Записки грибника #2

Лета ХХХ года, Август 31 день

— Вот отседова и до той кочки, — Грязный палец с обгрызенным ногтем вылез из ноздри, где искал, по всей видимости, золото тамплиеров, и указал нужное направление, — мелко, мне до колен, маненько не достает…

— Э-э. Куда полезла — Остановил я проводницу, придержав за рукав, чадо решило лезть в болото и тащить нас за собой. — Стой здесь и никуда не ходи, мне еще не хватает, чтоб ты в этой болотине утопла.

— Малой, — повернулся к стоящему рядом стрельцу, — Зови сюда народ и пусть херню плетеную, сюда тащат. Отсель гать класть почнем.

Местечко и вправду укромное, густо заросшее кустарником и на берегу небольшой пятачок чистой земли. Метрах в двадцати, плотная стена камыша рогоза с протоптанными аборигенами, даже знаю кем, едва заметными тропинками, насчитал шесть таких ходов. Если верить старожилам, опрошенным вчера вечером, за живой изгородью в паре сотен метров, островок и довольно вместительный. В прошлые годы, можно было дойти, не замочив сапог, но последние года выдались погаными, долго шли дожди, лета были сырым, осени с ненастьем и снежные зимы, привели к тому, что болото стало увеличиваться и перешеек затопило. Прошедший лет пять назад ураган, словно по заказу уложил деревья так, что конному сюда пробраться ни в какую, только пешим, ну, а этим таких сюрпризов можно напихать…

Есть у меня одно нехорошее предчувствие, седалищный нерв свербеть начинает, а так бывает только в преддверии большой, тяжелой и довольно грязной работы. Гадом буду, дорогой дедуля придет и скажет — что теперь все добро, нажитое непосильным трудом, для оберега от татей, надобно перетаскать на остров.

— Дядька Федор, — Дарья дернула за рукав, отвлекая от раздумий, — Тятя вчерась маманьке молвил — Воевода пришел, чтоб шишей разогнать. Это правда?

— Кривда, — И улыбнулся — А что сильно докучают?

— Да, нет, — Девчушка дернула плечиком, поправила выбившиеся из под платка волосы, — тятька мой их не любит. Он и еще дядька и евонные братья, весной в соседние городище пошли. Так шиши словно тати какие, обобрали их, тяте по шее надавали, а Горластому, так, вообще карачун пришел, побили его сильно. Две седмицы пролежал в лежку на лавке не вставая и помер вконец. К нам они сюда не ходют, зимой одни пришли толпой да их… — Дарья вдруг замолчала, бросила на меня какой-то испуганный взгляд и быстренько сменила тему.

— Ну, где они тама…, - Она закрутила головой, усиленно высматривая ожидаемых носильщиков.

— А что везли то?

— Рядно в городище, что мамка с тетками за зиму наткали. — Дарья глянула на меня и снова отвернулась.

— А много?

— Не, не очень, тятька думал на жито сменять… — Она вздохнула, рукавом мазанула по сопливой сопатке, подбирая мокроту под носом, — Тятя Федору Матвеичу пожалился… Да куда там… Пока с поля вернулся, пока коня седлал, татей и след простыл.

— Погодь, ты же сказала — что шиши напали…

— Ну да, токмо и смогли на версту от деревни отъехать, как из кустов полезли злыдни. Дядьку Горластого, он с первыми телегой шел, по голове кистенем шарахнули. Лошадку под уздцы и с дороги поворотили, а остальные на мужиков бросились. С дрыном супротив рожна… Побили наших, крепко побили…

И закончила свое повествование с горьким вздохом, — Фроську жалко.

— А это кто?

— Да лошадка, что тати свели, — И шмыгнула носом.

— А зимой что случилось? — Ленивым голосом спросил у Дарьи, словно меня это не интересовало, еще и отвернулся в сторону, чтоб не смущать пристальным взглядом.

