Маррей нашла отца Сетта за работой. Он согнулся у перегонных кубов и не заметил, как она вошла.
— Здравствуй, Сетт, — проговорила Владычица, и старый хранитель вздрогнул от неожиданности.
— Владычица Маррей! Благодарю тебя, что откликнулась на зов и прибыла так скоро. — Отец Сетт отёр руки о подол рясы и улыбнулся, показав гнилые зубы. — Несомненна любовь Великой Матери, — поклонился он.
— Воистину несомненна.
— Ты похорошела за эти годы, — заметил он, скользнув взглядом по округлившейся груди, выступавшей под жреческим платьем.
— А ты постарел, — ответила она, улыбнувшись старику.
В обществе отца Сетта Маррей чувствовала себя свободно. Именно он открыл ей интерес к постижению природных тайн, когда она была совсем ещё юной жрицей и посещала Харон-Сидис вместе с Владычицей Иделисой.
Маррей провела пальцами по трубочкам перегонного куба и тяжело вздохнула, помыслив о том, для чего здесь применяют это устройство, а затем опёрлась бедром о стол и сложила руки на груди.
— Испачкаешь свой наряд, Владычица, отодвинься, — произнёс отец Сетт, поспешив протереть стол тряпицей. Маррей заметила, что старый хранитель заметно хромал.
— Что с тобой?
— Нога... наверное, старость.
— Я могу взглянуть?
— Не стоит, Маррей. Тебе нельзя прикасаться ко мне, ты знаешь.
— Знаю.
— Лучше я скончаюсь от болезни, чем буду казнён Виггом подобно тому бедняге Дэрону. Несмотря на то, что я кзорг и старик, царь не пощадит меня. Он даже пса к смерти приговорит, если тот заденет тебя, виляя хвостом.
Маррей поджала губы.
— Сядь и покажи ногу. Я не буду прикасаться к тебе — лишь посмотрю.
Владычица опустилась на колени перед старым хранителем, а он приподнял подол рясы, вытянув ногу и затаив дыхание от неловкости, потому что никто раньше не проявлял о нём заботы. Отец Сетт знал, что Владычица не брезглива и лекарскую работу выполняет с материнским милосердием.
— Сетт, а на зрение ты не жалуешься? — спросила она, внимательно осмотрев чернеющую язву старого хранителя.
— Я же старик, Маррей. Нет ничего, на что я бы не жаловался.
Маррей оглядела его язык и кожу, а потом долго рассматривала поблекшие радужки старческих глаз.
— Это болезнь, — сказала она. — Ещё не пришла твоя пора умирать, Сетт. Я приготовлю для тебя снадобье, которое ты будешь принимать ежедневно, оно заживит язвы.
— Маррей, ты знаешь о таких болезнях, о которых я и не слышал, — удивился он.
— Потому что ты возишься с кзоргами и никогда не видел стариков, кроме себя самого. Твоё искусство врачевания сводится лишь к шитью боевых ран, а я повидала множество больных людей. В основном, стариков, — ответила Владычица, поднявшись с колен.
— Маррей, в шитье кзоргских ран мне и нужна твоя помощь. За этим мы тебя сюда вызвали.
Владычица вскинула брови от недоумения и побледнела.
— Не бойся, я не заставлю тебя прикасаться к этим ранам, хочу лишь посоветоваться. Там нужно оперировать, и я не знаю, как подступиться.
— Что ж, показывай.
— Хорошо, — кивнул отец Сетт. — Он скоро придёт. Я велел ему быть здесь после тренировки.
— Кзорг тренируется с такой раной, для излечения которой ты просишь моей помощи? — удивилась Маррей.
— Циндер требует стоять в стене щитов каждый день от всех, кто способен стоять, иначе воины слабеют. А щит держать он может. Значит, должен тренироваться.