Вперед в прошлое 6

Глава 2 Новая жертва

— Ну что, начинаем? — спросила Джусиха, расхаживающая вдоль доски туда-сюда. — Семь человек отвечает устно, остальные после урока сдают тетради со своими стихами. Творческое задания оценивается следующим образом: первая оценка — за грамотность, вторая — за творческий подход.

Людмила Кировна остановилась возле учительского стола, глянула в журнал.

— Отвечать пойдет… — Она подняла голову, окинула всех тяжелым взглядом, и ученики замерли, втянули головы — мало кому хотелось читать свой стих. — Так я и знала! Лес поднятых рук! Отвечать пойдет… — Еще театральная пауза. — Желткова!

Любка поднялась. С галерки донеслись смешки, Барик и Чума зашептались. Вскрикнул Карась — видимо, они его ткнули ручкой с спину, недовольные тем, что он пересел к Пляму.

— Готова? — спросила Джусиха.

— Да, — кивнула Люба, взяла тетрадь, открыла рот, но учительница ее перебила:

— Выходи к доске и декламируй.

Любка вышла, как на заклание, с тетрадкой в руке. Зачем вызывать к доске? Для таких, как Минаев или Ниженко, это пытка. Или Джусиха просто нас так ненавидит, что издевается всеми возможными способами? Вряд ли она ставит целью закалить наш дух

— Настала осень, дождь пошел, и дети в школу.

Баранова засмеялась теперь уже в открытую. Джусиха прокомментировала:

— Классика, да, дождь пошел в школу. Давай дальше.

Покрывшись красными пятнами, Желткова заозиралась, не понимая, чего смешного сказала, глянула в тетрадь и продолжила:

— И стало холодно утрами, а по ночам совсем мороз, и птицы стаями летают, грибы мы будем собирать.

— А наизусть выучить четыре строчки — не судьба? — проворчала Джусиха. — Я так поняла, это все?

Люба кивнула, теребя тетрадь в прозрачной обложке.

— Садись, «три» с натяжкой.

Стало обидно за Желткову: ей понадобилось гораздо больше сил, чтобы сочинить этот убогий стих. И вместо похвалы она получила порцию презрения. Надо потом сказать, какая она молодец, Джусиха-то может пока не знать, что интеллектуальные способности Любы ограничены.

— Гайчук! — объявила Джусиха и впилась взглядом в Сашу. — К доске. Готова?

Подруга тоже покраснела, сутулясь, вышла к доске и принялась зачитывать литературную жертву нашей вчерашней игры в рифмы:

— Зима на севере прекрасна, ну а у нас она ужасна. — От отвращения у нее аж щека дернулась. — Идут дожди и ветер дует, норд-ост бывает, что лютует. Солнца нету много дней, бывает, и по нему душа моя скучает.

Гаечка была не просто красной — пунцовой. Она стеснялась вслух произносить такие поганые стихи, когда знает, как надо правильно и красиво.

Или мне показалось, или на лице Джусихи читалось разочарование. Выходит, она подозревала Гаечку и рассчитывала сейчас ее разоблачить.

— Тут хоть рифма есть и ритм выдержан. Но сильно мало. «Четыре».

Затем она вызвала весь наш ряд, разбавив нас Памфиловым, который оказался не готов и получил «лебедя». Я тоже получил «четверку», а последней довелось отвечать Анечке Ниженко, нашей скромнице и тихой троечнице. Вцепившись в свою юбку, она прошептала:

— Лес за дымкой тумана, город скрыт за рекой, сумрак лег на поляну, дремлет тихо, с тоской. Гладь зеркальная в речке воцарилась сейчас, а у нас на крылечке все темней час от час.

Вот теперь Джусиха просияла, и не от того, что услышала приличный стих — она решила, что нашла диверсанта, и бедная Анечка еще не знает, как попала. Джусиха ее со свету сживет. И, по сути, из-за Саши, которая тоже еще не поняла, что невольно подставила подругу.

— По-моему, отлично, — сказал я.

Джусиха ехидно улыбнулась и проговорила:

— Аня, как ты думаешь, что такое погодные явления? Сумрак? Я жду ответ.

Ниженко отвела взгляд, побледнела и уронила:

— Туман.

— Вот про него следовало и писать! Вечер — это не погодное явление. Потому высший бал не поставлю. «Четыре». Удивительно, что вы, такие взрослые, не понимаете смысла фразы «погодные явления»!

Хорошо наглости не хватило влепить «трояк». Но все еще впереди, чую, жизни Анечке не будет. Выступление она пережила тяжело, уселась, положив руки на колени, и замерла. Саша шептала ей слова поддержки, но та лишь кивала.