— Да и не было ни чего, ляпнула, не подумавши — с досадой в голосе ответила дара

— Не было так и не было. — Согласился с ответом. Да и расспрашивать стало некогда, в кустах послышался треск и с шумом и матюгами на полянку выбрались первые носильщики.

Работа закипела.

До стены рогоза гать выстлали за десять минут, да там и так пройти можно но ребята посоветовали — сейчас уложить, опосля снять, чтоб след скрыть.

Так по мне стадо слонов в три десятка голов вытопчет все на хрен. Ладно им видней.

После укладки первой части, вместе Дашкой прошли по настилу до зарослей камыша, метров двадцать и за ним начиналась самая настоящая болотина, с кочками, окнами стоялой, коричневой воды и редкими кустами чахлого ивняка. На ровной как стол поверхности я лично не углядел никаких признаков, что могли бы указать на заветный остров.

— И где наша земля обетованная? — Спросил у малолетнего Сусанина, осматривая окрестности.

— А вон тама. — Грязный палец с траурной рамкой вокруг ногтя указал, приблизительно на одиннадцать часов.

Всмотрелся, даже попробовал привстать, насколько это возможно стоя на зыбкой почве, вытягивая шею. Ничего, все тот же унылый пейзаж.

— Не врешь? По-моему нет там ни хрена.

— Яго не видно с берега, надобно на дерево лезть.

— Мне еще по деревьям лазить не хватало, — проворчал вполголоса, — Ладно, веди, показывай дорогу.

Через час, когда мы вернулись обратно, мокрый и грязный с ног до головы, промахнулся мимо кочки и рухнул ничком в яму, заполненную болотной жижей, смело мог подтвердить, с берега остров не видно.

Разношерстый кустарник, растущий причудливо разбросанными группами, уже через полсотни метров совершенно скрыл береговую линию и только по верхушкам берез и сосен можно догадаться в какую сторону надобно идти, чтоб выбраться, из этого чертова места.

Идеальное убежище если бы не проводник, я бы не в жизнь не догадался бы о том, что буквально в сотне метров может кто-то прятаться. Небольшой, буквально сто на тридцать метров островок, находился в самой гуще растительного лабиринта. Не зная направления можно было выйти на настоящую топь и оттуда возврата, уже не было. Кроме вездесущего ивняка здесь ничего не росло, местные давно уже по вырубали все деревья, площадка довольно сухая и что меня порадовало больше всего, так это наличие двух десятков березовых и сосновых стволов, заботливо сложенных на полянке и укрытых корьем. Десяток полуразвалившихся шалашей, мусорная яма, кострище, выложенное явно принесенными, с большой земли, камнями и прочие мелкие следы пребывания тут людей подтвердили мысль о том, что местные прятались здесь от не прошеных гостей.

Хорошее место, но для всего отряда явно маловато будет, схрон, тайную базу, еще куда ни шло, а вот для все нашей банды, мало, а ежели нужда припрет (тьфу, тьфу, тьфу!) добавятся местные, стоя спать придется.

Когда взад вертались, с завистью смотрел на эту козу, прыгающую с кочки на кочки. Из прошлой жизни вспомнился анекдот.

— Папа иди сюда, здесь по горлышко.

— Ну, ты сравнила… Где твое горлышко, а где мое.

В пигалице, на первый взгляд, дай бог полтора пуда будет. Она по болоту аки посуху идет, а я по колено проваливаюсь с моими восьмью десятками килограммов.

На сушу выбрался злой как черт, обматерил всех кто попался под руку, раздал ценные указания и ушел переодеваться в сухую одежку. Простуды мне для полного комплекта не хватает.

За этим добропорядочным делом меня застал гонец, доходяга с конного десятка.

— Федор, тебя сотник зовет, — завопил он с порога, — молвил, чтоб ты поспешал неме…

Запулил в него сапогом, жаль промахнулся, снаряд в печатался в притолоку, рядом с его головой. — Срань ты не умытая, тебя что, стучаться не учили?

Надо ж было этой нечисти именно сейчас припереться, токмо исподнее скинул, а он тут как тут, под дверью стоял что ли, извращенец.

