Записки грибника #2

Лета ХХХ года, Июль 8 день

— Федор, Федор, — Завопил с порога Мишка, — там тебя Деда зовет. Прокричав послание, посыльный испарился раньше, чем я успел расспросить.

Посмотрел на своих учеников и вздохнул про себя.

— Так парни, думаю, что на сегодня все. Тихон, прибрать здесь, чтоб чисто было. — Два десятка молодых человек, из числа «местных» жителей, отобранных исключительно по возрасту, заговорили между собой, вставая с лавок.

Собрал свои бумажки… Обрастаю канцелярией, хоть бери и секретаршу заводи…

«Марья Никаноровна, подготовьте доклад по производству в третьем цеху. Да. Пока не забыл, напомните бухгалтерии, что мне нужен отчет за третий квартал»

Середина лета. Полдень. Солнце, взобравшееся на самую верхотуру, жарит со страшной силой. На небе ни облачка и за последние две недели не было ни одного дождя. Как и предрекали местные аксакалы, ручей в овраге почти пересох, осталось маленькая ниточка шириной с ладонь. Этой воды едва хватит, чтоб напоить десяток коней или один раз полить огород. Вчера с Никодимом бродили в этих местах. Во исполнение указа царского — Об устройстве колодезей в Белом Каменном городе и за городом, для пожарного времени. — Искали место для копания оного.

Я предложил выкопать прудик. А что, двойная выгода, запас воды на всякий случай и карасей можно запустить. Думаю, местная детвора, быстро это место для своего отдыха приспособит.

Никодим сначала возмущенно глянул на меня, а потом задумался…

Иду по пустой улочке, никого не видно, кто на сенокосе, кто по избам, от жары попрятался.

Сворачиваю в проулок… Ба… Да у нас гости… Ворота нараспашку, на дворе видно несколько лошадей и пару человек. Сердце тревожно екнуло да успокоилось.

В одном из чужаков признал знакомую фигуру и через десяток шагов убедился, что не обознался. Один из прибывших, Панас, помощник и подручный, Архипа Шадровитого, бывшего владельца это деревни.

Мишаню пришибу, когда ни-будь, то языком молотит, не остановишь, а то вдруг сама лаконичность.

— Здрав будь, Панас. — Поздоровался с вышедшим из конюшни казаком — Хотел спросить, где брат, да на ловца и зверь бежит. На звуки моего голоса из темного провала ворот показался Григорий.

— И тебе не хворать.

— Вы одни али с Архипом? — В ответ последовал кивок в сторону дома. Старший из братьев подошел к лошади стоящей у стены и стал развязывать узлы на веревке, удерживающие вьюк. Скинул поклажу на землю, взял за недоуздок и повел вглубь двора, там, на задах, спокойно мог разместиться табун.

Когда староста уехал, мы заняли его подворье под свою штаб-квартиру.

Дошел до дома, поднялся по скрипучим ступенькам на крыльцо и вошел внутрь.

Здорово живешь. Пока я в поте лица трудюсь. Отдельно взятые морды, прохлаждаются в тиши и неге. Чтоб я так жил. На столе, рыбка белая, мясо жареное, овощи тушеные, бутыль темно-зеленого стекла с чем-то вкусным. Огурчики (чуть не добавил — помидорчики) мелкие, пупырчатые, прямо с грядки, зеленуха.

— Ого, что за пир? — Невольно вырвалось у меня при виде всего этого великолепия. — Здравствуй Архип.

Я подошел к нашему гостю, сидящему на почетном месте, под образами и протянул руку. — Какими судьбами, да в наших краях?

Поздоровавшись, сел напротив. Никодим из бутылки налил, в подставленную кружку, что-то красно-тягучее. М — м. пахнет вкусно. Пряный запах, хорошего вина.

Краем глаза уловил недовольную гримасу проскочившую на лице Силантия?

— Ну что опять не так делаю? — Набросился на стрельца.

— Да все… Токмо прежде чем с гостем здоровкаться. Надобно поклон положить всем.

— А тебя, я с утрева видел, с Никодимом недавно только расстались, а вот Архипа, почитай месяца три не видал. — Обратил взор на улыбающегося гостя.

— Не обращай внимания. Я с его внучкой встречаюсь, вот он меня каждый раз теперь мордой тыкает, ежели что не так делаю. Думаю не по нраву ему, что у неё такой муж будет.

— Ой, Федька… — Силантий покачал гривой седых волос. — Ох, все Агрипе про тебя поведаю…

— Доносчику, первый кнут… Жалуйся. Она тебе все равно не поверит. — Отбрехивался, а сам тем временем, вытряхнув огурцы из плошки, набивал её съестным припасом. Отхватил шмат рыбки, бросил на кусок хлеба, положил рядышком. Натаскал мяса, разбавил овощами, накрошил зелени. Поднял свою кружку, — Дед. Давай потом доругаемся, у нас ещё вся жизнь впереди. Архип, за твое возвращение, за то, что все живы и здоровы. — Приподняв посудину, отсалютовал гостю и выпил.

