Замок на болотах

Глава 4

— Куда, сучья твоя рожа гнешь скивку? — надрывался пропитый басок.

— А сюда, дурья башка! Накося! А вот так? Омельника в черту? Ха! Утерся?!

— Омельника? А, паскуда! Трефую! На, четверку в угол и два камня на кость!

— Побойся демонов, шельма! Глянь-ко в окошко — полумесяц и первая чверть ночи!

— И шо? — косой мужичонко, прикрыв рукой рассыпанные перед ним на столе камушки, подозрительно уставился на напарников по игре.

— И шо? А то, что твоя двойка в камне идет за пятерик крестовых, да в прикупе! Продулся! Я вот тако твой скивень положу одной токмо круговой! Ну? Нечема крыть?! Нечема! Круг на чверть! Сдавай по новой, Одноглазый. Банкуем вторую кучу!

На шлепавших по столу картами, гомонящих разбойников, пленник поглядывал лишь изредка. Устроившиеся за столом три пары мерзавцев от души резались в игру, называемую Друидов Круг, смысла которой Казимир так и не уразумел, путаясь в правилах. С костями и картами было гораздо легче и проще. Друидов Круг пестрел взаимоисключающими и заменяющими друг друга комбинациями, к которым добавлялся просчет от положения сторон избы, количества звезд, видимых в окошко, от четного или нечетного числа дня, и расклада карт, сдаваемых в начале и подкрепляемых бросками костей. Казимир забросил Круг в самом начале обучения, и предпочитал во всех случаях просто наблюдать за Лихором, в отличие от побратима, знавшим толк в превеликом множестве разных игр, как человечьих, так и эльфьих.

— Сдавай-та! — рыкнул один из разбойников, сметая со стола горсть монет. — Заснул чо ли? Пачкуна ждать себе дороже. Ить ентот засранец как до ветру пойдет, так не жди вскоре. Ну-с, по малой? Круг полный, ставка… Гривна выходит. Тэээк-сь… Понеслися! Три четверти и пятерик в листах. Камень… У меня шестерка. Изволите поверить? Калинка на крапчатую, кто предложит больше?

Темнело. Из-за стены доносились звуки, обычные для деревенских подворий, что готовились ко сну. Мычал возвращавшийся в стойла скот, скрипели телеги, перекрикивались крестьяне. Трактир понемногу наполнялся желающими пропустить стаканчик-другой сливовой наливки, или чего покрепче. Ячменная сивуха трактирщиковой жены славилась на всю деревню.

Казимир молча ожидал. Чего, по виду его было не сказать. Может, тлел в груди его огонь надежды, может, поддерживала его крепость духа. А может, смирился, ведь не было у него в тех краях ни друзей, ни сродственников. Захватившие его люди не скрывали планов, шумно обсуждая, какую цену даст за него заезжий торговец живым товаром, долженствующий заявиться к полуночи, пока желтоволосый не велел всем заткнуться. Злобный взгляд то и дело обращался к Казимиру, не предвещая тому ничего хорошего.

Закон запрещал продавать людей, но в глуши, или вот в таких оставшихся без надзора деревнях, еще происходили случаи работорговли. Естественным было оставлять в деревнях взятых в плен в междоусобицах кметов вражьего рыцаря, пока тех не выкупят, или — что случалось гораздо реже — правитель не дарует вольную. Бывало, пленники оседали на новых местах навсегда, перемешиваясь с местными, или, при непротивлении солтыса, отправлялись в города. Однако подобное не относилось к благородным. Любой шляхтич предпочел бы упасть на меч, чем навеки оставаться в плену в чужой стороне.

— Чу, поганцы! — цыкнул трактирщик на игроков, прислушиваясь. Скомкал передник, толкнул дверь, выходя на крыльцо. Желтоволосый, не преминув отвесить рыцарю пинка, набросил на голову пленника вонючую рогожу, задул свечу. Казимир обратился в слух, коль уж видеть не мог. За стеной заржала лошадь, прозвучал сильный, чистый голос. По крыльцу дробно застучали каблуки, звякнули шпоры.

— И гляди мне, чтобы коню полную мерку пшеницы дал! Увижу хоть одно зерно овса — отхожу нагайкой! Так, что долго еще лежать не сможешь, слышь, ты, морда?!