Курьера словно ветром сдуло, видимо не попутным, выскакивая в сени, он что-то там зацепил, судя по грохоту.

Прислушался. Вроде тихо. Не спеша натянул кальсоны и, поддерживая их рукой, выглянул за дверь. Никого нет, только какая-то утварь деревенская разбросана по мосткам, посыльного и след простыл.

— Феденька, — Не люблю, когда Силантий так говорит, слащаво-приторно и смотрит, эдаким

добрым дедушкой, так и хочется закрыть глаза и почувствовать, как мозолистая рука скользит по голове, приглаживая не покорные вихры. Главный российский театрал еще скажет свое бессмертное — Не верю.

У меня уже выработался стойкий иммунитет на такое обращение, ибо гадом буду — старая сволочь придумала какую ни-будь пакость в духе господина сотника — круглое носить, квадратное катать.

Что было проделано неоднократно за прошедшее время. Ну, скажите, зачем пересчитывать припас на пятый день похода? И зачем проверять телеги кои еще даже не распечатывали со дня выхода.

При таком обращении, взбрыкивать начинаю, огрызаться, а ему, с моей колокольни так видится, подобное нравиться. Как в поход двинулись, ни дня не прошло, чтоб этот черт однорукий не доставал меня. Как его стрельцы терпят?

— Феденька, а скажи-ка мне мил человек — гать готова?

— Когда уходил, там оставалось десяток саженей застелить.

— А почто ушел, ежели такая малость осталась?

— Промок и замерз…

— Другие значится, могут в болоте вошкаться, а Феденька у нас замерз значиться… — Пальцы на руке сжались в кулак и Силантий опершись на костяшки начал вставать с лавки.

Ну все, пора отключать слух и начинать размышлять о чем ни будь своем, девичьем, Господин воевода выходит на тропу войну, это как минимум на пол часа. Спорить бесполезно, один раз попробовал, опилки сыпались в два раза дольше и были гораздо крупнее…

На всякий случай сделал морду тупого солдафона и, поедая начальство глазами, ушел в себя. Изредка выныривая, чтоб не потерять нить рассуждения босса, а то можно невпопад кивнуть не там где надо и получить звездюлей, мешок и маленькую тележку.

Мысли лениво бродили, перекладывали сухие портянки и развешивали портки на просушку, левый сапог надо было отдать ребятам, пусть подошву перешьют, а на правом набойку где-то потерял, надобно исправить. Да и вообще за прошедшее время пообносился, давеча вон на локте клок выдрал.

Поднял голову и вставил свои две копейки маленький червячок сомнений, глодавший мозг в дни, когда было время задуматься — А что я говорил? Зачем тебе это все? Дым тлеющего костра, разъедающий глаза… Спать на лапнике, постеленном на мокрую после дождя землю, укрывшись от мороси куском кожи, и свернувшись клубочком, иначе, либо ноги, либо голова промокнут. Ходить по нужде с ружьем, оглядываться по сторонам и прислушиваться. Не дай бог, зверье, какое выскочит… Двуногое…

А дома…

Теплая кроватка, милка под бочком, льняная простыня, подушка, пером набитая, одеяло ватное, банька…

— Федька! — прорвался сквозь завесу голос недовольного Силантия, — Эй, Митроха, стукни по загривку ентого супостата.

Не успел, я и мяукнуть, как кулак заехал под ребра. Блин! Ну зараза твою мать…

— Ты чавой дерешься? — Развернулся к стрельцу, намериваясь дать сдачи, тот отступил на шаг назад — Чаво, чаво — чавочка с хвостиком. — Сотник казал…

— А скажет в колодец прыгать — сиганешь не думая? — не дав договорить, попер на бедолагу буром.

