Возвращение изгнанника

14

— Что ж, Дженни, должен сказать, что пока все очень спокойно, — улыбнулся Лоренс, сопровождая девушку на прогулке по тенистому саду. — Возможно, опасения Беллы все же окажутся необоснованными.

— Возможно, — рассеянно ответила Дженн, оглядываясь на других гуляющих. Может быть, Аоренсу жизнь в Марсэе и казалась спокойной, но за две недели, проведенные в столице, девушка стала находить, что дворец похож на улей: иногда бурная деятельность была хорошо заметна, иногда — почти невидима, но не прекращалась ни на минуту. Например, весь двор, за исключением самой королевы, с интересом следил, чем кончится нежный роман: вдовствующая герцогиня Койли не давала согласия на брак своего сына с одной из фрейлин королевы, и влюбленным приходилось встречаться тайком. Придворные с увлечением обменивались сплетнями: стоило Дженн решить, будто она услышала самую последнюю, как ей сообщали следующую. Она не любила подслушивать, но, живя в замке, трудно было не соприкасаться с паутиной интриг. Лоренс оказался лучшим провожатым, чем Белла. Он был добродушен и общителен, а также знаком почти со всеми при дворе. Раньше он много времени проводил в столице и поддерживал знакомство со многими аристократами. Сопровождая Дженн, он выказывал ей рыцарское почтение, словно королеве, и иногда они с девушкой весело смеялись над его галантностью. Только благодаря Лоренсу Дженн смогла вынести первые дни в столице, особенно после того, как стало известно о несчастье с дядей Роберта. Дженн хотелось сбежать из королевского замка, кинуться в Данлорн, но что она могла сделать? Роберт лишился любимого дяди, и ничто не могло этого изменить.

Лоренс подвел девушку к уединенной скамье у пруда; неподалеку Дженн заметила королеву, окруженную дамами, но, как и все при дворе, та едва взглянула на Дженн. Рядом с Розалиндой сидел какой-то разряженный придворный, и они, казалось, были увлечены разговором; однако Дженн была слишком далеко от них, чтобы что-нибудь услышать.

На второй день по прибытии она была официально представлена королеве. Розалинда милостиво приветствовала ее, но больше ничего не сказала. Дженн порадовалась, что ей удалось так легко отделаться: девушка не представляла себе, о чем могла бы беседовать с королевой. Селара она почти не видела — лишь однажды он прошел через зал, где она находилась. Высокий светловолосый мужчина не обратил на нее внимания, но это совсем не успокоило Дженн.

Помолчав, Лоренс тихо сказал:

— Я хотел бы поговорить с вами о Белле и в первую очередь просить вас проявить терпение.

Дженн искоса посмотрела на него:

— Что заставляет вас думать, будто я его не проявляю?

— О, на самом деле ничего. — Лоренс заговорщицки улыбнулся. — Просто иногда вас выдает выражение лица. Когда вы только приехали в Элайту, я никогда не мог догадаться, о чем вы думаете. Теперь это гораздо легче.

— Я постараюсь, — прошептала Дженн, опуская голову, — только терпение чаще всего дается мне с трудом.

— Ох, только не примите мои слова за осуждение, Дженни. — Лоренс похлопал ее по руке. — Я просто хотел вам посоветовать дать Белле время привыкнуть… Ваше неожиданное появление произвело в ее жизни огромные перемены.

— Я знаю, Лоренс, — кивнула Дженн. — Обещаю — я буду стараться.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Лоренс и тут же застыл, глядя куда-то за спину Дженн. Тоном заговорщика он шепнул: — Дженни, дорогая, приготовьтесь сделать свой лучший реверанс. Мне кажется, король собрался наконец сделать свой ход.

Глаза Дженн широко раскрылись, но она достаточно владела собой, чтобы не обернуться. Девушка решила делать то же, что и Лоренс: когда он встал, встала и она, когда он поклонился, присела в низком реверансе. Помня поучения Беллы, в этой позе она и. осталась, не поднимая глаз выше украшенных серебряными пряжками серых сапог. Затем повелительный и слегка насмешливый голос велел ей подняться.

— Так это и есть дочка Якоба! Встаньте, дитя, и дайте мне вас рассмотреть.

Дженн позволила себе поднять глаза достаточно, чтобы заметить украшенную изумрудами цепь на шее короля. Ее сердце отчаянно колотилось, она не смела сказать ни слова.

— Да. Вы выглядите как настоящая Росс, — сказал король и нетерпеливо добавил: — О, да перестаньте вы скромничать и смотрите мне в глаза!

Дженн лишь смутно осознавала, что рядом с ней стоит Лоренс, а за спиной короля толпятся придворные. Она подняла глаза и посмотрела на Селара, отчаянно стараясь унять сердцебиение.

Он выглядел не совсем так, как она ожидала. Король оказался старше, выше и дороднее, прищуренные серые глаза смотрели из-под светлых бровей, сведенных к переносице, словно в глубокой задумчивости. У Селара был орлиный нос и тонкие губы, кривившиеся то ли в улыбке, то ли в недовольной гримасе — Дженн не могла разобраться. Мелодичный голос короля звучал тихо, как будто тот не сомневался, что его услышат в любом случае. Держался Селар как человек, привыкший к власти и знающий, как ее использовать.

