Выкупленная жизнь (СИ)

Глава 11

Во вторник Дилан отправился на работу, не предупредив об этом отца. Я, разумеется, потеряла право указывать или советовать ему, как быть.

Утром Владимир Александрович позвонил мне, потребовал объяснений, почему его сын появился в городе раньше запланированного. И снова я убедительно врала, что Дилан в норме, хотя у меня были серьёзные сомнения на этот счёт. Я надеялась, что у нас появится возможность поговорить обо всём вечером, когда он успокоится. Нельзя было допустить, чтобы он вот так сразу взвалил на себя большую нагрузку, это очень опасно, я хотела попросить его работать в щадящем режиме, вникать в дела постепенно.

Дилан встретил меня после работы, тоже без предупреждения.

— Привет, мог бы позвонить, я бы не стала задерживаться. Как прошёл первый рабочий день?

— Как и ожидал. — неохотно ответил он, на его лице красноречиво читалась вселенская обида на меня. Ну а караулили меня, чтобы дать понять: моя свобода кончилась.

— Нормально себя чувствуешь? — как бы не замечая настроения Дилана, полюбопытствовала я.

Он неопределённо помотал головой.

— Может быть, лучше погружаться в дела постепенно?

— Я себе не враг, Диана, сам разберусь.

— Да как-то радости в голосе не слышно.

— Немного устал. Был непростой день. — наконец, признался он.

— Поработай пару недель дома?

— Там видно будет.

Я предложила завернуть в парк, Дилан нехотя согласился. Мы прошлись по аллее, затем устроились на скамье.

— Зачем мы сюда пришли? — спросил он.

— Давай поговорим спокойно? Я понимаю, ты зол на меня, и ты абсолютно прав: я это заслужила. — на самом деле я просто решила выступить инициатором примирения, потому что терпеть игнор и нервотрёпку уже не было сил. — Но теперь нам нужно как-то жить с этим. Я хочу, чтобы ты простил меня. Пожалуйста? Ты сможешь?

— Я думаю, нам лучше отложить этот разговор. — сказал Дилан, даже не посмотрев в мою сторону.

— Ладно, конечно. — мне пришлось взять остатки самообладания в кулак, чтобы не зарычать и говорить спокойно. — Тогда поехали домой.

Вечером мы не обмолвились даже словом: я допоздна занималась готовкой и стиркой, а Дилан уснул на диване с какими-то документами. Некоторое время я наблюдала, как он спит, прислушивалась к его неровному прерывистому дыханию, и поняла, что полтора месяца в клинике не дали ровно никакого результата.

Он дышал так тяжело, будто на грудь ему положили мешок цемента. По-хорошему нужно было отправиться куда-нибудь в санаторий вместе с ним, чтобы он считал, что присматривает за мной, а я думала, что присматриваю за ним.

Однако на следующее утро он не нашёл времени даже для того, чтобы позавтракать, спешно собрался и уехал. На душе у меня было тревожно, но мне доходчиво объяснили, что я потеряла своё право выражать мнение. Я понимала, что заслужила эту обиду, и всё же это не отменяло необходимости продолжать лечение.

Всё утро меня не покидало тяжёлое ощущение надвигающейся беды, я старалась отвлечься, успокаивала себя тем, что это лишь домыслы, однако помогало слабо.

Я была на обеде, когда мне позвонил Седой, он, как всегда, начал осыпать меня обвинениями, так что я не сразу поняла, в чём дело: оказалось, Дилана увезли в реанимацию, снова то ли сердечный приступ, то ли инфаркт.

Он такой новости у меня всё похолодело внутри, я побежала в приёмный покой, узнать, не к нам ли его привезли, и успела как раз вовремя.

В кабинете были главный врач, медсёстры и Костя Жуков. Костя, как обычно, не упустил возможности высказаться:

— А вот и ты, даже звать не пришлось. Вы, оборотни, на расстоянии друг друга чуете?

— Лучше б ты молчал…

— Извини, я не думал, что у оборотней могут быть проблемы с сердцем…

Я с трудом удержалась, чтобы не двинуть ему по физиономии.

— Константин, у вас обход на очереди, не задерживайтесь. — вмешался главврач, я мысленно поблагодарила его за это. — Диана, иди и позови Нелю Фролову и Вахтанга, через 15 минут срочно в операционной.

— Я должна присутствовать, Александр Владимирович. Пожалуйста?

— Это твой муж?

— Да.

— Нельзя.

— Мы сейчас в разводе. Умоляю вас, я должна там быть.

— Ладно. В качестве ассистента. И не смей лить слёзы.

— Я вас не подведу.

На срочно созванном консилиуме решили, что безотлагательно требуется операция на сердце. Снимки и результаты анализов показывали, что ждать нельзя.

Операция длилась дольше запланированного: 7,5 часов. Была зарегистрирована клиническая смерть, но в целом всё завершилось более-менее удачно, однако делать какие-то прогнозы пока что было рано. Я явно переоценила свои моральные силы, но до последнего держала себя в руках.

Когда мы вышли из операционной, за окнами было уже совсем темно. На телефоне высветилось около десятка звонков от Максима. Я набрала его, вкратце объяснила, что случилось, и сказала, что приеду домой поздно. Он всерьёз волновался за меня, сказал, что приготовил мне на вечер салат, что не будет спать, пока я не вернусь.

А вот я, вместо того, чтобы отправиться домой, решила понаблюдать за состоянием Дилана. Его как раз только что привезли в палату интенсивной терапии. Я знала, что он без сознания и не может слышать меня, но мне просто хотелось побыть рядом, безо всяких споров и обид.

Его состояние понемногу стабилизировалось, все показатели были в норме, а я верила, что самое страшное позади. Я чуть не уснула, пока сидела рядом с ним, потом вспомнила, что Максим обещал не ложиться до моего возвращения.

До дома добиралась на такси, ревела в носовой платок и не могла остановиться, разговорчивый таксист спросил, что за горе у меня случилось, я попросила его ехать молча.

Максим всеми силами пытался меня успокоить, даже вызвался навестить Дилана в больнице, от этого истерика нахлынула на меня ещё больше.

Утром четверга я примчалась в больницу за полтора часа до начала смены, однако перемен в состоянии Дилана пока что не наблюдалось, он спал, но уже начинал подёргиваться, видимо, скоро должен был проснуться. Я оставила записку о том, что операция прошла успешно и что я приду к нему, как только смогу, и положила листок ему в ладонь.