Говорящий рассмеялся. Дальше Казимир не расслышал, голос опустился на несколько тонов, журча быстро и тревожно. Кто-то уговаривал кого-то поберечься. По крыльцу словно прошелестели шаги. Не такие, как у говорившего, их было едва слышно. Поднявшийся же шагал размеренно и твердо. Трактирщик скулил сбоку, торопливо роняя слова.

— Не плачь, хозяин. Сегодня не тронем! — снова рассмеялся давешний голос. — Ну, что ль, войдем?

Скрипнуло, вновь подуло сквозняком, потянуло запахами ночи. И, совсем неожиданно — страха. Казимир прислушался. Тишина стояла — хрустальная. Тронешь — зазвенит. Каждый шаг звучал, точно набат. Бухал, впечатывался в доски пола. Негромко позвякивало. Шуршало, как может шуршать только тяжелый, длинный плащ. Вошедший носил неполный доспех; это рыцарь смог определить по шагу, и характерному поскрипыванию ремней и пододетой под стальную защиту кожаной рубахи. Зашуршал шепоток, потек дымкой, разрядился шорохом осторожно вытягиваемого из ножен кинжала. Остановился предупреждающим «Сдурел? Спрячь! Сколь их там еще на улице ждеть?! Сама приперлася. У… с-ссука».

— Хей, подельнички, — насмешливо, глумливо поинтересовался вошедший, прохаживаясь по трактиру. Остановился неподалек от связанного рыцаря. — Чего притихли? А? Стоять! Куда собрался, мил человек? Пойди-ка сюда. Музыканты, а ну, вжарьте да повеселей! Гуляем сегодня!

И уже гораздо тише, спутнику:

— Вижу. К солтысу побежал, гнида. Ничего. Подождем и солтыса. Музыка, играй! Примете в компанию? По малой партеечке скинемся?

— Не робей, гуляки! — звонко, серебристо выкликнул спутник второго. — На большак идем. Не горюй! Принимай, кто знает, что завтра станется? Сегоня милсдарыня наша добрая. Серебром платит, чистым золотцем! Никто не скажет, что Лесная Вольница чинит грабеж!

— Не к добру енто, — пробурчал Одноглазый, буравя замершую у стола фигуру злобным взглядом.

— Не к добру? — переспросил голос. Казимир чуть повернул голову под рогожей. Похоже, слыхал он этот голос уже. Слыхал.

Только тогда звучал он по-иному.

— Кто я, знаешь? — не спросил, утвердил голос. — А коли знаешь, так и играй. Друидов Круг? Ставку вдвое. Ну как, кто смелый? Игра. Дикий Друидов Круг.

Выдохнули, словно вместе с частичками душ своих, застучали отодвигаемыми лавками. Скрипнуло, звякнул металл.

— Ай, люба моя, Каля! Ай да Разбойница! — певуче протянул ее спутник. — Веселей, лиходеи! Сколопендра сегодня играет, не лютует! Музыка, жарь!

Да, этот голос ему уже доводилось слыхать. Смотри ты, почти седьмицу он добирался сюда без приключений, раз только пришлось шугнуть волчару головней, а после встречи с этой курвой неприятности уже обвешали его, как побрякушки колдуна. Каля-разбойница… ну что случится с ним при ней на этот раз? И ведь случится, если сглаз прилип, то без ведуньи, либо мага, не отвертишься. Не зря он беспокоился тогда.

Хотя… сама она ничего ему не сделает, может, поможет даже? Хоть в благодарность… Но какая у них благодарность, у этих разбойников? За шесть лет изгнания Казимиру доводилось сходиться с наемниками, бродячими торговцами, вольными охотниками и даже эльфами, когда он следом за Лихором хоронился у его родичей в Чащобе от сторожей обиженного шляхтича. И лишь с разбойниками погулять ему не довелось. Хотя пожить он с ними пожил… аж три дня… до первого набега.

Казимира еще мучили сомнения — он не мог уразуметь, заодно или нет с Одноглазым прибывшая разбойница. По разговорам не понять. Как будто девка здесь имеет уважение и даже опасную славу, но знает ли она о делишках желтоволосого? И все ж, она или не она предупредила его о нездешнем рыцаре, которого могут не искать?

А если знает, какой резон ему оставаться под вонючей рогожей, под которой почти совсем не осталось воздуха и дюже смердело кошачьей мочой?

