Выкупленная жизнь (СИ)

Глава 4

В Москве, вместо того чтобы спешить домой, я направилась по месту работы Ярослава. Я дала себе слово использовать любой, даже самый ничтожный шанс, чтобы вернуть Дилана, но при этом не навредить ему. Но для начала важно было собрать всю информацию.

Как я и предполагала, в лаборатории мне оказались не рады, но, в конце концов, удалось добраться до Ярослава и вызвать его на разговор.

— Понимаете, в чём дело, нам не на ком тестировать препарат. Животные — они уже животные, на них мы можем проводить только простейшие опыты, а людей для опытов у нас нет. Вашего мужа я предупреждал о последствиях.

— Что насчёт транквилизатора? Он может сработать?

— Транквилизатор волчьего гена? М-м-м, это непростой вопрос. Там большой риск конфликта компонентов, я бы настоятельно не рекомендовал использовать его. Вполне логично, что произойдёт обратный эффект, то есть Ваш муж не сможет становиться человеком. Так что хороших новостей у меня для Вас нет.

— Но он же превращался обратно в человека! Почему нельзя ничего сделать?

— То, что превращался, — это само собой разумеется, он же всю жизнь прожил, как человек, человеческая сущность будет проявляться так же, как раньше проявлялась волчья.

— Если Вы создали препарат, превращающий человека в волка, создайте обратный!

— Увы, создал его не я. От препарата волчий ген мутировал. Я не имею образцов крови Вашего мужа, мне не по чему судить. Препарат разрабатывался для смертников, так изначально было рассчитано. Мутировать обратно ген вряд ли сумеет. Все, кому вводилась вакцина, умирали. Был случай, когда человек вернулся в свой изначальный облик, но впал в кому. Он так и не пришёл в сознание, сейчас он мёртв! В конце концов, волчий ген — это явление отчасти магическое, возможно, ведьмаки скажут Вам больше, чем я. Тем более, у нас довольно скудный бюджет, мы производим в основном транквилизаторы, у нас это очень популярно, всем мешает этот проклятый ген…

Ушла я от Ярослава ни с чем. Непонятно было, как подействует транквилизатор, если вколоть его. Все эти беспочвенные домыслы… Такое чувство, что Ярослав просто боялся создавать нечто настолько серьёзное и значимое. Надо было что-то делать.

Я решила, что в каждый свой приезд в Москву буду наведываться к Ярославу и давить на него, чтобы добиться хоть каких-то действий. Также нужно было взять у Дилана кровь на анализ, возможно, это поможет разработке антигена продвинуться дальше.

Я прилетела в Краснодар ночью. Ключи от квартиры Дилана были в сумке, при мне. Как только я вошла в дверь, меня обуял страх. Как жить здесь — одной? Раньше мы с Диланом свободно могли находиться далеко друг от друга, но я знала, что он скоро вернётся, что мы помиримся или снова поругаемся. А теперь ничего не было ясно. Теперь мы были обречены проводить вместе лишь один день в месяц. В душе поселилось волнующее чувство, что нужно скорее искать выход из этого тупика.

«Средство есть, его просто нужно найти…» — внушала себе я.

Несмотря на недоверчивое отношение к колдунам и ведьмакам, я решила, что попробую хоть что-то выяснить у них.

Встала я уже днём. В холодильнике нашла заплесневевшие продукты и тут же выкинула их. Из еды нашлись только порционные пакетики риса, я сварила один, его и съела.

Моё внимание привлек конверт на столе Дилана, некоторое время я стояла, боясь прикоснуться к его вещам. Но конверт оказался адресован мне. В нём была пластиковая карта, пароль к ней и записка: «На случай, если…».

«Мне кажется, я начинаю себя ненавидеть…» — пробормотала я себе под нос.

Собирая некоторые вещи, чтобы увезти их в деревню, я поняла, что забыла кое-что сделать: встать на учёт по беременности. Пришлось отсрочить встречу с Диланом ещё на пять дней и пройти все стандартные процедуры.

На приёме меня пожурили, что поздно встала на учёт, но на УЗИ сказали, что беременность протекает хорошо и что предположительно это мальчик. Впервые я ощутила присутствие внутри меня живого человека, настоящего, а не воображаемого.

Кроме как ходить по врачам и сдавать анализы, мне было нечего делать, я слонялась по квартире и каждая вещь напоминала мне о событиях, которые уже остались в прошлом. Не сказать, что мы с Диланом жили дружно и хорошо, но мне казалось, что всё самое страшное мы уже пережили. Тут мне на глаза бросилось размытое коричневое пятно на обоях, которое вот уже полтора года как было оставлено мной. Засохшая чужая кровь. Когда-то давно я забыла его оттереть, и оно так и осталось на стене, напоминая о монстре, живущем во мне.

И тут меня осенило: не согласись я когда-то давно работать танцовщицей в клубе, никто бы не попытался меня изнасиловать и не был бы убит мной, Дилан с мамой не укололи бы меня транквилизатором, я бы не обнаружила дорогу в Верхний Волчок на обрыве, Захар никогда не встретил бы меня и Василич не оказался бы повешенным. Всё бы случилось не так: Филин до сих пор был бы жив, а война шла без меня. Возможно, волков истребили бы охотники, а может, наоборот… Столько всего из-за каких-то танцев.