Так вот каков самый близкий друг Роберта — по крайней мере человек, который был ему другом.

— Я рад, что вы смогли принять мое приглашение, — снова заговорил король. — Я подумал, что вам, выросшей в таких странных условиях, может быть приятно провести весну в Марсэе.

Дженн заметила, что Селар сделал паузу, и поняла, что от нее ожидают ответа. Она открыла рот и с трудом произнесла:

— Да, благодарю вас, сир. Король слегка наклонился к девушке.

— Думаю, для вашего отца оказалось полной неожиданностью, когда после всех этих лет вы появились живая и невредимая. Вам, должно быть, многое пришлось ему рассказать.

— Да, сир.

— Нравится вам наш прекрасный город?

Дженн судорожно сглотнула: в горле у нее пересохло.

— Да, сир.

Селар выпрямился, на его лице продолжала играть мрачная улыбка.

— Что ж, надеюсь, вам и впредь будет доставлять удовольствие пребывание во дворце, миледи, а нам тем временем даже, может быть, удастся найти вам супруга. Я уверен, ваш отец не станет возражать. — Король повернулся к стоящему слева от него человеку. — Напомните мне, чтобы я этим занялся, Нэш.

— Непременно, сир.

Дженн бросила быстрый взгляд на придворного, но тот лишь мягко улыбнулся ей, и девушка вновь сосредоточила внимание на короле. Селар сделал шаг в сторону, словно собираясь уйти, но помедлил. Улыбка медленно сбежала с его лица.

— Было бы несправедливо, если бы я не поинтересовался вашим спасителем, Данлорном. Ведь это он так своевременно нашел вас и вернул в Элайту?

Теперь уже сердце Дженн не просто билось безумно, оно явно собралось выпрыгнуть у нее из груди.

— Да, сир.

— Он теперь, без сомнения, представляется вашему отцу героем… хотя я же забыл: Якоб считает Данлорна предателем, ведь верно?

Дженн была не в силах ответить. Она не могла догадаться, как далеко заведет ее этот допрос, а было так много всего, о чем она не смела говорить. Если бы только Селар забыл о Роберте, если бы перестал расспрашивать ее о нем, если бы просто ушел… Дженн ужасно захотелось воспользоваться колдовской силой и подтолкнуть короля.

Словно в ответ на ее безмолвную мольбу Селар с усмешкой сказал:

— Позвольте дать совет, дитя. Не встречайтесь с Робертом «Дугласом, графом Данлорном, а теперь и герцогом Хаддоном. Уверен, ваш отец оценит мудрость такого решения, даже если не оцените вы. Всего доброго, Лоренс. — Король кивнул им обоим, потом в сопровождении Нэша вышел из сада. Дженн смотрела ему вслед и видела, как Селар прошел мимо королевы, лишь едва склонив голову.

Лоренс, стоявший рядом с Дженн, шумно перевел дух.

— Молю богов, чтобы этим все и кончилось. Вы хорошо справились, Якоб гордился бы вами.

— Гордился? — Дженн следила за окружающими королеву дамами, которые бросали взгляды в ее сторону. — Чем? Тем обстоятельством, что я его не опозорила?

Лоренс тихо рассмеялся:

— Пойдемте. Думаю, нам следует отчитаться перед вашей сестрой. Если повезет, Белла теперь немного оттает. Я рад, что ее не оказалось с нами. Она не любит Селара, винит его в случившемся с Якобом несчастье.

Взяв девушку за локоть, Лоренс решительно повел ее в замок.

Розалинда покинула сад, сопровождаемая Кандаром и фрейлинами. Ей снова не удалось поговорить с Селаром. Впрочем, даже если бы она и спросила про МакКоули, супруг ничего бы ей не сказал. Ее вопросы, как всегда, лишь вызвали бы раздражение, и король мог вовсе запретить ей посещать опального епископа. Так как же ей оказать помощь МакКоули? Как узнать, не замышляет ли Селар против него чего-то еще более ужасного?

Кандар… Сможет ли он быть чем-то полезным? В конце концов, он же кузен Селара, и тот ни в чем не заподозрит его, если родич начнет задавать вопросы; более того, собственному кузену Селар скорее всего скажет правду о своих намерениях. Да, это лучший путь, да и единственный. А уж потом она найдет способ передать послание Годфри.

Но как попросить Джорджа о такой услуге? Заговорить прямо сейчас, когда ее дамы навострили ушки и пристально следят за всеми, с кем она разговаривает? Можно, конечно, ограничиться намеками, но тогда Кандар может совсем неправильно понять ее…

В этом случае он просто спросит Селара напрямик, а уж тот сразу поймет, кто на самом деле интересуется МакКоули… и тогда… тогда…

Да и какой во всем этом смысл? Никто из них ничего не может сделать, чтобы освободить МакКоули. Даже Годфри не обещал ничего такого. Для Розалинды предпринять столь откровенную попытку значило выдать себя и ничего не достичь. Единственное, что ей оставалось, — эта ждать и внимательно прислушиваться ко всему, что говорится вокруг. И проявлять терпение.

Да, только терпение и надежда ей и остаются; как ни мало этого, даже проблеск надежды лучше полного отчаяния…

— Умоляю вас, сир, обдумайте еще раз свое решение. Вы ведь уже подписали приговор, осталось лишь определить день казни. Откладывать опасно!

