Вперед в прошлое 6

Глава 29 Я не мафия!

В первую очередь я должен был выспаться, но получилось, как когда нельзя думать о белой лошади, и именно поэтому мысли только о ней. Уже и мама с Наташкой улеглись, и Борис засопел, а я все ворочался, гонял параноидные мысли, считал до ста, потом до тысячи — не помогало. Потом считал овец, перепрыгивающих барьер — и снова не помогало.

Когда наконец удалось сомкнуть глаза, мне приснилось, что на пикет пошли только мы с Ильей, а потом началась гроза. Намочила транспаранты, и краска потекла.

Проснувшись среди ночи, я услышал грозовые раскаты и выругался. Вскоре дождь затарабанил в окно. Черт, придется все переносить! А это грозит тем, что Джусихе сольют нашу задумку, и она успеет подготовиться.

Когда я уснул второй раз, кошмар повторился в другой вариации: мы с Ильей ждали на площади наших, а они все не приходили. Инна, шагающая мимо, сделала вид, что нас не знает, Илья окликнул ее…

И прозвенел будильник. Первым делом я выглянул в окно. Дождь прекратился, но на небо словно набросили серое покрывало. Хлынет? Не хлынет?

Я залез под ледяной душ, посмотрел на себя в зеркало: глаза красные, как после пьянки, обрамленные «очками панды». Ничего, выдержу. Холодная вода придала бодрости. Растираясь полотенцем, я вышел из ванной и увидел, что Боря, опершись о подоконник, смотрел в окно.

— Что делать будем? — прошептала Наташка, закрывая дверь комнаты, где спала мама. На работу она не пошла ­– какой сбор урожая в такую погоду?

— Действовать по обстоятельствам, — ответил я, понимая, что нет ничего хуже неопределенности. — Дождь не даст провести пикет.

Порыв ветра обрушился на деревья, и они замахали ветвями, будто бы отбиваясь от него.

— И зонт не спасет, — вздохнул Борис.

— Может, распогодится? — Наташка так на меня посмотрела, словно я мог дать взятку Громовержцу, чтобы он организовал нам хорошую погоду.

Чтобы глаза окончательно открылись, я заварил себе кофе в ковшике, отрезал колбасу, но кусок в горло не лез. Брат и сестра сидели мрачными, как заоконное небо сейчас.

Из дома мы вышли раньше на пятнадцать минут — нужно было обговорить организационные моменты у нашей шелковицы. За десять минут пути погода не изменилась, да и не могла она измениться так быстро, но мы по очереди запрокидывали головы, пытаясь прожечь взглядом брешь в тучах.

У шелковицы уже ждали Илья и Ян, пинающий кругляш каштана. Остальных не было. Шевельнулось неприятное предчувствие. Неужели, что говорится, сон в руку, и Леонид Эдуардович прав: вся наша дружба и взаимовыручка только в моей голове? Как только доходит до решительных действий…

Нет!

К нам с дороги свернули Инна Подберезная и Рая Лихолетова. Инна сразу же подбежала ко мне и хлопнула по сумке, отчитавшись шепотом:

— Магнитофон взяла, кассету не вынимала, батарейку купила!

— Дождь, — констатировала Лихолетова.

Подошли Алиса и Гаечка, Сашка с надеждой спросила:

— Переносим?

— Сейчас решим, — ответил я, улыбаясь тому, что сон оказался неправдой, друзья со мной, вон Кабанчик с Памфиловым идут, а автобус выпускает из чрева Димонов и Рамиля.

Даже Наташка с нами, только Каюка нет. Неужели струсил? Это вообще не в его стиле. Может, случилось что-то?

— Каков план? — потер руки Рам, побоксировал с невидимым противником.

Я в очередной раз посмотрел на тучи.

— Мы должны оповестить народ на большой перемене. Если начнется ливень, думаю, нет смысла протестовать сегодня, ветер поломает зонты.

— Дождь может закончиться к обеду, — отказывалась сдаваться Наташка.

Алиса сказала:

— Я слушала прогноз погоды, говорили, что «местами осадки».

— Это неточно, — прогудел Димон Чабанов. — Ща есть дождь, через пять минут — нету. В одном районе льет, в другом сухо.

Мне предстояло принять важное решение: рисковать сегодня или переносить мероприятие. Так хотелось перенести, отложить сложный момент, но я пересилил себя и объявил:

— Отбой будет, только если начнется ливень. Так что собираем народ.

И сразу полегчало на душе. А вот у Гаечки — не полегчало, она судорожно вздохнула и ссутулилась, как и Димон Минаев, нашим социофобушкам это было сложно, но они не отказывались действовать.