Давно не танцевала…

«Дилан, я готова никогда больше не танцевать и во всём слушаться тебя, лишь бы ты вернулся ко мне таким, как раньше…» — говорила в пустоту я.

Вот такая сломленная жизнью девочка. Я слонялась по квартире, даже не пытаясь подавить в себе истерику, мысленно просила прощения у Дилана и забирала все сказанные в запале самонадеянности слова. Да, я стала главным кошмаром в жизни своего самого дорогого человека. И кошмаром для себя самой. Эти глупые обещания…

Перед отъездом в деревню мне пришлось поговорить с Владимиром Александровичем, причём уже не по телефону, а вживую и у него дома. Со мной обошлись резко и предельно конкретно; речь шла о будущем ребёнке: они будут его любить и принимать участие в его воспитании, но о хорошем отношении ко мне и речи быть не может, я раз и навсегда вычеркнута из списка их родственников. Мать Дилана, Лидия Николаевна, тоже присутствовала при разговоре, но не участвовала в нём и ни разу даже не посмотрела на меня, а просто сидела с таким лицом, как будто её оскорбили до глубины души.

В конце концов, я с высоко поднятой головой выдержала весь негатив, вылитый на меня, и встала, чтобы уйти. Уже когда я подошла к дверям, мне передали конверт с деньгами. Ужасно не хотелось их брать, но, вспомнив, что об этом просил отца Дилан, я взяла.

Теперь, наконец, можно было отправляться в Нижний Волчок. 26 августа. Я успевала ещё несколько дней побыть с мужем и ни о чём не думать. Я прихватила кое-что из его вещей, подумала, что пригодится.

Мне казалось, что я нахожусь не совсем в сознании, всё вокруг виделось ватным, как в компьютерной игре или сне. Похоже, для организма было слишком большим стрессом — осознавать, что всё это происходит на самом деле, здесь и сейчас. Временами я ловила себя на том, что проваливаюсь в забытье прямо на ходу и не могу вспомнить ни одной мысли, как будто несколько часов меня просто не существовало.

Я приехала в деревню уже вечером. На вокзале застала маму, она как раз заканчивала смену. Я подождала её, и мы вместе пошли домой. Мама бурно обрадовалась мне и начала выспрашивать новости. В основном я рассказывала про поездку, что в Австрии очень красиво, одним словом: Европа (но дома лучше); а ещё — про УЗИ, что предположительно у меня родится мальчик. Мама расчувствовалась, смахнула со щеки слезинку и тут же пошутила, что скоро ей становиться бабушкой.

Дома никого не оказалось, и здесь меня поджидали очередные новости: Захар устроился на работу в рабочую бригаду по строительству бревенчатых домов, как и хотел. Мама сказала, что он не появлялся уже двое суток. Что ж, это хорошо. Теперь за него можно было не бояться.

Света пришла, когда мы пили чай на кухне. Что-то в ней поменялось, она стала более открытая, улыбчивая. Однако мама смотрела на неё с тревогой. Мы старались не говорить на щекотливые темы, обсуждали в основном, какие хлопоты предстоят в связи с рождением ребёнка.

Идти в Верхний Волчок было уже поздно, но я ещё с вечера предупредила маму со Светой, что пару-тройку дней проведу с Диланом.

Ночью снова не спалось, чувство вины и тревоги пожирало меня изнутри. Я уже не обращала внимания на сны, как раньше, или, может, они мне вовсе перестали сниться.

Из памяти стёрлась половина того, чем я занималась все эти дни. Осталось лишь ощущение потерянности и тёплых заботливых рук мамы.

Начались дожди. Небо затянуло напрочь. В ближайшие пару дней солнца нечего было ждать. Разумеется, уговорить меня остаться никто не смог, рано утром я села на велосипед и поехала по лужам в Верхний Волчок.

На этот раз я шагнула в обрыв сама, чтобы не свалиться с велосипеда. Теперь, когда моё положение стало заметным, я постоянно думала о том, чтобы двигаться как можно более осторожно.

В бывшей охотничьей деревне стоял ливень такой силы, что вся каменистая земля превратилась в один большой водоём, в воронках образовались маленькие прудики. Перепрыгивать с камня на камень было бесполезно, поэтому я шлёпала по воде без разбору.

Велосипед пришлось поставить в комнату, а одежду — снять с себя и разложить на столе, чтобы высохла к моему возвращению. По телу пробежала дрожь: холодно; я закуталась в попахивающее мышами и дымом одеяло.

Уже наступил день, а я всё смотрела в окно, ждала, что дождь утихнет, но он и не думал переставать. Я решила, что в шкуре волка мне будет всё равно, дождь или не дождь, и перекинулась.

Дилана пришлось звать долго. Встретились мы уже в темноте. Он не стал прогонять меня, но чем дольше я оставалась в волчьей шкуре, тем меньше соображала, кто я и какой сейчас день, словно другой жизни не существовало, словно мы не люди. Смутно помню, что мы встретили в лесу других волков, что они вместе охотились, а я не участвовала. Помню густой запах крови матёрого вепря.

