Зачарованный

Глава 3

— О, да тут все гораздо лучше, чем когда я уходил.

Спеша на помощь ждущим меня клиентам из «Джонстон и Мерфис», я прохожу мимо кафе Мэг. Его заполнили участники конгресса, но на столах уже нет вчерашних пятен от кетчупа, пол сверкает, как песок на пляже, с него исчезли салфетки и обертки от соломок. Мэг и еще одна сотрудница наливают кофе и раскладывают по тарелкам круассаны.

— Как тебе удалось так быстро убрать?

— Когда я пришла, здесь уже было чисто, — говорит она. — Так ты встретился с ее королевским величеством?

— Она показалась мне милой, — киваю я, а сам все продолжаю осматривать кофейню.

— Ты хочешь сказать — миловидной, — говорит Мэг. — Ты ж на самом-то деле не разговаривал с ней.

— На самом деле разговаривал. — Я сам еще не могу в это поверить. — У нее есть собака, и она сказала, что чинить обувь… почетно.

Мэг издает звук, похожий то ли на смех, то ли на хмыканье.

Я оглядываюсь. Даже медовыжималка вытерта начисто, а сахарница просто блестит.

— Вчера вечером Шон и Брендан оставили все в полном беспорядке. Я думал, ты будешь в бешенстве, когда увидишь.

— Ты был тут, когда они закрывали кафе? — спрашивает Мэг.

Я киваю.

— И ты вернулся в семь утра?

— В шесть. Но это не имеет большого значения.

— Нет, это имеет большое значение. Нельзя вкалывать по шестнадцать часов в день.

— Нам нужны деньги.

Мэг кивает. Она понимает. Зимой мы обычно нанимаем еще одного сотрудника, но лето — трудное время года, в отеле останавливается не так много людей, счета накапливаются. Я не хожу на пляж, но и не ночую на работе. Мэг не знает, что мама нашла другую работу и поэтому я совсем один.

— «Наши доходы — как наши туфли: если слишком маленькие, они стесняют нас и раздражают, а если слишком большие, то заставляют оступаться и падать», — цитирует Мэг. — Это сказал Джон Локк.

— Думаю, сейчас я справился бы со слишком большими доходами. — Я смотрю вниз. — А под тем столом ведь было разлито молоко?

— Вытерла.

— До этого ты сказала, что тут к твоему приходу все уже было чисто.

— Я соврала. Я не хотела, чтобы ты знал, что я гений уборки. Если об этом станет известно, то меня могут захотеть нанять горничной, а мне будет не хватать пленительного мира кофе. Ладно, мы можем уже перестать это обсуждать?

— Если мы перестанем обсуждать, что мне не следует работать в две смены.

Мэг хмурится и кладет руку мне на плечо.

— Извини, я просто… хотела бы помочь.

— Можешь сделать мне эспрессо.

Я стряхиваю ее руку.

— Поняла.

Она достает чашку.

Я иду в мастерскую и продолжаю чинить подошву. Не то чтобы я не был согласен с Мэг. Но мне нужно здесь работать. Мне приходится, потому что сотрудник моего уровня будет слишком дорого нам стоить. А потеря семейного бизнеса станет тяжелым ударом для моей матери.

Хорошо хоть, что вчера вечером я закончил с большей частью обуви. Может, после этой пары я смогу поработать над тем, что хранится в моей секретной коробке, той, которую я держу под просроченными счетами.

Я вынимаю ее на секунду, просто взглянуть. Внутри — пилотная модель босоножек, из ярко-зеленой кожи с желтоватым отливом: высокий каблук, каркасная структура и спрятанная для удобства, а также для стильности платформа. Ее сделал я.

Большинство наших клиентов — бизнесмены, приезжающие в город по различным делам. Они так много путешествуют, что замечают, как протерлись их легкие кожаные туфли от «Эскивель» за семьсот долларов, только в день какой-либо важной встречи. Поэтому мы можем брать за срочность полсотни и больше. Они могут себе это позволить.

А женская обувь попадается мне очень редко. Останавливающиеся здесь дамы выкидывают туфли, как только рвется ремешок, даже если до этого надели их всего один раз. Но иногда служанка или работающая по программе «Au pair» девушка приносит нам порвавшиеся босоножки от «Джузеппе Занотти» или «Дональда Плинера» в надежде переделать их для себя. Именно так я понял, что такая обувь может продаваться за сотни долларов.

