Твердая Надежда. Книга 1. Второе рождение.

Глава 4

Общение прервал неожиданный звонок. Девочки даже толком не поняли - что произошло. С виду - просто встала, извинилась и вышла.

– Надежда Курова?

– Да. Это я.

– Районный отдел полиции. Вам необходимо приехать на опознание. Немедленно.

– Простите, я пока не выхожу из больницы.

– Вы в состоянии передвигаться самостоятельно?

– Да, я уже хожу.

– Минуточку.

Звонок прерывается. Что-то случилось. Может быть - нашли кого-то из этих двух полудурков. Ужасно не хочется выглядеть перед ними милой дурочкой. Со всей доступной скоростью отправилась в кабинет Виктора. Он на третьем этаже. Ноги легко выносят на этаж вверх. В коридоре третьего этажа приходит осознание, что перешла на бег. Впервые после несчастья. Дверь кабинета распахнула без стука. Рывком.

– Да, она... А вот и она, – говорит Виктор Михайлович в трубку. – Да, обязательно. Да. Если не трудно. Отлично. Надежда, за тобой приедут из полиции.

– Да, они звонили. Они нашли этих придурков?

– Подробностей не говорят.

– Мне переодеться?

– Подожди. Они обещали привезти одежду. Пока спустись к себе.

Потянулись минуты ожидания. Села не кровать, на всякий случай подключила зарядку. Закрыла глаза, пытаясь вспомнить. Не Толика. Эту сволочь узнала бы из тысячи. Марлон. Вот - кого вспомнить трудно. Видела его несколько раз и ни разу не разглядела его лица. Ни цвета волос, ничего. Всегда в этом дурацком капюшоне. Как знал, скотина, что придётся скрываться. Всё таинственности на себя напускал. Дала себе слово впредь присматриваться внимательнее к таким подозрительным. А лучше - сразу фотографировать. Благо - теперь это можно делать незаметно. Услышала с улицы сирену полицейской машины. Не утерпела - встала в дверях. Так что двум появившимся женщинам в форме даже не пришлось стучать.

– Надежда Курова? – с ходу спросила одна из них.

– Да. Я ждала вас.

– Отлично, одевайтесь. - сунула пакет вторая.

В пакете оказались синяя форменная юбка, голубая блузка, форменная синяя курточка без знаков отличий. Эта форма у них не меняется уже много лет. Ещё в старых фильмах её видела. С помощью женщин торопливо влезла в одежду, всунула ноги в чёрные туфли со старомодными шнурками и сразу почувствовала себя другим человеком. Захотелось встать по стойке "смирно" и что-нибудь отрапортовать. Или сказать "Вы арестованы". Когда спустились втроём к машине - там уже ждал Андрей Васильевич, психолог. В полицейский беспилотник сели вчетвером. Оказывается - у них ещё есть руль. Но та, что села за руль, просто выбрала на экране адрес и положила руки на подлокотники. В окне первого этажа блеснуло отражение включившейся мигалки, заверещала сирена, резко выехали и рванули по улицам. Никогда ещё не доводилось ездить по городу с такой скоростью. Кажется - все остальные машины бросаются врассыпную при приближении полицейской. Даже не успела толком понять - куда ехали, а уже оказались на месте. Лопни моя батарейка - как сказала бы сейчас Софья-Виктория. Проходя по коридору за той, что сидела за рулём, почувствовала себя жутко важной.

– Сюда, пожалуйста, – произнесла провожатая, открывая одну из дверей.

В большом кабинете на стульях сидели несколько человек в гражданской одежде и несколько полицейских. В одном из них узнала следователя Носова. У дальней стены выстроились шестеро парней в куртках с капюшонами. Носов подошел ближе и спросил:

– Скажите - Вам знаком кто-нибудь из этих людей?

Знаком? Все шестеро напоминали комплекцией и ростом Марлона. И так же стояли, склонив головы. А потом догадалась взглянуть на их руки. Пятеро стояли, просто опустив руки вниз, кое-кто держал себя рукой за руку. И только один будто нервно крутил в пальцах правой руки коробок. Шагнула ближе к его соседу и прошипела:

– Марлон, тебе конец.

