Глава 18

Фиг его знает, как я продолбал момент, когда на территорию гимназии заехали приглашенные на турнир команды, но когда я наконец-то вернулся в свою магическую шарагу, на территории оказалось подозрительно многолюдно.

Два десятка человек от каждого заведения — сто учащихся и еще столько же сопровождающих. Обычно малолюдная территория Московской Магической сейчас жужжала, словно огромное осиное гнездо, а я на этом празднике жизни точно был лишним.

Только я зарулил за угол, по пространству пошла волна и в кармане привычно хрустнула записка от Б. Г.-куна.

'Начало главного ивента этой арки! Спартакиада между учебными заведениями! А чтобы ты не был слишком имбовым, а стал командным игроком, я отбираю у тебя безусловный навык приказа. Теперь он работает через раз, то есть, когда я захочу.

Развлекайся.

Люблю,

Целую.

Твой Б. Г.-кун'

— Да блять… — эти слова слетели с губ привычно, почти как молитва.

Моя всемогущая надзорная сущность решила усложнить мне жизнь? Или Б. Г. посчитал, что я веду себя недостаточно героично и решил чуть приподнять ставки?

— На меня смотри, свинота! — послышалось за спиной.

— Да ебтв… — протянул я, предвкушая проблемы.

Разворачиваясь с гордо поднятой головой, я уже приготовился к нападкам очередных сыновей благородных матерей, но к моему удивлению ранее услышанные слова были обращены к другому человеку.

Группа из пяти уже знакомых мне лбов в форме царскосельского обступила какого-то толстого бедолагу, судя по мелькнувшему за спинами мудил рукаву — из нашей родной московской богадельни.

— Ты как нас встречаешь? Или думаешь, что раз учишься в Москве, то можно нас игнорировать? — продолжал задавать вопросы капитан этой говнопятерки.

Блять, ну Белый Грузовик, ну зачем ты так со мной? Эта ситуация была настолько наигранная, настолько тупая, что мне даже записка была не нужна — я и сам понимал, что от меня требовалось по сюжету. Срочно нужно спасать «своего», ведь межклассовые трения это одно, а когда наезжают на Московскую Магическую — это совершенно другое.

— Эй, жертвы инцеста, — выкрикнул я, делая шаг вперед. — Давно упор лежа не принимали?

Все пятеро повернулись на мой крик, а на их лицах проскользнула тень узнавания. А потом я столкнулся с тем, что я сам для себя окрестил как «эффект отрицания реальности», или «манямир». Пережитое на набережной унижение было для этих петушков столь мучительным и болезненным, что психика просто заблокировала воспоминания. По их лицам было видно, что они смутно помнят, как опиздюлились об одного тощего поца, но вот детали наших физических упражнений из их памяти были стерты. Потому что если бы все пятеро помнили происходящее в подробностях, то команда пилотов царскосельского в полном составе отправилась бы в дурку. Стены облизывать.

Вопрос только в том, как именно их мозг объяснил поражение.

Глазки всей пятерки забегали по земле, в поисках чего-то, как я понял, иностранного и совершенно точно нелегального — ведь ветпаспорт я Стивену так и не оформил — после чего взгляд столичных сфокусировался на мне. Ага, значит, в их головушке виноват во всем Стивен, понятненько.

— Так это тот дрессировщик. Чего такой дерзкий без своей накаченной магическими камнями твари? — спросил один из парней, делая шаг вперед.

— А чего вы такие ссыкуны, что отказались потом от дуэли и пошли прятаться под юбками? — спросил я, делая шаг назад, чтобы разорвать дистанцию. — Кстати, мамкам вашим привет. В особенности твоей.

Я рандомно ткнул пальцем в одного из царскосельских. Парниша мигом покраснел, словно его вот-вот удар хватит, после чего бросился на меня с кулаками.

Этого я только и ждал.

Ну че, Б. Г.-кун, силу приказа ты у меня частично отобрал и хочешь, чтобы я опиздюливал аристократов по старой схеме? Да не вопрос!

Бил столичный на эмоциях, размашисто, из-за уха, желая одной критической тычкой отправить меня в таверну. За ним уже, потеряв интерес к своей изначальной жертве, активизировались и остальные царскосельские, так что я мигом понял — честной драки не будет, навалятся всей толпой. И судя по тому, как легко столичные петушки оголили тылы перед вторым неизвестным учеником Московской Магической, подмоги мне ждать не стоит.