Ночью я проснулась от холода в человеческом теле, но превратиться обратно в волка никак не удавалось. Отупение, пока я вспоминала, кто я и что к чему, привело к сильному ознобу, зуб не попадал на зуб.

Едва-едва начинало светать. Лес стоял мокрый, хотя дождя уже не было. Поднялся туман, не очень густой, но достаточный, чтобы сбить меня с толку ещё сильнее. Из-за кустов и тумана казалось, что я сижу не посреди леса, а на постановочной площадке с декорациями, только вот мох подо мной был настоящим.

Моё лицо было повернуто в сторону старого мёртвого дерева, стоявшего посреди опушки, по его глубоким трещинам можно было заметить, как оно закручено в спираль; внизу ствола зияло большое дугообразное дупло, я сообразила, что в нём можно спрятаться от утреннего холода. Я привстала, по-прежнему не понимая, кто я, в полусогнутом состоянии сделала несколько шагов, под ногами щёлкнули ветки. Это было удивительное ощущение, как будто я только что родилась.

За спиной послышалось шевеление, я оглянулась: огромный зверь смотрел на меня в упор и скалил зубы. Тут память потихоньку начала возвращаться в мой разум, что-то подсказало, что этот волк не тронет меня.

— Что ты скалишься? — буркнула я. — Мне холодно.

Я залезла в дупло, свернулась калачиком, но в опилочной требухе оказались муравьи, сидеть стало невозможно, я выбралась обратно наружу. Сознание пришло в норму, я заново вспомнила последние события, и груз вины свалился на мои плечи. Только вот своё местоположение я вычислить не смогла, поэтому пошла наугад, только бы согреться.

Перекинуться в волка так и не удалось, Дилан убежал далеко вперед, но оставался при этом в пределах видимости. Так мы добрались до края леса, после чего Дилан исчез.

Одна колючая мысль застряла в моей голове: прошлый раз дождь нарушил мои планы, когда я пыталась сбежать, чтобы меня не выдали замуж. Возможно, и в этот раз природа таким образом говорила со мной? Я начала понимать, что разорваться между двумя мирами не получится: Верхний Волчок прогонял меня.

Абсолютно нагая я шагала между недостроенными многоэтажками, пустыми изнутри. Мой взгляд заметил впереди какое-то движение, но я не остановилась, сейчас было не до осторожности. Дрожь больше не разбивала моё тело, от ходьбы я согрелась, разве что устала и хотела есть. Некто, человек, тоже заметил меня и тут же скрылся.

В домике я влезла в успевшую подсохнуть одежду, проверила, все ли вещи на месте. Мобильный телефон включился и показывал 31 августа, утро. Вовремя я пришла в себя, да уж. Наскоро одевшись и вытащив велосипед на улицу, я покатилась в Нижний Волчок.

В большом мире дождь как будто не переставал, я вернулась мокрая до трусов, одежда неприятной прохладой облепила меня.

Дома было тепло. Вторник, мама на работе, Света, по-видимому, тоже.

— Привет. — услышала я.

— Привет, Захар.

Я не была настроена на разговор, в первую очередь направилась на кухню, поесть, но Захар проследовал за мной.

— Мы можем поговорить?

— Угу, — ответила я, жуя бутерброд с острым салом и стоя к Захару спиной.

Он сел за стол и ждал, пока я закрою холодильник и тоже сяду. Наконец, я на него посмотрела: передо мной сидел человек, едва напоминающий того плаксивого и не желающего жить мальчишку. Да, пару-тройку недель назад, когда мы с Диланом пришли сюда ночевать, я мельком видела Захара, но не обратила внимания на перемены, начинающиеся в нём, зато теперь моё любопытство взыграло.

— Очень хочу есть, ты говори, я тебя слушаю. — сказала я.

— Ты ведь знаешь, что я со Светой, да?

— Да, и очень за вас рада.

— Я очень злился на тебя, наговорил гадостей. Извини. На самом деле я так и не смог избавиться от чувств к тебе. Твой муж предупредил, чтобы я больше не лез к тебе с такими разговорами, что волки создают пары на всю жизнь, что ты легко выходишь из себя и т. д. и т. п. Я пытаюсь быть со Светой, но в голове постоянно пульсирует, что она — не ты.

— Так зачем ты сблизился с ней?

— Хотел забыть тебя, уязвить…

Я, было, подскочила, чтобы в порыве гнева наброситься на него, но тут же села обратно. Получилось неловкое движение. Вспомнились обещания, которые я дала Дилану: вести себя хорошо и делать, как он мне велит. Но на самом деле волчий гормон в моём организме как бы заснул, насильно заставляя меня сохранять спокойствие.

— Значит, так: если ты обидишь мою сестру, я забуду про то, что нам довелось пережить вместе, ты перестанешь существовать для меня.

— Разве я всё ещё существую для тебя? — задал он явно провокационный вопрос.

— Захар, у тебя всё будет хорошо, но если тебе не нравится Света, то просто отстань от неё, не разбивай ей сердце!

