1 Леон

«Во имя Божества была пролита кровь. Оно пробудилось».

Я почувствовал дрожь еще до того, как он объявил об этом. Чертовы смертные всегда заявляют очевидное, как будто я не чувствую, как дрожит земля и древние корни напрягаются, как тело, готовящееся к удару. Как будто я не могу слышать шепот, звучащий все громче в темноте, щупальца древней, непостижимой мысли, протягивающиеся и нащупывающие уязвимые места.

Бетон, окружающий меня — погребающий меня заживо — не мог скрыть вибрацию. Мне не нужна напыщенная задница Кента, расхаживающая здесь с важным видом и делающая заявления, словно я должен пресмыкаться перед известием. Он сидел, скрестив ноги, в своем жалком связующем круге, точа ногти о бетонный пол, я едва удостоил его взглядом, когда он вошел в комнату со своими дружками на привязи. На его заявление я только хмыкнул, и это, казалось, вряд ли его удовлетворило.

— Ты слышал меня, демон? — он щелкнул, и его пальцы сжались на кожаной поверхности его гримуара. Эта проклятая потрепанная книга всегда была у него в руках, как молот, который он занес над моей головой. Такой немагический человек, как Кент, не смог бы контролировать меня без своей маленькой книги заклинаний.

— Я слышал тебя.

Я тяжело вздохнул и откинулся назад, чтобы постучать ногтями по полу.

— Извини, что не прыгаю от радости, Кенни-бой. Тот факт, что ты здесь, чтобы ликовать по поводу того, как твой древний Бог разминает свои конечности, говорит мне только о том, что Он недостаточно пробудился, чтобы дать тебе всю ту опьяняющую силу, которую ты ищешь.

Выражение его лица опасно потемнело, и я понял, что был на грани заставить его причинить мне боль.

Плен был таким бесконечно скучным, что видеть, как далеко я могу подтолкнуть своего хозяина, прежде чем это приведет к боли, стало настоящим кайфом.

Я пожал плечами.

— Итак, ты здесь с заданием. Хочешь отправить меня с каким-то мелким поручением, прежде чем снова запереть в темноте. Волнующе.

Костяшки пальцев Кента побелели. В нем чувствовался определенный аристократизм; он смотрелся бы местным как в викторианском Лондоне, так и среди бизнес-элиты Сиэтла. Темно-серый костюм, черный галстук в тонкую полоску, идеально подстриженные и причесанные седые волосы. Он был таким же сдержанным, как облачное небо Вашингтона, и таким же непредсказуемым в своих настроениях.

— На твоем месте, я бы приберег свои силы для предстоящей работы, демон, — сказал он, его голос был напряженным, ярость едва сдерживалась. — Вместо того, чтобы тратить ее на свой мелочный язык. Если только ты не хочешь, чтобы я снова его вырвал?

Одна из фигур в белых мантиях позади него хихикнула, и я сердито посмотрел на нее, но держал рот на замке. Кент заставил их надеть мантии и маски из оленьих черепов, но я знал, что два безликих существа, которые сопровождали его сюда, были его взрослыми отпрысками. Виктория, пахнущая горьким искусственным ароматом ванили и всеми химикатами в ее макияже. И Джереми, от которого разило дешевым спреем для тела и гелем для волос.

— Сегодня в полночь ты отправишься на кладбище Уэстчерч. Ты проберешься бесшумно и убедишься, что никто не увидит тебя по пути. Найти там могилу Маркуса Кинеса. Выкопай его тело и засыпь могилу. Затем доставь его тело к Уайт Пайн. Это понятно?

Мне скорее нравился мой язык во рту. Выращивание нового было неприятным делом.

— Понятно.

В этой убогой комнатушке не было часов, но я все равно чувствовал приближение полуночи. Мир слегка изменился, придвинувшись чуть ближе к границе, отделяющей его от Рая и Ада. Полночь всегда заставляла меня чувствовать себя хорошо, как и то, что я наконец-то вытянул ноги и покинул связующий круг.

