Записки раздолбая или Мир для его сиятельства

Глава 17 Первое Правило Попаданца или дикая охота часть 2

Протрезвел быстро. Просто потому, что я — маг, и дар во мне влияет на метаболизм. И чем сильнее маг, тем сильнее контроль метаболизма. То есть у безумия имеется и обратная, приятная сторона.

Муж Мари, единственный и последний раз появившийся в моей жизни и благополучно после исчезнувший, я даже имя его не запомнил, открыл ворота, и наша кавалькада неспешным шагом выехала на улицу старой доброй Новой Аквилеи. Улица была хоть и в богатой центральной части, в Старом Городе, но всё же это средневековый город, и наш табун из трёх десятков лошадок занял всё свободное пространство, заставив всех-всех прохожих жаться к стенкам. Лишь одну телегу, так и быть, мы снизошли и объехали — она постояла, подождала, пока мы это сделаем, также прижавшись к одному из домов. Пару кляч отроки с собой решили не брать — показались дохлыми, в смысле больными. И пару, распихав вещи, оставили сами — Титу не придётся для возвращения в замок лошадей покупать. Надеюсь, он выживет; у антисанитарии есть и обратная сторона — если ты выжил и смог дорасти до совершеннолетия, у тебя прекрасный иммунитет, который почти любую болячку поборет. Такому аборигены мира Ромы позавидуют лютой завистью. Одна лошадка у каждого — боевой экземпляр, две — заводные, а вот гужевых у кого две оказалось, у кого одна. И в принципе, если что, с голоду не умрём — ежели вырвемся, поедем по территории графства, а там я в любой деревне полноправный барин. Лишь бы только получилось сбежать.

Как звучит Первое Правило Попаданца? Только что для себя вывел: уметь удивлять. Всегда, в любой ситуации. То ли речь о строительстве дорог, то ли о монопольном сговоре (кстати, после синдиката есть ещё трест, концерн и холдинг, а вот эти формы организации бизнеса собираюсь испробовать исключительно на себе, просто пока не дорос до них), то ли, как сейчас, когда буду выпускать следующего джина из бутылки — своей полной отмороженностью и цинизмом. А для бОльшего информационного воздействия на окружающих, словно красная тряпка для быка (королевской гвардии и её высочества), попросил парней поверх доспеха накинуть плащи с логотипом графства — большой кирпичной символичной белой башней на чёрном поле. Парни у меня — отроки столичной так сказать сотни, у них таковая в качестве парадной должна была быть.

Сами мы представляли собой вид донельзя грозный. Поверх исподнего, «подкольчужного», в котором при мартовской жаре, если честно, уже начали преть, надели кольчуги. Сверху — парадная же чешуйчатая броня, которая пылилась до сего времени в сумках гужевых лошадок, ибо негде было её использовать. Если вы думаете, смотря фильмы, что рыцари всё время в броне, живут, спят, путешествуют, ходят, даже в туалет, вы сильно ошибаетесь. Походишь в такой дурынде часок-другой, и всё тело отваливается, один сплошной мозоль! Ну, я утрирую, у меня на заднице поначалу тоже мозоль был, когда из замка выехали. Тело ко всему привыкает. Но это, скажу вам, жесть, таскать долго такие нагрузки! А главное, какой от тебя потом идёт духан…

В общем, кольчуга ещё куда ни шло, в ней можно часок-другой-третий поскакать, пофорсить, если пригорело, но вот серьёзная бронька надевается только перед боем, и для облачения, как правило, нужно хоть и небольшое, но время. И только теперь я понял, что слуга на поле боя всё же нужен — быстро управиться с нюансами настоящих конных «господских» лат — сложно. Наверное всё же придётся таскать в боевом походе слугу, заодно будет кому кашу варить на привалах, и воду кипятить.

Вот мы и ехали такие, «в чешуе, как жар горя, три с половиной богатыря. Все красавцы молодые, и Ансельмо взяли с ними». Блин, да я поэт! Кстати, чешуя в сказке Пушкина не рыбья, потому, что в море живут, как думал в детстве, а потому, что на Руси любили этот вид доспеха. На Руси тогда любили всё самое дорогое и самое мощное, что существовало. Благодаря дани «с реки» могли себе это позволить, а чешуя на самом деле преотлично защищает, и не распустится, как ламелляр, от умело перерубленного шнурка. С обработкой стали тут всё грустно, толстую пластину типа кирасы сделать сложно, народ выкручивается, как может, делая доспех набивным из множества мелких, но прочных пластинок, идущих внахлёст, дополнительно перекрывая друг друга и увеличивая защищённость. Нашиваются такие на кожу, и хрен ты ей (чешуе) что сделаешь! Меня сейчас только топором можно со всей дури расхуячить, и то выживу, или болтом прямой наводкой.

Кста, нашить пластинки на кожу можно не наружу, а сразу под куртку, изнутри, и получишь «бригу», какие были у вчерашних королевских вояк. На самом деле это я называю такую куртку «бригантиной», тут её величают не иначе, как «армадура герильяс», то есть «партизанская броня». Учитывая, что термин «герильяс», как партизан, получил развитие в моём мире только при товарище Наполеоне Первом, здесь «герильяс» это просто пехота, профессиональные наёмники или профессиональное же ополчение города (служащее постоянно за деньги, а не от случая к случаю, но один фиг ополчение, пехтура, не имеющая рыцарский транспорт). В общем, никаких ассоциаций с прелестным корабликом в этом мире у броньки нет.

Чешуя, хоть и состоит из тех же пластинок, нашиваются они «наружу», сверкают на солнце и выглядят стильно, аристократично, как и подобает владетельному сильному графу и его свите.