— Да я и не лезу, она сама…

Так и знала. Пришлось махнуть рукой и поспешно завершить разговор: пора ехать, горы дел… Переодеться, как ни странно, было не во что. С платья, конечно, уже не капало, но в нём всё равно было зябко. Я позаимствовала мамин палантин, укуталась в него, взяла сумку и вышла на крыльцо. Дождь.

— Диана! — Захар вывалился из двери за мной следом. — Я провожу тебя, ты же без зонта.

«Надо же, какая забота…» — иронично усмехнулась я про себя, а вслух ответила:

— Никогда не ношу с собой зонт: сколько ни укрывайся под ним, всё равно промокнешь. — но против того, чтобы он проводил меня, ничего не сказала.

— Будешь учиться?

— Да. Так хочет Дилан. Во всяком случае, пока что да.

Поднялся ветер и выдул из меня накопленное тепло, я съёжилась ещё сильнее. Захар норовил приобнять меня, задавал вопросы с подтекстом, а я увиливала, как могла. С одной стороны, хорошо, что он больше не злился на меня, а с другой, — снова начал приставать.

К счастью, до вокзала дошли быстро. Я купила билет на автобус и зашла попрощаться к маме, она как-то обеспокоенно посмотрела на меня и спросила, всё ли в порядке.

— Не знаю, нормально ли то, что я не смогла превратиться? Безо всяких причин — не смогла.

— Ты же беременна, а у беременных скачут гормоны. У меня с тобой тоже было такое. Просто кому-то надо лучше себя беречь!

— Я больше не смогу становиться волком, пока беременна?

— Не знаю, дочь, не знаю… Может быть, реже. — она оглядела меня, положила мне руку на плечо. — А почему у тебя платье мокрое?

— Дождь на улице. Я взяла твой палантин, а то тут не осталось вещей, в следующий раз верну.

— Ты бы хоть причесалась, растрёпа. Что же ты как?

— Что-то я устала, мама… Посплю в дороге. Всё хорошо, просто сегодня настроение такое, дождливое.

Мама выглянула в окно.

— Это, что, Захар там стоит?

— Вызвался проводить.

— Ну и ну! Уступи-ка парня сестре, у тебя уже есть муж.

— Ты же знаешь, что я не смотрю на других.

— Знаю. Это я так… — она погладила меня по щеке. — Когда хочешь приехать теперь?

— Как получится. Может, на следующих выходных. Буду ждать, вдруг Дилан приедет.

Мы попрощались, я вышла к Захару. Он о чём-то рассуждал, а я просто хотела помолчать, ждала, когда уже, наконец, подъедет автобус. Перед посадкой Захар спросил, можно ли обнять меня, я вяло мотнула головой и махнула ему рукой. Теперь можно было ни о чём не думать.

В дороге уже поняла, что не сделала одну очень важную вещь: не поговорила со старцами, живущими на берегу моря. Что ж…

Больше не было сил строить планы, как будто кто-то высосал из меня всю энергию. И вроде ещё оставались вещи, которые должны были жечь мне пятки, гнать вперёд, но от изнеможения я впала в апатию.

В Краснодаре тоже шёл дождь; похоже, я всюду успела под него попасть. Этот день испытывал меня на прочность.

Дома я скинула с себя мокрую одежду и улеглась спать, как есть, голая. Под одеялом моё тело согрелось, сознание выключилось мгновенно и так же быстро, как мне показалось, включилось снова. Я взглянула на часы: 5 утра. Сходила в душ, не спеша позавтракала, начала собираться. Не произошло ничего необычного, я пришла в вуз к 10 часам, сфотографировала расписание на текущую неделю… и заметила дату на мобильном: «02.09.2010». Сначала я несколько раз моргнула, включила и выключила дисплей телефона — цифры не поменялись. Получается, я проспала первое сентября. Странно, никто даже не позвонил мне, не спросил, куда я пропала.

Мой организм, вогнанный в стресс нестабильным существованием, сбоил. Я не понимала, о чём меня спрашивают девочки из группы, отвечала им невпопад, забыла телефон в аудитории, потом искала его целый час после пар. Всё шло не так. В мозгу не было мыслей, только редкие картинки воспоминаний и одно-единственное имя.

К вечеру начался озноб, поднялась температура, мне стало так плохо, что казалось, будто я умираю. Я доползла до кухни, свалила весь формованный лёд из морозилки в полиэтиленовый пакет и положила его себе на шею, выпила тублетку и снова легла в постель. Настолько не хватало сил, что я считала собственные вздохи: один, ещё один, ещё один… постепенно тяжёлый, бредовый сон сморил меня.

Утром я проснулась в мокрой постели: пакет порвался, и растаявшая вода вытекла прямо на подушку. Полчаса лежала и прислушивалась к себе, было страшно вставать: вдруг температура подскочит снова?

Пятница. С трудом удалось поднять тело с постели и пойти на кухню. Я заставила себя выпить большую кружку кипячёной воды и почувствовала себя немного лучше. Сидя за столом без завтрака, я думала, идти на учёбу или нет. Судя по всему, нет. Даже чтобы купить в магазине еды, сил не было. К родителям Дилана обращаться не хотелось. Я приняла душ и снова легла на мокрую постель.