И кроме того, с этими босоножками интересно работать. Они бывают из любого материала, всех цветов и стилей. А действительно удачные экземпляры — прямо настоящее искусство. Я разбираюсь в обуви, и, если бы у меня были материалы, я мог бы создавать такие же хорошие модели. Лучше.

Так что это моя мечта — стать всемирно известным дизайнером обуви, а не просто мальчиком-обувщиком в отеле. Сейчас, может, я и чиню подошву, но в душе знаю, что способен на большее.

Хорошо бы поступить в университет и научиться продавать то, что я создаю. Но пока нам нужны деньги на оплату аренды.

— Горячий. — Сзади ко мне подходит Мэг с чашкой кофе. — Где ты это достал? У какой-нибудь богатенькой дамочки?

— Да это так — ерунда всякая.

Я захлопываю коробку.

— Это не ерунда. Это великолепно. Ты ведь сам их сделал? — Она просовывает руку в коробку. — Да ладно, я видела, как ты рисуешь туфли, когда думаешь, что никто не смотрит. Уж кто-кто, а я не буду над тобой смеяться.

Я сдаюсь. Она права. Я знаю все ее секреты — ну вот, например, когда нам было двенадцать, Мэг увлеклась спасателем. В тот день она после работы пошла в бассейн и напихала в лифчик купальника ваты и, прыгнув в воду, сразу же о ней забыла. Именно я тогда предупредил Мэг об опасности, вывел из бассейна, прикрывая собой, а потом вернулся и объяснил ее солнечному богу, что вата, которую он в тот момент вынимал из водостока, была моей, для мозоли.

Нет, Мэг не стала бы смеяться надо мной. Я пододвигаю к ней туфельку, а сам иду заменять подошву на ботинке, который начал ремонтировать.

— Мне она очень нравится. — Мэг проводит пальцем по ремешку. — Можно, я ее примерю?

Я действительно сделал эту босоножку тридцать шестого размера — как у Мэг. То есть где-то в подсознании я, наверное, искал модель. Но все равно — сама мысль, что кто-то, какой-то живой человек, наденет ее, пугает меня.

— Пожалуйста. У меня красивые ступни. Мне говорили, что они просто модельные.

— Это точно, — смеюсь я.

— Нет, правда, ты однажды увидишь рекламу противогрибкового крема для ног, и на ней буду я. — Она приподнимает туфельку. — Мне очень нравится дизайн. Я хочу ее носить.

— Ты не можешь ее себе позволить. Эта пара будет стоить долларов пятьсот.

— Ой, не меньше тысячи, я уверена.

— Да, это не для тех, кто, как мы, затоваривается в «Таргете».

Но я польщен, что моя работа ей так нравится, поэтому говорю:

— Ну ладно.

Она с важным видом снимает свои босоножки («Моссимо», магазинный бренд «Таргета», 14,99 доллара, искусственная кожа). У Мэг действительно классные ступни, а на ногтях красный лак под цвет футболки. Ее нога проскальзывает в туфельку, и, перед тем как продемонстрировать ее мне, она приостанавливается, чтобы еще раз полюбоваться дизайном.

— Но видишь, у меня есть еще одна туфелька, — произносит она с широко открытыми глазами.

— Да, диснеевская Золушка.

Я знаю эту цитату.

— «Каждая девушка почувствует себя Золушкой в таких туфлях».

Мэг надевает вторую. Потом встает и с важностью дефилирует по коридору, пританцовывая, будто модель на подиуме.

— Мэг представляет новую модель в изумрудном цвете от восхитительного нового дизайнера Джонни Марко.

— Это ярко-зеленый с желтоватым отливом.

— Ярко-зеленый с желтоватым отливом. С платформой и десятисантиметровым каблуком.

— Семь с половиной сантиметров. Они кажутся выше из-за платформы.

— Семь с половиной сантиметров. — Она снова кружится. — Я их обожаю. Но, наверное, мне пора их снимать.

— Наверное. — Но мне нравится на них смотреть, поэтому я растягиваю удовольствие. — Они удобные?

— Будто идешь по пляжу, — Мэг снова говорит голосом диктора. Она забрасывает ноги мне на колени. Флуоресцентный свет поблескивает на зеленой коже, и это волшебно, как сказала Викториана. — А еще есть?

— Только на бумаге.

Я достаю со дна коробки папку со всеми моими эскизами.

Мэг с восхищением их просматривает.

— О, ты должен сделать вот эти.