Трепыхнувшись, он сумел высунуть взлохмаченную голову и с наслаждением вдохнул спертый воздух. Первое, что увидел — незнакомый сапог у самого его лица. Чуть отодвинувшись, шляхтич задрал голову повыше, оглядывая вновь прибывших. Мимолетно взгляд его упал на трактирщика, и рыцарь успел желчно порадоваться — от наглой самоуверенности последнего не осталось следа. В рыбьих глазах был страх. И правильно, подобные ему черви редко в уваженье даже у такого сброда, как разбойники.

Каля сидела поодаль. Он не сразу ее узнал. Девка приоделась в легкий доспех, даже плащ нацепила. Ну, дает, неужели вправду считает себя воительницей? Хотя, с нее станется. Наемники тоже бывают женщинами, это он знал наверняка. И еще он знал многих мужчин, мнивших себя воителями и сдохших потому, что каждый из них в свое время недооценил воителя-женщину. А эта… ладно носит доспех, и сидит он на ней, как влитой. Не впервой ей, выходит. Может, и вправду хороша в бою и доспех на ней не красы ради?

Казимир задрал голову повыше и неожиданно встретился с ней глазами. Но тут же отвел взгляд. Ни на кого из них он не засматривался особо — негоже ему, шляхтичу, вот так смотреть на смердов — снизу вверх. За годы его странствий он мог мириться с тем, что смерды обращались с ним, как с равным, но это время кончилось и он снова шляхтич, пусть даже они не желают это право за ним признавать!

Рыцарь коротко вдохнул и лег щекой на пол. Все равно он уже так замурзан, что даже свежая сажа с сапог не добавит ему грязи больше, чем уже есть.

Музыка гудела. Вибрировала, хрипло стонала. Перепугавшиеся было музыканты сумели оправиться и, взяв себя в руки, затянули для начала нехитрый мотив, постепенно разогреваясь, изгоняя подальше мысли о людях, сидящих за столом.

Первую партию игроки завершили быстро. Казимир помянул, как Лихор пояснял ему отличия обычного Круга от Дикого. В Диком Друидовом Круге на столе малевали мелом не круг, а эллипс. В него вбрасывались «кости» из фигур животных, семян и камушков с рунами. Рыцарь припомнил, что, по словам эльфа, новичкам не стоило даже садиться за стол, где играли бывалые. В Дикий Круг их сжирали за одну-две партии, оставляя без денег и, зачастую, без одежды.

— Повышаю ставку, — разбойница бросила на стол тугой, серебрено звякнувший мешочек. — Чего приуныли, разбойнички?

— Видать, как тебя, ласочка моя, узрели, так и захолонуло у них там, где у нормальных людей сердечишко, — рассмеялся спутник Сколопендры, склоняясь над её плечом, чуть приобнимая.

Казимиру хватило одного взгляда, чтобы рассмотреть фигуру Калиного спутника. Высокий рост, длинные, цвета гречишного меда волосы, собранные с висков в тонкие жгутики, скрепленные на затылке заколкой с сердоликовым листом. Раскосые рысьи глаза лучились весельем, да и сам он был словно пронизан светом. Яркий, точно весенняя бабочка, стройный как стрела, подвижный и легкий, спутник разбойницы был настоящим, чистокровным эльфом.

— Играешь вдвойне, Разбойница? — меж тем, улыбнулся эльф, легко проводя точеной ладонью по волосам Сколопендры. Та нетерпеливо мотнула головой, сбрасывая с плеча тяжелую каштановую косу.

— По маленькой, Фэнн, неинтересно будет, — глазами она указала эльфу на трактирщика. Тот как раз ставил на край стола поднос с кувшином вина и чарками. — Вино? — девушка нехорошо усмехнулась. — Отведай-ка ты сперва, хозяин. Да учти, пес шелудивый, если откажешься…

Трактирщик торопливо плеснул в первую попавшуюся под руку чарку, махом опрокинув в глотку. Из уголков губ потекло красным, закапало расхристанную на груди рубаху.

— Ну, что ж, хорошо, — одобрила разбойница, глядя в испуганные глаза. — Фэнн, сходил бы, лошадок проверил.

Эльф подбоченился, вздергивая тонкую бровь. Платье у него было под стать вельможе, все сплошь шитье золотом по голубому и зеленому, и ладно облегало стройную фигуру. Качнулись ножны меча, когда спутник Сколопендры чуть отставил ногу в сторону, перенося на неё вес тела. Казимир отметил необычную форму клинка: длинный и тонкий, в конце сужавшийся, словно игла.