Посмаковал винцо, пахнет лучше, чем на вкус. Но и не скажу, что уж совсем плохое. На любителя.

Встав из-за стола, пошел в свой закуток, из закромов родины, была извлечена на свет божий заветная скляночка с настоечкой. Вернувшись обратно, разлил всем по чуть-чуть, попробовать.

Никодим подозрительно заглянул в кружку, нюхнул, пригубил саму малость, только губы смочить. Силантий внимательно следивший за манипуляциями своего друга, сделал тоже самое. И теперь они сидели и смотрели на меня вдвоем, нет втроем, Архип не стал пробовать.

Эх, темнота. Когда узрел в торговых рядах эту специю. Вопрос о деньгах даже не стоял, купил сразу четыре фунта.

— Федь это что такое? — Никодим показал на кружку.

— Это называется водка, анисовая. У меня там еще на лимоне настаивается скляночка. Ну что, пробуем? — И лихо опрокинул в рот содержимое своей посудины.

«Черт, спирта перебухал, крепковато получилось»

Пока я тайком смахивал слезу, мои сотрапезники маханули свои дозы и на меня смотрели три истуканчика, тушканчика. Замерли, словно байбак у своей норки и боятся пошевельнуться, только глазки, мокро так, отсвечивают.

Архип медленно выдохнул, ладонью стер слезу с бороды, — Крепка, однако… Протянул руку, взял щепотку капусты, забросил в рот и стал медленно жевать.

Я решил не отставать и принялся энергично закусывать.

Несколько минут в избе стояла тишина, прерывая только чавканьем и стуком ложек по мискам.

На мое предложение повторить, последовал вежливый отказ, от уважаемого гостя, свирепый рык от стрельца и уклончивое — Опосля, — Никодима.

«Была бы честь предложена. Такое дело надобно пить из рюмок, дозами по двадцать — тридцать грамм и чуток подогреть, тогда букет раскрывается. Пить водку в охлажденном состоянии нельзя она просто воняет спиртом и не более того. Может построить заводик и начать гнать водку? Нет уж, и так страна заработала статус самой пьющей державы, хотя те же англы, выжирают на душу населения больше чем русские. Про страну скотов разговор особый, там не алкаши только те, кто в пеленках…»

Когда миски, доски которые были вместо блюд, опустели я как самый младший. Собрал все в кучу, отнес в уголок и опустил в бадейку, тряпкой смахнул сор и крошки со стола. Оставил кружки, бутыль, кувшин с пивом и посудину с нарезанным хлебом и кусочками рыбы. Это чтоб разговор на сухую не шел.

Налил себе из самовара стоящего у печи, травяного настоя, из туеска, под пристальным взглядом Никодима, зачерпнул меда и, размешивая маленькой ложкой (на заказ сделали для меня) вернулся за стол. Отпил немного, поставил. — Вот теперь можно и о делах поговорить. С Чем, пожаловал?

Архип не торопливо выпрямился, сел на лавке ровно Одну руку положил на бок или бедро (с моего места не видно) словно подбоченился, другой подкрутил усы.

— Мастер Федор…

Я вскинул руку, прерывая монолог восхваления, — Просто, Федор. Эй, вы куда…

Окликнул встающих из-за стола Никодима и Силантия.

— Архип к тебе приехал, а не за самоварами. Так что тебе и речи вести, а мне они без надобности. Пойдем Силька, не будем мешать.

Я проводил взглядом двух предателей, покинувших поле боя и оставивших меня одного.

«Что-то мне тон не понравился, коим Никодим слова говорил. Только через пять минут до меня дошло, ревнует… Ревнует к тому, что делаю… От жучара, я тебе устрою, день ДДТ… А может придумать,

что ни-будь такое или эдакое…»

— Извини Архип, что вот так… — Я неопределенно махнул рукой. — А забудем. Ты мне поведай, как пистоли себя вели? Много ли осечек было? Патроны не отсырели?

— Чудной ты человек, Федор, словно не от мира сего… — Он усмехнулся, пожал плечами, словно человек, не знающий с чего начать… Налил немного вина в кружку, отпил глоток, потом костяшкой пальца, долго разглаживал усы. По лицу скользнула кривая усмешка.

— Вот уж не думал, что… — замолчал, искоса глянул на меня и отвернулся вполоборота.

— Что хлопу, спасибо говорить придется?

Он отмахнулся от меня как от надоедливой мухи, — О другом молвлю. Пока ехал сюда, заглянул в имение, староста сказывал да ему не поверил, а я тут своими очами узрел… Эк вы тут все… — И широко развел руками.

Я смутился малек, — Есть такое дело…

— Какое?

— Это присказка у меня такая. О заводике потом поговорим. Пистоли то как себя вели?

— Нормально. Стреляли без осечек, один раз правда у Григория патрон пшикнул и пуля не вылетела. Так он открыл, гыльзу вынул, другую воткнул и пальнул. Одно плохо, единожды забыл на ночь убрать, так под утро от росы отсырели, бумага размокла, испортились заряды.