Увернувшись от первого удара оскорбленного петербуржца, я выдал ему хлесткого леща, а после совершил самый полезный тактический маневр, которому обучил меня лично Долгоруков на случай, если я в бою окажусь в ситуации, близкой к окружению.

Я обошел первого противника и бросился навстречу остальным столичным, в полный рост продемонстрировав им, что это не я оказался с ними за углом, где нас никто не видит, а это они свернули не туда. Все четверо моментально остановились и подняли руки, готовые блокировать удары, я же сделал именно то, чему учил меня Долгоруков.

Пробежал мимо оставшегося квартета, прорвавшись к жертве их буллинга, не глядя схватил толстяка за руку и потащил за собой.

Быстрые мехи — целые мехи.

Немножко трусливые пилоты — всегда живые пилоты.

Кибердемонов надо гасить минимум вдвоем, а лучше, чтобы за плечом вилось пара вертушек с ракетными подвесами, а с крыш ближайших высоток шмаляли по наглой демонической морде из ручных гранатометов смелые пацаны из пехоты. А если можно прицельно навести артиллерию — вообще кайф. Во всех прочих случаях, если гражданские в безопасности, лучше сделать два шага назад и дождаться подкрепления.

Вот эти самые два шага назад я и исполнял, попутно «спасая гражданского».

Наш забег закончился через минуту, когда мне по шее прилетел неплохой такой удар. Хотя я был уверен, что от нас отстали, и рядом пыхтел только спасенный мной гимназист. В глазах потемнело, я чуть не повалился на землю, а потом наконец-то остановился и увидел, кого же я все-таки успел спасти.

За прошедший учебный год этот кабан конечно набрал веса — видимо, на стрессе, так что за пухлыми щечками я его сразу и не узнал — но вот этот нездоровый блеск свинячих глазок я никогда не забуду.

Передо мной, тяжело пыхтя и обливаясь потом, стоял жирненький Антошка Шереметьев, которому я лихо сломал руку на своей первой дуэли.

— Мразь! — завизжал толстяк, пытаясь ударить меня еще раз, но я просто отбил его кулак в сторону. — Ты чего влез, сраный простолюдин⁈ Ты вообще понимаешь, кто они такие⁈

В глазах Шереметьева плескалось что-то похожее на паничку. Конечно, обосраться так, как он, надо было еще уметь. Своим понтами он не только когда-то опозорился сам, причем дважды, вылетев из отряда Долгорукова, но и подвел под монастырь кучу сыновей домов попроще. Той осенью народу я переломал знатно, пока желающих потакать капризам дальнего родственника Аньки не осталось. И вот с того момента, когда аристократы решили, что проблему «наглого мелкого жида» лучше игнорировать, в игнор вместе со мной попал еще и Антоша. Что разрушительно сказалось на эго до этого крайне выебистого товарища.

— Антон, ты хоть и гнида, но носишь форму Московской Магической, — сказал я, подражая тону Долгорукова, хотя получалось у меня хреновенько.

— И что⁈ Ты как меня назвал⁈ Ты кем себя вообще возомнил, придурок! — продолжал пыхтеть Шереметьев, но руки больше не распускал. Помнил, что я сделал и с ним, и с его ребятушками.

— Я кем себя возомнил? — я продолжил отыгрывать штабс-капитана, запуская руку в карман и доставая значок члена студсовета. — Вообще-то этот придурок отвечает за порядок на территории гимназии, или ты не в курсе?

Увидев символ власти в моей руке, Шереметьев немного попустился, а взгляд жирдяя потух.

— Повторяю, это услуга не тебе, а всей гимназии, — продолжил я разносить самолюбие Шереметьева. — Ты мне ничего не должен, как и я тебе. Но позволить столичным оскорблять честь и достоинство нашего учебного заведения я не могу. Как член студсовета и сержант спецмехвойск под командованием самого княжича. Если есть вопросы — сходи к Валерии или ректору, они тебе все объяснят.

Не дожидаясь ответа Анькиного кузена, я развернулся и, стуча каблуками, точно как штабс-капитан, зашагал прочь от места стычки. Впрочем, не успел я отойти и двадцати метров, как за углом моя жалкая пародия столкнулась с неповторимым оригиналом.

Я едва носом не влетел в широкую грудь Долгорукова, а потом разглядел за его спиной и моего нового польского знакомого в сопровождении Воронцовых.