Свита численностью подкачала — трое бойцов и некомбатант, но учитывая наш табун, всё равно смотрелось вызывающе. И опасно, ибо по закону гостеприимства, ты обязан, входя в дом хозяина, снимать шлем, показывая беззащитность перед его доброй волей. Мои парни, едущие по ДРУЖЕСТВЕННОМУ городу, в данный момент водрузили на головы говорящие сами за себя мощные, начищенные до блеска, серебрящиеся на солнце бацинеты, и взирали на окружающий мир через широкую, но опасную смотровую щель. Бармица для такого шлема не требовалась, и стоил он на порядок больше «пехотного» открытого, как у вчерашних гвардейцев короля. В руках у каждого — заряженный арбалет, небольшой, «конный» его вариант; за плечами — натянутый лук, к луке седла приторочено по тулу стрел. Прям русские витязи с картинки, если б не «заграничная» форма бацинетов. Потому и убегали все с нашего пути, либо, самые смелые, жались к стенам, бледнея, и молясь, чтобы их не тронули. Я бацинет надевать не стал — смотровая щель там была хоть и не из тех, что показаны в некоторых музеях, что ни икса не видно; ориентироваться в них было можно. Но всё же для попаданца слишком непривычно, а Рикардо не особо-то в своей жизни в них таскался. Порыскав по дому по приезду, нашёл в оружейной дедов барбют, которому забрало не требовалось. Там обзор был получше, выбрал его. Конечно, дом — мой, дед — мой, царствие небесное, что хочу — то и забираю. А дед у меня был сибаритом, и больше всего в жизни любил охоту. Охоту на степняков. Обожал оную. А охотиться на степняков без соответствующей по толщине брони будет только идиот — так что шлем внушал как роскошью… Так и хрен пробьёшь его стрелой, разве в упор прямой наводкой, если по смотровой щели промажешь.

И опять повторюсь, «бацинет», «барбют», «чешуя» — это только мои термины. То, что было у нас на головах — это «конный шлем». У всех нас. Те ранние, что видели вчера — «пехотные». Чешуя, бахтерец, ламелляр, доска и прочие приблуды — «конная броня». Брига и разновидности толстой кольчуги, усиленной отдельными пластинами на груди — это «армадура герильяс». Всё, иного деления тут нет. Что одновременно и упрощает жизнь, и усложняет мне для описания.

Кайф от неспешной езды шагом в полном обличье, с понтами, присущими королю (если б только не размер свиты), мы приблизились к дому королевского легата. Точнее, пока что выехали на площадь.

— Сигизмунд! — окликнул я отрока. — Обрати внимание на крыши. Ничего не замечаешь?

Отрок поднял забрало, и я поспешил добавить:

— Глазами смотри! Не верти башкой. Hatu palish.

— Г-м-м-м-м… — Тот прокашлялся. — Нет, ничего не вижу.

— Там арбалетчики.

— Да ну! — неверяще хмыкнул он.

— Да не верти башкой! — повторно окликнул я.

— Нет, граф, не замечаю, — уверенно покачал он головой..

— Они просто похожи на полевых крыс. Ты их не видишь, а они там есть, — схохмил я, вспоминая старое кино. Сусликов тут нет, соответственно нет и такого слова. Но похожие по повадкам животные в степях водятся, пускай и не становятся на задние лапки как столбики. Ну, а про юмор девяностых распространяться не буду.

— Почему ты так думаешь? — сузил он глаза, внимательно оглядывая каждую крышу.

— Потому, что против нас играет не дурак. Этот старый хрыч, барон, он опытный волчара. И если б не моя магия… Мой дар, — поправился я, — хрен бы мы все вчера выжили.

— Эт точно! — согласился отрок. — Хрен там! — В голосе его было уважение.

— Если бы я вчера руководил процессом, я бы сделал всё также, как он. А сегодня я бы поставил на прилегающие крыши или в окна верхних этажей с десяток парней с самыми мощными переносными крепостными арбалетами, какие есть в городе. Сейчас нас не тронут — мы едем на переговоры. Но ведь всегда случаются накладки, случайности; всегда есть что-то, что невозможно учесть. И арбалетчики под крышей помогут возникшую проблему решить.

Едущий чуть впереди Лавр тоже откинул забрало:

— Граф, ты параноик!

— Лучше быть живым параноиком, чем мёртвым доверчивым романтиком! — назидательно констатировал я.

— Разговорчики! — рявкнул Сигизмунд, и оба отрока разом опустили забрала.

С площади народ убирался ещё быстрее, чем с улиц, хотя это людная площадь, с единственной в округе на три-четыре провинции часовой башней. Кто-то уже пустил слух, что ночью на «графа Пуэбло» напали. А слух о том, что «ночью погибло пятеро королевских гвардейцев, которые дрались с разбойниками», уже ходил с утра. Так что мы, с арбалетами и в глухой броне, с плащами с символикой напоказ, шороху навели изрядного. Люди не идиоты, и в массе своей три и два сложить могут. А от любых разборок владетелей нужно держаться как можно дальше: прилетит — не заметишь как.

Группа по встрече состояла из полутора десятка пеших гвардейцев, всё в тех же памятных бригантинах. Хоть она и называется пехотным доспехом, на самом деле просто дешевле той же чешуи, а король, кто не забыл, содержит свою дружину на свои кровные, получаемые с личного домена. Тотальная унификация всего и вся значительно удешевляет содержание, хотя буду объективен, качеством бронька хороша. И не стоит недооценивать бригу и находящуюся под ней кольчугу в принципе — их тоже просто так хрен пробьёшь. Зато бегают парнишки в них сильно резвее, чем сможем в случае чего мы, а иногда в бою это важнее толщины стали. В любом случае, до изобретения пороха миром рулят парни в железе, и надо исходить из этого.