Нэш смотрел, как Вогн распаляет себя, снова и снова обращаясь к королю; проктор в последние дни стал так несдержан — удивительно, как Селар это терпит. Но король лишь кивнул Вогну с насмешливой улыбкой, на взгляд Нэша — откровенно оскорбительной. Вогн, впрочем, ничего не заметил и продолжал:

— Если оставить Блэра в живых, ему, несомненно, будет оказана поддержка. И если он…

— Разве я сказал, что собираюсь оставить Блэра в живых? — Селар поднялся и прошел вдоль всего пустого сейчас стола совета. — Я просто сообщил вам, что не готов еще назначить дату. Я хочу, чтобы он как следует помучился. Его жена и сын в наших руках, и пока это так, ни сам Блэр, ни его сообщники ничего не предпримут.

Думаю, что приму решение на следующей неделе. Да, и раз уж мы коснулись этой темы… Мне казалось, я выразил вам свое желание видеть живыми обоих — и Блэра, и Хаддона. Так почему в темнице всего один узник?

Вогн равнодушно пожал плечами:

— Печальная случайность, сир. Хаддон отказался сдаться и сражался так, что его оказалось невозможно захватить. Я расспросил солдата, который его убил: у парня просто не оставалось выбора.

Селар кивнул.

— Тем не менее я желаю, чтобы солдата наказали. Не очень сурово, конечно: просто чтобы остальные не забывали о необходимости выполнять мои приказы. Молодой человек, впрочем, оказал мне услугу, избавив нас от Хаддона.

— Слушаюсь, сир. А как насчет Данлорна?

— Что насчет Данлорна?

— Разве не пора послать комиссию, чтобы доказать его участие в заговоре дяди? Данлорн наверняка заранее знал о его измене. А если Данлорн — участник мятежа, он должен быть наказан.

— Должен? — Селар словно выплюнул это слово. — Когда мне понадобится что-нибудь узнать о Данлорне, я спрошу. До того я ничего не желаю слышать.

— Но, сир, не можете же вы продолжать его защищать! Теперь, когда Блэр и МакКоули схвачены, Данлорну ничего не будет стоить поднять народ против вас — хотя бы только чтобы освободить тех двоих.

— Я однажды уже сказал вам, проктор, — тихим голосом ответил Селар, — что Данлорн никогда не выступит против меня. Никогда, вы поняли? Я принял решение оставить его в покое — как я поступил и с Якобом Россом — еще десять лет назад. Пусть живут, как им хочется. Они не смогут и не захотят причинить мне вред, а потому лучше оставить их заниматься своими делами, чтобы симпатизирующий им народ о них забыл. Бездействие Данлорна быстро лишит его той поддержки, которую он мог бы иметь сразу после возвращения, а что касается Блэра… У нас нет доказательств того, что Данлорн знал о его намерениях. Мне этого достаточно, значит, и вам тоже. Я ясно выражаюсь?

Вогн надулся и стиснул зубы:

— Да, сир.

Когда проктор с поклоном вышел, Селар взглянул на Нэша.

— Этот глупец совсем запутался. Я больше уважал бы его, научись он держать себя в руках и не выставлять на посмешище.

Нэш позволил себе улыбнуться:

— Не вы один так считаете, сир.

Селар отодвинул от стола кресло и уселся.

— Я не стал бы с ним церемониться, — вздохнул он, — если бы все еще не нуждался в поддержке Гильдии. Как вы считаете, возможно ли заменить Вогна Осбертом?

— Пока еще нет.

— Жаль, — протянул Селар. Нэш сплел пальцы и пробормотал:

— Можно мне задать вопрос?

— Конечно.

— Почему вы все еще защищаете Данлорна? О, я понимаю, что вы не хотите выступать против него открыто, особенно теперь, после недавней смерти его дяди. Вы не хотите, чтобы он превратился в мученика. Но мне кажется, что за вашим отношением кроется что-то еще.

Селар медленно кивнул и опустил глаза.

— Верно, Сэмдон, много, много чего-то еще. — Нэш молчал, зная, что, если Селара не торопить, он скажет больше. — Вогн и остальные продолжают считать, что я все еще чувствую себя в долгу перед Данлорном за то, что он спас мне жизнь, — после паузы продолжил Селар. — Может быть, в какой-то мере это и так, но не чувства направляют мои действия. Я не могу объяснить вам, почему я удалил его из совета, — достаточно сказать, что с момента, когда он покинул Марсэй, все радикально переменилось. Вы должны понимать, каким грозным противником он был. Пока он оставался рядом со мной, я с наслаждением следил за его действиями, за тем, как блистательно он разделывался с доводами своих врагов. Однако так не могло длиться вечно. Думаю, мы оба это понимали. Впрочем, в свое время он, безусловно, был мне полезен.