— О, Ваше благородие… — ошарашенно протянул я, переводя взгляд с одного лица на другое. А потом из меня вырвалось то, что не должно было. — Привет, Валерка, Валерия… Здарова, Стася…нислав.

Валерия покраснела и стала похожа на спелую помидорку, Валера просто вылупил глаза, а губы Долгорукова чуть дрогнули в ухмылке.

— Stazjanisław? — приподнял бровь поляк.

— Ваше Благородие! — нашелся я, вытягиваясь по струнке перед непосредственным командиром. — Чем могу быть полезен?

Долгоруков бросил короткий взгляд за спину, после — оценивающе посмотрел на меня. Не укрылся от взгляда штабс-капитана и пробежавший мимо Антоша Шереметьев, который даже головой в сторону Долгорукова не кивнул. Видимо, или не хотел привлекать к своей жирной жопке лишнего внимания, или совсем тупой. Я бы поставил сотку на второе.

— Вас уже несколько часов ожидает делегация Речи Посполитой, господин Штерн, — ровно произнес княжич.

— Если вы про принесение официальных извинений, то я глубоко раскаиваюсь, Ваше Благородие, даже не сомневайтесь. А если дуэль, то я завсегда готов уважить дорогих соседей…

Язык мой, враг мой. Наверное, стоило дослушать, что там хотел сказать Долгоруков, но в присутствии недоброжелательно выглядящего хрономага мне становилось немного не по себе. Княжич был настолько имбой, что аж дурно становилось. Ведь будь у меня такая сила, я бы давно уже пощипал за филейные части всех девчонок в радиусе трех километров и пробил по шарам всем аристократам. Просто потому что могу.

А Долгоруков, как казалось — нет, я был в этом уверен! — являлся человеком железных принципов и убеждений. И никогда бы не воспользовался своей чудовищной силой в подобном ключе. Хотя этот человек был буквально в силах захватить трон и стать Императором Российским. Достаточно было лишь задаться подобной целью.

— Дуэль? — переспросил Стасян, будто бы не до конца расслышал мой ответ. — Ты за кого нас принимаешь, Илья?

Я перевел взгляд с поляка на Валеру, который активно жестикулировал за спиной княжичей и зачем-то хлопал себя ладонью по груди. У него сердечный приступ или что? Валерия же просто закрыла глаза ладонью, не в силах выносить творящийся кринж.

— Не время. Мы и так отстаем от графика, — отрезал Долгоруков. — Госпожа Воронцова, приступайте, рассчитываю на вас.

А потом меня сдали на поруки Воронцовой, которая вместе с братом потащила меня в комнату студсовета, где меня переодели в новенькую парадную армейскую форму. Как я оказался в большом актовом зале, где успели собрать почти всю гимназию — я уже не помнил. Как меня вывели на сцену, как, улыбающийся княжич Станислав Понятовский при поддержке княжича Андрея Долгорукова прицепили мне на грудь медаль Речи Посполитой с надписью «Virtuti militari», или по-русски орден «Военной доблести», вручаемый за проявленный на поле боя героизм, я тоже соображал слабо. Потом меня вместе с двумя улыбающимися княжичами сфоткали для газеты, а после — выпроводили из зала в сопровождении Воронцовых. И самое главное, все это время я даже слова вставить не мог, так четко работала эта команда.

На все про все — меньше получаса. Быстрее только мухи женятся, но все провернули с такой скоростью, будто бы готовились к этой херне с того момента, как Долгоруков вышел в четыре утра из кабинета начальства.

Впрочем, Валера и Валерия меня увели не слишком далеко — затолкали в кабинет Долгорукова, где меня уже ждал штабс-капитан.

— Ваше Благородие… — протянул я. — А это че было?

— Ты теперь герой! Разрешаю радоваться! — устало сообщил княжич.

— Это какой-то договорнячок, да? — осторожно уточнил я.

Штабс-капитан потер глаза кончиками пальцев, а после все же посмотрел на меня.

— Это плата от князя Понятовского за то, что они применили свои боевые мехи в центре Москвы без разрешения нашего командования. Впрочем, решению этого вопроса поспособствовал и княжич Станислав, так что в этом есть и его заслуга. Ты теперь официально героическая личность, Штерн, можешь гордиться.