— Ваше сиятельство? — Это нахмуренный дядька лет тридцати — тридцати пяти, с шрамом через всё лицо. Нашивки десятника. Раньше его не видел, но я и не обязан был всех видеть. Внешне — каменно спокоен, но видно, что глазки бегают, а голос… Слегка так отдаёт дрожью.

— А то! — Я усмехнулся и снял барбют — для узнаваимости. Мне его в любом случае снять придётся. Гвардеец кивнул.

— Вас ждут.

— Ансельмо, стоишь с лошадями здесь, — громко произнёся, никуда не оборачиваясь. — С площади ни ногой. Если кто попытается напасть и забрать лошадей — предупреди, что тот станет личным врагом его сиятельства, и как всё закончится, его сиятельство этого не забудет, как бы всё ни решилось, — ткнул пальцем вверх. Сказано было для встречающего десятника и его «группы товарищей». Группа прониклась.

Ну, тут я перестраховывался. С одной стороны, тут не смешивают «добрую войнушку» и собственность. С другой есть термин «военная добыча». Грабёж в этом мире — главный источник накопления капитала. Весь вопрос в том, «добрая войнушка» у нас там будет, или меня будут грабить. Но решают не они, вот и не стоит им рыпаться раньше времени без приказа.

— Да, ваше сиятельство! — Ансельмо слез с коня вслед за нами и начал подвязывать лошадок друг к другу хитрыми узлами, чтобы если что держать максимум трёх, контролируя все три десятка. Гварды, во избежание, встали цепью вокруг.

— Сеньоры, попрошу разрядить арбалеты. На вас никто не собирается нападать.

— Болты из ложа! — скомандовал Сигизмунд, и отроки, не разряжая смертоносные игрушки, сняли с них снаряды. Сами самострелы забросили за спины. Десятник поморщился, но ничего не сказал. Развернулся и пошёл в дом. Мы двинулись вслед за его спиной.

Ещё двое на входе. Без алебард, как показывают в наших фильмах, но парни серьёзные, при мечах. И все в доспехах.

Вход. Внутри — пятеро. Просторный холл для встречи гостей. Его мы с Кэт миновали мгновенно, целовались же, не успел его разглядеть, и вот сейчас возможность представилась. Холл… И холл. Ничего особо выдающегося и запоминающегося. Подумаешь, дворец! Кто был в Эрмитаже, тот в цир… Тому эти дворцы — жалкое душераздирающее зрелище. Хотя ковровая дорожка на лестнице уважение вызвала.

— Сеньоры, ждите здесь, — склонил голову десятник, как и мои ребята, не снявший шлем. Снова развернулся и пошёл наверх по лестнице.

Нас «охраняло» пятеро. Молчащие ребята, лица словно налитые свинцом. Но в душе каждого читалось напряжение. Были готовы к бою. И это хоть и тешило самолюбие, но не радовало — противник готов к бою с тобой, чего радоваться?

Ожидание долго не продлилось. Через пару минут десятник вернулся, но спускаться не стал. Произнёс с верхней площадки лестницы:

— Ваше сиятельство, её светлость ждёт вас. Прошу охрану оставить здесь.

— Щас, прям! — Я картинно усмехнулся и ступил на первую ступень. Парни через секунду двинулись следом. Пятёрка охраны мгновенно потянулась к ножнам, мои парни только этого и ждали — тоже. Мечи обнажились, все действующие лица застыли в ожидании.

— Убрать оружие! — сообразил десятник. Видимо, сейчас указание от него шло, взял ответственность на себя. — Всем — убрать оружие! Сеньоры, прошу! Взываю к благоразумию! — А это уже нам.

— Мои люди идут со мной! — отрезал я.

— Хорошо, — не стал спорить он. — Но оружие — в ножны!

Гвардейцы, нехотя и вздыхая, принялись убирать мечи. Мои, с ещё большей неохотой, последовали за ними.

— Пошли! — скомандовал я, и снова ступил на лестницу. Пятёрка осталась внизу.

Мы шли за спиной десятника, и не в личные покои герцогини-виконтессы-графини-принцессы, как там ей приятнее, так пусть и зовётся. Куда — сообразил, когда вошёл. Это был… Кабинет. Рабочий кабинет королевского легата, с книжными шкафами вдоль стен, огромным столом посередине, за которым восседала, сверкая глазами, всем видом выражая недоумение, сеньорита принцесса. Справа и слева от неё возвышалось по гвардейцу, ещё четверо стояли по углам комнаты (слава богу без арбалетов), а также отдельно за её спиной возвышался памятный барон, он же «старый». Старый в отличие от остальных был одет в полудоспех — мощные грудные пластины с ребром по оси симметрии тела, наручи, рукавицы… А вот поножей и прочей приблуды для ног вроде нет. И это хорошо — будет куда огнём бить. Хотя буду честен, дедуля стоял без шлема, даже упрощённого пехотного. Но скорее всего, он просто не знал о моих способностях и о «слепых пятнах» в них, так как те, кто видел их в деле, ничего ему про меня уже не расскажут.

— Рикардо Пуэбло! — прозвенел грозный голосок её высочества. Таким голоском самому королю, да что там, императору выволочку можно делать! — Может ты соизволишь объяснить, что здесь происходит, к чему этот маскарад и что за сообщение ты мне прислал утром?