— И полезен до сих пор. Селар еле заметно улыбнулся:

— Пока Вогн ярится по поводу моей несговорчивости насчет Данлорна, он не досаждает мне с другими делами. И кто знает, когда мне понадобится подходящий козел отпущения? — Селар резко поднялся и потянулся. — Нет, пусть лучше все остается как есть. Я предпочитаю не иметь дела с Данлорном, чем оказаться перед необходимостью вступить с ним в борьбу. К тому же для Вогна почему-то Данлорн — больная мозоль. Он утверждает, что для этого есть веские причины, но не говорит какие. Мне кажется, Роберт утратил желание снова вступать в борьбу. Он не больше стремится стать вождем, чем любая овечка в стаде. Что бы ни думал и ни говорил Вогн, Роберт поклялся мне в верности, а я знаю точно, что он скорее умрет, чем нарушит клятву. Он однажды предостерег меня, что, если я когда-нибудь нанесу удар по его семье, он меня уничтожит. Что ж, прикончив его любимого дядюшку, я именно это и сделал, и все же Данлорн не пикнул. Вот я и говорю: Роберт выдохся. Кстати, — Селар обошел вокруг стола и жестом предложил Нэшу следовать за собой, — что вы думаете о вновь обретенном отпрыске Якоба?

— Она довольно хорошенькая, — поднял брови Нэш, — хотя и еле связывает слова. Думаю, это следствие подавляющего влияния вашей личности.

Селар рассмеялся и хлопнул Нэша по плечу.

— Так и должно быть. Оставляю решение насчет девушки на ваше усмотрение — в конце концов, пригласить ее сюда была ваша идея. Выясните, действительно ли она так тупа, как кажется, и искренне ли ее желание постричься в монахини. Если нет, то нужно будет найти ей мужа — кого-нибудь, кому я могу доверять, — и сделать это раньше Якоба. Поговорите с ней, завоюйте ее доверие — только следите за тем, чтобы рядом не оказалось ее сестрицы. Клянусь: у этой женщины язык острее моего меча!

Нэш посмеялся вместе с Селаром; да, конечно, он поговорит с девушкой — разве может он нарушить приказ короля!

Ночь была тихой и безветренной. Город сладко спал, хотя этот сон никак нельзя было бы назвать невинным. Лишь церковный колокол, отбивающий часы, нарушал безмолвие. Нэш устроился на своем любимом месте у окна и закрыл глаза.

Он проделывал это уже в пятый раз за последние недели, но каждая попытка найти неизвестного колдуна оканчивалась неудачей. Вместо того чтобы избавить его от опасений, такое отсутствие результатов лишь усиливало озабоченность Нэша. Неужели он мог кого-то пропустить? Неужели все его старательно продуманные планы нейтрализовать Врага провалились? Может ли случиться, что Враг объявился как раз теперь, когда Союзница так близка?

В такое с трудом верилось — но все же ничего невозможного тут не было. Оставался шанс — хоть и небольшой, — что Наш не нашел всех родившихся тогда детей.

Впрочем, нет. Тот всплеск исходил от кого-то очень, очень сильного. Даже сам Нэш не был так силен в восемнадцать лет.

Значит, это не Враг, это кто-то другой. Но кто?

Нэш глубоко втянул воздух и задержал дыхание. Соединив руки, он коснулся кольца с кроваво-красным камнем, которое всегда носил на левой руке, и сосредоточился, безмолвный и неподвижный. Дыхание его прервалось, мысли растаяли. Нэш выплеснул на город свою темную силу.

Вот Валена, спящая в своем домике неподалеку от резиденции Гильдии. Ее аура была такой яркой, такой знакомой, Нэш видел женщину отчетливо, как днем. Вот Вогн, Осберт, другие гильдийцы. Нэш послал свой колдовской взгляд дальше, вниз по склону холма, на котором стоял замок, к реке. Ауры тысяч крошечных спящих душ, бессильных и бесплодных. Ауры этих людей не были похожи на ауры колдунов: они были бледные и безжизненные, почти невидимые, заметные лишь опытному глазу. Нэш двинулся дальше — вдоль берега, к холодной воде, потом обратно, к замку. Там тоже было множество спящих, не замечающих его легкого прикосновения. Король, его советники, придворные… Все спят. Все, кроме…

Нэш широко раскрыл глаза. Нет! Это невозможно! После всех его усилий… Она не могла этого сделать в одиночку!

Но ей удалось. Теперь сомнений быть не могло — мучительная очевидность… Касание, которое он ощутил вечером того дня, когда она приехала в столицу, означало одно: это она, Союзница. Каким-то чудом, несмотря на все принятые меры, она сумела развить свою силу — независимо от него, Нэша, и теперь он не имел над ней никакой власти!

Нэш вскочил и заметался по комнате, но идти ему было некуда; он был полон бесполезной энергии человека, внезапно оказавшегося в опасности — опасности близкой, реальной, заставляющей стыть в жилах кровь. Нэш резко остановился и взглянул на кольцо у себя на руке. Его затряс непреодолимый хохот, и Нэш против воли восхитился ситуацией.

Итак, ему предстоит решить гораздо более трудную задачу. Что ж, он всегда знал, что управлять Союзницей будет нелегко. Однако свою природу изменить она не может. И самое приятное: теперь Нэш не сомневался, что Враг не имеет никакого отношения к последним событиям.

С этой утешительной мыслью Нэш сбросил одежду и улегся в постель; когда он уснул, с его лица все еще не сходила улыбка.

