Каждый раз, когда дело касалось отца, меня брала оторопь. Даже взрослый я периодически пасовал перед ним. Когда наконец я пересилю этот вбитый в подкорку страх?
«У тебя больше нет надо мной власти, — повторял я себе под нос. — Нет власти! Ты мне не страшен!» Вот же ведь как человек, который даже не тиран — карманный диктатор, может затюкать всех вокруг!
Из общей кухни общежития вышла встрепанная женщина в замызганном халате, с кастрюлей в руках, и я постучал в дверь. В комнате зашаркали тапками.
— Кто там? — донесся взволнованный голос Анны Лялиной.
— Павел Мартынов, — ответил я.
Послышалось ворчание отца, щелкнул замок. Лялина посторонилась, пропуская меня в комнату. Отец лежал на диване перед телевизором.
— Проходи, угощайся. — Анна указала на тарелку с бубликами, стоящую на столе. — Будешь чай?
— Привет, па, — сказал я, отец посмотрел на меня, кивнул, не удостоив и словом. — С наступающим!
Он снова кивнул, и я продолжил:
— У меня к тебе дело. Срочное.
— Я так и понял. — Отец пересел за стол, указал на стул напротив. — Присаживайся. Что такое срочное у тебя?
Начал я издалека:
— Ты, наверное, знаешь, что в городе орудует шайка домушников. И почему-то их еще не взяли.
Отец напрягся, покраснел и выдал:
— Ты меня упрекаешь? Работают профи, не оставляют отпечатков. Свидетелей нет. Опрос соседей ничего не дает. Как их взять? Засаду устраивать? Но где?
— Сколько заявлений о квартирных кражах? — спросил я.
— Тебе зачем? — попытался отмахнуться он.
— Просто ответь. Явно больше двух, и все нераскрытые. Так вот, мы видели тех воров, и есть фотороботы.
О, как преобразился отец! Напрягся, сделал стойку, как легавая на дичь.
— Представь, сколько ты висяков откроешь! Однозначно это премия, а может, и повышение. Нужна информация по ворам?
К нам спикировала Лялина, которая уже собралась идти на кухню заваривать чай. Мгновенно из милой домашней кошечки она превратилась в хищную птицу.
— Что ты знаешь? — спросила она, впившись в меня взглядом.
— Погоди. — Отец взял ее за руку и обратился ко мне: — Какой твой интерес? Ты ведь не просто так пришел, чтобы помочь следствию и… и мне.
— Они ограбили подвал, где мы тренировались. Их видел сперва я, потом — Боря. Он, кстати, первое место на конкурсе рисунков занял. Так вот, Боря их запомнил и нарисовал. Один ворюга оказался довольно приметным. А я поговорил с бабкой, которой они помогали занести в квартиру пианино, она сказала, что их прислал ее племянник, который работает грузчиком. Следовательно, он знает, где их искать.
— Погоди. Какое пианино? Что за подвал?
Я рассказал все по порядку. Отец и Лялина слушали не перебивая. Закончив, я положил на стол лист с рисунком.
— Вот он, фоторобот. Кстати, очень похоже. Вся работа сделана, их нужно просто найти и взять. Теперь, думаю, тебе будет проще. Раз они профи, у вас что-то на них должно быть.
Анна и отец переглянулись. Лялина потянулась к фотографии, но я положил на нее руку.
— У меня есть просьба. Надо вернуть наши вещи. Опись и заявления есть. Особенно хотелось бы получить назад свой мопед.
— Поехали в отделение! — подорвалась Лялина, ее глаза сияли. — Шесть глухарей закроем!
Значит, было шесть ограблений. Интересно, валютчик обращался в органы? Надо будет завтра ему сказать, что преступников вот-вот возьмут, пусть напишет список украденного, авось хоть что-то удастся вернуть.
Лялина заметалась по комнате, а потом вдруг замерла, широким шагом подошла к листку, всмотрелась в подозреваемых и ткнула в менее приметного, который без шрамов.
— Рома, это же Степанов! Ну, помнишь, гоп-стоп в промзоне? Твари, которые караулили пьяных моряков и обирали. Мы их на семь лет закрыли.
Отец выругался, чего никогда не позволял себе при нас.