— Ну вот, сразу вопросы задаёшь. — Я усмехнулся, прошествовал к креслу и опустил в него натруженный зад. Конечно натруженный, столько дел за последние сутки сделать. Да и чешуя штука нелёгкая, да на кольчугу, да и защитой ног сегодня решил не пренебрегать… Лучше посижу. — А как же накормить, напоить, в терме напарить?

Мордашка высочества скривилась, но развивать тему она не посчитала нужным. Тоже села напротив. Кресла было всего два, для меня и неё — Старый остался стоять, как и все остальные воины в помещении.

— Они здесь обязательны? — кивок сиятельства-высочества мне за спину.

— Да. Мне пока дорога моя тушка.

— Рикардо, что происходит? — пронзила она меня почти искренним недоумённым взглядом.

— Происходит? М-м-м-м? — Я картинно задумался, заозирался. Щёлкнул пальцами, как будто осенило. — А, происходит! Происходит то, что одна наглая дрянь получила приказ стать графиней Пуэбло. Уж очень его величеству это надо, «для дела». И не смейся, я его прекрасно понимаю! — театрально округлил я глаза. — Я б тоже на его месте за таким призом гонялся. Особенно в преддверие государственного переворота и возможной гражданской войны.

Только знаешь, я всё-таки рыцарь. В душе. Был. И о людях думал хорошо. Не считал их настолько подлыми тварями, которые обжимаются и лобызаются, клянутся в вечной любви и Высоких Чувствах, усыпляя бдительность, и тут же дают приказ на уничтожение. Зай, ну что тебе стоило вчера вместо лапши на уши популярно объяснить politiku partii, а после лишь пустить арбалетный болт в полуметре от моей головы, чтоб никто не пострадал? Я ж умный, намёки понимаю. Зато кровь не пролилась бы, и многие хорошие люди остались бы живы.

— Я вообще не понимаю, о чём ты! — запыхтела она, наливаясь от ярости краской. — Никаких приказов я не отдавала! Мне хоть кто-нибудь что-нибудь объяснит?

— То есть ты хочешь сказать, что это были не твои люди. М-да. — Я разочарованно вздохнул. — Что твоя ЛИЧНАЯ охрана не подчиняется тебе, сестре и ближайшей родственнице короля. Что какой-то олений хрен может твоим людям отдать приказ убить владетельного графа в твоём городе, и они его исполнят, наплевав на тебя и интересы королевства? М-да.

— Рикардо, мать твою! Я ничего не понимаю! Что за люди! Кто кого убил! Что вообще происходит! — вскочила Катюша, зло пыхтя. Понимала. Актриса из неё хорошая, но не идеальная. Однако было за её выпадом ещё что-то, какое-то отчаяние. Понимала она действительно не всё, и мне о причине такого недоумения оставалось только гадать.

— СЕЛА! БЕГОМ! — рявкнул я. Высочество оторопела — вряд ли кто-то с ней позволял себе разговаривать… Ну кроме коронованного братца, наверное. Но послушно опустила попку назад. — Знаешь, я НИКОГДА не поверю, что это была не ты, — подался я вперёд. — Просто потому, что так не бывает. Это игра слишком высокого уровня, чтобы всякая шваль могла в ней мутить свои ходы. И в то, что ты, с твоим опытом интриг, позволишь себе иметь в личной гвардии людей Соланы — тоже, прости, не верю. Ты kazachkov засланных в момент раскусишь. Так что браво, киса! — я поднял ладони и похлопал. — У тебя великолепные актёрские данные! Я почти поверил, что ты не при чём!

— При чём здесь Солана? — нахмурила она брови.

— Только не говори, что ваша контрразведка не раскопала, кто является неформальным главой заговора против твоего дебила-братца.

— Я бы попросил! — попытался вякнуть Старый, но я рявкнул и на него:

— Заткнись! Тебя, падаль, никто ни о чём не спрашивал!

— Мигель, может ты объяснишь, что происходит? — повернула высочество к нему головку. Тот молчал, прожигая меня злым взглядом. Рука его покоилась на эфесе меча. Как всё запущено в Датском королевстве!

— Так что, киса, уважаю твою актёрскую игру, — снова похвалил я сеньориту. — И, наверное, его величество тоже тебе верит. Слишком ты естественно ресничками хлопаешь. Наверное, считаешь, что имеешь больше прав на престол, чем этот неудачник, да? — пристально сощурился, провоцируя на выпад. — И, может быть, считаешь, чтопоссорить его с владетелями Юга — хороший ход?..

Пауза. Реакция была, но сугубо внутренняя. Не её, дитя околотронной клоаки, мне на психи пробивать. Я вскочил и сам навис над нею насколько позволял стол. В лицо заорал:

— Но, blyad’, вчера погиб мой человек, тварь! Мой отрок, грудью защитивший меня от твоего арбалетного болта! И один на грани, выживет, умрёт — пятьдесят на пятьдесят! Разбирайтесь, сучьи отродья, в своём паучатнике и гадюшнике сами, вашу маму! Понятно? Интригуйте, бейте в спину, подставляйте друг друга! Мне насрать на вашу грёбанную Альмерию! Ты, братец твой, Солана, Мерида! Все вы! Но только попробуйте пальцем прикоснуться к Пуэбло! Я ясно выражаюсь?

— Но… — осоловевшие глаза сеньориты стоили того, чтобы на них посмотреть. Чтобы городить весь сегодняшний огород.

— Зая, ещё раз. Я понимаю ваши разборки, их необходимость, — продолжил я тише, присаживаясь на место. — Понимаю ваше противостояние. Но увольте из этих разборок посторонних. Это просто нечестно и некрасиво.