«Над этой проблемой сломал голову, да не по одному разу. Не знаю пока, как добиться влагостойкости»

— Была у нас стычка с ляхами, гарно пистоли стреляют, только вот жалко, что не далече. Пришлось близко подпускать, стрелить по разу и за сабли браться, вот ежели можно было, несколько раз подряд, не заряжая… Взгляд стал мечтательным и одновременно с хитрым таким прищуром.

«Может наган сделать? Уменьшить калибр до десяти миллиметров, гильзу оставить картонную, донышки такие, запросто сможем штамповать, обжимку переделать, пуля минье, нарезов шесть штук, сдвижной барабан…

Токарный, фрезерный, расточной, плоскошлифовальный и еще куча станков на — Й. заканчивающиеся.

Хотя идея давно в воздухе витает. У нынешних пистолетов есть одно неоспоримое качество, останавливающий эффект. Даже если пуля не пробьет стальной нагрудник, запреградное действие ещё никто не отменял, особенно при стрельбе в упор. Только вот скорострельность, хромает…

А какая она, скорострельность? А фиг знает, никогда не проводил такого теста… Надо будет испробовать…

Ага, одна попробовала, семерых родила…»

Я мысленно перевел дух и постарался сосредоточиться на том, что говорил гость.

А он как назло замолчал, в раздумье, разглядывал меня в упор, не отводя взгляда.

Грешным делом, неуютно как-то стало, словно первогодку на утреннем разводе. Рука сама потянулась к верхней пуговке, застегнуть, опустил на половине дороги, почесал грудь.

— А что замолчал-то… — Изобразил на своей физиономии само радушие и интерес.

— Да не слухаешь ты, у тебя очи як у Грицко стали, когда вин о бабах думает…

«Это было к концу моего первого года жизни здесь. Однажды, сидя за дневником, поймал себя на мысли, что не помню как пишется слово. Память словно ножом отрезало. На ум приходили только старорусские аналоги… Тогда очень сильно испугался… Стало очень страшно… Терять себя. Мой язык, мой словарный запас и лексикон, все это связывало меня нынешнего — со мной прошлым.

Показалось, что с утратой этой последней нити, растворюсь в серой безликой массе людей окружающих меня в жизни и быту. В какой-то мере спасение, пришло со стороны детей, взятых в семью на воспитание. Все получилось как бы само по себе. Я очень старался сдерживаться, да шила в мешке не утаить. Слово здесь, там, за обедом, на работе, в поле. Неосторожная брань… Дети как губки, впитывают все, кто-то хорошее, другие — плохое… Очень выручили технические термины. Все это привело к тому, что я общался с ними, практически не ощущая разницы в столетиях разделяющие нас. А вот с взрослыми… Медник и стрелец, два сапога на одну ногу, когда им нужно, понимают все. Хотя иной раз на мордах написано — что ни хрена они не понимают. А вдругоряд, ей богу, пришибить готов — моя твоя не понимай. На разных языках молвим сплошные — Ино Ижно Ись Ить Ишь Ипеть

Я опосля того, как срочную отслужил на Украине, всего два года, потом пять лет — гыкал. Среда обитания, страшная штука. Исподволь, потихонечку, тихой сапой, выбивает из мозгов мало используемые слова и обороты…

Сижу, перечитываю и прихожу в тихий ужас, уже и писать так начал…»

Слушаю, слушаю, — постарался уверить его как можно искренне, а чтоб скрыть смущение потянулся за бутылкой с вином.

Архип тряхнул гривой, с проседью, каштановых волос, подставил свою кружку и продолжил.

— Вечером, мы снова пошли на тот хутор… Да только… Надо было их всех оттудова забрать. Пока мы днем в лесу отсыпались, нагрянули ляхи. В поисках еды, перевернули и вытряхнули все до последней крошки. Не пожалели даже старую кобылу, прирезали и увезли.

На скулах вздулись желваки, взгляд потемнел и стал вопрошающе обиженным. Потом он отвернулся и стал смотреть на стену.

Странно было видеть такое у человека прошедшего огонь, воду и медные трубы. Со слов деревенских, Архип крепко держал их в руках, пресекая на корню любую попытку к самовольству. А может дело в другом…

Наступила гнетущая тишина. Через некоторое время, Архип, залпом осушил кружку, рукой смахнул капли вина и продолжил глухим голосом, иногда смолкал и только тяжко вздыхал.

— Деда, за то, что слово поперек молвил, повесили на воротах, жинку евонную, бабку старую, зарубили. Детушкам малым, головенки об угол печки поразбивали… Брали за ножки да с размаху… Кто постарше, тех с собой увели…

Ты мне обскажи Федор, рази так можно? Что ж они за звери лютые? Что творят нехристи, словно татарва какая.

Мы когда прознали, в догон бросились, пока светло было. А через десяток верст, заметили воронье, над оврагом… Они все там лежали…

Надругались над ними, замучили сирот, опосля, как скотине какой, горло перехватили…

Он ещё долго говорил, живописуя бесчинства творимые поляками и литовцами, в приграничных землях. Под этот грустный рассказ и на помин душ усопших, мы укушались до ризоположения.