— Он откинулся в июне, тварь, — напомнила Лялина.
«Ну все, дело в шляпе», — подумал я и мысленно зааплодировал, не себе — ситуации. Лялина подошла ко мне и поцеловала в макушку, как родного.
— Спасибо, Павел, ты здорово нам помог. Приходи завтра в три часа на день рождения.
— Да какой праздник теперь. — Отец стянул майку и зашагал к шкафу, вытащил оттуда рубашку, накинул на себя. — Завтрашний день будет полон задушевных бесед. Спасибо за подарок, сын.
Папаша в своем стиле: не поймешь, ирония это или и правда благодарность.
— Мопед, говоришь? — пробормотал он, застегивая пуговицы. — И откуда у тебя мопед?
— Фрукты продавал, — честно ответил я и добавил на всякий случай: — Человека, который мне здорово помог, тоже обокрали, но он вряд ли писал заявление.
— Еще бы, от детей их не принимают, — сказал отец, стянул спортивки и надел брюки.
— Он взрослый, продает-покупает золото и антиквариат, медали всякие, я у него валюту меняю.
Отец усмехнулся. Он стоял ко мне спиной и смотрелся в зеркало, я увидел это в отражении.
— Хочешь менять по особому курсу? Если возьмем шайку по твоей наводке — помогу. Только не связывайся с этими… Они все под криминалом, и хорошие до поры до времени. В кого ты у меня такой… предприимчивый?
— Выстрелил спящий ген, — ляпнул я и лишь потом понял, что использовал знания взрослого.
Лялина демонстративно достала блузку, намекая, что собирается переодеваться, и я сказал:
— Пойду домой. Можно, я буду вам звонить, узнавать, что и как?
— Можно, — ответила Лялина, и я вышел в коридор, пропахший куревом, сивухой и луковой зажаркой.
На улице уже стемнело, и Илью я заметил, только когда из темноты выплыл силуэт и устремился ко мне, размахивая руками. Вскоре он подошел к дорожке, куда из окон падал свет, который высветил его встревоженное лицо.
— Ну?
— Сработало. Клюнули, — отчитался я. — Ща в отделение побегут всех на уши ставить.
— Как ты смог? — удивился Илья. — Я до последнего не верил. Что твой отец нам поможет, учитывая. Какой он.
— У него своя выгода — раскрыть преступления и получить поощрение, — объяснил я. — На наши проблемы ему плевать. А тут все на блюдечке — как не схватить готовое? Кстати, у него день рождения завтра, у них с мамой один за другим.
— Поздравил так поздравил, — улыбнулся Илья и сразу погрустнел, задумавшись о судьбе своего магнитофона — а что, если его уже кому-то продали?
— У меня больше ценного пропало, — попытался его утешить я. — И телек, и мопед, который двести баксов стоит. И спортивный инвентарь. Надеюсь, успеют взять воров до того, как они распродадут наше добро. Это ведь небыстрый процесс. И вряд ли они сбывают украденное у нас в городе.
— Откуда выводы? — прищурился Илья.
— Да рассказали мне, что эти черти ограбили человека, уважаемого в криминальных кругах. Все точки, куда можно сбыть награбленное, под надзором.
Домой мы поехали в «Икарусе», покачиваясь на круге, разделяющем его на две части. Честно расплатились с кондукторшей, которая пошла дальше и тщетно пыталась выбить копейки за проезд с вырубившегося алкаша. Тот мычал, сучил ногами и матерился.
Пробудилась память взрослого и вошла в конфликт с настоящим. Кондуктор — самая адская, неуважаемая и низкооплачиваемая работа, когда ты не защищен, тебя могут обматерить школьники, ударить гопники. Удивительно, что кто-то соглашается работать на таких условиях! Вышибала на минималках.
И тот же контролер двадцать лет спустя — уважаемый человек в сопровождении силовиков, которого все боятся. Как же все изменится! Люди, считающие девяностые «святыми» — кто вы⁈ Где ваши глаза? Или совесть?
Илья вышел на своей остановке, я — вместе с ним, чтобы позвонить бабушке и попросить заехать за мной. Про ограбление решил ей не говорить, пусть думает, что мопед просто поломался, а то еще разволнуется, ночью спать не будет.