Тот, что теребил пальцами, вздрогнул и немного поднял голову. Теперь точно ошибки быть не могло. Будто перед глазами полыхнули языки пламени от горящих бочек. Подошла ближе и молча врезала ему пощёчину. Наотмашь, с хорошего размаха. Вложилась в удар, как могла. От удара Марлон упал на своего соседа.

– Врача! - закричал кто-то. – Она его ударила!

Подхватила ненавистного поджигателя обеими руками за грудки. Притянула к себе.

– Это я была с тобой и Толиком, когда вы устроили поджог! Зачем вы хотели от меня избавиться?

Марлон поглядел в лицо, сплюнул красным и ударил в ответ. Это было его ошибкой. Его тут же отобрали, но он начал кричать, держась за ушибленную руку:

– Курва! Так ты - полицейский бот! Теперь понятно, почему ты Мухе не давала! А этот слюнтяй по тебе потом обрыдался! Радуйся, падла железная, если умеешь!

Дверь за ним закрылась.

– Подставные свободны. Спасибо вам, молодые люди, – поблагодарил Носов. – Прошу понятых расписаться в протоколе опознания.

Потом подошел ближе:

– Надежда, Вы очень нам помогли. Спасибо Вам. Скорее всего - Вы ещё понадобитесь. Вы ведь пока не собираетесь уезжать из города?

– Я должна дать подписку о невыезде?

– Просто будьте на связи. Если понадобитесь - мы Вас вызовем.

А потом испугалась, увидев на лацкане форменки кровавое пятно. Не сразу поняла, что это плевок Марлона с прилипшим обломком зуба. Своих пятен такого цвета больше не будет. Физраствор желтый.

* * *

Обратно отправили без сопровождения, на неприметной разъездной машинке. Попросил автопилот включить спокойную музыку. Надежда сидит рядом молчаливая и сосредоточенная. Неподвижно смотрит вперёд. В этой одежде она кажется настоящей сотрудницей полиции. На опознании она держалась великолепно, а то, что потеряла самообладание - это легко понять. К тому же, её удар заставил самого гражданина Мареляна проговориться, невольно подтвердив её показания. Хотелось бы знать - о чём она сейчас думает. Но искусственное лицо - слишком ненадёжный источник информации о её эмоциях.

– Надя, ты довольна?

– Да. Теперь этот придурок ответит за всё. А Толика я просто больше не хочу видеть.

– Тебе никогда не казалось поведение Марлона странным?

– Ещё каким странным.

– Кажется - он не в себе. Я не успел достаточно его рассмотреть, но, судя по тому, что увидел - с его психикой не всё в порядке.

– Так он - маньяк?

– Я бы назвал его маньяком - огнепоклонником. Можно задать тебе несколько вопросов о твоём бывшем?

– Пожалуйста - не надо. Не хочу о нём вспоминать.

– Понимаю.

Остаток пути ехали молча.

* * *

Прежде, чем снять полицейскую форму - покрутилась в ней перед зеркалом. Форма уже подпорчена, полностью отчистить пятно не удалось. Поэтому её разрешили оставить. А поскольку на ней нет никаких знаков отличий - можно спокойно выходить в ней в город. Это не будет расценено, как незаконное ношение форменной одежды силовых структур. Так они объяснили. А ещё очень захотелось снова позвонить маме. Но сперва сняла форму... И ещё немного повертелась перед зеркалом. Если бы не тонкие полоски на стыках частей оболочки и по краям сервисных крышек - можно было бы выдать себя за живую. Купальник, если что, придётся носить закрытый. Но фигурка, действительно... Вспомнила фото сексодроида, которое видела где-то в рекламе. Дожилась. Похожа на искусственную куклу для секса. Пустышки, умеющие поддерживать разговор и обниматься. Даже передёрнуло. Влезла в халат и улеглась на кровать.

– Алло, мам.

– Надюшка? Ты?

– Да, я.

– Мне приехать за тобой?

– Мам, пока не надо. Меня ещё не выписывают.

– Уж больно долго. Ты что-то от меня скрываешь.

– Мам, я стала красивее. Со мной тут пациенты заигрывают. Ты не будешь сердиться?

– Смотри, дочка, в подоле не привези.

– Не переживай. Тут с этим строго. Мам. Может быть - мне в полицию пойти работать?