Первое время после своего попадания сюда мое поведение соответствовало тому какое принято в оставленном будущем — Здравствуйте — Спасибо — Дайте пожалуйста — Не будет так любезны… Вежливость принятая там в общении с незнакомыми людьми — обращение на ВЫ, здесь смотрится довольно дико. Тыкают все, молодые старым, юноши девушкам, мужики бабам… Первое, что с меня слетело, словно шелуха с семечки, это привычка обращаться на — вы. Меня просто не понимали и даже оглядывались, думали, что у них кто-то за спиной стоит. Здесь другие атрибуты — равный с равным разговаривает спокойно, держит себя степенно, Но стоит только обратиться к стоящему выше по иерархической лестнице как человек уже всем своим видом показывает уважение и чем выше статус, тем ближе к земле склоняется вопрошающий.

В начале своего пути, больше молчал и смотрел по сторонам, наблюдая, как общаются между собой люди на Рогачевском торжище, вот тогда и выбрал для себя манеру поведения, определявшую МОЙ статус.

— Федор, а ну стой, вражья сила, не то… — Начал грозным тоном Силантий но, не договорив, осекся и замолчал, устремившись взглядом за мою спину. Я оглянулся.

Опершись рукой на косяк, другой придерживая разодранный, со следами крови кафтан, стоял мальчишка гонец, — Наших побили у Вороней пади, — Прохрипел и ничком рухнул в избу.

— Тс-с! Тихо! Слухай! — Десятник прошипел полузадушенной змеей и, вскинув вверх руку замер, превратившись в одно большое ухо.

Я послушно замер. Ни хрена не слышу. Через пару минут в башке противно запищало, словно кто-то поднес микрофон к колонке и окончательно оглох, даже свое тяжелое дыхание слышу с трудом.

Десятник повернулся, снял шапку с головы и, вытерев мокрое от пота лицо, довольно осклабился, — Туточки они, бисовы дети. Осип и ты Мирон, с Федором побудьте. — Распорядившись, он посмотрел на меня и каким-то жалистным тоном продолжил, — Федь не ходи туда, побудь здесь с парнями… А не то воевода мне уд на лоб натянет, ежели с тобой случится что.

Перекрестился, натянул на голову свой дурацкий колпак, по недоразумению называемый шапкой, шагнул и растворился в подвядающей зелени боярышника.

За дисциплину, Силантию надо поставить пять с кучей плюсов. Я только собрался шагнуть следом, как мне на плечи легли две лапки, размером думаю, с седло моего бабая и добродушный голос посоветовал обождать — маненько. Не дай бог такое предложение услышать темной ночью в переулке, отдашь все и даже портки с исподним скинешь…

Пока дергался, пытаясь вырваться, подползли еще две тени из числа приставленных ранее, обступили со всех сторон и я оказался в коробочке. А через полянку в направлении, куда ушли мои попутчики, бесшумно ступая, прошло еще десятка полтора стрельцов.

Ожидание продлилось недолго, с той стороны куда учапал народ послышался слитный залп, истошный крик смертельно раненого человека и опять наступила полная тишина.

На дне неглубокого оврага, среди листвы журчит тоненькая струйка воды. Хотелось напиться, да одна дохлая морда испоганила её своей тушкой, рухнув поперек. Невдалеке у почти погасшего костерка уютно расположилось еще четыре аборигена.

Я с шумом втянул воздух сквозь сжатые зубы задерживая дыхание и нервно сглатывая слюну, двенадцатый калибр в голову это круто…

Свеча высоко подпрыгнула, завалилась на бок и погасла, погрузив избу в темноту, только в красном углу под святым ликом чуть теплится маленький огонек крохотной лампадки.

В наступившей темноте шипение аспида показалось бы ангельским пением, только не проникновенно ласковый тон Силантия, — Феденька, ежели еще слово поперек молвишь…

Прошуршав по столу рукавом старик подобрал огарок, с кряхтением поднялся с лавки, перекрестился, пробормотал едва слышно, — Прости господи, — и запалил фитиль от лампады.