По её лицу было видно, что в черепушке сеньориты лихорадочно вертятся шестерёнки. Вертятся, вертятся… Но никак не встанут на место. Она чего-то не понимала, что-то в её картине мира не складывалось… И это заставляло её отказаться от принятия окончательного решения и продолжать ломать комедию «я не такая, я жду трамвая».

Впрочем, я тоже хорош. Возбудил всех своим ором. Хотя надо наоборот, убаюкивать. Ладно, переходим к торгу:

— Короче, зая! — Я вновь успокоился и откинулся в кресле. — Я так подумал, и решил… Что если вам так нужно моё графство — я готов вам его отдать. Ebites’ с ним раком, как хотите! Всё равно половину денег на армию вы мне подкидываете, теперь лишь будете её полностью на свои содержать. Думаю, логично?

Тишина. Меня слушали, не возражали.

— Я не трус, просто понимаю, что в этом мире к чему. Даже если я таки свинтю из этого города, этой же осенью очередного транша из Альмерии не получу. Гвардия моя разбежится. Бароны заропщут. А там и степняки нагрянут, и меня свои же повесят. А я хочу быть живым Рикардо, пусть и не Пуэбло!

Видишь, Катюша, можно человеку некоторые вещи просто доходчиво объяснить, что ему надо вот так поступить для его же блага, и он проникнется. И не надо марать руки кровью. Учись, в будущем, как королеве и правительнице, пригодится.

На кашель Старого никто не обратил внимания.

— Я… — Снова попыталась возразить, но прикусила язык. — Хорошо. И что ты хочешь взамен? — вдруг пришла она в себя, коварно улыбнулась и сверкнула глазами, принимая игру. Решение, какой линии придерживаться, принято. — Что ты хочешь за графство, чтобы «выжить»?

— Разумеется, другое графство! — картинно округлил я глаза. — Я похож на идиота, который из графа захочет перейти в бароны?

— Какое? — нахмурилась она. Самый важный, наверное, для неё момент торга.

— А какие есть? — слащаво улыбнулся я, играя на нервах.

— Де Рекс подойдёт?

Хорошо, что я заморочился и посмотрел подробную карту королевства. После фиаско с сеньоритой в первый день знакомства это было жизненно необходимо. И знаете, почти все её владения и титулы — это Восток королевства. Причём земли идут местами рядом, местами чересполосицу, и вряд ли тот, кто живёт между полос, имеет хоть какую-то самостоятельность. То есть Сертории у нас окопались на Востоке, там титулы и земли приближённых, там титулы и земли собственно членов королевской семьи. Логично. Как логично и то, что попав туда, я стану не опасен.

— Зажатый между горами и Саламанкой? — Я картинно скривился. — И что я там буду делать? Камни считать?

— Там серебряные рудники! — обижено воскликнула она. — Три штуки. Особо сильно мы их не разрабатываем, пока нет такой надобности, но того, что там добывается, тебе хватит на безбедное существование даже на тех каменистых почвах. А ещё есть перевал через горы. В Загорье, конечно, земли малоцивилизованные, но торговля идёт. К тому же графство упирается в горы, откуда нет никаких угроз «с тыла».

— Ага, а с другой стороны твоя же Саламанка. Тут больше никаких угроз и не надо, — издал я ехидный смешок.

— Да кому ты там будешь нужен! — противно скривилась она, и, к сожалению, была полностью права. Я перестану быть самостоятельным игроком. «А оно тебе нужно, Рома?» — поддел внутренний голос. — И так отдашь всё, что нужно, если попросим. Аж злоупотреблять не хочется. Держи перевал, поставляй серебро сколько скажут, и будешь сыт и богат до конца жизни. Такой размен устроит?

— Ещё заберу всех своих людей, кто решит идти со мной. И поменяю твоих на местах на своих, — сощурился я..

Она пожала плечами.

— Не вижу проблемы. Ты же будешь новым владетелем — ты и решай, как быть.

— Хорошо. Тогда размен устроит. — Согласно кивнул. — Теперь моя цена. Две тысячи солидов — сразу, — отрезал я, предотвращая глупый торг за пустяки. — Отдадите перед подписанием моего отречения. И пять тысяч солидов в течение десяти лет. Дабы не напрягать казну, могу выбирать эту сумму из королевских налогов и пошлин — понимаю, что вам на гражданскую войну деньги будут нужны, вы меня «кинете» не потому, что злые, а потому, что нечего дать будет. Это такая перестраховка, гарантия. Я сам не отдам вам то, что вы должны мне. Согласна?

— Это выше того, что могу обещать, но, думаю, решаемо. — А сейчас голосок принцессы задрожал. Решение о таких деньгах, действительно, выше неё. Доход всего королевства, со всех графов и герцогов, около тридцати тысяч солидов — тоже в умной местной книжке в особняке прочитал, вместе с картой земель. Одна шестая общего дохода… Да кто мне её даст!

Но в конце концов, им нужна моя пшеница для гражданской войны или нет? Пускай раскошеливаются.

— Отлично. Тогда последнее, — продолжил я. — Извини, зая, но я человек, выросший в патриархальной семье, и очень свою семью люблю. А из всей семьи у меня остался только один близкий человек — сестра Астрид. Если вы хотите Пуэбло, вы быстро, прямо бегом устраиваете её развод с Кастильяной. Не знаю как, денег ему дайте, чтоб не бузил, священникам хороший подарок сделайте, чтоб не телились, но вопрос решаете, и решаете вы. И после денонсации брака, когда Астрид вновь станет виконтессой Пуэбло и моей наследницей…

— …Ты подписываешь отречение, — кивнула она. — После чего твоя сестра превращается в открытую наследницу. Умно, Рикардо. Умно.