— Что им будет, лошадкам, люба моя? — Фэнн пожал плечами. — У тебя, кстати, лошаки в прикупе. А наших коней трактирщик пусть глянет. Окажешь милость, добрый человек?

Добрый человек не заставил себя просить дважды, убравшись из трактира с поразительным проворством. Музыканты остановились, вытирая лбы, переводя дух. Эльф рассматривал стол и кости, выпавшие каждому игроку.

— Не дело играть на серебро да злато, — Сколопендра прищелкнула пальцами, требуя себе карту. Одноглазый хмыкнул, отодвигая в сторону два черных зерна, и так же прикупая карту.

— Не дело, — согласился желтоволосый, стреляя глазами по трактиру.

— Что за кметок у вас там в углу? — небрежно осведомилась Каля, рассматривая полученную карту. — Небось, для торговца держите? Так мне продай. Не обижу, хорошую цену дам.

Компания заерзала, завздыхала. Дверь скрипнула, пропуская вернувшегося трактирщика. Разбойница изучала карты, эльф склонился к музыкантам, выспрашивая, знают ли те какую-то горскую песню. Главарь банды, бросив быстрый взгляд на хозяина заведения, чуть заметно кивнул.

— Еще вина? — трактирщик склонился у локтя желтоволосого, торопливым шепотком делясь новостью. На дворе не было ни единой души. Ни разбойников, ни солтысовых людей. Правда, с другого конца села доносился шум. Так могли топать приближавшиеся люди. Но люди эти, скорее всего, и были охранными мужиками солтыса, что, предупрежденные, уже спешили на помощь честному хозяину честного заведения, в которое нежданной и незваной заглянула сама лютая Сколопендра.

— Не продаем, мазель разбойница, — ухмыльнулся Одноглазый. — Товар хороший. Одного добра на нем будет на гривен на сто, иль две тысячи сто врибугских крон. А человек-то заезжий. Так, мелочь перекатная. Нет, подождем еще. Да и зачем разбойникам невольник?

— В походе всякий человек на счету, — бросила Каля-Разбойница. — Сегодня семнадцатое число месяца багрянца (октября), стл быть лошаки (единороги) до второй четверти ночи неприрученные, что дает мне в прикуп две головы на круг. Сдай еще карту, бородач!

— До второй? А месяц на полный идет. Три дня до полнолуния, значит… — желтоволосый зашевелил губами, высчитывая, — значица руны повышаются на уровень. Но при неприрученных лошаках…

Казимир вздохнул. Непосвященному весь этот высчет быстро начинал надоедать, нагоняя тоску.

— Играем на человека со всеми его шмотками, — предложила Сколопендра, улыбаясь одними глазами.

— А взамен что проставишь? — быстро спросил Одноглазый.

— Взамен… а хоть вашу спроможность уйти не тронутыми, и с деньгами.

— Что я слышу? — эльф замер, негодующе глядя на спутницу. — Зачем тебе этот оборвыш? Меня не хватает?

Рыцарь повел бровью. Даже ему, человеку незнакомому, было ясно, что меж разбойницей и спутником ее связь не только товарищеская, а и та, что скрепляет крепче веревки.

— Сыграть-то можна, отчего нет… Только как ты собираешься уйти, Сколопендра, ежели здеся токмо ты сама вот с этим нелюдем?

Трактирщик ликовал, эльф мягко покачивался на носках под музыку. Сколопендра улыбалась. Уверенно, нагло.

— Оттого и предлагаю, — сказала, как обрубила. — Принимаешь, али спужался?

— Принимаю, — ответил главарь, кивая подельникам.

Музыка играла, эльф плавно пошел по кругу, вскидывая руки, отбивая ладонями такт.

Воспрянувший было рыцарь, снова опустил голову, мысли в которой бродили безрадостные и полные смутной тревоги. Он уже понял, что разбойница его узнала. Эта партия игры затевалась исключительно ради него. Но зачем он ей? Не благодарности ж ради она его собралась выкупать. Казимир не верил в разбойничью благодарность. Не думалось ему, что ежели сейчас карта ляжет ей, она заберет его с собой, чтобы после отпустить. Так зачем? Неужто вправду — эльфа подменять, когда того не будет рядом?

Казимир едва не улыбнулся. Вряд ли разбойница обрадуется такой подмене. Полюбовник он безыскусный, уж наверняка эльф-то куда как опытнее в таких делах. А уж скакать, как этот лесной козлик, Казимир не сможет и подавно. И не будет. Пусть уж они как-нибудь без него.