Джусиха начала урок, и все смолкли. Рассказывала она складно, но без души, а я смотрел на нее и думал, что вот передо мной учитель, взрослый человек, и вместо того, чтобы учить нас, прививать тягу к знаниям, она охотится на ведьм и ведет себя так, словно ей столько же лет, сколько нам, и мы ее враги. Не пытается объяснить, что учитель тоже человек, и ему обидно, а мстит, множит ненависть.

Посещение сирот у меня по пятницам, но жизнь внесла свои коррективы. Как там говорилось? Хочешь насмешить бога — поделись с ним своими планами. Сегодня приезжает дочь покойной бабы Марфы, которая с большой вероятностью выгонит детей из дома. Нужно ее опередить, если понадобится — немного доплатить, чтобы они дожили до момента, когда решится вопрос с покупкой дачи.

Памфилов и Кабанов окончательно примкнули к нам. Чума и Плям присматривались, так что прямой конфронтации в классе у моей группы уже не было — враг остался в меньшинстве, ну а с девчонками, у которых верховодила Баранова, наши интересы мало пересекались.

На мое счастье, дождь, что полоскал весь день. К пятому уроку прекратился — хоть сверху лить не будет. Но по городу текли целые реки, пару районов, как всегда, немного затопило и, пока доеду к сиротам на мопеде, промокну до нитки.

После школы я первым делом взял мопед и поехал домой, чтобы выяснить, нашлась ли мама ампулу от морфина — все-таки волновался я за нее, хотелось знать, чем дело кончилось. Мамы дома не оказалось, и, взяв брезентовый дождевик и сменную одежду, чтобы переодеться в сухое, я покатил к сиротам, ничего им не покупая.

Как меня встретит дочь стариков? Пойдет навстречу или выгонит взашей? Наверное, там суровая женщина, без ведома которой бабушка Марфа и шага не могла ступить. Накатило противное ощущение, лишающее радости жизни: когда не хочется делать что-то отвратительное, а надо, никуда от этого не деться. Вот и сейчас предстояла беседа с отвратительным человеком. Или я нафантазировал себе всякого? Ничего ведь конкретного о дочери бабы Марфы неизвестно.

На место я прибыл через полчаса, как и полагал, мокрый и забрызганный грязью, вылетающей из-под колес проезжающих мимо машин. Во дворе бабы Марфы сновали незнакомые люди, и я отправился переодеваться в недострой, где дети изначально хотели свить себе гнездо. Мопед оставил там же — все равно заросший огород недостроя отлично просматривается из соседнего двора. Интересно, приехала дочь бабы Марфы или еще нет? Сейчас проверим.

Я заметил тетю Лиду на пороге, беседующую со старушкой, промокающей глаза салфеткой. Из дома выбежала Светка, прижалась к Лидии, та погладила ее по голове. Неужели все разрешилось, и мне не надо вести этот тяжелый разговор? Или просто наследница еще не приехала, потому сироты и здесь?

Отсиживаться и дальше было подло, потому я покинул убежище, помахал Лидии и вошел во двор. Женщина сразу же подалась ко мне и отчиталась:

— Ждем. С минуты на минуту будет. Ванечку я отправила помогать мыть машины. Не знаю, что ждать от этой женщины, вдруг погонит, и Свету куда девать?

Я мысленно выругался — мысль, что придется решать взрослые проблемы, меня не радовала. Но спустя пару секунд отругал себя за малодушие и уже открыл рот, чтобы сказать о найденном доме, где им можно жить вчетвером, но к калите подъехала «Волга» с шашечками, остановилась. Мы с Лидией повернули головы к машине, уверенные, что это та самая дочь Аллочка.

Выбежал водитель, усатый кавказец, открыл перед ней дверцу, вытащил чемодан из багажника. Пара секунд, и Алла Ивановна явила себя миру. На ум пришли мысли взрослого: «Беспощадный гламур девяностых». Волосы дыбом от начеса. Красный свисток. Леопардовый костюм в обтяжку: брюки, больше напоминающие лосины, майка, облегающая круглый живот, и коротенький пиджак в стиле Элтона Джона. Бывает, посмотришь на человека, и сразу все о нем знаешь, и не ждешь ничего хорошего. Вот и сейчас я ничего хорошего не ждал от этой леопардовой жабы.

Минус к харизме Аллочки добавляли осанка — будто она кол проглотила — и гордо поднятая голова, а также пальцы, унизанные перстнями. Сразу стало ясно, что говорить с ней не о чем.

Проигнорировав старушек-соседок, Аллочка направилась к нам, водитель семенил за ней с чемоданом, занес его в дом. Она кивнула, наградив его снисходительным взглядом. Подошла к Лидии, проговорила сквозь губу:

— Вы и есть та самая Лидия, что озаботилась похоронами моей матушки?

— Да.

— Здравствуйте, Лидия. Большое вам спасибо за присмотр за отцом.