Дженн в одиночестве бродила по коридорам замка. Белла наконец разрешила ей выходить без сопровождающих, и Дженн не искала общества. Сейчас ей хотелось лишь покоя. Оставалось еще две недели до того дня, когда они смогут покинуть Марс эй, не вызвав нареканий. Две долгие, унылые, полные напряжения недели. Две недели, когда нужно следить за каждым словом, каждым жестом, когда любая мелочь может все безнадежно испортить. Король поговорил с ней и теперь, казалось, решил оставить ее в покое, но только что это могло значить? Он о ней забудет? Или ей предстоит просто сидеть и ждать, когда он найдет ей подходящего мужа, как обещал?

Какой смысл беспокоиться и все думать и думать о короле? Она бессильна его остановить, может делать только то, что ей скажут. Она в ловушке, откуда нет выхода: если бы ее бросили в темницу, она не была бы более беспомощна. Жизнь, которую ей предстоит вести, так не похожа на все, что она испытала до сих пор…

Одна стена галереи, по которой шла Дженн, была прорезана окнами, и яркие солнечные лучи делали деревянный пол полосатым. С другой стороны располагались двери, а в конце проход делал резкий поворот. Когда Дженн дошла до него, до нее донеслись голоса. Опираясь рукой на каменную стену, девушка осторожно выглянула. По галерее перед окнами прогуливались две знатные — судя по их нарядам — дамы: третья, более преклонного возраста, сидела на мягком табурете. Дженн уже собралась пройти мимо них, но что-то в тоне их беседы заставило ее помедлить. Она сделала шаг назад, чтобы ее не заметили, и стала ждать.

— Она была так неуклюжа, Фрэнсис, что и сказать вам не могу. Жаль, что вы не видели!

— Да, хотелось бы мне на нее посмотреть!

— Представьте: король, одетый так, что затмевает всех лордов, выходит в сад и специально подходит и заговаривает с ней. И что же она отвечает?

— Да, что она ответила? — спросил старческий голос.

— Ничего! Или почти ничего — только «да, сир» и «нет, сир». Ну разве можно в такое поверить? Король выбрал ее для беседы, а она ни слова не может вымолвить!

— Ну, у вас, Хетти, таких трудностей не возникло бы.

— Конечно, нет. Впрочем, я ведь не воспитывалась в столь… романтических условиях, как она.

— Прекрасно сказано.

— Но скажите пожалуйста: о чем она только думала, являясь ко двору? Рассчитывает найти мужа — в своем-то возрасте? Ей, должно быть, восемнадцать или девятнадцать. Кто ее возьмет?

— Ну ведь она — наследница Элайты.

— Это верно, но девчонка не следит за модой, носит цвета, которые ей не к лицу, а уж манеры! Не знаю, о чем только некоторые люди думают! Ведь могла бы эта ее надутая сестрица руководить бедняжкой!

— Может быть, она не может себя заставить. Не уверена, что на ее месте приветствовала бы появление подобной родственницы — особенно после всех приключений, которые, несомненно, ей выпали.

— О да! Можно себе представить!

— Я не сомневаюсь, что вы это себе прекрасно представляете.

— Что за варварство — считать, будто девица сможет снова войти в благородное общество, словно получила нормальное воспитание. Я слышала, что она провела большую часть жизни, прислуживая в таверне!

Дженн не захотелось слушать дальше. Она повернулась и побежала обратно. Необходимо выбраться отсюда, из этого душного, прогнившего места. Она не глядя сбежала по лестнице и распахнула дверь внизу. Неожиданно она оказалась на ярком солнечном свету — в центральном дворе замка. На мгновение она замерла на месте; ее сердце громко колотилось. Немного успокоившись, девушка двинулась к воротам. Неподалеку виднелась базилика, величественная и полная покоя. Дженн, задыхаясь, добралась до высокой бронзовой двери и толкнула ее.

Внутри было темно, хоть солнечный свет и струился сквозь витражи. Дженн поспешно вошла внутрь и двинулась дальше уже спокойнее. Здание было почти пусто, и его прохладные тени и простор высокого купола охватили девушку, как успокаивающее объятие. Дженн постепенно отдышалась, но противоречивые чувства все еще терзали ее, когда она приблизилась к ступеням алтаря. Высоко над ней на стене висел триум, символ вечно нераздельных богов. Минея, Серинлет, злой Бролех…

Не задумываясь, Дженн опустилась на колени, не сводя глаз с триума. Она попыталась молиться Минее, но слова не шли. Казалось, даже мысли Дженн лишились свободы.

— Она знает, что вы молитесь ей, даже если вы не знаете, что сказать.

Дженн вздрогнула при звуке тихого голоса у нее за спиной и медленно обернулась. Рядом стоял молодой священник, сложив руки под стихарем.

— Именно так действует вера, — продолжал он. — Понимаете, она рождается не в разуме, а в сердце. Минея знает это. Она знает, что у человека может не оказаться сил молить о спасении кач раз тогда, когда он больше всего нуждается в помощи. Поэтому слова не важны.

Голос священника был тих и спокоен, манеры мягки. Взгляд его был взглядом священнослужителя, а не лорда или короля. Он ничего от Дженн не требовал — даже ответа на свои слова.

Девушка снова взглянула на триум.

— Тогда почему же мы молимся?

— А почему мы разговариваем? Когда мы возносим молитву, мы обращаемся не только к богам, но и к себе. Иногда единственный способ понять свои чувства — это выразить их в молитве.