— Это сложно. Я сейчас не могу себе позволить купить материалы. Но у меня есть план. — Я показываю на объявление: «Обувь, которую не забрали в течение четырнадцати дней, будет пожертвована на благотворительность». — Я понял, что могу выставлять эти туфли на продажу через сайт eBay, а потом действительно отдавать какую-то часть вырученных денег на благотворительность. В результате я стал получать вполне приличную прибыль. Но иногда люди оставляют только одну туфлю, которую я не могу ни продать, ни пожертвовать, — раньше такую обувь я просто выбрасывал. А потом мне пришло в голову использовать отдельные ее части. Открой вон тот ящик.

Мэг достает мешок с кожаными обрезками, они все разных цветов.

— Ты знаешь, есть такие очень дорогие сумки, сделанные из маленьких и больших кусочков других дорогих сумок? Я хочу делать то же самое с туфлями.

— Это гениально. — Мэг хлопает в ладоши. — Я всегда знала, что ты гений.

— У меня уже почти хватает на еще одну пару.

— Когда ты находишь время на это? — Она дотрагивается до моей руки. Ладонь Мэг ледяная, и я вздрагиваю от ее прикосновения. Она это замечает и убирает руку. — Мне просто показалось, ты замечтался.

— Да, я странный парень.

— Простите, кого здесь нужно прибить, чтобы наконец обслужили?

Мой первый клиент сегодня — бизнесмен в итальянском костюме. Грубый. Одной рукой он выбивает барабанную дробь по прилавку, а другой держит черные оксфордские «блачеры» от «Коул Хаан». Магазинная цена — около двухсот долларов, бюджетный вариант.

— Может, вы могли бы починить это, если не очень сложно. — Мужчина теребит отлетевший каблук. — Мне они нужны прямо сейчас.

Я подхожу к нему, оставив Мэг.

— Конечно, сэр, но у меня есть и другая работа на очереди перед вашим заказом. Мне придется взять с вас за срочность, — лгу я.

— Да. Все, что угодно. У меня через час жизненно важная встреча.

Жизненно важная! Я бы хотел, чтобы что-нибудь такое произошло и со мной.

Я осматриваю ботинок. Каблук стерся на 2,5 сантиметра, к тому же он не выглядит фирменным. Этот парень купил пару дорогой обуви много лет назад и с тех пор пользовался ими, чтобы производить впечатление на клиентов. Наверное, если осмотреть его костюм, обнаружится, что он тоже поизносился. Я собираюсь сделать ему скидку на ремонт. Но потом вспоминаю о все увеличивающейся стопке счетов и о маме, которая вчера над ней плакала. К тому же он наглец.

— Шестьдесят долларов. — говорю я.

— Шестьдесят? В Сент-Луисе я платил…

— Это Саут-Бич, а не Сент-Луис, и ботинки вам нужны срочно. — Но я все-таки уступаю. — Ну хорошо, пятьдесят. Я все сделаю за двадцать минут.

Через четверть часа я отправляю его своей дорогой.

— Удачи!

Как только он уходит, Мэг жестом подзывает меня.

— У меня есть идея, — говорит она в перерыве между приходами клиентов — Если бы принцесса Викториана появилась на публике в твоих туфлях, все бы захотели такие же. Ты бы тогда смог брать тысячу долларов за пару!

— Да уж, а если бы у лягушки были крылья…

Но потом я решаю, что это интересная идея.

Я видел достаточно состоятельных людей, чтобы понять, что на самом деле они больше всего хотят казаться богаче, чем есть на самом деле.

— «Моя обувь — это специальная обувь для взыскательных ног», — цитирую я Маноло Бланика, дизайнера обуви. — Может быть, ты и права. Кто, как не принцесса, достоин носить ее?

— Никто, — соглашается Мэг.

— Но есть одна проблема. Как мы договоримся с ней?

— Дай ей одну пару. Ты сказал, что Викториана показалась милой. Может, увидев, как восхитителен твой дизайн, она сама захочет иметь твои модели и не придется ее убеждать. А потом ее сфотографируют в пьяном виде вываливающуюся из лимузина, и на всех снимках она будет в твоих туфлях. Тебе надо с ней снова поговорить.

Внезапно я слышу шум, доносящийся из холла, который может означать только еще одно появление Викторианы. Я бегу, чтобы проверить.

Не она. Просто ее собака. Плюс три телохранителя, два отельных служащих, шесть плавающих лебедей и куропатка в грушевом дереве.

— Безуспешно? — спрашивает Мэг, когда я возвращаюсь.

— Безуспешно, но я еще попытаюсь.