А может… об этом не хотелось даже думать, слишком оно казалось несбыточным, но что если… Каля знала, кто он. Что, ежели она решила оказать услугу новому комесу — в обмен на услугу с его стороны? Очень хотелось бы, чтоб так и было. Но так ли он понял намерения разбойницы?

Все едино лучше, если его увезет разбойница. Сбежать от нее будет проще. Дорогу он найдет, по родным местам шастать сподручнее, чем по владениям Зергина-мечника. А работорговец забрал бы в цепях, у него в таких делах глаз наметан. Не сказать, чтобы Казимир был так уж хорош да умел в бою, но все же воин. А от воина всего ждать приходится. Интересно все же, кому мог бы понадобиться такой опасный невольник?

Связанному на немытом полу Казимиру нечем было заняться, кроме как домыслами. Игру он все едино не понимал. Ремни оставались тугими. Оставалось только ждать, кому повернется удача.

…Фэнн плыл в танце. Не обращая внимания на зыркающих разбойников, на ухмылку трактирщика. Изгибал стан, плавно вскидывая над головой руки, отбивал каблуками ритм танцу. Носок, каблук, притопнуть — поворот и снова, то шибче, то почти останавливаясь. Лежа на полу, Казимир заметил, как торопливо, где подшаркивая, а где почти бегом, некоторые кметы спешили покинуть помещение, стоило появиться эльфу со спутницей. Разбойница, казалось, не замечала творящегося вокруг, хотя рыцарю отлично были видны и все темнее сжимавшийся круг кметов, и злобные, хищные взгляды, бросаемые подельниками в сторону девушки.

— Посчитаться хорошо бы, — обронила она, потягиваясь, выпрямляя спину. Звучно скрипнули кожаные ремни, стягивающие доспех. — У кого сколько?

Казимир обратился в слух. Первым поднял карты желтоволосый детина, заправила и главарь разбойничьей шайки, недовольно хмурящий соломенного цвета брови.

— Три омельника, кость и полускивка, — хмыкнул он, ухмыляясь едва ли не до ушей. — Не плохо. Токмо седнича мне везеть больше. Ну-ко, поглядим, какая тут картинка?!

На руках у Одноглазого собралась сильнейший, насколько Казимир мог припомнить по объяснениям Лихора, комбинация. Откинувшись от стола, мужчина победоносно ухмыльнулся, показывая пожелтелые от табака зубы. Что было сил хлопнул по столу ладонью, аж чарки подпрыгнули.

— Круг, — объявил Одноглазый, сверля разбойницу взглядом. — Продулась, милява! Скивка и, — он вытянул шею, оценивая игровые кости девушки, — омельник при двух костях что мертвому пуховая постель. Ни согреть, ни костям мягче лежать не станет! Открывай карты, девка, — подбодрил под хохот подельников Одноглазый. — Видать свезло нам сёдни! Ох и све…

Одноглазый поперхнулся бахвальством. Не торопясь, без улыбки, без какой-либо тени чувств, Сколопендра перевернула карты «рубашкой» вниз.

— Три лошака и замена в костях! — хрипло каркнул чей то голос в стороне. — В переходе на чверть ночи… При трех черных, омельники стают перевертышами, что дает в окончательный прикуп… Этта ж…

— Четыре единорога! — танцующий эльф оказался за спиной Одноглазого, покачиваясь в такт музыке. — Браво, ласочка!

— Дикий Друидов Круг, вот что дают четыре неприрученных лошака, — завершила Каля-Разбойница. И улыбнулась. Страшно улыбнулась.

Не окончив фигуры танца, разворачиваясь в движении, эльф рванул из ножен клинок, всаживая лезвие желтоволосому аккурат в место перехода шеи в плечо. Взвыли кметы, подались толпой разбойники, вскакивая, хватаясь за мечи. Закипела бойня. Фэнн словно и не прерывал пляску: двигался, наносил удары, кружил, чертя воздух сверкающими росчерками клинка.

— Режь-убивай! — оружие Сколопендры мелькнуло над головой. Прыгнув и развернувшись спина к спине друг к другу, разбойница и эльф споро и умело отбивались от наскакивавших на нее подельников уже дохлого Одноглазого.

— Режь! — прохрипела Каля, отбивая невесть откуда взявшиеся вилы какого-то шустрого кмета, и бросаясь вперед. Коротко ткнув крестьянина острием клевца, разбойница развернулась, выдыхая злобное: «Убивай!».