— В холодную посажу, на седмицу, на хлеб и воду, ежели за ум не возьмешься…

Я в кои века решил проявить благоразумие, молчал как юный ленинец на допросе в гестапо. Да ну его к чертям собачим, первое, что сделал этот гад, когда в лесу встретились, съездил мне в ухо, а парням и того, от буйного сотника на орехи перепало, по возвращению выдрали всю команду. Чует седалище, быть мне под конвоем пока домой не вернемся. Хотя… С него станется, могёт и отправить, завтра

А что такого сделал? Подумаешь, оказался чуток расторопней своих охранников. Пока они сопли жевали да вокруг гонца суетились. Выскочил во двор, благо лошадку посыльного еще не рассупонили, запрыгнул в седло и дал газу, то бишь каблуками по ребрам своему скакуну. На выезде из деревни облаял десятника и мы толпой, в пять человек на трех конях, ломанулись на выручку. Мне премию давать надо за такое быстрое реагирование… А в качестве благодарности получил в ухо… Тьфу на вас два раза.

Знаете, как здесь тревогу объявляют? Думаете, висит железяка с привязанной колотушкой и стоит дежурный, чтоб оной стучать в набат? Салом по губам не хотите? Глухая деревня, здесь ножи по наследству передают, один топор на десяток дворов. Если повесить что-то металлическое и не выставить охрану, можно даже об заклад не биться, утром, дай бог чтоб веревка на месте осталась.

В годы бытия в цивилизованной эпохе, мне на глаза попалась газетная заметка.

Один умелец уволок с родного толи предприятия, толи крейсера, корабельный ревун и приспособил, рядом с входной дверью. Надо же было такому случиться, забрался к нему в дом воришка…

Печальная история, домушник на кладбище отправился, помер мужик от разрыв сердца, а находчивому умельцу дали условный срок, за кражу госимущества.

Во времена застоялого социализма при каждой школе работали разнообразные кружки и детишечки проводили свой досуг очен-но разнообразно. В один из зимних вечеров далекого детства, под чутким руководством наставника мы осваивали… Хрен его знает, не помню точно, но что-то связанное с электричеством и электромагнетизмом. Мотали на гвоздь проволоку под монотонный бубнеж учителя, объясняющего для чего это нужно и где это применяется.

Слово за слово из завалявшейся консервной банки, как сейчас помню, «кильки в томатном соусе» соорудили сирену. Простенькую такую, на девять вольт всего, она еле-еле мявчила, надо было прислушиваться чтоб вообще что-то услышать. Но мы были горды собой и полны творческого энтузазима и во все уши слушали разглагольствования нашего трудовика (трудные были времена, но за кружок шла доплата) и мотали на не выросшие усы.

Ну, так вот. Возвращаясь с занятий пытливый ум малолетнего вундеркинда, словно губка впитавший в себя информацию, искал ответы на вопросы. А что если… А можно ли сделать так… А попробовать…

День был пред выходной и дитятко придя домой начало искать практическое решение своих раздумий.

За основу был взят и разобран старый трансформатор в пустую сердцевину, плотно утрамбованы гвозди, и шляпки слегка обработаны напильником. В качестве резонатора малолетний стахановец взял банку из под томатной пасты, может, кто помнит, в совковое время были такие, пяти килограммовые бочонки. К первому вечеру основная конструкция была практически собрана.

Уже когда чадо ложилось спать, на ум пришла одна идея, точней вопрос — что произойдет, если будет возможность изменять внутренний объем?

Воскресенье было загружено семейно-общественным трудом и до своего изобретения удалось добраться только вечером. Оставшееся до сна время было потрачено на разработку электрической схемы, включавшей латер, пару концевых выключателей, найденных у отца в ящике с запчастями и неведомо как там оказавшиеся, изготовлением ручки для переноски и всякой мелочи.