— Ваше Благородие… — начал я. — Но ведь это же польская медаль…

— Так у тебя дед из Варшавы, — сказал Долгоруков.

— Правда?

— Теперь правда, — выдохнул княжич. — Ты теперь из мелкой шляхты, Понятовские заверили, что родня скоро найдется.

— А если не найдется?

— Не волнуйся. У таких как Понятовские точно всё найдется, — заверил штабс-капитан.

— Так я вам нужен был, как простолюдин, — внезапно дошло до меня. — А теперь говорите, что шляхтич…

Долгоруков удивленно посмотрел на меня, словно с ним заговорила табуретка.

— А ты умнее, чем кажешься, Штерн.

— Спасибо, Ваше Благородие.

— По законам Империи ты наш поданный, а твой род угас три поколения назад в соседнем государстве. Так что технически ты все еще российский простолюдин.

— Но польский шляхтич, — уточнил я. — Поэтому мне смогли дать медаль.

— Мелкий шляхтич, — утвердительно кивнул Долгоруков. — И ты сможешь подтвердить титул в Империи, но только при наличии выслуги лет, рекомендаций и достаточного имущества.

— Или переехать в Варшаву, откуда родом был мой дед… — протянул я.

Глаза Долгорукова опасно сузились, так что мне пришлось срочно оправдываться.

— Но никакого переезда, Ваше Благородие! Я же не предатель, чтобы так поступать со своим благодетелем! Я обязательно сделаю все, что могу для укрепления престижа простолюдинов в армии!

После этой тирады княжич немного оттаял. Откинулся на спинку стула, внимательно разглядывая орден на моей груди.

— Княжич Понятовский человек крутого нрава, — наконец-то сказал Долгоруков. — Как и его отец. И как его весь его род. Будь осторожен с этим поляком, Штерн. Если зацепишь его гонор или дашь предлог усомниться в своей порядочности, он тебя размажет любыми способами. Так что веди себя прилично, пока проходят соревнования. Ты меня понял?

— Еще хуже, чем Шереметьевы? — уточнил я.

— Намного хуже, — ответил Долгоруков. — Шереметьевы могут на тебя только скалиться и мелко пакостить, пока я твой командир, а карьера Анны зависит от моего слова. А Станислав — потенциально следующий король Речи Посполитой. Не на этих выборах, но лет через двадцать — легко может взойти на польский престол. И если тебя втянут в очередной международный скандал, тебе никто не поможет.

Звучало это как угроза, коей, впрочем, слова Долгорукова и являлись. Вот только штабс-капитан не понимал о польском княжиче кое-чего, что четко увидел я прошлой ночью.

Стасян Понятовский отлично вписывался в наш клуб крепко ебанутых, о чем говорило и его поведение в ту ночь, и то, как он лихо едва не спровоцировал военный конфликт между двумя вечно конкурирующими странами.

Единственное, что меня реально интересовало — а что потенциальный король Речи Посполитой забыл в маленьком кабаке без охраны и сопровождения?

* * *

Минутка Б. Г.-куна и историческая справка по отсылкам в тексте

Стасян Понятовский, как я уже говорил, происходит из рода натуральных польских князей, то есть титул они «взяли» в седые времена аристократов-варлордов, а не получили за выслугу перед короной. Прямым предком Стасяна является Станислав II Август Понятовский — в нашем таймлайне последний король Речи Посполитой, в таймлане Ильюши — один королей РП, который все же поборол Барскую и Тарговицкую конфедерации, смог провести реформы по ограничению власти магнатов (отмена право Liberium Veto и переход к полноценной военной демократии), а так же защитил конституцию «3 мая 1791 года». Тем самым предотвратил гражданскую войну, российскую интервенцию и три раздела Речи Посполитой. В нашей реальности Станислав II Август потерпел поражение из-за подрывной деятельности Тарговицких конфедератов и польских магнатов, которые были недовольны документом, и хоть Станислав II Август и был в юности любовником Екатерины II , договориться с имперскими интервентами не смог.

Так что в нашей реальности прототип предка нашего польского княжича — неудачливый последний правитель независимой РП, который не смог сохранить государство и побороть внутреннюю коррупцию дворянства, а в реальности Илюши — национальный герой и реформатор масштаба где-то Петра I или Александра II для россиян.

Ну, это так, просто чтобы вы понимали крутость родословной Стасяна. А то хули я сижу все это выдумываю, а в текст вставить некуда.

Загрузка...