На крыльце загрохотало, затопало. Двери рывком распахнулись, пропуская внутрь копящую злобой толпу кметов с рогатинами и вилами. Казимир закусил губу. Против длинных рогатин обоим разбойникам было не устоять, несмотря на умение обращаться с оружием и мастерство, показанное обоими. Позади толпы голосил кто-то, призывая«…живьем брать паскудников!» Как понял рыцарь, это и был сам солтыс, благоразумно держащийся подальше от драки. Неожиданно к воплям толпы прибавился еще один звук. Кметы, застрявшие в дверях, подались вперед, теснимые напирающими сзади, вдавливающими их в трактир. Отступившая в угол разбойница быстро мотнула головой в сторону Казимира.

— Везет тебе, рыцарь, — проговорил эльф, взмахом клинка рассекая путы на руках и ногах шляхтича. Трактир оглашали окрики и ругань пришельцев, прокладывавших с улицы дорогу. — Каля так спешила, что остальные, я думал, не успеют за нами. Ну, держи руку! На ноги, шляхтич, на ноги вставай!

В трактире стало тесно и темно от ввалившихся крепких мужиков в зеленых и коричневых одеждах, вооруженных куда лучше крестьян. И, хотя одеты они более пестро и неряшливо, чем, даже, товарищи желтоволосого обидчика Казимира, гляделись не в пример слажено и грозно. Вне всяких сомнений, эти тоже были разбойниками, но рангом выше, чем промышлявшие похищением честных рыцарей мерзавцы.

— Уж ты прости, Сколопендра, — в два-три быстрых взгляда оценив ситуацию в харчевне, дернул головой в полупоклоне, как видно, старшой. — Замешкалися мы малехо. Но где ж нам за твоей коняшкой поспеть?

Запнувшись взглядом о Казимира, он умолк. Прекращая пихаться и переругиваться, замолкали и остальные. Постепенно в трактире сделалось очень тихо.

— Ну, как подарочек, светлый комес? — улыбнулся эльф. — Я ли не говорил, что ласочке не терпелось поскорее свидеться с тобой. Так не терпелось, что даже прихватила с собой часть Лесной Вольницы. Маленькую часть… Все бы не поспели.

— Заткнись, Фэнн, — бросила «ласочка», злобно сверкнув глазами. — Делом займись, паскудник.

Эльф подмигнул Казимиру, расправил плечи, и выступил вперед.

— На колени, смерды! — зычным голосом гаркнул он. — И ты, солтыс — тоже!

Казимир удивился, но виду постарался не подать. Каля, а вслед за ней и все толпившиеся в трактире разбойники, поклонилась в пояс. Не как бухнувшиеся в ноги кметы во главе с солтысом, но и не как равная.

— Эт-та так, стыл быть вы, псы поганые, язвы моровые, своего комеса привечаете?! — зазвенел её голос. Казимир шагнул вперед, стаскивая с руки перчатку и высоко поднимая зажатый между пальцев родовой перстень.

— Герб моей семьи, что издревле владела землями семи, лесом, водами, зверьем и всеми людишками, что тут обитают, — мазнув взглядом по коленопреклоненным сельчанам и переглядывавшимся разбойникам, комес слегка склонил голову в сторону застывшей Сколопендры. — Благодарю тебя. Слово мое имеешь, что не забуду я услуги твоей.

Рыцарь с трудом натянул родовой перстень на опухший палец, и замер в ожидании. Теперь выражения на лицах, обращенных к нему, изменились. Взгляд Казимира упал на солтыса — тот был ни жив, ни мертв. Кметы взирали на него с оттенком любопытства и изрядной долей страха. Никто в этой деревне не видел сына старого князя, и никто не знал, чего от него ждать. Наследник видел выражения их лиц, и понимал, что они и верили, и не верили.

Сколопендра, переведя взгляд с потрепанного рыцаря на замершего с гневным видом эльфа, подняла затянутую в перчатку руку. Вольница задвигалась: кметов выталкивали наружу, те тихонько повизгивали или охали от особо крепких тычков, но все как один спешили убраться из трактира. Оставшиеся в живых двое игроков-работорговцев, исподлобья смотрели на Калю. Солтыс, поднявшись с колен, униженно глядел на Казимира, представляя себе скорую расправу. Как видно, у того было, что скрывать, уж больно рожа изменилась, и глазки так и бегали под потеющим лбом. На улице кто-то коротко взвыл, залаяла собака, мгновенно заткнувшись и разразившись обиженным скулежом, донеслись ругань и мольбы. Рыдала женщина. Басовито гудели мужики, пищали дети, мешаясь с окриками и бряцаньем оружия.