Перед тем, как выдвинуться к школе, мы соприкоснулись кулаками. Рамиль проговорил:

— Воля и разум!

Все повторили хором, и сразу стало спокойнее. Шли мы, сбившись в стайку, я представлял себя членом подполья. Если нас раскроют — сразу расстрел.

— Дождь начинается! — радостно воскликнула Гаечка и показала темные пятнышки от капель на блузке.

Я и сам это почувствовал, но ничего фатального пока не было — так, моросило слегка. Едва мы переступили порог школы, начался апокалипсис: ветер завывал, гнул деревья, швырял в стекла капли дождя.

— Черт, — скривился Рам и повернулся ко мне: — Так что, отбой?

— Ждем, — процедил я, глядя, как ученики бегут в школу, гнутся зонты, вздымаются юбки, открывая мальчишкам многоцветье женского белья. — Время еще есть.

Мне думалось, что мы первыми придем к кабинету географии, но там уже были Заславский и Желткова. О том, что бунтовать мы собрались сегодня, они не знали, как и остальные одноклассники. И не узнают до того самого момента, когда все станет окончательно ясно, а потому повышенного интереса никто не проявлял и ни о чем не спрашивал.

При виде меня Желткова оживилась, пригладила серые короткие волосы.

— Люб, а, Люб, — позвал ее Памфилов. — В кино идем?

Желткова сразу же переключилась на него, повела плечом, часто-пречасто заморгала. Наверное, она думала, что так придаст образу кокетства, но получилось комично.

— В какое кино? — на полном серьезе спросила она.

— «Девять с половиной недель», — так же серьезно сказал Памфилов, когда Кабанов отвернулся и затрясся от смеха. — Я не прикалываюсь, идем! Или лучше на «Эммануэль»?

— Ну-у… — протянула Любка, не понимая, чего все смеются.

Громче всех заливалась подошедшая Заячковская, она промокла до нитки, стоячая челка прилипла ко лбу, но случившаяся катастрофа не мешала ей веселиться.

— Че смешного? — разозлилась Любка. — И пойду!

— Прекратите, — обратился я к Памфилову, он прыснул в кулак и сложился пополам.

Инна наградила Денчика взглядом, полным негодования, и он подавился смехом, посерьезнел и устыдился. Но на самом деле Подберезная не сочувствовала Желтковой, она собиралась уговорить Любку взять магнитофон и поработать шпионкой. Теперь же Желткова расстроилась, и Инна решила подождать.

Прибежала обильная формами математичка, открыла дверь в кабинет и ускакала по своим делам. При богатырских габаритах перемещалась она всегда стремительно, чаще бегом, и младшеклассников сдувало потоком воздуха, как мопедистов — от разогнавшейся фуры.

Мы расселись по местам, заговорщицки переглядываясь. Класс ни о чем не подозревал. Белинская рассказывала кашляющей в кулак Поповой что-то очень-очень важное, женское. Баранова просматривала учебник. Райко высыпал на парту пригоршню жвачек, распаковывал, доставал вкладыши и разрывал на мелкие кусочки. Заславский глядел на него волком и готов был убить — нет чтобы раздать, а он с жиру бесится, добро переводит!

Барик и Плям оторвали крылышки двум мухам и устроили бега, подгоняя насекомых ручками. Карась наблюдал и азартно болел за муху Барика.

Вернулась Инночка за три минуты до звонка и принялась тереть доску, всю в белых разводах.

Дождь продолжал лить. Гремело, сверкали молнии, и — ни мысли об учебе, только о том, чтобы дождь закончился. Но, похоже, Джусиха с Громовержцем на короткой ноге, или просто дала взятку раньше меня.

Потому на химии, чтобы отвлечься и не психовать, я вызвался к доске. Рассказывал долго и красочно, так увлекся, что не сразу заметил бегающий по доске солнечный зайчик. Только шагая к своей парте увидел в руках Гаечки зеркальце. Посмотрев за окно, улыбнулся солнцу, выглянувшему в разрыв туч. Только бы они снова сгущаться не начали!

Но к концу второго урока тучи посветлели, и разрывов стало больше. Значит, погода на нашей стороне, и надо действовать! В предвкушении сердце забилось чаще. Наши оживились, зашептались, а я думал о том, что перед походом в столовую нужно пробежаться по классам и оповестить союзников, что на пикет выходим сегодня.

Потому, как только прозвенел звонок, я послал Денчика за Мановаром, Раю и Инну — к девчонкам-«вэшкам», Илью — за Наташкой, та должна привести бучиху Ольгу. Сам рванул сперва к Алисе, потом — к Яну и Борису. На все ушло пять минут. Какая классная вещь — телефоны из будущего! Написал в месседжере — и никуда бегать не надо.