Сон не шёл, желудок требовал пищи, а вставать не хотелось из-за ломоты в теле. Я отчётливо понимала, что эта болезнь может навредить моему ребёнку, что нужно срочно предпринять меры. Ещё час я перебирала в уме варианты действий: пойти в магазин и купить всё необходимое, вызвать скорую или позвать кого-нибудь на помощь. В итоге остановилась на третьем.

— Ань, привет, не отвлекаю? — позвонила я подруге.

— Привет, нет, мы с Лю как раз хотели позвать тебя в гости сегодня. Отметим мой пятый, её шестой, а твой третий курс. Ты как?

— Я заболела. Мне нужна ваша помощь…

— Не вопрос, что с тобой случилось?

— Простудилась. Вчера была высокая температура. Хотела попросить вас зайти ко мне в гости, принести каких-нибудь лекарств и еды, я потом верну деньги.

— Часа через полтора будем у тебя, называй адрес.

Девочки приехали. Два молодых будущих врача, Люда — студентка медико-профилактического факультета, Аня — фармакологического, суетились вокруг меня целый вечер. Мне было очень приятно от их заботы: они накормили меня и заставили выпить лекарства, сменили постельное бельё и загрузили его в стиралку, а после мы все втроём сидели на диване и смотрели дурацкий и смешной фильм. Девочки пили пиво, а я — клюквенный морс.

После фильма мы разговорились. Я была неосторожна и выложила им, что произошло. Они как-то сразу поникли, веселиться после таких новостей им уже не хотелось, даже подбадривания были не слишком-то убедительными. Впрочем, все всё понимали.

Поздно вечером они оставили меня отдыхать, но пообещали вернуться завтра. Впереди были выходные, можно немного подлечиться, субботы в сентябре не учебные.

Ночью сквозь сон я снова ощущала озноб и головную боль. К утру заложило нос, и я с трудом могла сфокусировать взгляд на чём-либо.

Непричёсанная, я поплелась в магазин за продуктами, чтобы приготовить себе плова на целую неделю. Забывать вещи для меня стало уже привычным, поэтому, когда кассир окликнула меня на выходе, я не удивилась. На этот раз в рассеянности я оставила сдачу.

Уже на лестничной площадке, открывая ключом дверь, я столкнулась с Седым, неохотно поздоровалась и хотела было скользнуть в квартиру и захлопнуть за собой дверь, но он начал громко, на весь подъезд, придираться к моему внешнему виду и оскорблять. Я сделала вид, что не слышу криков, сказала короткое угрюмое «до свидания» и закрыла дверь. Конечно, я знала, что эту дерзость мне ещё припомнят, но в данный момент это было неважно.

В этот день я больше никого не хотела видеть, даже подруг. Позвонила Анке, сказала, что всё в порядке, приезжать не нужно.

Важнее всего для меня сейчас было набраться сил, чтобы жить дальше. Я решила заняться стряпнёй, сделать хоть что-нибудь полезное. Пока готовила, в дверь начали звонить, причём звонить долго и настойчиво. Последний раз такой раздирающий звонок я слышала, когда очнулась после кровавой ночной бойни, той самой, первой. Итак, я знала, кто стоит за дверью. И этот «кто» тоже знал, что я дома.

— Почему ты всё ещё не собралась?

— Куда?

— Что значит куда? Ты, что, не слышала, о чём тебе было сказано? Чтобы через две минуты была собрана и стояла внизу у машины! Время пошло.

Оказывается, Седому было что-то нужно от меня. Я стояла перед дверью и пыталась сообразить, куда он собрался меня везти. Не было сил на борьбу и ругань с ним, поэтому пришлось надеть джинсы и ветровку, взять сумку. Внизу стояли сразу два автомобиля, Седой давал какие-то распоряжения своему водителю. До меня только теперь начало доходить, куда мы едем.

Впереди ехали мы с водителем, а отец Дилана — за нами. Я попросила заехать по пути в магазин, купила пару полуторалитровых бутылок воды и несколько пачек бумажных носовых платков.

— С тобой всё в порядке? — спросил водитель.

— Нет. — неохотно ответила я.

— Заболела что ли? Ещё тепло ведь!

Я дала ему понять, что не в настроении говорить, просто опустила спинку кресла назад и попробовала задремать. Как только сон начал наваливаться на меня, моё тело замёрзло, и сколько бы я ни ёжилась, дрожь становилась только сильнее. Это могло значить только одно: температура снова поднялась, дышать стало тяжело.

Останавливались на заправке только раз, уже на подъезде к Нижнему Волчку. Когда заехали в деревню, я попросила остановиться у дома, где живут мама со Светой. Там должны быть таблетки. Кроме того, я хотела взять тетрадь и карандаш, чтобы написать Дилану письмо. Уже через неделю он должен был приехать, надо сказать ему, где лежат ключи, где стоит машина.

Дома были все. Мама хотела было позвать Владимира Александровича на чай, но я сказала, что мы торопимся, надо успеть до темноты. Меня отвлекли, и я забыла выпить таблетку.