Явились Владимир Александрович со своей женой, требовали, чтобы их впустили в палату, но им пришлось ограничиться разговором со мной. Седой в свойственной ему манере искал виноватых, снова набросился на меня. К счастью, мне пора было делать обход, так что ему пришлось оставить своё мнение при себе.

Я бегала к Дилану всякий раз, как только появлялась свободная минута. Он пришёл в себя днём, жестом показал, чтобы ему убрали дыхательные трубки. Говорить он пока не мог, сказывалось действие наркоза и лекарственных препаратов, зато видел и слышал меня, по измятому листу в его руке я поняла, что он уже прочитал мою записку. В целом его состояние было в пределах нормы.

После смены я заглянула к Дилану: он спал, но стоило мне прикоснуться к нему, как он тут же открыл глаза. Выглядел Дилан неважно, весь бледный, в холодном липком поту, дышал тяжело.

Речевая способность уже вернулась к нему, наркоз полностью отошёл. Он пожаловался на головную боль, тошноту и тяжесть во всём теле, я успокоила, что так бывает со всеми после операции на сердце. Однако, несмотря на самочувствие, ему хотелось поговорить:

— Мне снилась ты.

— Что я делала в твоём сне? — спросила я, чувствуя, как в горле встаёт ком.

— Мы гуляли по берегу моря.

— Я очень рада, что ты проснулся.

— У тебя глаза красные. — заметил он.

— Что, так заметно?

— Да.

— Ужас… Сейчас выйду на улицу, буду пугать людей… — разревелась я.

— Перестань. Диана… — он чуть сильнее сжал мою ладонь.

— Прости… Я так перепугалась за тебя… До сиз пор не верится, что главный кошмар остался позади.

— Не надо извиняться. Это я тут лежу, весь в трубках и катетерах. Хорошо, что жив остался… Надо было послушать тебя. Теперь всё будет хорошо. Иди домой, отдохни.

— Угу… Завтра в 9 утра уберут дренажные трубки у тебя из груди, это быстрая процедура, я приду раньше и помогу тебе.

— Хорошо, а то мне не нравится, когда меня трогает кто-то чужой. — попытался улыбнуться он.

— Я тебя не оставлю. А теперь постарайся уснуть. — я собрала вещи, поцеловала его и вышла.

На душе у меня стало спокойней: он уже мог реагировать на шутки и явно не собирался умирать. Когда я сказала, что с утра приезжали его родители, Дилан попросил не пускать их к нему, объяснил, что не хочет видеть никого, кроме меня.

Когда я уже подъезжала к дому, позвонил один из верховных и сообщил, что я как можно скорее должна отправиться в Верхний Волчок и попросить прощения у Егора, которому сказала, что девочка, предназначенная для него, никогда не родится. Я пообещала сделать это в ближайший выходной, хотя не понимала, что за срочность. Честно говоря, самым важным для меня было как можно больше времени проводить с Диланом.

В пятницу я, как и обещала, примчалась в больницу ни свет ни заря и сразу направилась в палату, где лежал Дилан. Ночью мне приснилось, как Дилан просит, чтобы я осталась с ним и никуда не уходила, помню, что в его взгляде и словах читалось отчаяние, мне стало страшно за него, а когда я проснулась, ощущение страха осталось.

Он ещё спал, поэтому я решила зайти к дежурному врачу и спросить о состоянии Дилана, мне сказали, что всё без изменений.

Когда я вернулась к нему снова и взяла его за руку, он открыл глаза.

— Извини, не хотела тебя будить. Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Только кошмары снились.

— Это нормально.

— Меня опять усыпят? — спросил он, имея в виду назначенную на 9 утра процедуру.

— Трубки снимут прямо здесь, это быстро, но потом необходимо будет поспать. Тебе нужно принимать препараты, чтобы закрепить результат операции.

— Мне от них становится плохо.

— Это ненадолго, тем более, реакция организма теперь должна быть более мягкой, ты уже давно не принимал транквилизатор, и на время приёма препаратов для сердца мы откажемся от них.

Пришёл врач и отправил меня в приёмный покой, осматривать вновь поступивших. В палату к Дилану я попала только после окончания рабочего дня:

— Привет, вот и я. Как дела?

— Мне плохо. — простонал он. Его голова моталась из стороны в сторону, как бы в знак протеста против боли.

— Скажи, что у тебя болит? Сердце?

— Всё болит. Меня накачали какой-то дрянью.

— У тебя плохая переносимость препаратов, потерпи немного, всё пройдёт.

— Я хочу пить. Не могу больше… — он снова застонал.

— Тише-тише, старайся дышать полной грудью. Я что-нибудь придумаю. — я погладила его по голове. — Скоро вернусь.

Разговор с дежурным врачом ничего не дал, тот решительно отказал мне в просьбе, в придачу ещё и выругал за то, что сама не понимаю, о чём прошу, и отвлекаю его по всякой ерунде.

Я стояла посреди коридора, кусала губы и думала, чем помочь Дилану. Мимо прошли две знакомые медсестры и пошутили, что у меня теперь круглосуточные смены. Внезапно мне в голову пришла идея: приготовить отвар из живицы. В итоге я села в такси, сделала всё, что хотела, и вернулась обратно в больницу.

На душе стало спокойней, когда Дилан выпил ещё тёплый отвар из бутылки. Ему практически мгновенно стало легче.

— Чудо-травка. Спасибо.

— Никому не говори, что что-то пил.

— Ты просто преступница. Я нас не выдам. — улыбнулся он. — Завтра мне ждать тебя?

— М-м-м… Дело в том, что мне позвонил верховный и сказал срочно ехать в Верхний Волчок к Егору. Это мальчик, который предназначен для… — я не закончила фразу.

— Не понимаю, зачем тебе туда ехать? Ты снова что-то скрываешь?

— Я сказала ему, что этот ребёнок никогда не родится. А у парня никого нет, он живёт в волчьей деревне один, самостоятельно. Может быть, своими словами я лишила его смысла жизни, это надо исправить. Я даже сомневаюсь, что у него есть хоть какие-то документы. Он не приспособлен к нормальной человеческой жизни, понимаешь? Я должна извиниться и успокоить его. — Дилан нахмурил брови и отвернулся. — Прости. Обещаю, в воскресенье я приду к тебе.

— Ладно, иди, уже поздно. Максимка тебя ждёт.

— Я не хочу прощаться, когда есть недоговорённости. Дилан, пожалуйста, не злись на меня, я сделаю всё, чтобы мы снова были счастливы.

— Я не злюсь. Увидимся в воскресенье. Да, и опусти мне койку, пожалуйста.