— Я не могу сделать ни того, ни другого, — прошептала Дженн, опустив голову. Она медленно поднялась на ноги и взглянула в лицо священнику.

— Со мной такое тоже иногда случалось, дитя мое. Самое важное — ваша искренняя вера в Минею.

Дженн пожала плечами, продолжая смотреть на священника.

— Я привыкла верить в себя, отец. Теперь же я чувствую, что не в силах верить никому.

Священник некоторое время молчал, потом протянул Дженн руку и повел ее прочь от алтаря в южный придел базилики. Затем он снова начал говорить, еще более тихим голосом, чем раньше.

— Я знаю, в такие моменты трудно сохранить веру, но помните — вы не одиноки, даже если кажется, что все, кто вас любил, вас бросили.

— Дело не в этом, отец, просто… Священник остановился, ожидая продолжения.

— Я… Мне нигде нет места. Я так многого лишилась… Хотя мне не следует жаловаться. Я хочу сказать — я нашла своего отца, нашла свой дом. Но… но я лишилась свободы! Куда бы я ни повернулась, меня окружают другие люди, требующие чего-то, принуждающие… Теперь не имеет значения, кем я была, что делала. Жаловаться не следовало бы — я так много теперь имею, но… — Дженн умолкла и обвела взглядом базилику, словно в поисках ответа на свои вопросы. — Я просто не знаю, кто я теперь.

Девушка в отчаянии посмотрела на священника. Тот ответил ей ласковой улыбкой.

— Да нет же, знаете. Вы знаете это точно. Вы не изменились, просто на вас свалилось больше, чем вы можете воспринять за короткое время. Рано или поздно вы во всем разберетесь и, когда это случится, сами же будете удивляться, почему считали это проблемой.

— Но проблемы стоят передо мной сейчас, отец, — возразила Дженн, однако священник поднял руку и мягко коснулся ее губ.

— Вы не одиноки, Дженн, поверьте мне.

Дженн вытаращила на него глаза, но священник не отпустил ее руки. Дженн? Откуда он знает, кто она такая? Почему он так ее назвал?

Должно быть, он прочел изумление у нее на лице, потому что мягко пояснил:

— Мне кажется, у нас есть общий знакомый. Финлей. Дженн ничего ему не ответила, но позволила проводить себя до двери. Прежде чем расстаться, священник сказал:

— Я — отец Джон Баллан, миледи. Если я вам понадоблюсь, вы всегда найдете меня здесь, а если захотите кого-то за мной послать, то нужно просто спросить секретаря архидьякона Хильде — рика. Вы не одиноки, дитя мое, и никогда не будете одиноки.

Отец Джон начертил на лбу Дженн знак триума, благословляя девушку, потом с мягкой улыбкой попрощался с ней.

Дженн медленно спустилась по ступеням, не оглядываясь назад. Не одинока? Как это? Внутри себя она была одинока — даже если бы Роберт мог с ней мысленно разговаривать, сейчас их разделяло слишком большое расстояние. Так что легко священнику говорить такое…

— Добрый день, миледи. Решили осмотреть нашу прекрасную базилику? — Дженн резко обернулась. Это оказался тот гильдиец, что сопровождал короля. Он улыбнулся и пошел с ней рядом. — Впечатляющее здание, не правда ли? Там так много настоящих произведений искусства, а эти великолепные витражи! Мы, жители Марсэя, очень гордимся нашей базиликой.

Дженн собрала остатки самообладания и вежливо ответила:

— Да, действительно, у вас есть для того все основания.

— Некоторые мои братья в Гильдии даже несколько ревнуют. Резиденция Гильдии, конечно, добротное здание, но ему не сравниться с устремленным ввысь величием базилики. Я показал бы вам резиденцию Гильдии, но, как вам известно, доступ туда имеют лишь члены святого ордена.

— Конечно, — кивнула Дженн. С чего бы гильдийцу беседовать с ней — да еще так любезно? Или его послал король?

— Вы возвращаетесь в замок, миледи? Не позволите ли мне проводить вас? — Нэш поклонился, и они начали подниматься на холм к воротам замка. — Думаю, вам в столице многое кажется таким непривычным… Здесь все так бурлит по сравнению с вашей тихой Элайтой.

Дженн искоса взглянула на спутника:

— Вы знаете Элайту?

— Я проезжал через нее однажды, много лет назад, — ответил Нэш. — Невероятно красивое место с величественными горами вдали. В ясный день, должно быть, из замка все видно вокруг на многие лиги.

— Действительно, это так. Я полюбила Элайту с первого взгляда. — Несмотря на все свои заботы, Дженн обнаружила, что разговаривать с гильдийцем легко и приятно.

— У вас, наверное, была возможность хорошо узнать окрестности, после того как вы вернулись?

— К сожалению, нет. На это не было времени — ведь мне так многому нужно было учиться. Я предвкушаю поездки верхом, когда я смогу побывать в холмах и в лесу. Пока что я их видела только с башни замка.

Нэш кивнул:

— Простите меня, миледи, но вы же понимаете: ваше неожиданное возвращение к отцу вызвало много разговоров. Мы все считали, что детей, похищенных во времена Смуты, найти уже не удастся. Кажется просто чудом, что вас нашли. Правда ли, что вы ничего не помните о своей прежней жизни в Элайте?