— Rustika gens optima flens, — присаживаясь на край стола рядом со Сколопендрой, усмехнулся эльф. — Деревенское мужичье самое хорошее, когда плачет, — перевел он, не замечая тяжелого взгляда Казимира.

— Комеса поселить бы где, — нахмурила тонкие брови Сколопендра, взглядом обводя окружающих.

— Хоромы солтыса подойдут? — Фэнн придирчиво разгладил складку на груди своего одеяния, с гримасой царапая ногтем крошечное пятнышко крови, запятнавшее голубое с зеленью шитье. — Все равно в этой дыре ничего лучше не отыщется. Верно говорю, солтысок?

Тучный солтыс торопливо закивал.

— Договорись, плясун, — обронила Сколопендра, легко спрыгивая на пол. — Гляну-ка, што там наши лиходеи удумали. Уж больно заливисто бабы визжат! Кабы чего не учудили, кобели шелудивые…

Она выбежала на крыльцо. Шляхтич слышал, как разбойница перебранивается с подельниками, шутит, чего-то требует. Почувствовав взгляд, Казимир обернулся. Прямо ему в затылок, по-змеиному, не мигая, смотрел Фэнн.

— Ласочка хорошо задумала, — проговорил эльф, открыто разглядывая Казимира с ног до головы. — В Круг она играть мастерица, вот только как собрала четырех лошаков — ума не приложу! Не должно было ей так повезти, по всем раскладам не должно было.

— Какая разница?

— И то верно, что никакой, — ухмыляясь, блеснул зубами эльф. — Мужичков бы мы все одно перерезали, только я ведь тебе говорю: ласочке не терпелось тебя вновь увидать. Не понимаю отчего, — прибавил эльф, вновь окидывая рыцаря долгим, оценивающим взглядом.

Казимир не ошибся, уловив в голосе Фэнна налет неприязни.

— Nihil fit sine causa, — проворчал он, притоптывая, и с удовлетворением отмечая, как тело вновь становится послушным.

Улыбка Фэнна стала совсем ослепительной.

— А и правда, — неожиданно согласился он, поднимаясь навстречу вернувшейся Сколопендре, — ничто не происходит без причины. Ну как, люба моя? Окоротила разбойничков?

Сколопендра подмигнула, сложила пальцы колечком, и обернулась к Казимиру.

— Пойдем, светлый комес, — отвешивая шутовской поклон, предложила она. — Отмоем, накормим, да рассказами попотчуем.

За спиной Сколопендры эльф многозначительно подмигнул Казимиру.

— А тебе, сладкоголосый Фэнн, коли так охота знать, скажу: в прикуп пришло мне всего три лошака. Четвертого я бы не вытянула, не попади мне на вбрасывании зерна. Ну, чего вытаращилсси, остроухий? Да сжульничала я, притянула к себе зерна!

— Ай, ласочка! — Фэнн хлопнул в ладоши. — Лихо! Дриадовы штучки. Не подумал. А коли я не подумал, так и болванам деревенским было невдомек! Ай, хитра! Ну, да с комесом нашим ты сама сладишь, а я пока с подельничками перекинусь парой слов.

Отвесив Казимиру преувеличенно любезный полупоклон, эльф толкнул дверь, напоследок наградив рыцаря откровенно ревнивым взглядом. Впрочем, Каля-Разбойница этого не заметила. Она смотрела на солтыса, оставленного на милость хозяина тех мест, Казимира из Выжиг.

Казимир внутренне собрался, с силой проведя руками по лицу. Когда он отнял ладони, суточная грязь оказалась еще причудливее размазанной по его лбу и щекам, но само лицо приобрело выражение отрешенной холодности и надменности, то самое, что с таким удовольствием носили ясновельможные комесы благородных кровей. Он уже достаточно уверенно сделал шаг к затравленному солтысу и сложил руки на груди, глядя на подвластного ему кмета сверху вниз.

Дрожащий староста, явно не ведая, что его ждет, но чуя неприятности, осмелился поднять на рыцаря униженный взгляд.