Я сделала, как он просил. Через минуту он уже крепко спал, и я знала, что это надолго, поэтому и сама отправилась домой — спать.

Максимка, как узнал, что я собираюсь ехать в Верхний Волчок к Егору, начал проситься со мной, сам встал с утра, собрал в рюкзак кое-какие «гостинца» в подарок, его не пугало даже, что в этот раз мы проникнем в деревню через море (так мы попадём сразу в волчью деревню, и не нужно будет несколько часов трястись на велосипедах в одну и в другую сторону, тем более, в моём положении это опасно). Максим с таким энтузиазмом вызвался навестить Егора, что я не смогла ему отказать, даже несмотря на то, что море уже остыло.

В 8 утра мы сели на автобус до Нижнего Волчка, на вокзале встретились с мамой, знакомый таксист согласился отвезти нас к старцам и дождаться (за отдельную плату).

Старцы недовольно покосились на меня за то, что решила провести через портал ребёнка. Я понимала, что нарушаю законы клана, но заверила, что ситуация под контролем и верховные обо всём в курсе.

На море был шторм, я велела Максиму, что бы ни случилось, держать меня за руку. К счастью, всё обошлось без происшествий и с первого раза. Давно же я не попадала в Верхний Волчок таким образом.

Когда мы вынырнули в спокойных водах волчьего мира, Максим воскликнул:

— Вау! Круто! А мы обратно так же будем нырять?

— Да. Идём, надо торопиться.

Мы забежали в самую ближайшую избу, спросили, где нам найти Егора. Женщина, открывшая дверь, тут же кого-то позвала. Нас впустили в дом, забрали наши мокрые куртки, взамен дали тяжёлые овечьи тулупы; было не настолько холодно, но это был знак гостеприимства, поэтому я с радостью приняла его. Нас вызвался проводить мальчишка лет двенадцати, который знал, где можно найти Егора.

До места добирались долго. Оказалось, Егор большую часть проводил в лесу, в своей охотничьей хижине на дереве, которую сам же смастерил.

— Егор! — закричал парень, Максимка тоже присоединился к нему.

Наконец, объект наших поисков выглянул и спустился к нам. Мальчишка, который провожал нас, попрощался и спустя минуту уже скрылся в лесной гуще.

— Привет. — начала я. — Я пришла попросить у тебя прощения за то, что обманула тебя.

— Не понимаю, о чём вы. — смутился Егор.

— Девочка, предназначенная для тебя, действительно скоро должна родиться. Я хочу, чтобы мы и вы виделись. Ты теперь член нашей семьи.

Егор сначала охнул, потом густо покраснел и часто заморгал. Было видно, что он вот-вот заплачет. Я подошла и обняла его, Максим последовал моему примеру.

— Мама, а что, у меня скоро родится сестричка? — удивлённо спросил сын.

— Да, Максим.

— Ну-у… Но я не хочу… — протянул он, затем задумался и выразительно посмотрел на Егора и выдал новый вопрос. — И теперь у меня есть старший брат?

— Можно и так сказать. — кивнула я и тут же заметила, как кислая Максимкина мордашка просияла. Потом я вспомнила, сколько мне лет, и сколько Егору, и добавила. — Правда, я сама немногим старше его… — но на это замечание уже никто не среагировал.

Мы втроём направились в сторону деревни.

— Егор, ты уже взрослый человек, поэтому я могу рассказать тебе некоторые вещи. Когда ты пришёл, я не была уверена, что этот ребёнок родится, собственно, и сейчас сомневаюсь. Есть высокая вероятность генетических мутаций, скорей всего, она будет отличаться от всех нас. Кроме того, когда ей исполнится 17, тебе уже будет 34, а это очень большая разница в возрасте.

— Вы не волнуйтесь, она же предназначена мне, значит, с ней всё будет хорошо. — с уверенностью в голосе сказал Егор.

— Я рада, что ты так думаешь. Как ты планируешь жить дальше?

— Сделаю пристройку к избе, буду потихоньку готовиться к этому…

— Как насчёт того, чтобы переехать в город, поближе к нам?

— И жить в бетонной коробке? Ну, нет! Когда моя невеста повзрослеет, я заберу её сюда.

— У тебя даже документов нет?

— Паспорт есть.

— Возможно, ты хочешь чему-то научиться, пойти работать?

— Я и тут много работаю, насчёт учёбы пока что не решил.

— Отец и дед Максима — строители, инженеры, они с радостью возьмут тебя к себе на работу.

— Спасибо, но я хочу жить здесь, это мой мир и моё место.

— А в гости ты хотя бы будешь приезжать? — расстроился Максим. — Помнишь, как мы играли?

— Буду, если позовёте.

— Для тебя наши двери всегда открыты. — заверила Егора я. — И если передумаешь, мы с радостью поможем тебе обустроиться.

— Хорошо. А когда она родится?

— Где-то в апреле, ближе к середине.

— А как её будут звать? — с любопытством спросил Егор.

— Ещё не знаю, нужно будет посоветоваться с Диланом, потом мы все вместе решим.

— Это ваш муж?

— Ну… — немного замялась я. — Да. Скоро я вас познакомлю, в этот раз у него не получилось приехать.

Мы дошли до старой, но ещё крепкой избы, Егор пригласил нас войти. Внутри всё было чисто и прибрано, видно, что к каждой вещи приложена рука хозяина. Жизнь заставила этого мальчика повзрослеть раньше, но не испортила.

«Этакий маленький взрослый» — отметила про себя я. Егор мне нравился. Очень нравился: серьёзный, деловитый, аккуратный и хозяйственный. Жаль, что предназначенная для него пара будет намного моложе его.

И всё-таки Дилан был неправ: совесть у меня имелась, и жалить она умела очень больно. Вот и в этот раз мне пришлось закусить губу, чтобы отвлечь себя от мыслей о собственных ошибочных решениях.

Егор напоил нас травяным чаем с самодельным хлебом из печи и клубничным вареньем, затем проводил к морю и смотрел, как мы ныряем под песни старцев. Максим в последний момент вспомнил, что забыл отдать приготовленные гостинца, спешно вывалил из рюкзака содержимое и побежал в воду.

Наше маленькое путешествие заняло больше времени, чем было запланировано, однако таксист дождался нас, и мы благополучно вернулись на вокзал, мокрые, но довольные.

Максим взахлёб рассказал бабушке, как всё было, хвастался, что теперь он тоже умеет проходить через море, что ни капельки не испугался.