Кент так часто держал меня в этом кругу, что вырезал его на полу. Как и его отец, а до него и дед, Кент боялся, что, если он отпустит меня со службы, когда я ему не нужен, мне каким-то образом удастся сбежать от него навсегда. Прекрасная мысль, но маловероятный исход. У Кента был гримуар, единственная сохранившаяся запись моего имени на Земле. Он один мог призвать меня благодаря этому.

Я полагаю, он также боялся, что из-за моей значительной ненависти к нему я нарушу правила и отомщу, убив его и всю его семью после увольнения со службы. Опять же, прекрасная мысль и гораздо более вероятный исход. Я бы рискнул навлечь на себя гнев моего начальства в Аду, если бы это означало возможность уничтожить всю эту семью.

Но прошло уже больше столетия, и все это время я служил семье Хэдли. Честно говоря, это было впечатляюще — никому еще не удавалось так долго держать меня в плену, не потеряв при этом жизни. Была веская причина, по которой сохранилась только одна запись с моим именем. Призыватели на протяжении многих лет быстро поняли, что мной нелегко командовать, и сочли за лучшее вообще не призывать меня.

Я оставил за собой след из мертвых магов, и мне не терпелось добавить еще нескольких.

Ночь была холодной и туманной, с деревьев капала роса. Кладбище Уэстчерч было окружено деревьями, почти невидимыми с тихой дороги, которая проходила вдоль него. Ряды надгробий, некоторым из которых было более ста лет, тянулись вдоль широкой нестриженной лужайки. Мне не потребовалось много времени, чтобы найти Маркуса. Участок свежевспаханной земли выдал его, его могила была недавно засыпана. Его отмечал плоский, простой надгробный камень.

Маркус Кайнс. Двадцать один год. «Пролитая кровь», которая пробудила Бога Хэдли. Странно, что Маркуса вообще похоронили. Предполагалось, что жертвоприношение будет совершено в соборе, причем труп будет немедленно принесен в жертву — или, если возможно, принесен живым, чтобы Бог мог поиграть с ним на досуге. Тот факт, что Маркуса похоронили, казался грязным.

Мне не потребовалось много времени, чтобы выкопать его, используя голые руки и когти, чтобы вырвать рыхлую землю. Гроб представлял собой простой деревянный ящик, совершенно без украшений. В тот момент, когда я поднял крышку, в нос мне ударила вонь формальдегида. Маркус был похоронен в дешевом костюме, его молодое лицо было восковым от количества нанесенного на него грима.

— Пора вставать.

Я взвалил его на плечо и выполз из могилы, бросив рядом с кучей земли, которую только что выкопал.

— Просто дай мне минутку, приятель. Нельзя допустить, чтобы твоя мать узнала, что могила ее сына осквернена.

Я быстро засыпал могилу обратно, затем, перекинув труп через плечо и начал пробираться к Уайт Пайн. Тропинка до шахты, которая пролегала внутри леса, была достаточно короткой, чтобы быстро пробежать, но тяжелой с Маркусом, плюхающимся у меня на спине. И все же бежать сквозь деревья с трупом было предпочтительнее моей бетонной тюрьмы.

Колдовской час приближался, когда я добрался до Уайт Пайн. Начался мелкий дождь, и от Маркуса с каждой секундой воняло все хуже. Но помимо его вони и аромата мокрой земли, я почувствовал запах дыма. Костер где-то в лесу.

В глубине деревьев, немного выше по склону холма, я обнаружил Кента и его веселую компанию, ожидавших меня у костра.

Все они надели свои белые мантии и маски оленей. Их было по меньшей мере две дюжины, рассеянных среди деревьев, тихо переговаривающихся под черными зонтиками. Неудивительно, что в этом маленьком городке было кучу историй про всяких Йети. Из-за маленькой секты Кента, которая именовала себя Либири, почти у всего населения Абелаума была какая-то фантастическая история о том, что он видел монстра в лесу.