– Дура ты, Надька. Кто тебя туда возьмёт без образования? Как выпишут - езжай домой. Хватит летать - в поле ветер, в жопе дым.

– Мам, приеду. Обязательно. Я по тебе соскучилась. Но ты мне скажи без повышения громкости - что я буду в посёлке делать такая красивая? Коровам хвосты заворачивать?

– Я их сильно заворачиваю? Говорила тебе, непутёвая - поступай на высшее. А ты всё раздумывала - куда идти.

Подняла ногу и пошевелила пальцами. Они с упрощённым приводом, так что шевелятся только все вместе.

– Мам, я и правда была дура. Наверно - мне надо было через всё это пройти.

– Хочешь сказать - поумнела?

– Кажется - да.

– Когда кажется - крестятся.

– Когда крестятся - ещё больше кажется. Мам. У меня тут такие интересные соседки есть, что жалко выписываться. Сейчас подумала - если возьмут медсестрой, то я останусь.

– Для этого тоже образование надо. Не догадалась?

– Ладно, мам. Если что - работу найду. С моей мордашкой это теперь проще.

– Надька, ты серьёзно что ли красавицей писаной стала?

– Ой, мам, сама не налюбуюсь. Я же говорила: приеду - не узнаешь. Сама-то как?

– Чудесно. Седые волоски дёргаю, которые мне дочка обеспечивает.

– Мам, ну я же не специально. Так само вышло.

– Вечно у тебя всё само выходит. Только обычно боком.

– Мать, вот я сейчас даже спорить с тобой не буду.

– Надька, ты что - и впрямь поумнела?

– Раза в два. Только не говори, что ноль на два - тоже ноль.

– Да, уж считать тебя в школе научили. Я тут сама уже дни считаю. Хоть звони почаще.

– Ладно. Мам, а как думаешь - с полицейской формы трудно пятно отчистить?

– Кому это ты форму уделала?

– Задержанному полудурку нечаянно морду разбила, а он на меня зуб выплюнул. Теперь висит китель на вешалке с пятном - жалко.

– Надька! Ты что несёшь?! Ты где?! Ты чего молчала?! Ты как в больницу-то попала?! Надька!

– Мам, приеду - всё расскажу. Пока.

– Надька! Стой, Надька! Какой китель?! Какой задержа...

Отбой разговора.

* * *

Из окна видно, как Надежда бегает по двору. У неё нормальная женская пластика движений. Трудно даже подумать, что скрывается за этой лёгкостью и грацией. Похоже - она имеет успех у мужской части пациентов. Впрочем - в силу специализации клиники - мужчин среди пациентов намного больше. Чаще всего попадают военные, спасатели. Те, кто часто рискуют жизнью. В таких опасных профессиях женщин мало. Много попадает с запущенными болезнями. И здесь у женщин есть преимущество - они внимательнее следят за своим здоровьем. Да и несчастные случаи чаще случаются не с женщинами. Если не изменяет память, Надежда - первый в стране киборг такого уровня на основе женщины. И одна из немногих в мире. Поэтому с ней особенно тяжело. И хочется надеяться, что её опыт потребуется не скоро.

Короткий взгляд на часы. Скоро должен проснуться после наркоза новичок. Молодой парень, десантник. Доставлен самолётом из очередной горячей точки где-то на Ближнем Востоке. Военные любят хранить тайны, но кое-что им приходится сообщать. Парень подорвался на кустарной мине небывалой силы. Бронекостюм, рассчитанный на взрыв обычной противопехотной, спас его жизнь, но не спас ноги. С момента подрыва парень был без сознания, так что новость будет для него ужасна. Для таких в больнице и нужен психолог. На столе лежит планшет с его краткой характеристикой. Кажется - с ним будет тяжело.

Поднялся в палату. Его не стали помещать в отдельную. Соседи зачастую помогают больше, чем уговоры психолога. Ждать пришлось недолго. Веки дёрнулись и медленно поднялись.

– Где я? - спросил парень тихим хриплым голосом.

– Считай - уже дома.

– Почему?

– Потому что в следующий раз будешь внимательно смотреть под ноги. И не рассказывай тут сказки, что в шестом Ратнике плохо видно. Я в четвёртом два года отбегал - всё там отлично видно.

– Мать твою. Что произошло? Где пацаны?