Вскоре мы попрощались и с мамой (её смена как раз уже заканчивалась), сели в автобус и вернулись в Краснодар.

Наша одежда ещё не успела высохнуть, мы оба дрожали от холода. Я ругала себя за то, что не взяла ничего на смену для Максима. Он сидел у меня на коленях, так мы грелись друг о друга.

Дома мы вместе залезли в горячую ванну с пеной и отогревались. Максим весь сиял, он был очень доволен поездкой и сказал, что мог бы нырнуть даже зимой. В целом и я была довольна, что целый день провела вместе с сыном, побольше бы таких дней.

Одно только чувство нарушало мой покой: всё-таки сына я любила больше, чем Дилана.

«Неужели нельзя любить всех родных поровну? — размышляла я. — Ведь мама же нас со Светой не разделяла, да и с папой они всегда жили в гармонии».

Вероятно, здесь всё зависит от человека. Или просто в Максиме я видела юную себя, мы удивительно ладили друг с другом.

В воскресенье я, как и обещала, приехала к Дилану. Оказалось, его перевели из палаты интенсивной терапии и обычную, платную (он не захотел лежать в общей).

— Привет! — просияла я при виде вполне живого и выздоравливающего пациента. — Выглядишь гораздо лучше. Как самочувствие?

— Оживаю потихоньку. — улыбнулся в ответ он.

— Рада это слышать. Сейчас мы приведём тебя в порядок, потом расскажу, какие у нас вчера были приключения.

— У вас?

— Да, я брала с собой Максима, он тоже остался очень доволен.

Я помогла Дилану перевернуться набок, провела все гигиенические процедуры, сменила бельё, сделала ему массаж и заставила съесть на завтрак не лучшего вида кашу на воде.

Всё это напомнило мне тёмное время, когда мы жили в Москве. Но лучше уж ухаживать за ним буду я, чем кто-то из медсестёр, тем более, все знают, что это мой муж, хоть и бывший (пока что).

— Ты выглядишь счастливым. — заметила я.

— Впервые нет ощущения, что скоро всё рухнет.

— Потому что скоро тебя выпишут, ты вернёшься домой и мы больше никуда от тебя не денемся.

— Ты обещала рассказать, как вы съездили.

Я в деталях описала, как всё было, пообещала, что скоро познакомлю его с Егором. Дальше разговор плавно перешёл в рассуждения о будущем и просто фантазии. Мы провели вместе полдня, болтали и просто дурачились. А ещё я принесла ноутбук, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм, в надежде, что никто об этом не узнает.

— Я выбрала русский фильм-сказку, очень много хороших отзывов, посмотрим?

— А тебя не уволят?

— Могут… Но я уже не помню, когда мы с тобой что-то смотрели вместе. Ты точно нормально себя чувствуешь?

— Было бы лучше, если бы меня не заставляли спать по двадцать часов в сутки.

Я непроизвольно зевнула в ответ, как бы давая понять, что не так уж это и плохо — подолгу спать, затем мы устроились смотреть фильм: Дилан на своей койке, а я — на стуле рядом с ним. Два часа пролетели незаметно, я радовалась счастливой концовке и удачно подобранному фильму в целом.

— Я принесла нам поесть, это жареная говядина с рисом.

— Что ж ты раньше не сказала? — засмеялся он.

— Отвлеклась, забыла. Конечно, это не совсем то, что тебе сейчас можно…

— Ты опять принесла мне запрещённые продукты?

— Врач, который тебя оперировал, сказал, что ты будто сбежал из концлагеря и что тебе срочно нужно набирать вес, иначе так и будешь всё время болеть. Но если ты не хочешь, я сама съем, сейчас только разогрею…

В итоге он с удовольствием обчистил все миски с едой и объявил, что хочет шашлыка. Мы договорились, что обязательно устроим пикник, как только Дилан окрепнет после операции.

Несколько раз звонил Максим, сначала спрашивал, можно ли пригласить к нам в гости мальчиков из класса, потом, можно ли покататься на велосипеде, потом сказал, что приехали дедушка с бабушкой и требуют меня, я обещала приехать, как смогу.

— Чёрт! Ещё этого не хватало! — я раздражённо зарычала.

— Что случилось?

— Твои родители. Приехали к нам домой. Похоже, мне пора.

— Если будут спрашивать обо мне, скажи, что я ещё не приходил в себя.

— Ага, а кто тогда съел всё это? — показала я на пустые миски.

— Ты же изобретательная, придумай что-нибудь. — усмехнулся он. — Я не хочу их видеть, пока лежу здесь. Поговорю с отцом, когда приду в норму.

— Ладно. — я нагнулась к нему и несколько раз поцеловала. — Люблю-люблю-люблю…

— Правда любишь? — его зеленовато-жёлтые глаза пристально смотрели на меня.

— Да. — без заминки ответила я, заметив промелькнувшее во взгляде Дилана недоверие.

Он, конечно, понимал, что любовь я испытывала к тому Дилану, который был со мной до болезни, но он также пытался заверить самого себя в том, что каким-нибудь чудом станет прежним.

И всё же слышать признание в любви без какого-либо корыстного подтекста ему было приятно. Дилан засиял, взял моё лицо в ладони и не хотел отпускать.

— Спасибо, что провела со мной вечер. — поблагодарил он.

— Скоро мы будем проводить вместе все вечера. — ответила я.

Наконец, после долгих прощаний я покинула палату, села в такси и примчалась домой. Максим показывал деду с бабушкой приёмы каратэ, которым научился в секции, а те со старческой снисходительностью делали вид, что их впечатляют умения внука.

— Здравствуйте, извините, мы не ждали, что вы приедете. — с порога сказала я.

— Ты была в больнице? — грозным голосом спросил Седой.

— Да.

— Почему нас не пустили в палату? Мы его родители! Что это за идиотские правила?

— А вы хотите, чтобы у него случился ещё один инфаркт от ваших криков? Операция шла семь с половиной часов, он еле выкарабкался, перенёс клиническую смерть, это его последняя надежда на выздоровление.

— Ты, что, хочешь сказать, что я виноват в его болезни? — покраснел от гнева Седой.

— Нет, но из-за вас он чуть не умер.

Владимир Александрович подошёл ближе, хлестнул меня по лицу и разразился оскорблениями в мой адрес. Максимка закричал, чтобы дед не бил меня. Я закрыла пылающую от удара щёку ладонью и подумала про себя, что этот человек дожил почти до восьмидесяти лет, но так и не научился жить без своих узких рамок; даже когда на кону жизнь его сына, он не готов заставить себя признаться, что тот дорог ему.