— Да не за что. Любой на моем месте…

Лидия смолкла, сообразив, что Аллочка совсем ее не слушает, а сосредоточенно копается в сумке, перекинутой через плечо. Наконец она вытащила несколько тысячных купюр нового формата, протянула Лидии.

— Это скромная плата за помощь. Возьмите.

Аллочка сунула деньги Лидии чуть ли не под нос — пять тысячных купюр, Лидия взяла скорее инстинктивно. Алла Ивановна продолжила:

— Я буду продавать дом в срочном порядке. Отца помещу в платный дом престарелых в Москве, потому попрошу освободить дом.

Лидия оторопела, уставилась на деньги, на нее, и проговорила:

— Нам нужна хотя бы неделя, чтобы…

— Я неясно выразилась? — Аллочка изогнула бровь. — Освободите, пожалуйста, помещение.

— Но… дети, где им жить? — растерянно пробормотала Лидия. — Нам бы хоть сутки пережить, дождь ведь…

Я запрокинул голову, глядя на затянутое тучами небо, сжал ее руку и процитировал:

— Кто знает, как мокра вода, как страшен холод лютый, тот не оставит никогда прохожих без приюта. — И обратился к Алле: — Ваша успешность временна. Не пройдет и десяти лет, как она обернется крахом. Поверьте, я знаю, о чем говорю. И не найдется тот, кто протянет вам руку помощи, потому что останутся только желающие падающего толкнуть.

Аллочка уставилась на меня, как на комара, зудящего над ухом. Сколько презрения было в ее взгляде, сколько яда!

А потом мир изменился, силуэт Аллы приобрел искусственность, и я увидел гноящиеся струпья, покрывающие ее с головы до ног. Черные провалы вместо глаз. Седые слипшиеся патлы и вонь, приторная вонь гниения, такая сильная, словно рядом разлагается труп. Ну а чего я ожидал?

— Какой забавный мальчик. Слушай сюда, мальчик. Чтобы через пять минут ноги вашей тут не было, мошенники! Знаю, что вы задумали: глаз положили на мой дом! Обрабатываете стариков, чтобы они вам его переписали? Вот вам! — Она сунула мне под нос трясущийся кукиш.

О, как хотелось сомкнуть челюсти и отгрызть ей палец! Хоть немного вернуть боль, которую она сеет вокруг. Вместо этого я чуть сместился и сказал:

— Удивляюсь, как у такой воспитанной и доброй женщины, как бабушка Марфа, появилась такая хабалистая дочь.

Я разжал пальцы, и Лидия поняла без слов, отправилась выносить заранее собранные сумки. Мне хотелось сбить с Аллочки налет высокомерия, как пыльцу с моли. Хотелось, чтобы она тряслась от злости и орала. Благодаря опыту взрослого я знал, что делать и говорить.

— Вон! — припечатала она, а я продолжил:

— Вас не будет мучить совесть, что ваш отец гниет в доме престарелых? — Я повысил голос, чтобы соседки слышали — они вытянули шеи рты разинули. — Убить рука не поднимается, так вы решили умертвить его медленно, чужими руками! Не все измеряется деньгами!

Аллочка налилась дурной кровью, замахнулась:

— Убирайся, попрошайка! Таким тут нет места!

— А вы — натуральный грабитель! Собираетесь отжать дом у родного отца! Кстати, у стариков есть другие дети? — Я повернулся к старушкам. — Вы случайно не знаете? Она же убьет старика. Ему нужен уход…

Краем глаза я наблюдал, как Лидия выносит клетчатую сумку с вещами и ведет за руку плачущую Светку.

— Володя еще, — проговорила старушка, что плакала, разговаривая с Лидией. — Я напишу ему. Он с моим Колей дружил.

— Пошли вон все! — заорала Алла. — Слетелись стервятники на бесплатную еду! Не будет вам ничего, поняли? Никаких халявных поминок!

Старушки попятились к выходу. Лидия и Света уже были за калиткой. Я не спешил, наблюдая, как беснуется Аллочка, еще одна гнилушка, с которой не договориться по-человечески.

— Это ж надо быть такой мегерой, — прошептала Лидия, когда, трясущийся от ярости, я вышел к ним. — Не хочешь помогать, так зачем унижать-то?

Она выбросила деньги, три купюры поплыли по луже, две подхватил ветер, но далеко не унес. Света вырвалась и бросилась их собирать.

— Такова ее суть, — вздохнул я и подумал о том, что сейчас время хабалок и рэкетиров, но еще немного, и они станут людьми второго сорта, восстановится справедливость, и инженер снова станет уважаемым членом общества, а не будет котироваться, как алкаш.

Страшное время, гнилое.

— Тетя Лида, — наконец перешел я к главному. — Я нашел дачу, там две комнаты и печь, и вообще, она вполне пригодна к жизни. Находится в моей Николаевке, но в дачном кооперативе. Свет, вода, все там есть. Но переселиться туда можно, наверное, только в субботу.