В столовую я пошел один, младших оставил обрабатывать одноклассников, чтобы подбили их прийти на митинг. За нашим столом, помимо членов клуба, уже был Мановар, бил копытом, требуя подробностей, Памфилов его просвещал и инструктировал. Потом явился лопоухий пацан, который вчера был с Каюком, сам Юрка в школу так и не пришел.

Почему? Решил не рисковать и не портить себе репутацию? Или заболел? Хорошо, что есть Алиса, которая может хоть как-то проконтролировать процесс, вроде у нее наладились отношения с одноклассниками.

Спустя минуту прибыла Ольга-бучиха из десятого, Наташка и рыжая Ирка Чечурина из одиннадцатого.

Мы столпились за столиком у колонны, к нам протолкнулась Желткова со стаканом кефира и Карась.

— Вы поговорили с одноклассниками? — сразу перешел к делу я.

— Еще нет, — отчиталась Ольга. — Тупо не успела.

— И я — нет, — сделал виноватое лицо лопоухий.

— Зато я поговорил, — улыбнулся Мановар. — Вместе со мной нас четверо, почти все пацаны нашего класса.

— Звягу тоже бери, — посоветовал Памфилов. — Мы ж нашего чешуйчатого берем. — Он дал Карасю леща, тот, выпучив глаза, бросился на обидчика.

— Хватит! — рявкнул я, и они разошлись, Карась — источая ненависть и едва ли не выпуская пар из ноздрей.

— Итак, сейчас вам надо поговорить со своими: одноклассниками, братьями-сестрами, нас должно быть много, так растут шансы на победу, — продолжил я. — Скажете, что пикет состоится сегодня, чем раньше они будут возле гороно, тем лучше.

— А сами-то вы когда туда? — спросил Мановар.

— После второго урока.

Я вырвал из тетради листок и написал адрес гороно, куда следовало подъехать, на всякий случай — на какой остановке выходить. Помнится, без памяти взрослого я плохо ориентировался в городе: ездить туда было особо незачем, а шататься по чужим районам опасно, можно и огрести от парней, что ищут драк, вот и ограничивался мой мир одним нашим поселком.

К нам подбежала Алиса, опасливо кивнула Ольге.

— Я со своими поговорила, ­– отчиталась Наташка, — шестеро придут.

— С тобой семеро, ­– уточнила Чечурина.

— Круто! — оценил Наташкины коммуникативные способности Мановар.

Сестра оглядела собравшихся — как по головам пересчитала, — потерла руки и торжественно объявила:

— Всем, кто придет — жвачка! То есть от меня подарочек. Так и передайте тем, кто боится.

Это уже нехорошо, получается проплаченная акция, а не честный пикет. Но отчитывать сестру при всех я не стал, тем более она уже пообещала вознаграждение, и получится, что плохой я зажимаю подарок. Зато какая вовлеченность! Она ж свой товар собирается раздавать! Целый блок жвачек. Вот так у политических сил появляются спонсоры, интересы которых лоббируют депутаты. Все у нас по-взрослому: будут и те, кто с нами от души, и охочие до тусовок и халявы.

Я еще раз объяснил, зачем мы собираемся и что будем делать, пообещал журналистов и напомнил:

— Мы любим Маркушина. Поняли? Почему любим? Потому что он честный. Джусиху хотим убрать, потому что она оскорбляет и бьет учеников.

— А у меня взятку вымогала, — напомнил Мановар.

— Вот и это скажи.

Карась вылупил и без того выпуклые глаза и попытался что-то сказать с набитым ртом — видимо, хотел поделиться, как схлопотал по лицу — брызнули крошки в стороны, попали Алисе в волосы, она взвизгнула, едва не расплескав кефир, который вместе с пирожком выдавали малообеспеченным.

Гаечка помогла ей вытрясти крошки.

— Через пять минут урок, — проговорил Илья и залпом допил компот. — Пора расходиться.

Наша мафия покинула стол первой.

И тут до меня дошло, что я забыл кое-что важное. Мы собрались записывать Джусиху, а значит — выводить ее на конфликт. Члены клуба проинструктированы, что надо разговаривать с ней как можно более корректно, но есть же еще Плям и Барик, которые могут все испортить. Да тот же Карась может послать ее в пешее эротическое путешествие или начать хамить.

Потому я отбился от своих, поравнялся с Карасем и сказал:

— Санек, тебе есть жизненно важное поручение.

Тот приготовился внимать.

— Мы сейчас идем на русский. Что бы ни случилось, не пререкайся с Джусихой.

— Че это? — возмутился он.