Собственно, спешка была преувеличена, но сидеть за одним столом с человеком, которого я едва ли не ненавижу, стало бы для меня очередным кровососущим испытанием.

Оказавшись на месте, водитель усмехнулся и сказал, что легко нашел бы дорогу и без меня. Седой сзади нас тоже остановился, обратно нам предстояло ехать уже в его автомобиле.

Я попросила сделать паузу в тридцать минут, вытащила ключи из замка зажигания, схватила пакет с вещами, закрыла машину и прыгнула в обрыв. Позже поняла, что водитель, который не являлся членом клана, не должен был этого видеть, морально я уже была готова к крикам Седого.

Горел закат. Давно я не обращала внимания на яркие вечерние представления, а тут закат сам лез мне в глаза. Я щурилась и закрывалась от него рукой. При других обстоятельствах я осталась бы, чтобы впитать в себя чарующую красоту заходящего солнца.

Домик уже был погружён в тень леса. На наружной стороне двери я заметила следы когтей. Похоже, сам хозяин домика наведывался сюда. Внутри пришлось передвигаться на ощупь, пока глаза не привыкли к темноте.

Всё произошло мгновенно: рычание зверя, готового разодрать меня в клочья, моя реакция, вмиг посветлевшая комната и туман в мыслях. В испуге мне всё же удалось превратиться. Куртка неловко повисла на мне, джинсы свалились. Рычание прекратилось, я ощутила знакомый волчий запах Дилана рядом с собой и только успела потереться об его шею, как меня тут же выкинуло обратно в человеческую ипостась.

Снова темнота, человеческие глаза были не в силах разглядеть обстановку. Волк уже не рычал, запрыгнул на кровать и наблюдал за мной, пока я одевалась.

«Интересно, он на самом деле мог наброситься на меня или только припугнул? Если мои человеческие мысли отключаются, когда я обращаюсь волком, то как это происходит у него? Он тоже ничего не помнит?» — задавалась вопросами я. Как бы то ни было, мы могли быть вместе только когда либо оба люди, либо оба волки.

Светя фонариком, я написала Дилану в тетради несколько слов, оставила на столе бутылку воды, ключи от автомобиля и вышла. Оставалось надеяться, что меня дождались.

— Тебя за смертью посылать! Где ты оставила его ключи? — Седой по-царски расселся на водительском кресле.

— В нашем доме. — ответила я, не глядя на него и завесив лицо волосами (резинка для волос потерялась на полу, когда я превращалась).

— Ты совсем идиотка? А если их заберёт кто-то другой?

— А где мне было их оставить?

— Это мне решать! Ты как со мной разговариваешь, соплячка?! Ты вообще кто здесь? Ты — ничто!

— Я отдала их Дилану, ясно? И если вы так печётесь о сыне, могли бы пойти со мной и хотя бы увидеться с ним!

— Молчать!

Я вылезла из автомобиля, пока он ещё стоял, и пошла пешком.

«Только бы не зареветь…» — пронеслось у меня в голове.

Метров через сто меня нагнали и велели садиться в машину, я отказалась, но голос ещё более повелительным тоном повторил приказ. В этот момент не было человека, ненавидимого мной больше, чем Седой. Я подняла булыжник с дороги и запустила им в окно автомобиля, стекло на передней двери спасло водителя от удара, но треснуло само. Седой выскочил из машины, схватил меня за волосы и затолкал на заднее сидение. Я пыталась вырваться и кричала, но слабость и ломота в теле не позволили мне добиться своего.

Мимо маминого дома мы проехали, даже не притормозив, и что бы я ни сказала, в ответ мне было только одно слово: «Молчать!». Отупение снова заволокло туманом мою голову, дороги я не запомнила совсем.

Оказавшись дома, я первым делом выпила сразу две жаропонижающие таблетки, впихнула в себя несколько ложек плова, приготовленного наспех и не очень вкусно. Только не думать об этом, не думать…

«Сегодня мне сказали, что я — ничто, и меня ни во что не ставят» — отзывалось болью в груди у меня. Теперь всё вокруг напоминало мне о словах Седого. Меня разбивала дрожь и истерика, я легла прямо на полу и перестала сдерживать себя. В очень неудобной скрюченной позе я встретила утро воскресенья, плечо чесалось от отпечатавшегося на нём следа от плинтуса. Живот потягивало, стоять на ногах было неловко, хотелось снова согнуться и лечь.

Я подумала, что это самое дно, что хуже уже не может быть. Теперь пора было достать себя из ямы, начать шевелиться. У меня была неделя на то, чтобы привести себя в порядок и сделать вид, что всё хорошо. Я позвонила девочкам из группы, спросила, что задано, пошла в библиотеку — готовиться, прикупив по дороге медицинских масок. Ясно было, что болезнь ещё не отступила, но валяться в постели и душить себя негативными мыслями — ещё хуже.

«И раз жизнь перекидывает меня из ада в рай и обратно, то логично предположить, что сейчас я стремлюсь вновь обрести счастье» — размышляла я.

В воскресенье библиотека работала до 18 часов, я успела сделать далеко не всё запланированное. Хотя бы отвлеклась, читала учебники с удовольствием.