– Пацаны в порядке. Если будешь вести себя прилично - через пару месяцев будешь снова с ними. Если захочешь.

– Мать твою. Док, мне нельзя пару месяцев. Мне бабки нужны. Я невесте обещал, что вернусь - дом купим. И свадьбу сыграем.

– Если любит - потерпит немного. Невеста военного должна уметь терпеть. А ты - уж тем более должен.

Он молчит. Может быть - обойдётся.

– Док, где дырка-то? Почему я ног не чую? Док?

– Вот ноги твои подремонтировать придётся. Главное - не дёргайся пока, чтобы швы не разошлись.

– Чего, сука, не дёргайся?! Что у меня с ногами, мать твою?!

Приходится вспомнить молодость:

– Смирно! Лежать!

Парень на секунду замирает.

– Какого, мать твою, хрена! Какой лежать?! Что у меня с ногами?!

– А если будешь выделываться, – замечает немолодой сосед, придерживаясь за костыль, – то ничего у тебя с ногами не будет. И ног самих не будет.

– Мать вашу! Где мои ноги?! – орёт парень, стараясь вырваться из ремней, держащих его пояс и руки. И тут приходит спасительная мысль.

– Зовите Надежду! Быстро!

– Какую, мать твою, надежду?! Ты у меня всю надежду отрезал, сука! Я до тебя доползу - пополам порву! Падла! Мать твою!

– Надя, здесь он! Помоги! Тебя он послушает! – кричит в коридоре медсестра.

Надежда вбегает и замирает в дверях.

– Что здесь происходит?!

– Сучка! Какого припёрлась?! На калеку поглазеть?!

– Ты? Калека? Не смеши меня, а то у меня батарейка лопнет.

– Слышь, ты, сука! Где ты тут смех нарыла?!

– А сейчас ты с меня посмеешься. Хочешь? Хочешь - тебе тут расскажут, как в прошлом году сюда обгоревший труп привезли?

– Нахрена мне твой труп?! Где мои ноги?!

– В жопе твои ноги, слюнтяй! – выдаёт Надежда то, чего никак от неё не ожидал. – А труп был мой! Я была обгоревшим трупом! Понял?!

Резко подойдя, она прижимает парня к кровати обеими руками и сильно сжимает его мускулистые плечи. Так, что он морщится от боли.

– Смотри на меня, сопляк! Из за ног он тут истерику устроил. Давно такую милаху не встречал? А от меня почти ничего не осталось! Слышишь? Ничего! Меня заново по винтику собрали, а теперь пол больницы за мной с цветами бегает! Усвоил, дурко?

– Как - собрали... – опешил парень так, что перестал дёргаться.

– Как куклу собрали - понял?! Мне теперь до конца жизни вместо шампусика солярку пить придётся! Вместо пироженки - редукторное масло! А ты за какие-то ноги разорался, сопляк!

– Ты что, мать твою - робот? Вы что мне тут - в утешители бота подсовываете?!

– Заткнись, дубина! В башке я всё ещё живая! Понял?! Только голова обгорелая жила, да сердечко стучало! И я не рыдаю, что жопа сгорела! Новую ещё лучше сделали!

– Что - в натуре?

– Нет, в одежде. В натуре я только купаюсь.

Парень молчит. Надежда выпрямляется и подмигивает:

– Вот придёт сюда знакомая татуировщица - она тебе ещё не такое расскажет. У неё рука железная, и половина башки. Довольна, как слон.

Парень поводит плечами и просит.

– Док, отстегни ремни. Жопу почесать. Она хоть цела?

Приходится заверить:

– Главное цело. Слегка поцарапано, но до свадьбы заживёт.

И уже не ему:

– Надь, спасибо тебе огромное. Дальше у нас мужской разговор.

– Ой, что бы вы, мужики, без нас делали? – усмехается Надежда через плечо, уходя.

– Вымерли бы, как мамонты, – соглашается немолодой пациент, закидывая непослушную ногу на кровать. Вот как тут не пожалеть, что скоро придётся Надюшу выписывать?