Домой я прибыл без малого в десять, еле волоча ноги.
Борис нарисовал карикатуру на грабителей и приколол к стене. Мамы не было, Наташки тоже, и поужинали мы мужской компанией. В десять, так никого не дожидаясь, мы начали укладываться спать, ведь меня ждал очередной сложный день, но вдруг я кое-что вспомнил: октябрь близко! Скоро путч, расстрел Белого дома. Да он вот-вот уже грянет! Вспомнить бы еще точные даты.
Вот так думаешь — попаду в прошлое, как наворочу дел! А оказывается, что ты не помнишь даже судьбоносных дат ближайшего прошлого.
Потому вместо того, чтобы завалиться спать, я включил телевизор, нашел что-то новостное. Ельцин, еще не спившийся, но уже опухший, открывал и закрывал рот, но слышно его не было: его речь с ельцинского на русский переводил диктор:
— Однако, как отметил президент, открывая сегодняшнее заседание, реализация его идет медленно. Одна из основных задач Совета Федерации, по мнению главы государства, как раз и заключается в том, чтобы разработать эффективный механизм воплощения в жизнь федеративного договора и снять напряженность между различными ветвями федеративной власти, преодолеть ситуацию двоевластия. В этом президент рассчитывает на поддержку Совета Федерации.
Я напрягся, услышав «двоевластие», но дальше не прозвучало ни слова, предвещающего грядущую бурю. Может, в этой реальности все изменилось, Ельцин проиграет, и все пойдет другим путем?
Я-подросток хотел в это верить и жаждал перемен здесь и сейчас, потому что Ельцин — это не перемены, а усугубление существующего ада. Я-взрослый возразил, что закончилось-то тем самым сытым будущим, о котором я тоскую. Но все равно смотрю на опухшее рыло главы государства, и аж трясет. Понятно, что это лишь говорящая голова, но именно с ним ассоциируются все беды, что нас постигли: тысячи спившихся от отчаянья людей, умерших от голода, бездомные дети, девочки, отдающиеся за палку колбасы.
Хотелось, чтобы его завалили! Но это лишь хотелки, его оппоненты не лучше. И если бы я-взрослый попал в тело кого-то более зрелого, то попытался бы вмешаться в ход истории, а так остается только работать локально, утешая себя, что большое — в малом.
Ничего особенного по телеку не сказали, сплошное бла-бла-бла. Вроде как ничто не предвещает бурю. Как было в той реальности? Так же? Гугл, ау!
Не вспомнить. Главное — пока все спокойно, но рвануть может в любой момент, я четко помнил, что противостояние будет в конце сентября — начале октября. Надо следить за новостями.
— Ты че там, постарел? — спросил Борис. — Ща очки наденешь — и за газету?
— Да чую, скоро что-то будет, — сказал я, кивнув на телевизор.
— Что?
— Типа революция.
— Ну и хрен с ней. Давай спать, а?
Я дослушал новости до конца, убедился, что пока в Багдаде все спокойно, и вырубился, едва голова коснулась подушки.
Утром ни Наташка, ни мама не появились. Именинница, надо полагать, осталась у бабушки. Наташка — может, у бабушки, а может, улизнула к Андрею. Пока никто не может отследить, где она.
Дальше все шло по плану: приехали бабушка и Каналья. Алексей сразу же ринулся ко мне:
— Что с мопедом? Может, вечером поглядеть его? Подшаманить, а?
— Угнали мопед. Нашу базу, где мы тренировались, ограбили, — шепнул я. — Только тс-с! Ни бабушке ни слова, ни маме. Не хочу никого волновать, батя уже землю роет, зацепки есть, к вечеру, думаю, возьмут воров, если с места не снимутся…
Говоря, я заметил, что Каналья слушает вполуха, витая в облаках.
— Хорошо, — кивнул он и улыбнулся своим мыслям.
— Надо сегодня побыстрее все закончить. По воскресеньям мы и так к двум освобождаемся, а надо раньше. А то я от неведения сдохну.
— Ладно.
— Слушай, мама домой не пришла, она у бабушки? — спросил я.
О, как он взбледнул! И улыбка стала еще шире.