«Неужели вся эта тирания ради какой-то строительной империи? Разве это того стоило? Распугать детей, сделать так, что они отдалились от него и друг от друга, перестали быть семьёй. А если спросить их: что они думают о Владимире Александровиче, который посвятил всего себя взращиванию бизнеса?» — пронеслось у меня в голове. Никто не знал, почему отец Дилана стал таким, и, что печальней всего, никто уже не хотел этого знать.

Я направила указательный палец с вытянувшимся на нём когтем в сторону двери и прорычала, чтобы они убирались из моего дома. Старики после недолгих препирательств вышли. Лидия Николаевна за всё время не проронила и слова, будто бес не вселяется в них обоих одновременно, а атакует по очереди.

— Мама, тебе больно? — спросил Максим, когда шаги непрошеных гостей на лестнице стихли.

— Нет, сын. Всё нормально.

— Я больше не буду ходить к ним в гости и общаться с ними тоже не буду!

— В этом нет необходимости, тебя они любят и не станут обижать. — я глубоко вздохнула и отмахнулась от мрачных мыслей. — Ладно, забыли. Я хочу есть, а потом спать. Посидишь со мной на кухне?

— Да. А ты придёшь на моё показательное выступление по каратэ?

— Ты только заранее предупреди, чтобы я могла отпроситься с работы.

— 2 ноября в 16:00 в спортзале школы.

Я поставила отметку в телефоне, чтобы не забыть. Максим даже не притронулся к еде, зато увлечённо показывал, чему научился в секции, видно было, что занятия борьбой ему очень нравятся.

Когда Максим, наконец, утомился, в нём внезапно проснулась нежность, он полез ко мне обниматься, обещал, что ещё чуть-чуть подрастёт и тогда сможет ото всех защитить меня. Кем были эти «все», гадать не приходилось, но развивать тему я не стала, просто порадовалась, что у меня растёт замечательный и заботливый сын.

Потом мы переместились в мою комнату и долго болтали, пока сон окончательно не одолел меня. Перед сном Максим поцеловал меня в щёку и шепнул, что возьмёт мой ноутбук, чтобы поиграть. Маленький хитрец.

С каждый днём Дилан чувствовал себя всё лучше (если не считать кошмаров, которые мучили его по ночам), а спустя две с половиной недели после операции, в конце октября, я забрала его домой и взяла оставшуюся двухнедельную часть отпуска, чтобы хватало времени и на мужа, и на сына. Недобрые предчувствия, наконец, отпустили меня, даже Максим перестал враждебно смотреть на отца.

Мы подали заявление в ЗАГС сразу, в день выписки Дилана (он настоял): просто вышли из больницы и сели в такси, решили не откладывать. Дату назначили на 25 ноября (спасибо справке о беременности), долго думать не стали, всё-таки не праздник, а просто роспись.

Также я всем своим объявила о том, что жду второго ребенка. Собственно, все, кроме наших молодожёнов, уже были в курсе.

Мама, услышав о моём решении оставить ребёнка, выдохнула с облегчением, Света раскрыла рот, Сашка скорчил задумчивую гримасу и бросил на свою жену многозначительный взгляд.

Пока я наблюдала за реакцией на новость, Дилан старательно делал вид, что ничего особенного не происходит, а сам, судя по плотно сжатым губам, вспоминал наш малоприятный спор, в котором принималось решение, оставить ребёнка или нет.

Максимку волновало, буду ли я так же любить его, когда родится второй ребёнок, я ответила, что, конечно, а сама задала себе другой вопрос: смогу ли я любить свою дочь так же сильно, как сына?

Меня также волновал вопрос о том, как уживутся Дилан и Максим, но, к счастью, беспокойство оказалось напрасным: в первый же вечер мы ужинали все вместе и пили чай с тортом. Конечно, Максим очень ревновал и старался держаться поближе ко мне, шептал на ухо какие-то свои секреты, и всё же уже не бросал ненавидящих взглядов на Дилана, и это радовало.

Я надеялась, что в спокойной домашней обстановке Дилан сумеет избежать послеоперационной депрессии и восстановится быстрее, тем более что ближайшие две недели пройдут под моим присмотром. Он был даже как-то чересчур и по-детски весел и разговорчив, я уже начала сомневаться, не проснулось ли его альтер эго? Но пока его поведение было в пределах нормы, агрессии я за ним не замечала.

В день выписки мы легли спать довольно поздно, долго разговаривали, фантазировали, на протяжении беседы Дилан несколько раз повторил, что очень счастлив и хочет как можно дольше оставаться в этом моменте.

Утром я проснулась оттого, что что-то колючее коснулось моей шеи.

— Я вообще-то сплю. — невнятно пробубнила я.

— Уже нет… — шепнул мне на ухо возбуждённый голос.

— Дилан, тебе ещё рано.

— В самый раз… — он стянул моё бельё и вошёл в меня сзади.

Его эмоциональное возбуждение тут же передалось и мне, от его колючих поцелуев по коже у меня бегали мурашки. Его ласки были слегка неуклюжими, видимо, сказывалось то, что мы редко занимались любовью. Он быстро кончил и шумно задышал, восстанавливая дыхание. Всё-таки рановато для кардионагрузок.

Я оделась и повернулась к нему:

— Ты как?

— Надо бы побольше тренировок… — деликатно намекнул он.

— Потерпи немного, после операций на сердце люди восстанавливаются по полтора-два месяца, а у тебя и трёх недель не прошло.

— Я ещё с больницы терпел. — улыбнулся Дилан.

— Добился своего. — я поцеловала его. — Кто-то у нас очень похотлив!

— Ещё бы. Ты моя женщина. Имею право.

— Без сомнения. — согласилась я и, немного помолчав, добавила. — Даже не верится, что выхожу замуж по залёту.

— Можно подумать, не по залёту не пошла бы.

— Ну, пошла бы, конечно, хотя это, по сути, только формальность.

— Для меня это важно, как важно и то, чтобы ты была верна мне во всём.

— М-м-м… ты у меня теперь не единственный мужчина.

— Дети в нашей жизни — гости: накорми и отпусти.

— Так ведь нужно сначала воспитать.

— Да. Но мы говорили о верности. — напомнил он.

— Прости. Тебе пришлось столько всего пережить из-за меня, что мне уже страшно что-то обещать.

— Диана, ты меня не слышишь: мы говорим о верности.