— Так надо. Потом узнаешь. Жаловаться можно, что она тебя била, хамить — ни в коем случае. Как бы ни хотелось за кого-то вступиться — молчи, иначе ты нам всю малину испортишь.

— Нафига?

— Просто. Сделай. Так. На пикете узнаешь. Клянись.

Посопев немного, он поклялся, приложив к груди черную от орехов пятерню. Говорить ему про диктофон нельзя, он слишком глупый, может ляпнуть что-то невпопад и выдать нас.

Все уже сидели в классе, в том числе Плям и Барик. Я жестом вызвал их в коридор и рассказал всю правду, они обрадовались и закивали, пообещали молчать и даже рожи не корчить, а еще сказали, что меня искала Лялина, говорила, у нее что-то срочное, но я не придал их словам значения.

Наступает момент истины. Я уселся за парту. От волнения в животе тоже бушевала революция, рубашка прилипла к спине, во рту была Сахара.

Так, соберись! Не хватало в ступор впасть в самый ответственный момент! Я посмотрел на Инну, наши взгляды встретились, девушка кивнула и дрожащими руками поставила на парту сумку с магнитофоном. На ее лбу и носу блестели бисеринки пота. Вот кому действительно страшно!

— Две минуты до звонка, — отчитался Илья.

Распахнулась дверь — все наши вздрогнули. Ложная тревога! В кабинет ворвалась Желткова, плюхнулась рядом с Фадеевой, ковыряющей ногтем в зубах. Закончились погожие деньки — я перевел взгляд за окно, на пузатые облака, которые не выглядели дождевыми — теперь Юлька будет появляться на уроках часто.

Ощутив недобрый взгляд, я повернулся к Барановой. Янка торжествовала. Интересно, чему она так радуется?

Вот свергнем Джусиху — посмотрим, как она посмеется.

А вот и Людмила Кировна. Вплыла в класс гордо, улыбнулась, как сытый Циклоп. Мы встали, приветствуя учительницу. Когда сели, Инна Подберезная поставила сумку на парту — она рассказала, что репетировала этот момент много раз, и получилось у нее естественно.

Я поднял руку, Джусиха кивнула.

— Людмила Кировна, мы хотим учиться. Не выгоняйте нас, пожалуйста, и не занижайте оценки!

И опять эта улыбка сытого Циклопа. Джусиха сделала два шага к первой парте, где сидела Инна, схватила ее сумку, прижала к себе — девушка едва успела всплеснуть руками.

Вот теперь я точно впал в ступор. Потому что Джусиха знала, что в этой сумке магнитофон, кто-то ее предупредил. Хуже всего, что это кто-то из друзей — посторонние о наших планах не знали.

Отмерев, я быстренько осмотрел лица друзей, пытаясь вычислить предателя — на них застыла крайняя степень удивления. Только Гаечка сидела впереди, и я видел ее спину, но вряд ли предатель — она.

— Спровоцировать меня решили? — ехидно поинтересовалась Джусиха. — И что вы собрались делать с записями?

А вот это хорошо — о нашей революции она не в курсе. Но почему так?

— Вы не имеете права забирать чужое! — заорал Барик. — Это воровство!

Джусиха вынула магнитофон из сумки и положила на стол, нажала на кнопку, останавливая запись.

— Подберезная — вон из класса! Приходи с родителями, магнитофон отдам только им. Вот уж от кого не ожидала!

Инна покраснела до кончиков ушей, вскочила и пулей вылетела из класса. За ней — Памфилов и Кабанов.

А ведь и Баранова знала! Вот чему она так радовалась. Но какая связь? Кто слил половинчатую информацию и главное — зачем? Сливать — так все сразу.

То, что записать Джусиху не получилось — не беда. Хуже другое: среди тех, кого я считал друзьями — крыса. И пока не выясню, кто это, я не смогу доверять никому, кроме Ильи.

Собирая в рюкзак ручки-тетради, я пытался вычислить крысу методом исключения. Инна не могла так подставиться и сыграть так не могла. Кабанов и Памфилов любят Инну, они б на такое не пошли. Рамилю это ни к чему. Не такой он человек. Или такой?

Нас предала Рая — от зависти?

Ян или Борис трепанули случайно? Эти точно не со зла… Нет, не они! Тут замешана Баранова.

Каюк? И поэтому его нет? Но зачем ему гадить там, где он ест?

Гаечка… она не хотела идти на митинг. Но стукачество его не отменит, просто нам подгадит.

Как только начинал кого-то подозревать, просыпалось чувство вины. Они не могли! Никто не мог. Иначе я со своим новообретенным опытом совсем не разбираюсь в людях.

Задумавшись, я чуть не споткнулся.

В любом случае пикет мы проведем. Вот только как, когда на душе растекалось чернильное пятно.