— Не переживай, Ольга осталась у матери. И сегодня она обещала помочь мне прибраться в гараже, ну, что мы арендовали под мастерскую.
Захотелось присвистнуть, но я сдержался. Таки мама на него запала! Вот откуда такие перемены в ее поведении! И это замечательно, осталось только скрестить пальцы.
— Лучшего отчима и представить сложно, — улыбнулся я, и Каналья покраснел, как подросток, что-то захотел спросить, но передумал.
Все полчаса пути я думал о том, до чего же коварна любовь. Она всегда приходит за тобой, а не к тебе — как сотрудник тайной канцелярии. «Пройдемте со мной. Все, что вы любили, потеряет для вас значение. Теперь вы — раб своих желаний. Распишитесь вот здесь и вот здесь».
На Каналью каждая вторая женщина вешается — почему ему нужна именно мама, которая ему не особо подходит? Что он в ней увидел такого особенного? Или ничего не увидел, химия сошлась, и глаза заволокла пелена?
Что Наташка увидела в Андрее?
Что я-взрослый нашел в своей бывшей жене? Мне-взрослому никогда не нравились классические красавицы, которых можно встретить где угодно, а через пять минут забыть. Я предпочитал женщин с яркой индивидуальностью и закрывал глаза на тревожные звоночки типа поздравления тети Иры.
Откроются у Канальи глаза — и что?
Может, и ничего. Может, ему нужна именно такая женщина, которая будет безоговорочно слушаться и принимать его веру. Кто действительно будет в выигрыше — это я, с Алексеем можно иметь дело и проворачивать всякие схемы. Он для этого достаточно рисков, но не безумен, чтобы влипнуть.
Каналья сделал все, чтобы мы быстро закончили с торговлей, я тоже, и в полвторого мы продали двадцать упаковок кофе.
Настала пора разъезжаться, я попросил высадить меня на рынке, где сразу же побежал к телефону, позвонил Лялиной, номер которой помнил наизусть, и она сразу же ответил:
— Лейтенант Анна Лялина, здравствуйте.
— Это Павел, — проговорил я, стараясь унять сердцебиение и одышку. — Есть ли новости?
— Павел! Да, новости есть. Степанова взяли, допрашиваем. Пока он сотрудничать отказывается. Но, думаю, полчаса — и будет готов.
— Мой мопед… — начал я, но договорить мне не дали.
— У Степанова обнаружили только золотое кольцо одной из заявительниц. Так что, возможно, за кражами стоят разные группировки.
Я мысленно выругался. Уже к валютчику бежать собрался, рассказывать, что воры пойманы, пиши заявление, перечисляй пропавшее — а вдруг найдут? Или все-таки Степанов — член той самой шайки и другой нет? В конце концов, и они с напарником не оставили «пальчиков», и с замком справились профессионально. Так что лучше все-таки рассказать о задержании валютчику.
Он будто ждал меня, увидел издали, помахал рукой, подозвал напарницу.
— Здравствуйте, — официальным тоном сказал я и отрапортовал: — Сегодня ночью был задержан подозреваемый в совершении краж путем взлома.
Валютчик заинтересовался, шею вытянул.
— Есть вероятность, что это член банды, которая вас ограбила. Вы писали заявление?
Тезка рассмеялся, запрокинув голову.
— Экий ты шустрый! Нет, не писал. Братва не поймет. Мы же все ходы и выходы перекрыли! И ничего. Откуда у тебя такая информация?
— Батя мент. Не факт, что это одна банда, ну а вдруг? Так что можешь прямо сейчас написать, что пропало… нет, лучше это сделать через подставное лицо: и сам не засветишься, и товар вернешь, — проговорил я, автоматически переходя на ты и отсчитывая деньги на обмен.
— Алена, — позвал он девушку и обратился ко мне: — Сколько тебе надо?
— Восемьдесят, — ответил я.
Девушка взяла рубли, отдала доллары, я кивнул ей и, уже уходя, краем уха услышал, как валютчик советует ей написать заявление в ментовку. Так, миссия выполнена. Остается ждать и надеяться.
Как говорил Виталя, благодаря которому я знаю все эти торговые схемы, нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Но ничего, осталось совсем немного. Надеюсь, отец расколет этого Степанова, и все в скором времени прояснится.