— Я тебя поняла, просто я имею в виду верность духовную. Конечно, я с тобой…

Собственно, куда мне было деваться с двумя детьми? Я допускала возможность того, что наши с Диланом дороги в будущем разойдутся, потому что такое случалось уже не раз, и это была неутешительная тенденция, но самостоятельно провоцировать наш разрыв не собиралась. Мне совсем не нравились эти его разговоры об отношениях, они могли значить только одно: Дилан всё время вспоминал о том, чем я зарабатывала на жизнь в Москве, и это не давало ему покоя. А меня душили мысли о моей глупой и ничем не обоснованной измене с Сашкой, но я отбросила идею признаться в этом Дилану. Ни к чему было усложнять.

Было много вещей, о которых мы молчали друг перед другом, лёжа в обнимку в постели. Просто мы оба боялись, что наши отношения не выдержат груза обид, а обманывать себя и других мы умели превосходно.

В дверь постучался Максим.

— Входи. — разрешила я. — Доброе утро.

— А почему вы не встаёте? — удивился он.

— А сколько времени?

— Уже 07:30.

— Ох! Тебе же в школу! Извини, забыла завести будильник. Давай на кухню, ставь чайник, я сейчас приду.

Максим убежал, а я вскочила с дивана и стала собираться:

— Отведу его и вернусь. Поспишь ещё?

— Нет, сейчас тоже встану. Я бы отвёз вас, но у меня страховка на машину кончилась.

— Не переживай, школа у нас через три дома. Скажу учительнице, что Максим задержался по семейным обстоятельствам, и домой.

Максим уже был готов и ходил, поторапливал меня, приговаривая: «Эх, женщины…» Его мягкий укор в мою сторону звучал так, что я, пока собиралась, не могла перестать улыбаться.

Мы успели к середине первого урока, я замолвила словечко перед учительницей и отправилась обратно. Спать уже не хотелось, поэтому я предложила Дилану сходить куда-нибудь, например, в кино, как нормальная пара (тайком от Максима, иначе тот обиделся бы).

Мы выбрали фантастический фильм, купили в торговом центре традиционной «киношной» еды и отправились в кинозал. По Дилану было видно, что ему хотелось побыть со мной наедине, он держал руку на моей талии, время от времени щипал меня за заднее место и шептал на ухо, что я возбуждаю его. Что там во мне было такого привлекательного, я не понимала, так как была без макияжа и в довольно простой и не нарядной одежде.

После фильма мы решили немного прогуляться, шли медленно, так как физические нагрузки пока ещё давались ему тяжело.

Как назло, навстречу нам попалась мать Дилана, по-видимому, она заметила нас ещё издалека, поэтому, когда мы поравнялись, на её лице была гримаса крайнего презрения. Мы поздоровались с ней, но она не ответила и прошла мимо. Дилан остановил её, она прошипела что-то насчёт того, что он ни во что не ставит её и не удосужился сообщить, что уже выписался из больницы. Мать вылила на него свой негатив и ушла прочь.

На самом деле Дилан просто не хотел видеть отца, поэтому предупредил обоих родителей, что не нужно его беспокоить в больнице. Конечно, он звонил и отцу, и матери, но и это делал чисто из необходимости. Дилан готовился поговорить с отцом об увольнении и понимал, что тот воспримет это на свой счёт, как личное оскорбление, а это много чем чревато: потерей перспективы стать главным директором компании, хорошего заработка, квартиры, которую Седой подарил Дилану на совершеннолетие, и кое-чего другого. Дилан вряд ли решился бы на такое, но Владимир Александрович пообещал директорское кресло внуку, Петру, и это привело Дилана в бешенство, после чего он и попал на операционный стол.

— Сейчас она позвонит твоему отцу?

— Придётся навестить их сегодня.

— Нет-нет-нет! Он же опять… — начала заводиться я.

— Тише, Диана. — остановил он меня.

— Он опять высосет из тебя все силы! — с возмущением высказалась я.

— Не волнуйся. Ты же не хочешь, чтобы они приехали к нам?

— Нет. Прошлый раз… — я хотела сказать, что старик ударил меня на глазах у Максима, но осеклась. — Прошлого раза хватило. Я поеду с тобой.

— Это исключено.

Я отошла от него и села на скамейку, не зная, куда деть своё негодование. Дилан опустился рядом со мной.

— Есть области, в которые тебе лезть не надо.

Я ничего не ответила.

— Да хватит, перестань. — продолжил он. — Я решил уволиться, это было непростое решение, и я должен поговорить об этом наедине с отцом.

— Мне всё равно с трудом верится, что тебе такое могло прийти в голову. — ответила я, как бы давая понять, что сомневаюсь в окончательности его решения.

— Давно уже пора было. Ладно, идём домой. Оставлю дела на вечер.

Мне стало страшно за него: он весь помрачнел, напрягся. Вечером он, как и планировал, позвонил отцу и уехал, а я взяла с него обещание написать, когда всё закончится. Однако за время его отсутствия я так и не получила ни единого сообщения.

Дилан вернулся поздно, на свои вопросы я получила только один ответ: «И вырастет из сына свин». Он попросил оставить его в покое. Видимо, старик снова лютовал, а уж он мог унизить человека так, что у того пробежит дрожь по всему телу. В общем, Дилану я не завидовала.

Сначала Дилан на целый час заперся в ванной, потом до ночи сидел в темноте на кухне и смотрел в окно. Я старалась не мешать его размышлениям, занималась своими домашними делами, укладывала Максима спать, читала ему сказки. Когда Максим уснул, я решила всё-таки как-то растормошить Дилана:

— Ты сегодня уже пил лекарства?

— Нет.

Я включила свет, налила ему стакан воды, выложила таблетки, он послушно всё выпил и снова отвернулся к окну. Я обняла его за плечи, поцеловала в щёку.

— Побудешь тут?

— Да.

— Я пойду спать, глаза слипаются. Доброй ночи.

Я надеялась, что завтра он по-другому посмотрит на ситуацию, займётся построением планов на будущее и поиском новой работы.

Хоть я и устала за день, сон приходить ко мне не торопился. Я переживала, как бы весь этот кошмар с болезнью Дилана не вернулся. Дилан лёг спать где-то спустя полчаса после меня, сквозь уже навалившуюся дрёму я почувствовала, как он прижал меня к себе.

