние мили она молчала, борясь с болью в запястьях. Только осмотрев кровавые борозды, я понял, как она мучилась. Но сочувствовать не стал — эта штучка, имея свободные руки, могла чего-нибудь и выкинуть. — Я докажу тебе, что никто не хочет твоей смерти.

— Конечно. Не раньше, чем расскажу всё, что знаю, — я иронично усмехнулся.

— Всё рассказать ты не сможешь, — покачала она головой. — Что-то всегда остаётся не рассказанным. Убедила?

— Зай, мне тоже нужна пауза для осмысления, — признался и я. — И у меня будет очень жаркое лето. Набег степняков никто пока не отменял, не забыла?

— У тебя хорошие командиры, — нахмурилась она. Будет надо — пришлём своих. Пусть они командуют, они в этом лучше разбираются.

— Посмотрим.

— Не лезь в пекло! — настояла она, а я мочувствовал deja vu — меня снова строили. — Если ты не воин — то это не твоё. Кто-то должен сидеть в замках и направлять тех, кто получает от войны удовольствие. Мозги всегда важнее храбрости.

— Хоть это вы с братцем понимаете, — закрыл я дискуссию, решив в неё не вступать. — Ладно, давай, до осени, принцесска!

Я смачно поцеловал её. Она не сопротивлялась, наоборот. Затем ссадил на землю, аккуратно поставив на ноги. Она тут же присела на землю, растриая под коленями. Судя по выражению лица, ей было больно, но она привыкла терпеть боль — тоже из рода потомственных воинов девчуля.

— Ноги затекли, — призналась таки она. Я понимающе кивнул, но жалеть и сочувствовать не стал, чтобы не унижать.

— Сейчас твои подъедут. Кстати, эти две лошадки — тебе. — Лихо подмигнул. — Там гобелены, красивые. Спас от пожара.

— Да? — Я её искренне удивил. Аж глаза широко раскрыла. — С чего же вдруг?

— Люблю искусство. И это тоже держи. А то вдруг не все слова вспомнишь, какие посмотреть надо. — Отцепил и бросил ей тубус с письмом. Свои пять экземпляров пергаментов с соглашением об обмене графствами в таком же тубусе сразу убрал в сёдельную сумку.

— Спасибо… — растерянно произнесла она, поднимая с земли «письмо» — чуть-чуть не докинул — Дружку не стоялось на месте, слишком долго в конюшне простоял.

— Рома, мне жаль, что так вышло, — раздался её голос мне в спину. — Я не хотела, чтобы было ТАК.

Снова обернулся.

— Давай работать с тем, что есть? До осени! — Развернулся и теперь уже окончательно поскакал вперёд, перехватив свою «джентльменскую» связку коняшек у Ансельмо.

Когда отъехали ещё на милю, Сигизмунд притормозил нас:

— Смена коней!

Мы быстро пересели на первую заводную, поменяв её в лошадиной «связке» на боевых коней. Когда закончили, скомандовал:

— Лавр!

И названный отрок, сняв с одной из «грузовых» лошадок мешок с чем-то тяжёлым, развязал его и принялся разбрасывать по дороге… Мать его, «противоконные шипы»! Как противотанковые, только в миниатюре. Три стальных прутика, сваренных вместе, и если лошадка наступит на такой, ей будет очень больно! И у него их было целый мешок!

— Херасе! — огорошено воскликнул я. — Где взяли?

— В доме, в оружейной нашли, — пояснил Лавр. Сумерки, если погоня будет… Ей придётся ой как несладко. — Решили, пригодится. Не одобряешь, что не спросили?

— Вы отвечаете за безопасность — вам и карты в руки, — ответил я. — Оружейная для того и дана, чтобы МЫ из неё брали что требуется. — Я потрогал собственный шлем без забрала. Понравился, оставлю насовсем.

— Тебе не стали говорить, у тебя голова о другом болела — чтоб не отвлекать.

— Да правильно, чё, — закрыл я и эту тему. Как-то незаметно на «ты» перешли. В принципе, в боевом походе пускай его. Пусть на «ты». С этими парнями я и в огонь, и в воду — не жалко. Лишь бы в замке не зазвездились.

— Дальше какие планы? — Это я ко всем сразу.

— Едем сколько сможем, — ответил Бьёрн. — Тут недалеко ручей, коней попоим, снова сменим заводную и уйдём в поля, прочь с дороги — ночевать. — Эх, вашсиятельство! Как мы их! — эмоционально воскликнул он. Наконец, всех прорвало. Поверили, что спаслись. И даже все выжили. — Как вы ловко придумали! Это ж как так догадались то? Сестра самого короля Карлоса…

— Книжки надо читать, — обтекаемо ответил я. — И вы знать будете.

Закат. Заходящий за горизонт диск местного солнца. Такого же, как и у нас. Может быть больше чуток размером, но, видимо, светит слабее, так как климат примерно как в нашей Испании, а не в Атакаме. Мы плелись быстрым шагом, уже не беспокоясь о погоне. Пружина, держащая в напряжении два дня, наконец, отпустила.

Итак, я выжил. Совершил свою первую экскурсию в этом мире, собрал всю необходимую для дальнейшей жизни информацию. Не всю как таковую, но достаточную, чтобы выжить далее. Раскрыл себя, но в обмен узнал, что такие, как я, тут не редкость. И местные как минимум знают и о множественности миров, и о некоторых наших вундервафлях представление имеют.

Король спокойной жизни мне не даст уже потому, что я попаданец. Будет выкручивать руки, заставляя делиться «древними знаниями». И их можно было бы продавать, например, за пятьдесят тысяч серебром в год… Если бы у меня они были, эти знания. Я не знаю НИ-ЧЕ-ГО что может пригодиться аборигенам. Разве кроме уроков истории, чисто для летописей, для историков-исследователей далёкого будущего.

Но с другой стороны, я знаю как происходят социальные процессы в мире, подобном этому. Процессы в экономике, и как они взаимосвязаны с политикой, религией и социалкой. Собственно религия, какой она может быть, если её запустить. Социальные модели общества и их взаимосвязь с производственно-техническим уровнем. И даже про войнушки знаю — тактика, стратегия, преимущества того или иного оружия, и почему. Я знаю, как уже БЫЛО, и кроме того, представляю, как не повторить здесь чего-то что не понравилось там. Да я, мать его, царь и бог этого мира!

Ибо изобретать вундервафли нет смысла — заберут. Идею заберут. Скопируют и размножат. И ими же, вундервафлями, устроят мне «Монсегюрский романс», о котором пела Галадриэль. Нельзя мне «изобретать» ни порох, ни паровик, ни тем более бензиновый двигатель. Только антибиотики можно. Всё остальное через время по мне ударит больнее, когда я не смогу тягаться по мощи с остальными игроками, а новые вундервафли закончатся.

Но я могу управлять социальными процессами. Объединять и организовывать людей на имеющемся уровне технического развития. Могу выжать из существующей парадигмы максимум. И долгое-долгое время никто не поймёт, как и что именно я сотворил. А и поняв и тупо скопировав, можно только наломать дров, ибо анализа самих процессов у местных нет и долго ещё не будет.

Да, я — бог этого мира. Не в религиозном, а в мировоззренческом плане. Этот мир — мой. У меня есть все шансы сделать с ним абсолютно всё, что захочу. Если, конечно, выживу, начало в чём сегодня положил.

Это мой мир. Мир для моего сиятельства. И даю слово, сделаю всё, чтобы он стал лучше того, что знал Рома!

Май 2021.