Они не совсем ошибались. Они видели монстров, но человеческой разновидности.

Единственной, кто пришла не в форме, была Эверли, незаконнорожденная дочь Кента Хэдли. Эверли была на несколько месяцев старше своих сводных братьев и сестер, Виктории и Джереми, светловолосой, как ива, и одетой в свой обычный черный наряд. Неопытная ведьма выглядела совершенно ошеломленной среди них, и когда ее голубые глаза посмотрели на меня и труп, который я принес, она сморщилась так, как будто ее сейчас стошнит.

— Братья, сестры, жертва здесь, — произнес Кент странно театральным голосом, когда он стоял перед своей группой фанатиков. Что-то между пастором огня и серы с Юга, и воспитателем детского сада, у которого во дворе зарыты тела. Этот голос действовал мне на нервы, как и то, как он щелкнул пальцами и указал на землю у ног Эверли.

— Вот там. Опусти его.

Я позволил Маркусу бесцеремонно плюхнуться к ногам юной ведьмы, и на её лице промелькнула гримаса боли. Знала ли она его? Может быть, сокурсник по университету? Или её сердце внезапно смягчилось, когда все проповеди её отца о красоте смерти стали очень уродливой реальностью?

— Сними с него одежду, — сказал Кент, и я быстро раздел труп, порвав дешевый костюм, как бумагу. Когда его грудь была обнажена, я обнаружил раны, которые не смог бы скрыть никакой похоронный грим: многочисленные колотые раны были по всей груди, и среди них были нацарапаны линии и руны жертвоприношения.

Хреново. Очень хреново. Незапланированно, если мне нужно было догадаться. Даже спонтанно.

Я приподнял бровь, глядя на Кента, безмолвный вопрос, на который, я знал, он не ответит. Он коротко кивнул, и молодая ведьма, выглядевшая болезненно бледной, опустилась на колени и начала изучать отметины на груди Маркуса.

— Они сработают, — сказала она наконец. Она поспешно поднялась на ноги и отвела глаза от тела. — Метки грубые, но эффективные.

Ее глаза блеснули среди толпы в краткий момент беспокойства. Она подумала, что сказала что-то оскорбительное, а это может повлечь за собой последствия.

— Очень хорошо, — тихо сказал Кент. Затем, громче, снова вся театральность:

— Долго мы ждали этого дня, дети мои. Долго Глубинный ждал этого, ждал с полным терпением и милосердием. Сегодня первый из трех погрузится в Его глубины. Да последуют еще двое.

— Да последуют еще двое, — пробормотали в толпе, за исключением Эверли, чьи губы были сжаты в тонкую жесткую линию на ее красивом лице.

— Слуга, отнеси жертву в шахту, — сказал Кент. Слуга. Чёрт возьми. Я хотел заткнуть ему рот его собственным языком.

— Джереми будет сопровождать тебя. Эту жертву должен принести он.

Вперед шагнула фигура, от которой разило спреем для тела. Джереми, конечно. Это грязное, незапланированное, абсолютно неудачное жертвоприношение произошло благодаря дорогому сыну Кента. Я закатил глаза, но поднял обнаженного Маркуса с земли и, не сказав ни слова Джереми, зашагал прочь, к деревьям, подальше от света костра.

Джереми пытался идти впереди меня, но я держал свой темп достаточно быстро, чтобы он не смог. У мальчика было еще меньше терпения, чем у его отца.

— Притормози, черт возьми, Леон, — сказал он. — Или, клянусь, в следующий раз я попрошу папу оторвать тебе яйца.

— Пылкий нрав.

Я покачал головой, но замедлил шаг. Я позволю этому засранцу вести за собой, позволю ему насладиться своей маленькой поездкой во власть. Пристальный взгляд на его затылок, по крайней мере, позволил мне пофантазировать о том, как я его вскрою.