* * *

Захотелось выйти в город. Просто так. Не то, чтобы что-то нужно. Но с тех пор, как ноги стали слушаться - в больничном дворе уже тесно. Куда и зачем идти - ни малейшего понятия. Даже навигатор, загруженный в телефон и предлагающий кучу возможностей, ответа не даёт. Где пообедать, где выпить кофе, где подстричься... Зачем теперь это всё? Неподалёку есть антикафе. Всегда смешило это название. Ассоциировалось с туалетом. Пойти туда? А что надеть? Может быть - не стоило так уж отговаривать маму приехать, кое-что из старых вещей наверняка удалось бы натянуть. А пока есть только одежда для пробежек. Не надевать же - в самом деле - полицейский китель. Хоть медсестра и умудрилась его отчистить. Почти дочиста. Повертелась перед зеркалом в одежде для пробежек... И переоделась. В другой костюм.

Странное дело. Никогда не боялась ходить по городу, а тут вдруг заробела. Остановилась перед воротами и уставилась на них, будто известное животное шерстяной породы. Кто-то тронул за локоть.

– Подскажите - как пройти на остановку?

Обернулась. Спрашивает женщина лет шестидесяти. На открытой в навигаторе карте видны две синие отметки с силуэтом автобуса.

– Ммм... Вам нужно пойти налево, вдоль забора больницы, потом снова налево - и увидите остановку.

– Спасибо, милая. Хорошей тебе службы.

Проводила её взглядом, сохранила в навигаторе точку - чтобы на обратной дороге не заблудиться - и неторопливо пошла. Спешить некуда, разряжать батарею раньше времени - незачем. Навигатор показывает, что неподалёку какая-то вода. И верно - стоило обойти длинное белое здание - показалось небольшое озеро. Навигатор показывает, что по озеру проходит граница двух городских районов. Задержалась у воды. Женщина тянет маленького мальчишку за руку.

– Пойдём домой. Хватит играть.

– Мама, я не пойду! – истошно вопит мальчик.

– Будешь упрямиться, отдам тебя тёте-полицейскому.

– Ну и отдавай! Она класивая!

Приходится пригрозить:

– Тех, кто плохо себя ведёт - полиция наказывает. Знаешь - как больно полиция наказывает? А тех, кто хорошо себя ведёт - берут в полицию работать.

– Тётя, а меня возьмут в полицию? Я хочу с Вами.

– Если будешь слушаться маму и хорошо себя вести. Тогда возьмут.

Малыш перестаёт упираться и, шмыгая носом и оглядываясь, уходит вслед за мамой. Сама же сделала для себя вывод:

– А вот меня в полицию не возьмут.

* * *

В антикафе оказалось тихо и пусто. Просто зайти и посидеть - уже стоит денег. За час не такие уж большие деньги, но входящая в оплату чашка кофе не радует. Села за столик и принялась осматривать выдержанный "под старину" интерьер. С как-бы потрескавшейся краской и старыми лампами в тканевых абажурах.

– Вы отдохнуть или по службе? – на всякий случай уточняет официантка. Никакой особой формы на ней нет - просто обычная одежда с бейджиком.

– Отдыхаю.

– Вам приготовить кофе?

– Спасибо, не нужно.

– У нас бесплатный вай-фай, но есть занятия интереснее. Рекомендую ознакомиться с нашей афишей.

Взяла поданное меню. Первая строка - всё та же. Цена за час, с включённой в цену чашкой кофе. Можно сыграть в настольный футбол, почитать книгу, просто посидеть. Загрустила, просматривая список пирожных. Отдельный лист - мероприятия по вечерам. Вечер стихов, вечер бардовской песни, встреча с участником боевых действий, снова литературный вечер. На всякий случай сфотографировала лист и привязала фото к карте. Официантка удалилась за стойку и включила негромкую музыку. Улыбнулась - узнав голос Марианны. Той самой, из соседней палаты. Откинулась в кресле, прикрыла глаза. Поставила в будильнике сигнал, чтобы случайно не разоспаться, и погасила экран. Марианна мягким голосом поёт какую-то песню на испанском. До слуха донеслись тихие шаги, а потом кто-то негромко проворчал:

– Солдат спит, а служба идёт.

Пришлось приоткрыть глаза и негромко пояснить:

– Я тут рядом на лечении.

– Понятно, – кивает парень. – А мне завтра на дежурство.

Приложила палец к губам.

– Ни слова о работе.

* * *