Я расплылся в слащавой улыбке.

— Я, как старший брат, не буду настаивать на кандидатуре её мужа, подкинутой НЕ вами. Вы её выдаёте замуж за своего доверенного человека, и следующим графом Пуэбло после него становится мой родной племянник. Я, конечно, хочу жить, но кровь моих предков не должна покинуть Пуэбло. Это тоже условие.

Что же касается тебя, у тебя и так много титулов и без этого. Ты остаёшься и Фуэго, и Саламанкой, и баронств у тебя несколько. А если повезёт, и ты сядешь на трон вместо братца, на кой они тебе тогда сдались?… — Я ей подмигнул. — Кстати, может быть тогда как раз и вспомнишь об одной серебряном графе из предгорий Востока?

Мельком глянул на Старого. Капец его перекосило! Сеньорита принцесса же игриво улыбалась, в том числе рассчитывая на его реакцию. Думаю, ближайший месяц сеньор не переживёт. Яд в средневековье никто не отменял, и это будет поступок в её духе.

Это была шутка, кто не понял. Но в каждой шутке только доля шутки. Такой сценарий имеет свои степени вероятности. А Старый, походу, накосячил. Возможно это он отдал приказ на моё устранение, без одобрямса госпожи. Нет-нет, я не идеализирую её и не оправдываю, она МОГЛА отдать такой приказ в любой момент. Но я её слишком заинтересовал старыми знаниями, о настоящем древнем Риме после распада и переноса их Романо-Иберии в эти ебеня. Они, Сертории, что-то знают о таких, как я, что логично, учитывая наплыву попаданцев в этом мире на квадратный метр. Правда знания эти под разными секретными грифами, а значит…

А значит, я не уехал бы из Аквилеи, когда всё бы ей рассказал. Просто это произошло бы позже. Возможно как раз от яда.

…Но как бы то ни было, такие дуболомы, как барон, долго в политике в принципе не живут.

— Вот если стану — тогда об этом и подумаю, — игриво захлопала она ресницами. — А теперь… — голос её начал наливаться сталью, — я желаю знать! Какого хрена происходит! Кто кого и зачем убил!

— Зай, не верю, — покачал я головой, картинно вздохнув. — Не переигрывай.

— Я серьёзно! Я с утра сижу во дворце и ничегошеньки не знаю, что происходит в городе! — А глазки-то честные. Но я не романтик Ричи, я циник Рома.

— Знаешь анекдот? — решил перейти я к третьей фазе, а для этого надо было заговорить зубы контрагентам как можно сильнее. — «Когда телега переехала мне голову, моя жизнь будто остановилась!»

Хлоп-хлоп глазками. Не поняла.

— Ну, это шутка такая. Про бедняжку, для которой жизнь остановилась. А вообще это медицинский анекдот. Ты когда-нибудь бухала с медиками?

Снова хлоп-хлоп.

— Мне вот однажды довелось. Они ещё не практикующие врачи были, всего лишь студенты. Учились только. Но много интересного рассказали. Благодаря тому, что они мне рассказали, я этой ночью человека спас. Второго своего отрока. Первому болт в лицо вошёл, вот тут, чуть ниже глаза, — показал на себе, хотя как бы считается плохой приметой. К чёрту, не до примет сейчас. — Там без вариантов было. У твоих людей хорошие арбалеты. Вот только мои парни не какие-то королевские гвардейцы. Мы — пограничники, под орками живём, и на huju вас, столичных хлыщей, вертели! Но если бы не зашили рану второму отроку, он бы умер. А так ничего, пока жив, борется. Даст бог — выходит.

Это я к чему всё? А к тому, что Толян и Пашка, земели мои, тоже с Cherepovtsa, каким-то боком в Moskve оказались. Как и я. Где бы мы ещё, северяне, наклюкались, как не в столице нашей Родины, да? Вот после второй бутылочки беленькой их на чёрный юмор и пропопёрло. Знаешь мой любимый анекдот?

— А-а-а… — только и успела сказать она.

— После операции больного несут на носилках. Тот очнулся и спрашивает: «Братки, куда меня?» «Знамо куда, на кладбище». «А может всё-таки в палату?» «Больной, не занимайтесь самолечением! Доктор сказал на кладбище — значит на кладбище!» Ха-ха-ха. Не смешно, нет? Эх, деревня ваша Альмерия! Чёрный юмор не понимает! Или вот ещё один: «Доктор, скажите, я умру?» «Конечно!»

— Не смешно? — подался я вперёд. — Нет? А я смеялся. Да, мировые ребята, эти врачи. Первый мед, имени академика Павлова — это вам не петушки сосать!

— Рикардо, что происходит? Что ты сейчас несёшь? — непонимающе хлопала она ресницами. — К чему этот концерт?

— А нервничаю я! — Я злорадно ухмыльнулся. — Нас всего четверо. Я и трое отроков. Твои гориллы на нас набросятся, и трындец. Пойдём на кладбище, как те, из анекдотов. Что тебе мешает меня прямо сейчас прикончить? Зачем тебе телодвижения с Астрид, когда можно поступить проще?

«Ну, сволочь, говори! Я ЗНАЮ, но этого мало! Произнеси это вслух!»

— Мне это не выгодно. — Она затрясла головой, отгоняя наваждение. Получилось! — Рома… Ричи… Я запуталась!

Угу. Поздно боржоми пить, когда почки отказали.

— Я не собираюсь убивать тебя! И не собиралась!

— ТАК НА КОЙ ХЕР ТОГДА НАПАЛА НОЧЬЮ? — не выдержал я.

Сеньорита опустила глаза в столешницу. Густо покраснела.