Дженн хотелось быть любезной со своим спутником, ответить ему в том же легком тоне, но у нее в памяти все еще звучали голоса тех женщин, их злобные речи. Да и какими бы мягкими ни были манеры этого человека, он все равно оставался членом Гильдии и приближенным короля. Поэтому она ответила сдержанно:

— Я совсем ничего не помню. Для меня оказалось полной неожиданностью, когда мне сообщили о моем истинном происхождении. Я даже не сразу в это поверила.

— А теперь? Я слышал разговоры о вашей приверженности церкви. Вы намерены постричься в монахини?

Дженн в растерянности ухватилась за первую же фразу, пришедшую на ум:

— Я… я еще не решила, хотя должна признаться, что такая жизнь меня привлекает. Я слишком много лет провела в скитаниях и жажду умиротворения, которое достижимо лишь в стенах монастыря. Конечно, мне следует подождать — нужно еще так многому научиться, да и покидать отца так быстро после возвращения я не хочу.

Проклятие, откуда взялась такая откровенность?

— Конечно. — Нэш кивнул и понимающе улыбнулся. Он держал себя так просто, так открыто… — Простите меня, миледи, но ведь вы относитесь ко мне с подозрением, верно?

Дженн бросила на него изумленный взгляд, но гильдиец, похоже, не ждал ответа.

— Вы соблюдаете вполне понятную осторожность, я знаю. Вы гадаете, не донесу ли я о ваших словах королю.

— Ну… — Дженн запнулась, не уверенная, следует ли признать справедливость этих слов. Впрочем, отпираться, пожалуй, бесполезно. — Я знаю, что вы близки к королю. Я не могу не задумываться о том, почему он вызвал меня сюда.

Нэш добродушно рассмеялся:

— Вы очень тактичны, миледи. Со мной это не обязательно. Не сомневаюсь, ваши друзья объяснили вам причины интереса к вам. Не обижайтесь и не бойтесь. Король не хочет вам зла.

Дженн взглянула в глаза гильдийцу, но прочла в них лишь честность и прямоту, необычные для придворного. Трудно было не испытывать к нему симпатии. Дженн нерешительно улыбнулась.

— Я никогда такого и не предполагала. Но вы должны понять: все здесь для меня ново и незнакомо.

— Конечно. — Нэш снова улыбнулся.

Теперь они дошли до внутреннего двора, где толпа придворных собралась вокруг всадников, отправляющихся на прогулку в холмы. Нэш бросил на них взгляд, потом снова повернулся к Дженн:

— Будет очень жаль, если, пока вы здесь, вам не позволят осмотреть окрестности Марсэя, миледи. Как вы полагаете, ваша сестра согласится отпустить вас со мной — может быть, завтра?

— Я… — Дженн смутилась. Ей очень хотелось бы отправиться на прогулку, но с Нэшем? Одним из главарей Гильдии?

— Ах, Нэш! Вот вы где!

Дженн и Нэш обернулись и увидели быстро приближающегося к ним самого проктора Вогна. — Вас спрашивал король… — Вогн оборвал фразу, заметив Дженн. Девушка покраснела под его пристальным взглядом и опустила глаза.

— Я полагаю, вы — леди Дженнифер, — проворчал Вогн. — Хочу воспользоваться возможностью приветствовать вас при дворе — а также поздравить с возвращением в число живых.

Вогн поклонился, но Дженн почему-то ощутила смутное беспокойство. Ничего подобного она не испытывала, даже разговаривая с королем, и поспешила отнести это за счет ужасной репутации проктора. В конце концов, перед ней был смертельный враг Роберта, поэтому настороженность была естественной. И все же ее тело напряглось, словно ожидая нападения.

Дженн подняла глаза и увидела на лице Вогна улыбку, которую сам он, по-видимому, считал ласковой; однако Дженн сочла, что она скорее напоминает гримасу.

— Я собирался побеседовать с вами, миледи, как только услышал о вашем прибытии. Меня заинтересовала ваша история. Поразительное событие. Удивительно, как это его светлости пришло в голову вернуть вас отцу через столько лет после вашего исчезновения, но я не сомневаюсь, что он счел это благородным поступком. Скажите мне, — добавил, сбросив улыбку, как маску, — говорил он вам о своих планах?

Дженн смотрела в бесцветные холодные глаза, и ее беспокойство росло. Все это так напоминало допрос, который устроил ей совет Анклава, и к тому же девушку охватило ощущение чего-то темного, зловещего, словно смрадное дуновение из сточной трубы. Исходило ли оно от Вогна? Или во дворе был кто-то еще?..

Однако Вогн ждал ответа. Дженн притворилась, что не поняла.

— Его светлость? Кто это, милорд проктор?

— Герцог Хаддон — вы, конечно, знали его как Данлорна. Ну так что?

— Милорд?

— Что вы знаете о его планах, дитя? — проревел Вогн. На него уже начали оглядываться.

В глубине души Дженн начали прорастать семена паники. Они все смотрели на нее, только и ждали, чтобы она сказала или сделала что-то неправильно. Что-то, что принесет ей беду — ей или Роберту. Дженн растерялась. Если бы только можно было убежать, убежать от них всех…

— Я понимаю ваши колебания, миледи, — продолжал Вогн сладким голосом, — но вы только себе навредите, если не станете отвечать. Вы должны знать, что Данлорн — предатель. Не захотите же вы оказаться его сообщницей? Вы должны сказать мне, когда он собирается явиться в Марсэй. Я знаю, что он это сделает. И я желаю знать когда.