Ночью ему снова снились кошмары, он ворочался и кричал, потом проснулся и не сразу понял, где находится. К утру стало понятно, что у него началась депрессия: он не захотел вставать с постели, отказался от завтрака, пожаловался на неприятные ощущения в груди. В конце концов, стало понятно, что надо как-то выводить его из этого состояния. Я принесла ему завтрак в постель:

— Чтобы были силы, нужно хорошо кушать. Садись. Осторожно, чай горячий.

— Спасибо. — вежливо, но совсем уж безрадостно поблагодарил Дилан.

— Ты сделал вчера, что хотел? — спросила я, буравя его взглядом.

— Да. Сегодня поеду писать заявление.

— Уверен, что справишься?

— А у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. Да брось, это всего лишь увольнение! Да тебя конкуренты с руками оторвут! Скоро будешь жалеть, что не сделал этого раньше.

— Мне придётся начинать с полного нуля, отец не оставит мне ни гроша.

— Что ж, такова цена независимости.

— Сколько ты зарабатываешь?

— 25. — честно ответила я.

— А…

— Да. Ипотека 15 тысяч, около пяти — за квартплату. Плюс твой отец ежемесячно переводил мне на карту десятку на Максима. Теперь, думаю, на это нельзя рассчитывать.

— Наверное, я передумаю. — сказал Дилан и нахмурился.

— Это… Нет. — резко возразила я. — Нет! Это слабый ход!

— А что ты предлагаешь?

— Да я лучше буду работать без выходных, чем позволю тебе терпеть унижения от старика!

— Я подумаю. — после недолгой паузы выдохнул он. Работать с отцом ему не хотелось. Дилан стремился доказать всем, что он и без родственных связей чего-то стоит. И желания его я полностью разделяла.

— Да, чёрт возьми, о чём тут думать?! — я посмотрела на него строгим взглядом, как бы показывая, что моё мнение непоколебимо.

Дилан, наконец, сдался, ответил, что в ближайшее время займётся поиском работы.

В итоге он сделал, как хотел: подписал заявление об увольнении, забрал также оставшиеся вещи из своей старой квартиры.

Однако депрессия всё не отпускала его. Он снова сослался на неважное самочувствие, головокружение и весь вечер провёл в постели. Когда я попыталась заставить его выговориться, у него случилась истерика, таким подавленным я не видела его, неверное, с лета, и мне с трудом удалось его успокоить.

Зато утром он уже не был таким мрачным, как в последние два дня. Негативные эмоции перегорели и отступили на второй план. Кризис миновал. Всё же семьёй Дилана были мы, а это не только ответственность, но и поддержка.

— Извини, вчера я был не в себе. — попытался оправдаться он.

На самом деле у меня были подозрения, что истерику и уныние спровоцировали таблетки, которые Дилан принимал от приступов агрессии. Но снова поднимать эту тему я не стала.

— Всё хорошо. — ответила я Дилану. — У тебя есть мы.

— Да, знаю. Сегодня пятница. Если ты не возражаешь, я начну поиск новой работы с понедельника.

— Опять куда-то торопишься? Я думаю, тебе лучше отложить дела ещё на неделю. Мы как-нибудь справимся.

— Тебе скоро в декрет. — напомнил он.

Эта моя беременность сильно отличалась от предыдущей: живот расти не спешил, зато болел так, словно мне в утробу зашили нечто, способное то вытягиваться и становиться острым, то чрезмерно нагреваться, то приобретать тяжесть, как будто вдруг из ниоткуда образовалась небольшая, но весьма увесистая гиря.

И всё же работой я не пренебрегала и готова была пахать хоть до самых родов, потому что уже как-то привыкла решать возникающие проблемы сама. На Дилана не рассчитывала по привычке, но знать об этом ему было совсем не обязательно.

Конечно, мне приятно было думать о том, что Дилан уже готов взять на себя ответственность за нас. И вообще хотелось снова видеть своего пока ещё бывшего мужа сильным. А его намёк на мои интересные обстоятельства я решила обернуть в свою пользу и сказала:

— Да. Именно поэтому мне нужно, чтобы ты был здоров.

— Ещё неизвестно, сколько времени я буду её искать. — пожал плечами он и согласился-таки со мной. — Обещаю, что если найдётся место, то я выйду на новую работу не раньше, чем через неделю.

— Это уже другой разговор. — просияла я.

На самом деле мне было страшно, как и на какие средства мы будем жить. Занимать деньги не хотелось, ни к чему посторонним знать о наших трудностях. С Диланом я тоже старалась не поднимать эту тему, иначе он готов уже был сорваться и бежать работать, причём неважно, куда.

В выходные мы впятером вместе с Сашкой и Светой на их новой машине ездили в Нижний Волчок, к маме. Сашка даже попросил у Дилана прощения за драку на свадьбе. И хотя Дилан не мог знать, как мы с Сашкой познакомились, он подсознательно негативно к нему относился, поэтому не поддерживал беседу и игнорировал Сашкины попытки завязать разговор. Все старательно делали вид, что не замечают повисшего напряжения.

Однако как только мы добрались до дома, атмосфера разрядилась, а я была безумно рада видеть маму. Мы со Светой принялись накрывать на стол, Сашка отправился охотиться (я не пошла с ним, во-первых, из-за начинающего расти живота, во-вторых, потому что не хотела расстраивать Дилана).

Сам Дилан устроился во дворе под ещё тёплым октябрьским солнцем на раскладушке, накрылся пледом и стал читать материалы по работе. Порывистый ветер то затихал, то разыгрывался снова.

Закончив с готовкой, я вышла на улицу, проверить, как там Дилан:

— Читаешь?

— У меня одновременно два чувства: что я знаю это всё наизусть, и что не знаю совсем.

— Это пассивная память. Вспомнишь в нужный момент. — ответила я и решила вырвать его из размышлений о работе. — Есть шашки и шахматы. Сыграем?

— Да, давай. — согласился он.

Я принесла доску, мы погрузились в игру под названием «Уголки». Не успели мы завершить первый кон, как прибежал Максим. Ему стало интересно, чем это мы занимаемся, и попросил научить его. Я воспользовалась случаем и оставила их одних, а сама тайком наблюдала за ними из окна.

«Только бы наше тихое счастье длилось подольше…» — думала я.

Вечером мы все собрались за столом играть в большого «дурака» на 4 колоды и засиделись допоздна. В игре не участвовал только Дилан, сказал, не любит карты.

Впервые за долгое время я отдыхала душой, нечто подобное чувствовала и мама, она даже произнесла короткую речь:

— Сегодня я счастлива видеть за этим столом всю нашу семью, особенно рада, что ты, Дилан, снова с нами.