Больше всего меня грела мысль, что встреча с Диланом стала ещё на один день ближе, я уговаривала себя потерпеть, ведь скоро, очень скоро…

Решив больше не пропускать учёбу, я вкладывала в неё остатки сил, а вечером приходила домой, пила таблетки и надеялась, что болезнь, наконец, отступит. К среде стало ясно, что предпринимаемые мной меры не действуют, а состояние становится опасным для здоровья моего ребёнка.

Как-то раз после пар мы с Людой и Анкой сидели в столовой, они заваливали меня советами, как вылечиться, принесли мне банку мёда, подшучивая, что у Волчонка скоро будет маленький Волчонок. Девочки заметили, что я уже не выгляжу, как подросток, а стала более женственной, отрастила грудь. Да, это, пожалуй, и в самом деле начало бросаться в глаза.

За последнюю неделю черты моего лица заметно изменились, стали менее острыми, как будто оплыли, потускнели. Раньше я легко могла положиться на свою «безотказную» красоту, мне почти всегда потакали в моих просьбах и капризах. Теперь реальность начала меняться. Кое-кто из преподавателей резко негативно отнёсся к моему положению.

Всю неделю я спала по десять часов в сутки, чтобы дать организму восстановиться, но этого было явно недостаточно. Я стала пить витамины, купила себе фруктов, чтобы забивать ими вечерний голод. И всё равно болезнь не хотела уходить, я даже начала к ней привыкать.

Время дотянулось до ещё одной пятницы. Даже на парах я держала мобильник в кармане, чтобы не пропустить самый важный звонок. Телефон молчал. Я ждала весь день, весь вечер до ночи — тишина. Так и уснула, время от времени открывая глаза и проверяя, нет ли пропущенных звонков.

Утром меня разбудил звук открывающегося замка. Я резко вскочила в постели, но смогла добежать только до дверного косяка: в глазах потемнело, руки и ноги затряслись. Такое случалось и раньше, особенно во время болезни, ничего страшного в этом не было, просто я смотрела туда, где должен был стоять Дилан, а видела чёрное полотно.

Но это был он. Я изо всех сил старалась не показывать своего недомогания.

— Привет! Я тебя разбудил? — я кивнула. — Диана, с тобой всё хорошо? — я снова кивнула.

Он подошёл, обнял меня и поцеловал в волосы. Я почувствовала, как кровь внутри меня забегала быстрее и силы начали возвращаться.

— Голова кружится…

— Пойдём на кухню. — он помог мне дойти и усадил за стол, потом огляделся и остановил взгляд на мне. — Рассказывай.

Я задумалась, с чего бы начать. Новостей и в самом деле было много, к каждой из них требовалось вступление. Минуты тянулись за минутами.

— Диана?

— Собираюсь с мыслями.

— Хорошо. Дома есть еда?

— Плов.

— Подогрей мне, пожалуйста, я голоден. Схожу в душ, потом поем.

С бородой и отросшими волосами он был как будто другим человеком. Не я одна изменилась. Из ванной он вышел уже чисто побритым, с полотенцем на бёдрах. Теперь мне показалось, что это уже кто-то третий.

— Придумала?

— Я ездила в Австрию к Ирме, мы устроили небольшое путешествие. — сказала я и тут же почувствовала стыд за то, что развлекалась после того, что натворила. пришлось добавить оправдание. — Все расходы взяла на себя она.

Дилан улыбнулся, показывая взглядом, что ждёт продолжения. Раньше он редко улыбался.

— Я сходила на УЗИ, там сказали, что это, предположительно, мальчик.

Дилан сидел за столом сбоку от меня, держа вилку в руке, но не притрагиваясь к еде. Услышав мою новость, он сначала замер, потом позвал, чтобы я села к нему на колени. Он крепко прижал меня к себе, молчал, и по его прерывистому дыханию я поняла, что он смеётся и плачет одновременно.

Позже мы перешли в комнату. Я взяла у Дилана три пробирки крови для исследований, в надежде, что это поможет в разработке антигена, затем устроилась у него под боком.

В странном оцепенении, как будто под гипнозом, я выложила ему всё, что произошло за этот долгий месяц, даже про разбитое стекло у машины Седого и его унижения. Дилан глубоко вздохнул, но не стал ругать меня, сказал, что ему надо повидаться с родителями, а после мы продолжим разговор.

Пока его не было, я собрала с дивана использованные носовые платки и выбросила их, заправила постель и прибрала разбросанные вещи. Как-то запустила я беспорядок в квартире. Педантичный Дилан, наверняка, заметил это, хоть и ничего не сказал, ему было не до мелочей.

Я ждала его возвращения около двух часов, предвкушала, что ему приходится выслушивать обо мне. Перемену в себе удалось ощутить не сразу, а по мере того, как я суетилась, прибираясь то тут, то там: в голове прояснилось. Будто бы кто-то влил в меня ведро сил: заложенный нос начал дышать, заторможенность, как туман, исчезла, я снова стала собой. С облегчением дыша полной грудью, я позволила себе по-детски радоваться.

Когда Дилан вернулся, по его лицу нельзя было понять, злится он на меня или нет.