— Так, значит, это твоих рук дело, да? Возникли с ним небольшие проблемы?

— Ублюдок пытался сбежать, — сказал он, затем мрачно рассмеялся. — Он не ушел далеко. Визжал, как свинья. Мне кажется, я понимаю, почему тебе так нравится убивать, Леон. Это гребаный кайф.

Я стискиваю зубы.

— Не думаю, что ты понимаешь смерть от одного грязного убийства. Просто подожди, пока твой Бог не проснется. Он научит тебя кое-чему о смерти.

Я уверен, он бы с удовольствием огрызнулся на меня в ответ, но мы уже пришли. Там, в тени деревьев, виднелся вход в шахты.

— Уайт Пайн.

Заколоченный почти столетие назад, витражный деревянный каркас входа был покрыт многочисленными рунами: некоторые были вырезаны, некоторые раскрашены, некоторые заклеймены клеймом. С дерева на оборванной цепочке свисала металлическая табличка с надписью «ОСТОРОЖНО: ОТКРЫТАЯ ШАХТА. НЕ ВХОДИТЬ». Земля была покрыта мхом, и вокруг отверстия шахты густыми гроздьями росли многочисленные грибы с белыми шляпками.

Сама земля вибрировала. Деревья были беспокойны. Странный запах, похожий на запах глубокой воды и гниющих водорослей, пропитал воздух. Где-то глубоко в этих затопленных туннелях под нашими ногами пробуждался древний Бог.

Меня нелегко было напугать, но я все равно почувствовал озноб.

— Ну, держи.

Я толкнул Маркуса в объятия Джереми, который с визгом отскочил назад и позволил бедному Маркусу шлепнуться в грязь.

— Что, черт возьми, с тобой не так?

Его голос резко повысился. Он больше не звучал так самоуверенно.

— Я не хочу к этому прикасаться!

— Это твоя жертва.

Я пожал плечами.

— Ты действительно хочешь, чтобы демон присвоил твое подношение Глубинному, бросив его туда?

Джереми колебался, его глаза метались между трупом и шахтой. Его горло сжалось, когда он сглотнул. Мне действительно было похрен, как это чертово тело попадет туда, но если у меня была возможность заставить Джереми корчиться, я ею воспользуюсь.

Наконец, застонав от отвращения, Джереми поднял Маркуса на руки; нелегкая задача, учитывая, что мертвец был почти одного с ним роста. Он поплелся к шахте и остановился прямо у входа, вглядываясь в кромешную тьму за ней.

Как сильно я буду страдать, если просто затолкну его внутрь? Две жертвы по цене одной. Кент должен считать это настоящей сделкой.

Но я сдержался. Когда-нибудь месть придет.

Или Глубинный проснется и убьет меня первым.

С ворчанием Джереми швырнул Маркуса в темноту. Его тело с глухим стуком ударилось о землю, раздался шорох, когда он перекатился, а затем всплеск, когда он упал в воду в затопленном туннеле внизу. Запах морской воды усилился, и поднялся ветер, зашелестевший сосновыми иглами над головой. У меня неприятно скрутило живот, и Джереми быстро попятился от шахты, вытирая руки о мантию. Он не сказал мне ни слова, просто зашагал обратно вниз по склону.

Я задержался на мгновение, вглядываясь в темноту. Мои пальцы на ногах подогнулись от грохота внизу, мой череп вибрировал от его силы. Завтра приливы будут высокими. Эти деревья начинали долгий, медленный процесс, пытаясь вытащить свои корни из земли, как будто они могли уйти от того, что было внизу, что казалось таким неправильным.

Затем из темноты донесся вой. Как крик лисы, но перешедший в такой мучительный вой, что у меня волосы на затылке встали дыбом.

Пришло время делать ноги. Мне не хотелось разбираться с этим сейчас. Или когда-либо.

Бог был не единственным, кто пробуждался.


Загрузка...