— А жениться когда пойдёте? — встрял в разговор вечно любопытный и не слишком тактичный Сашка.

— Скоро. — ответил Дилан.

— А тебе не терпится погулять на свадьбе? — обратилась я к Сашке.

— Конечно! Выпью за ваше здоровье.

— Мы не будем устраивать праздник, просто распишемся и всё. — оборвала его мечтания я.

— Ты шутишь? — негодующе уставился на меня друг.

— У нас уже было две свадьбы, так что хватит.

— Жаль, а то мы бы со Светкой гульнули на вашей свадьбе, как вы на нашей… — сказал Сашка с намёком на мою беременность, Света тут же толкнула его локтем в бок.

— Саша, давай только не при детях, ладно? — возмутилась я. — Найдётся другой повод погулять.

На этом тема была закрыта, все снова переключились на игру, вернее, на самого молодого игрока. Максим пытался мухлевать: прятал карты, брал лишние, но делал это с таким хитрым выражением лица, что всем всё становилось понятно. Конечно же, его уловки ни разу не помогли ему выиграть, зато рассмешили абсолютно всех, кто сидел за столом.

Первой посмотрела на часы я: полночь. Дилан выглядел уставшим (последствия операции ещё давали о себе знать), но сидел рядом, по-видимому, не желая оставлять меня без присмотра. Я встала из-за стола:

— Пожалуй, я спать. Максим, ты тоже.

— Ну, мама, пожалуйста-пожалуйста, мы так редко играем вместе… — взмолился сын.

— Ладно, только с утра не жалуйся, что я тебя рано разбудила. — предупредила его я.

Дилан поднялся вслед за мной, мы ушли спать. Как только моя голова коснулась подушки, сон тут же завладел мной.

Однако утром дольше всех спали те, кто встал из-за стола первым. Максим пытался разбудить меня и стащить с кровати, Дилан обхватил меня сзади рукой и сказал, что никуда не пустит.

После того как всё затихло, я снова погрузилась в полудрёму. Было такое чувство, что моё тело решило хорошенько отдохнуть после нескольких месяцев суматохи или перед какими-то новыми «приключениями».

Встала я только к обеду, с чугунной головой и тошнотой в желудке, от завтрака отказалась, только взяла кувшин с водой, стакан и заперлась в туалете. Пора было уже возвращаться в город, а моё недомогание всех задерживало. В итоге я всё-таки кое-как собралась и взяла с собой герметичный пакет на случай неконтролируемой рвоты.

Всю дорогу я лежала у Дилана на коленях и пыталась отвлечься, вспомнила, что нечто похожее было, когда мы возвращались в город из Верхнего Волчка после моего похищения, тогда я отравилась дымом и была беременна Максимом. Как же давно это было…

Ребята сказали, что собираются приехать в Нижний Волчок и на следующих выходных, я подумала, что это будет прекрасный шанс как следует отдохнуть перед первой рабочей неделей после отпуска.

На неделе мы вместе с Диланом ходили на первое родительское собрание в школе, где нам было сделано замечание по поводу того, что Максим дерётся, и попросили как-то воздействовать на него, провести воспитательную беседу.

Когда учительница отошла от нас, Дилан прокомментировал мне на ухо:

— Сын весь в маму.

— Неправда! — воскликнула я и слегка толкнула его, он засмеялся.

В остальном о Максиме отозвались как об активном и любознательном мальчике, к его успеваемости не было претензий.

Странно, я никогда не слышала от сына жалоб на одноклассников, зато после собрания к нам с Диланом подошли 4 родительницы, сыновей которых обидел Максим. Я была просто шокирована поведением сына, не думала, что он настолько агрессивен по отношению к другим детям. Я готовилась устроить ему дома хорошую взбучку, зато Дилан, похоже, не считал это чем-то из ряда вон выходящим, сказал, что лучше пусть у него будет такой характер, чем девчачий.

Скорей всего, Дилан просто был счастлив, что у него теперь была полноценная семья, поэтому школьные проблемы Максима на фоне всего остального казались незначительными мелочами.

В итоге я сказала Дилану, что сама поговорю с сыном, попросила не вмешиваться. К тому времени как мы приехали домой, я уже успела немного остыть:

— Так, дружочек, сам признаешься или мне выбить из тебя ответы? — строго спросила у сына я.

— Чего я сделал-то опять? — испугался он.

— Подскажи мне, для чего ты ходишь в школу?

— Ну, учиться…

— Тогда почему я сегодня весь вечер выслушивала жалобы на тебя? Тебе, что, тренировок по каратэ не хватает? Ещё в классе надо махать кулаками?

— Они обзывали меня мелким, потому что мне ещё шесть лет! Что я, буду молчать, что ли? — насупился Максим.

— Тогда почему ты мне ничего не рассказал?

— Я сам разберусь! Я же не слабак!

— Всё правильно. — вмешался Дилан, которому тоже было интересно, что же такого натворил его сын. — Диана, отстань от него. Хочет драться — пусть дерётся.

— А если он кого-нибудь покалечит? Что тогда?

— Не покалечит. Правда, Максим? — снова вступился за него Дилан.

Максим хмуро кивнул.

— Постарайся, чтобы я больше не слышала жалоб на тебя. Ты меня понял? — он ничего не ответил. — Что-то не слышу?

— Понял. — выдавил он, на его лице было нарисовано выражение крайней досады.

— Вот и отлично. Уроки сделал? Неси, буду проверять.

Уже через полчаса я устала злиться на него, но подумала, что иногда строгость не помешает, в конце концов, я ему мать, а не подружка.

В ноябре мы вместе с Диланом были на показательном выступлении Максима на секции по каратэ, и я поняла, что у него действительно хорошо получается. Мне было приятно видеть, что мой родной мальчик делает успехи и вообще самый-самый лучший.

Но история с жалобами повторилась: тренер предупредил, что если Максим не перестанет драться с детьми вне тренировочных занятий, его придётся исключить. И мне стало стыдно: то ли это я уделяла сыну слишком мало внимания, то ли у него дурная наследственность, в любом случае нельзя было пускать это на самотёк. Криками и угрозами здесь вряд ли можно было чего-то добиться, поэтому наша вторая беседа велась уже другим тоном, я объяснила, что он уже большой мальчик, поэтому должен понимать, что все его действия влекут за собой последствия, и если он по-прежнему будет обижать ребят из класса, тренер исключит его из секции. В конце концов, конфликт был исчерпан, Максим поплакал, сказал, что ни в чём не виноват, но пообещал вести себя в школе тихо и спокойно.