— Я не отдавала такой приказ.

— Но кто-то же его отдал?

— Король… Он отдал.

— Слышишь, щенок! Ты не попутал берега? — А это к столу, не вытерпев, подошёл Старый. Ко мне на шаг в свою очередь подвинулся Сигизмунд, наверняка кладя руку на эфес. Старый зыркнул на отрока, но не отреагировал. — Щенок, напомнить тебе, что ты делал три последних месяца? Три грёбанных месяца, в год, когда мы ожидаем не просто набег, а целую войну с целым кланом степняков! Изгнанных, которым нечего терять, которые будут драться яростно, как львы, чтобы набрать себе тут добычу! Что должны были о тебе подумать в Альмерии?

— Старый, у меня для тебя две новости, — спокойно, вызывая ещё больший гнев и бешенство, ухмыльнулся я. — С какой начать?

Дедуля пыхтел.

— Первая. Ты по дороге на кладбище. Вторая. Если займёшься самолечением и качанием прав, попросишься в палату, будет только хуже, умрёшь быстрее. А ирония знаешь в чём? Я буду не при делах! — поднял я руки вверх, демонстрируя чистоту намерений. — А знаешь в чём ирония для меня? Не ирония даже, а трагедия. Я ЛИЧНО тебя, падла, хочу уконтропупить! Но не судьба, видно.

— Рикардо, такого не повторится! — попыталась вставить слово принцесса. — Я отдала все соответствующие распоряже…

— Заткнись! — рыкнул я на сеньориту. — Короче, мы будем пергамент подписывать или нет?

— Какой пергамент? — удивление её было искренним.

— А ты что, считаешь, я вам на слово поверю? — округлил я глаза. — После всего случившегося? Пергамент в studiyu!

— …А теперь пиши. Своей нежной ручкой.

— Что писать? — Пергамент взяли на соседнем «нерабочем» столе.

— Всё, о чём мы договорились. Что вы с братцем согласны передать мне две тысячи солидов… Нет, торг не уместен, или две тысячи — или я сейчас буду прорываться из города боем, и положу вас тут, уродов, всех. Всех-всех не знаю, но тебя и его — точно грохнем, слово графа Пуэбло! — Факелок вверх, для убедительности. — Может Карлос мысленно мне спасибо скажет, посмертно, что конкурентку убрал, но вам обоим будет всё равно.

Катрин зло фыркнула. Дедуля налился пунцовой краской.

— Хорошо. Но деньги собрать быстро не получится, — оговорилась она. — Это большая сумма.

— Но и приз большой! Согласись? Одна из самых богатых в плане поставок пшеницы в Центр королевства провинций, где бароны поддержат любого, кто сможет их организовать против степняков, а уж вы то точно сможете. Или вы спешите куда-то? — округлил я глаза. — Вы ещё Астрид с горе-муженьком не развели.

— Всё это время в замке будет наш человек, — взял слово Старый. — Он будет командовать мобилизацией для отражения угрозы в случае её возникновения.

— Когда хоть гостей ждёте? — нахмурился я.

Барон пожал плечами.

— После первого урожая. Может после второго. Кто их, степняков, знает.

— А до урожая?

— А где им фураж и жрачку брать? — развёл он руками.

— А рабов они не едят?

— А зачем тогда их захватывать? Едят только…

— Некондицию, — понял я. — Кого угонять бесполезно, не выживут.

— Да.

А дедуля ничего оказывается. Молоток. Упоротый фанатик королевства и короля, но достоин уважения. Хороший враг. Все бы враги были патриотами…

Но — он враг, убивший моего человека и пытавшийся убить меня самого. А значит обречён.

— Хорошо. В замке ваш человек. Но один, максимум со слугами. Если будете играть нечестно, я его того. — Провёл ладонью по горлу. — Пока не доставите золото. Доставите золото — я подписываю бумаги и сваливаю на новое PMZh к чёртовой матери. И для гарантии оставляю в некоторых местах несколько написанных её высочеством пергаментов, где вы мне всё-всё-всё обещаете. Чтобы, если на меня нападут «разбойники» по дороге, в форме королевских гвардейцев, эти пергаменты стали достоянием общественности, и его величеству стало стыдно перед владетелями, что он не умеет держать своё слово.

— Рикардо, ты параноик! — покачала головой принцесса. Где-то я сегодня это уже слышал.

— Знаю, — кивнул я. — Но Карлосу Шестому верю ещё меньше, чем тебе.

— Ему нет смысла нарушать своё слово. Ему проще его не давать. — Это она торгуется, или за брата обидно?

— Зай, я ему НЕ ВЕРЮ! — подался я вперёд. — А значит будет так. Пиши… Пять пергаментов. И ставь печати.

Далее я сидел и кайфовал, глядя как свариваются от жары и духоты находящиеся в комнате гварды. На улице уже тепло, комната маленькая, нас в ней много набилось. А какое удовольствие наблюдать, как теряет терпение подуставший стоять Старый? Мои парни молоды и тренированы, а дедуля в возрасте. И ему даже стул не предложили. Кстати, видимо, с умыслом. Скорее всего, принцесса не давала приказа на мою ликвидацию вчера, но что-то с утра поняла, и таким образом показала своё неудовлетворение старичком. Но главное, Катрина писала пергамент с оговорёнными условиями долго. Там было всё: и про Астрид, и про солиды, и про назначение меня де Рексом. И даже что не буду мешать «выбору сестры» в плане мужа. И про отступные, которые не буду платить несколько лет, пока не «зажилю» нужную сумму. Чтобы потом всё по понятиям было. Затем она начала переписывать на второй пергамент. И третий. Писала вдумчиво, не торопясь, чтоб не наделать ошибок. Час, наверное, сидели? Может больше. Гварды взмокли. Дедуля немного расслабился. И только мои парни стояли стобиками, как суслики, которых тут нету. Наконец, сеньорита дописала последний свиток. Расписалась.