— М… милсдарь комес… м…ой господин… я н-не знал… клянусь Светом, я не знал…

— Не знал чего? — в голосе Казимира звенела сталь. Он быстро вживался в образ хозяина и господина. — Что в трактир наведываются работорговцы ты не знал? Нескольких годин не прошло, а они уж знали, что их подельники взяли нового раба. Иль… ли один я попал в эту подлую ловушку? Не мог сам справиться с разбойничками, отчего не посылал гонца к замку? Неужто… тьфу, неужели комес тебя бы не послушал?

— Смилуйся, милсдарь… Я не ведал… клянусь, клянусь, не ведал я! А токмо стал подозревать, тут уж батюшку вашего, пусть примет свет его душу… не к кому было посылать нарочного, а одни мы б не справились. Ить неведомо, скока их, эдак могли наведаться и всю деревню пожечь, — солтыс беспокойно покосился на Сколопендру. — Вот ежели б господин…

— С-сукин сын, — рыцарь сграбастал солтыса за грудки, резко подняв с колен. Мимоходом он успел порадоваться — силы стремительно возвращались к нему. — В твоих владениях были зарезаны комес и его дочка? Знаю, в твоих, гонец мне поведал все! Так что же, разбойнички шалят, а солтыс и в ус не дует? Весь род мой под корень извести захотел?

— Постой, не горячись, рыцарь, — Каля перехватила занесенную руку. — Работорговцы тута, канешна, бывают. Редко, однак, ты попал. Такой, значит, везучий. В наши дела они не суются, мы их тож не трогаем. Лишняя грызня ни к чему. И то спасибо скажи, что углядели наши мальчишку, что к главарю их поспешал, о тебе сказати. Проворонь мы — за тобой не Вольница б явилась, а все ж таки работорговцы, и тогда — поминай, как звали.

Она помолчала.

— Со вторым делом сложнее. О лиходействах, что здесь творятся, я первая вызнаю, уж можешь мне поверить. Однак, кто родичей твоих посек — не ведаю я, комес. А ежели я не ведаю, у прочих и спрашивать не стоит. Темное это дело. До правды тяжело дознаться будет. Одно тебе скажу — этот, — она коротко кивнула на замершего солтыса, — ведает об убивцах не больше моего. И батюшку твоего уважал. Того и упреждала тебя, чтобы ехал ты к нему. А ты не стал слушать, вот себя и вини. В том, что случилось с тобой, на нем вины нет.

Казимир опомнился. Он разжал пальцы и солтыс снова бухнулся на колени, переведя просящий взгляд на разбойницу.

— Погорячился, — резко бросил наследник, не глядя на него. — Зол был очень. Думалось мне, он с ними заодно. Ты бы тоже горячилась, пролежи ты перетянутой, как колбаса, столько времени, и чтобы всякая мразь тебя пинала. Ну, чего встал как пень, почтенный солтыс? — комес отступил, давая старосте подняться. — Зла не держи, но впредь суровей смотри за своей землей. Сейчас веди что ли, показывай свои хоромы.

Солтыс довольно резво вскочил и вылетел из трактира, забыв обождать, чтобы первым вышел комес. Казимир этого не заметил, отвыкнув за годы изгнания от обращения со смердами иначе, как на равных. Солтыс шел резво, почти бежал. Чтобы поспеть за ним, пришлось ускорить шаг.

Удивительно, но никого из Вольницы во дворе уже не было. Лихие разбойнички, только что переругивавшиеся на улице, и щеголявшие своими коричнево-зелеными куртками, словно растворились в ночи. Однако, Каля не казалась взволнованной, или сколь-нибудь удивленной, а потому комес не стал ни о чем спрашивать. Пока шли к дому солтыса, деревня казалась вымершей, но Казимир, пыля сапогами по наезженной дороге, знал, что изо всех щелей, со всех дворов их изучают десятки пар испуганных глаз.

— Я… еще раз хочу поблагодарить тебя, — на Сколопендру он не смотрел, хотя краем глаза видел ее точеную фигуру. Несмотря на широкий рыцарский шаг, она не отставала. — Если б не ты и не твои… Не скоро бы мои кметы дождались своего комеса.

Девушка придушенно фыркнула. Похоже, бег за мужчинами все же сумел сбить ее дыхание.

— Ежели ты про себя, тебя они совсем бы не дождались. А в целом новый комес ждать себя бы не заставил. Мало ль у тебя соседей, рыцарь?

— Много, — вынуждено признал Казимир.