Всё равно растаешь, принцесса

Пролог

«Азим попросил моей руки». Эта фраза, произнесённая сестрой всего пару минут назад, всё ещё колотиться в моей голове безумной птицей, причиняя настоящую боль. Заставляя чувствовать то, что чувствовать я не хочу. Но разве сердце слушается доводов рассудка?

Даже понимая, что моя первая любовь никогда не станет взаимной, я всё равно так и не смогла от неё избавиться. И, если уж быть с собой до конца откровенной, в глубине души всё ещё наивно на что-то надеялась. Ровно до того момента, когда услышала от Ники эти четыре слова. Пришло время посмотреть правде в глаза. И повзрослеть наконец, избавившись от безответной увлечённости.

А ведь я догадывалась, что так будет. Слишком уж очевидным был интерес, испытываемый босварийским принцем к моей сестре. С тех пор как мы с Ники познакомились с ним три года назад, с первого дня он только её и видел. А мне оставалось лишь тайком вздыхать об этом мрачном красавце. Но тогда нам с Николь было по пятнадцать. Сейчас же мы наконец совершеннолетние. Вот Азим и начал действовать, дождавшись, пока его избранница станет взрослой.

А я давно уже для себя решила, что отступлю, если мои предположения окажутся верными. Ни словом ни делом не покажу сестре, что меня ранит эта ситуация. Как бы больно мне ни было. Сердцу ведь не прикажешь. Он меня не любит. Это неизменный факт.

Азиму нужна только Ники. Да и он для неё значит гораздо больше, чем она думает.

Вот только моя близняшка совершенно не желает признавать очевидные для меня, как для мага-эмпата, вещи.

— Это не интерес. Он меня раздражает. Нет в этом ничего большего, − упрямо пытается доказать мне сестра.

Если бы. Но я же чувствую, что это не совсем так, и она далеко не до конца с собой честна. И что принц Азим Босвари, который сегодня попросил её руки, на самом деле вызывает у Ники очень неоднозначные чувства. Вот только доказывать ей это бесполезно. Уж очень моя близняшка упряма. Впрочем… все мы, Сэйнары, упрямые и целеустремлённые. Просто каждый по-своему.

— Ники, равнодушием раздражение тоже сложно назвать, — всё же пытаюсь донести до неё здравую мысль. — Подумай сама. Почему тебе не всё равно, что он говорит и думает? Почему тебя задевает всё, что он делает? Я не прошу, чтобы ты мне отвечала на эти вопросы. Ответь себе. Честно.

Растерянно умолкнув, она садится на пол у моих ног. Прислонившись спиной к моим коленям, смотрит потрясённо в одну точку. И я тоже потрясена, разбита в пух и прах. Всё-таки не каждый день слышишь, что мужчина, в которого влюблена вот уже три года, просит руки твоей сестры-близняшки. Но в отличие от неё самой я чего-то подобного ожидала и теперь не могу себе позволить показывать свои настоящие чувства.

— Этого не может быть, — упрямо бормочет Ники. — Он мне не нравится.

— Не буду спорить, − произношу примирительно. − Тебе лучше знать. Но всё-таки, что Азим ответил на твой отказ?

− Сказал: «Это мы ещё посмотрим». И назвал меня дерзкой и неразумной, − удручённо сообщает моя более вспыльчивая половинка, снова начиная кипятиться.

− Значит, он не собирается отступать, − сообщаю сестре то, что кажется мне наиболее вероятным развитием событий. — И я бы советовала тебе в следующий раз не рубить с плеча. Вам нужно узнать друг друга лучше. Может, тогда ты разглядишь в нём того мужчину, которого сможешь полюбить.

— Что? Нет, ни за что! — вскидывается она возмущённо. — Какой ещё следующий раз? Как ты можешь такое говорить? Я думала, ты в него влюблена, а ты мне сватаешь этого высокомерного босварийца.

Правильно она думала, вот только я ни за что не допущу, чтобы мои безответные чувства стали препятствием для неё. Своей сестре я желаю только счастья. Пусть даже с Азимом.

Значит, придётся врать.

— Потому что я не влюблена, − уверяю её настолько твёрдо, насколько только могу. Хорошо, что Ники не может почувствовать мою ложь. − И он на меня никогда не обратит внимания. Азим всегда видел только тебя. Я хочу тебе счастья, сестричка, но знаю, насколько ты упряма. Потому готова помочь тебе разобраться в твоих чувствах.

— Нет у меня никаких чувств, — ворчит она сварливо. Поднимаясь с пола. — И разбираться тут не в чем.

Я на это заявление ничего не отвечаю. Лишь наблюдаю молча, как она идёт к столу, поспешно дописывает письмо подруге, над которым сидела до того, как её позвали в кабинет отца, сворачивает записку в трубочку и засовывает в почтовый футляр.

− Пойду к себе, − роняет тихо, подозрительно посматривая на меня.

Наверное, я так сильно старалась выглядеть невозмутимой и спокойной, что переборщила с серьёзностью. Но пусть лучше Ники думает, что я что-то замышляю, чем сомневается в моих словах и чувствах.

И лишь когда сестра уходит, я позволяю себе с облегчением закрыть глаза и откинуться на спинку кресла. Больно. Знала ведь, понимала всё, и всё равно больно.

Закусив губу, всхлипываю тихо. Вытираю пальцами непрошенную влагу на щеках. Ну вот. Опять я из-за него плачу. Надеюсь, в последний раз.

Наверное, всё-таки хорошо, что это сегодня случилось. Так я бы ещё долго на что-то надеялась, несмотря на все доводы рассудка, а теперь всё, все мосты сожжены. Теперь я точно знаю, что моим он никогда не будет. Значит, пора окончательно выбросить его босварийское высочество из головы и помочь Николь принять её настоящие чувства к тому, кого она считает своим врагом. Если я не могу быть счастлива с ним, то пусть будет счастлива моя любимая сестра. И прекратит наконец оглядываться на мои чувства.

Тогда и я, возможно, смогу идти дальше и искать свою судьбу.