Утро, противное холодное утро, противной холодной зимы. Ночью шел снег. Все деревья стоят в белых меховых шубах, а двор устлан еще пока белоснежным нетоптаным ковром. Редкие следы ранних пташек, затемно уехавших на работу, соседей, виднеются на снегу. В приоткрытую фрамугу слышно как дядя Вася из соседнего подъезда заводит свой старенький «запорожец» Заведет, прогреет, заглушит и пойдет с мужиками пить пиво и рассказывать, как вчера ездил на рыбалку и поймал здоровенную щуку. К вечеру она станет размером с акулу, а к пятнице подрастет до кита. Тихий безотказный дед, он частенько катал ребятню по двору, а когда ремонтировал машину вокруг него обязательно крутилась стайка добровольных помощников, исправно подающих требуемые ключи и восхищенно слушающих его мастерские рассказы о рыбалке. Через три года его не стало, пьяный подонок на самосвале выехал на встречку…

Наверно у многих из нас, живших в том дворе, с тех пор и осталась любовь к рыбалке и «горбатым запорожцам»

Первые два урока физ-ра, можно смело прогулять по справке — освобождению, тетка постаралась для любимого племянника. Школа тех лет, это не нынешние, неприступные крепости с многочисленной охраной и камерами видео наблюдения, утыкавшие каждый укромный уголок школьной территории. Тогда можно было приходить в любое время и двери пребывали в открытом состоянии.

Сразу и честно скажу, ничего такого я не задумывал… Оно само все так получилось.

После завтрака и настойчивых пинков старшей сестрицы, был изгнан из теплого дома и направлен в сторону храма науки стоящего в двух сотнях метров от двери подъезда.

Свою поделку забрал с собой чтоб (честное пионерское) показать трудовику и вместе провести испытание (ну и похвастаться хотелось)

Школа.

В коридорах и вестибюле стоит оглушительная тишина.

Из-за закрытых дверей учебных классов, доносятся едва слышные голоса учителей, раскрывающие непутевым чадам тайны мироздания.

Одинокое чудо стоит и чешет затылок, читая объявление о том, что сегодня уроков труда не будет.

Правую руку оттягивает сверток с агрегатом, а душу гложет азарт испытателя. Прикидываю, где можно найти розетку и подключиться. По всему выходит, надо идти на второй этаж.

Короткими перебежками пробираюсь до места назначения.

Хорошо тут, тихо спокойно… В гулкой тишине, через неплотно закрытую дверь туалета, слышны звонкие капли, с четкостью метронома, срывающиеся с плохо закрученного крана.

Кап. Кап.

Пауза.

Кап. Кап.

С легким шорохом разворачиваю упаковку и готовлю «адскую машинку» (насколько это правдиво узнал буквально через пять минут)

Вставляю вилку в розетку и включаю тумблер на латере, загорелась зеленая лампочка, аппарат готов к работе. Поднимаю свое тварение с пола и нажимаю кнопку…

Розовая птица с горбатым клювом танцует брачный танец!!

Ни — че — го! Встряхнул. Не работает! Со всей злости наподдал коленкой по самодельному трансформатору, и случилось чудо… Заработало!

Оглушительную тишину школьного коридора разорвал рев голодного и очень раздраженного динозавра от которого зазвенели стекла.

Звук был настолько низкий, что заложило уши и как показалось, завибрировали все кости, залязгали зубы, а волосы просто встали дыбом.

Цель достигнута. Но в программе испытаний еще не выполнены два пункта. Исправляемся, увеличиваю напряжение и, потянув за рычажок, пристроенный сбоку, изменяю внутренний объем…

И падаю в бездну…

Такого я не испытывал в своей недолгой жизни еще ни разу. Умирать умирал, дважды тонул, откачивали. Ничего интересного там нет, мокро и темно, а тут, словно раскаленный гвоздь вогнали в затылок, от него вниз по хребту пробежала волна обжигающего огня. От чего все тело выгнуло, руки разжались, этот чертов механизм грохнулся на пол и заткнулся. Наступила благословенная тишина…

Дальнейшее описывать не интересно. Вопли учителей, крики одноклассников, ругань директора и завуча. Я хотел только одного, побыстрей оказаться дома. Горячая волна, окатившая с головы до пят, закончилась в мочевом пузыре…