— Как всё прошло?

— Нормально. — коротко ответил он и задумался.

— Ты выглядишь так, как будто у тебя плохие новости, и ты не хочешь говорить мне их.

— Всё будет в порядке, но я очень прошу тебя не разжигать конфликт с моим отцом ещё больше, это для твоего же блага.

— Дилан, он ударил меня! Ему нет разницы, беременна я или нет, если бы я не сопротивлялась, он бы меня избил!

— Я знаю своего отца всю жизнь, не преувеличивай. Он больше не тронет тебя. — он начал собираться.

— Не останешься…

Он подошёл ко мне вплотную, взял за плечи, затем обнял. Захотелось плакать, не верилось, что сегодняшний день, которого я так долго ждала, уже кончается.

— Я не сразу вспомнил, кто я. Для тебя это уже не новость.

— Да. — грустно кивнула я.

— Я прочитал твою записку. Прошу тебя, больше не ходи в тот дом, это опасно.

— Извини, я не смогу сделать того, о чём ты просишь меня.

— Диана, как бы больно тебе ни было осознавать это, для меня прошлый месяц пролетел, как один день, и в моей голове не было человеческих мыслей. Когда я превращаюсь в волка, меня там нет, это уже не я. И если ты не слышишь моих просьб, я приказываю тебе: не появляйся там! — повышенным тоном проговорил он и засобирался дальше.

Чувство ответственности за всё случившееся снова свалилось на меня, захотелось лечь на пол и умереть под его грузом, однако я осталась стоять, опираясь на дверной косяк. Этот период несчастья затянулся слишком уж надолго, а света впереди всё не было.

— Я поеду с тобой!

— Ты ещё болеешь, лучше останься дома.

— Тебя у меня слишком мало, чтобы разбрасываться этим временем. Я обещаю, что не буду больше соваться в Верхний Волчок, но позволь мне поехать сейчас с тобой? Я хочу тебе кое-что показать, это у мамы дома.

Он улыбнулся и ответил, что догадывается, о чём я говорю. Мне хотелось уловить каждую деталь его образа, каждое движение, каждый жест. Кажется, раньше я не была влюблена в него настолько сильно, как теперь. И это сводило меня с ума, только на сей раз уже не в сексуальном смысле.

Спустя 10 минут мы уже садились в автомобиль. Я держалась за него, как ребёнок за родителя, боясь остаться без опоры в большом и опасном мире, где самым страшным монстром была я сама.

Дилан торопился, хотя, как мне казалось, у нас в запасе ещё было время. Его явно что-то тревожило, и эта тревога передалась мне. Я не стала его спрашивать об этом, предположив, что он боится начать превращаться в этом мире, боится боли. Однако что он чувствовал на самом деле, мне было неведомо.

Хотелось сказать что-то важное, несколько раз слова уже готовы были слететь с моих губ, но они показались мне неподходящими. В итоге мы молчали почти всю дорогу. Если бы не ситуация, я была бы просто счастлива, что мы вместе и куда-то едем.

Иногда я поглядывала на лицо Дилана и меня брали сомнения, здесь ли сейчас его «я»? Глупо было бы не замечать этих перемен, его как будто стало меньше. Изменилась даже манера вождения, она стала резкой, агрессивной.

Я решилась заговорить, только когда мы съехали с трассы.

— Ты меняешься.

— Все меняются. — ответил Дилан, выдержав паузу.

— Что ты недоговариваешь?

— Ты знаешь всё, что тебе положено знать.

— Дилан, это ещё ты?

Послышалось нечто среднее между рычанием и усталым вздохом.

— Всё хорошо, Диана, не беспокойся.

В моей голове засела одна мысль, не высказанная ему в гипнотическом упоении: просить о помощи у колдунов и ведьмаков. Я должна была вернуть Дилана, пока он — это ещё он.

Мы добрались до Нижнего Волчка, зашли домой к моим, поздоровались со всеми, поднялись на чердак, и я показала Дилану ту самую фотографию. Он внимательно разглядел её, на его губах появилась скупая, но всё-таки улыбка.

— Мама сказала, что ты всегда был воспитанным и хорошим мальчиком.

— Когда ты была маленькая, ты не выговаривала букву «л», очень смешно произносила моё имя.

— Ты так хорошо помнишь это?

— Да. — его взгляд остановился на мне, он долго и пристально смотрел на меня, словно разговаривая со мной. — Если будет сын, назови его Максимом.

— Твой отец наверняка обидится.

— Причём здесь он?

— Извини, ерунду говорю…

— Ничего. Ложись, отдыхай. Мне уже пора.

— Ты так сказал, как будто прощаешься со мной.

— Тише. — он прижал меня к себе, и я почувствовала жар, идущий от его тела. — Увидимся через месяц, береги себя.

Я всё-таки вышла его проводить. После того как его автомобиль уже скрылся из виду, я ещё некоторое время стояла на улице, пока комары не облепили меня. Уже давно стемнело, вечер был по-осеннему прохладным. Я не замечала ничего вокруг себя, пелена тумана снова опустилась на мой разум.

Надо жить дальше…

Надо жить дальше.