— И печати. На всех, — напомнил я.

Встала, прогулялась к другому столу, в другом конце кабинета. Макнула в чернильный лист, поставила оттиск. Макнула — второй. Третий. Четвёртый. Пятый.

— Всё. Я сделала, как ты хотел. — Подняла глаза и пристально посмотрела на меня. — Теперь нужно говорить с Карлосом, чтобы он утвердил. За него я не решаю.

— Хорошо. — Я показно расслаблено откинулся на спинку кресла. — А я тут ещё одну песенку вспомнил, до которой не добралась Галадриэль. Извини, без неё самой эта эльфийская магия не работает, потому напою тебе сразу в переводе. На человеческом это звучит почему-то не в рифму. Вот, слушай: «Смутное время — призрак свободы на коне. Кровь по колено. Словно в безумно диком сне тешется люд — бьют старых богов. Молится люд — ждут правильных слов…»

Огонь. Старому — файербол в харю, он ближе всех. Трёх гвардов просто поджечь, куда получится. Кажется по тому, что справа, промахнулся — огонь разверзся чуть в стороне от него.

Пеммм! Пеммм! Дзиньк! — раздались звуки, когда я очнулся от перманентного транса, вызванного перенапряжением. После такого напряга голова вообще-то кружится, и слабость. Обстановка?

Нормально, живём. Лавр и Бьорн успели скинуть с плеча так и не разряженные арбалеты, закинуть в ложе снятые на время болты и выстрелить в двух выбранных противников. Сигизмунд не успевал скинуть игрушку с плеча, а потому сразу бросился на того, кого не захватило моё пламя — он был самый быстрый и боеспособный. Это их мечи с дзиньканием скрестились. Затем Лавр и Бьёрн, отбросив свои стреляющие игрушки, тоже схватились за мечи и ринулись на третьего, четвёртого гварда и Старого соответственно. Я же, придя в себя (немного всё ещё кружилась голова) вскочил, опрокидывая стул, и прыгнул на пытающуюся под шумок убежать сеньориту:

— Kuda poshla, blyad’!

Свалить на землю. А я тяжёлый, бронька килограмм тридцать поверх моего собственного веса. Схватить её за волосы. Рвануть вверх:

— А-ай! Пусти!

Кинжал из маленьких ножен на поясе справа — для этих целей и цеплял. Поднести к её горлу.

— Внимание всем! Бросить оружие! Иначе мы убьём её высочество, сестру короля!

Пауза. Бой мгновенно стих.

— А-а-а-у-у-у-у-ы-ы-ы-ы-э-э-э-э! — завыла принцесса. Слегка задеть её локтем:

— Заткнись! — Теперь тем, кто сопротивляется. — Кто сложит оружие, обещаем жизнь!

— Ты не параноик! Ты псих! — констатировал офигевший от финта судьбы Старый.

— Дед, или ты бросаешь оружие, или мы тебя кончаем просто так, — честно предупредил я.

— А она?

— А в доме ещё охрана. Ты идёшь впереди нас по дому и всем приказываешь бросать оружие и ложится на пол, руки на затылок, куда укажут мои отроки.

— Точно, псих!

— Ну? — Надавить по прекрасному горлышку кинжалом.

— А-а-а-ай! — теперь громче. Теперь верю, что больно, родная. И Старый поверит.

— Хорошо! Если даёшь слово, что тем, кто сложит оружие, ничего не сделаешь! — Ого, на его лице искренний испуг! То есть приказа грохнуть её в случае чего он не получал, она ему типа как дочь. Но как за дочь он и принимает некоторые решения. М-да.

— Старый, мне надо из города выбраться, — решил я идти на контакт и договариваться. Силу с болтологией надо сочетать, только тогда толк будет максимальным. — Встречать под стенами Пуэбло дружину короля я не хочу. Мне это не выгодно. Выедем за ворота — отпущу её. Если никто не попытается по дороге напасть. Идёт?

— Хорошо. — Его меч ударился о паркет. — Бросайте оружие!

Оставшиеся два его бойца последовали примеру. Вот она, охота на охотницу! Дикая охота серия вторая. Будешь знать, как с попаданцами связываться, рыба моя.

— Ты труп, Рикардо! Холодный остывший труп! — прошептала рыба. Ага, милая, я тоже тебя обожаю. — Просто пока не понял этого, но это так! Кормить тебе червей в Белой, обещаю, не будь я Катрин Фуэго!

— Когда ты злишься, Фуэго, ты такая… — Слова «сексуальная» в местном языке нет. — Прекрасная! Обожаю змей! — нашёл я выход из положения и улыбнулся во всю ширь.

— Сука! — прошептала она, просто кипя от злости, как походный котелок над костром.

— Вижу, наша любовь взаимна, звезда моих очей? — Чуть убрать кинжал и двинуть её в спину, заставив упасть на пол на четвереньки. — А теперь пошевеливайся, blyad’! Пошли по дому, обезоруживать твоих людей! Старый, я ещё и так могу! Не стоит! — предупредил я барона Мигеля, активировав над рукой мощный факел. Ибо по глазам понял, попытается выждать момент и напрыгнет, умирая, но спасая госпожу. Робкий обречённый кивок в ответ. — Встала, blyad’! — это снова сеньорите. Ногой ей по корпусу, очень нежно, но невероятно обидно.