Дженн отчаянно искала слова, старалась придумать, как выгородить Роберта.

— Он… Его светлость ничего не говорил про Марсэй. Он сказал, что собирается остаться в Данлорне.

— Вы лжете! — рявкнул Вогн и схватил Дженн за руку. — Он и вас развратил, так что вы приняли его сторону! Отвечайте, девчонка! Скажите мне правду!

Дженн охнула: пальцы Вогна впились ей в руку. Она попыталась высвободиться, но проктор был слишком силен. Он заманит ее в ловушку или будет держать в темнице, пока она не скажет того, что он хочет… Он не отпустит ее, пока она не признается — не важно в чем, он все равно использует это во вред Роберту. Но как ей быть? Сможет ли она солгать ради того, чтобы вырваться от этого человека? Чтобы избавиться от отравы зла, которая с такой ледяной настойчивостью вливается ей в душу?

Да! Она готова на все — лишь бы вырваться. Сейчас и навсегда. Бежать от этих ненавистных лиц, от обмана, ненависти и страха.

Ее собственного страха. Все ее существо жаждало освобождения. Да. Она скажет что угодно… даже…

Предаст Роберта?

О боги! Что она готова сделать!

Дженн втянула в себя воздух и в упор посмотрела на человека, который все еще продолжал стискивать ее руку. Она увидела прищуренные глаза, отечное лицо, глубокую и беспощадную ненависть к единственному противнику, которому хватило и отваги, и силы, чтобы ему противостоять. Но потом она увидела его истинную сущность. Мелочность, жадность, мстительность… Когда его время минует, ничего не останется от его жажды власти, ничего не останется от него самого — только воспоминание о чем-то злобном, извращенном.

Словно стена рухнула в сознании Дженн; исчезли все страхи и отчаяние последних недель. На их месте остался лишь холодный, беспощадный гнев.

Дженн намеренно позволила глазам наполниться слезами, боязливо взглянула на Вогна, заставила свой голос дрогнуть.

— Простите меня, милорд. Я совсем не хотела казаться непокорной.

Говоря это, она направила свою силу в глубь этой липкой влажной плоти. Как ее учила Шиона? Надавить, сначала слегка. Потом сильнее. Оттолкнуть его мысли прочь от нее, прочь от Роберта.

— Мне очень жаль, но его светлость говорил лишь о своем желании вернуться домой. Мне кажется, он собирается там и оставаться. У него нет стремления возвращаться ко двору. — «Верь мне», — твердила она, усиливая давление. «Забудь. Оставь меня в покое».

Она выдержала взгляд Вогна; неожиданно тяжесть и беспокойство исчезли. Дженн чуть не вздохнула с облегчением.

Вогн поднял брови и выпустил руку девушки. Когда он заговорил, в его тоне звучало полное удовлетворение.

— Прекрасно, миледи. Искренне надеюсь, что вы получите удовольствие от пребывания в столице. Нэш, проводите леди Дженнифер в ее покои, прежде чем пойдете к королю.

Вогн повернулся и ушел, и Дженн с трудом удержалась от того, чтобы не рассмеяться с триумфом. Но опасность еще не миновала. Дженн повернулась к Нэшу.

— Благодарю вас за вашу любезность, сэр. Прошу, не позволяйте мне отвлекать вас от обязанностей перед королем. Я могу дойти до своих комнат и одна. Я с удовольствием поеду с вами завтра, если сестра позволит.

Нэш выглядел озадаченным, и на мгновение девушке показалось, что он хочет задать ей какой-то вопрос. Потом выражение его лица переменилось, и Нзш улыбнулся:

— Что ж, сегодня вечером я попрошу ее согласия. — Он почтительно поклонился и ушел.

Дженн ужасно хотелось припуститься бегом; ей было трудно сдержать свое ликование, однако она заставила себя чинно войти в здание и подняться по лестнице. Наконец, добравшись до ведущего к их с Беллой покоям коридора, она рассмеялась и, подхватив юбки, закружилась на месте. Заглянув в свою комнату и никого там не обнаружив, Дженн решительно постучалась в дверь сестры. Получив разрешение войти, она не колеблясь переступила порог.

Белла сидела у стола и писала письмо, а Лоренс лениво листал толстую книгу.

— Как удачно, что вы оба здесь, — с довольной улыбкой сказала Дженн. — Думаю, нам пора прекратить участие в этом спектакле и отправляться домой. Если не возражаете, я велю Адди предупредить нашу охрану, и тогда, поторопившись со сборами, мы смогли бы выехать завтра утром.

— Ты что, — подняла голову от письма Белла, — сошла с ума? Мы не можем так просто уехать. Мы еще не пробыли здесь столько, сколько велено. Король…

— Король нисколько мной не интересуется, а если я ему понадоблюсь, он знает, где меня найти. Думаю, нам лучше уехать. — Дженн усмехнулась: наконец-то она чувствовала себя самой собой, чего с ней уже давно не случалось. Полезно все-таки бывает разозлиться, особенно если эта злость оказывается направлена на жалость к себе и боязливость.

— Но мы не можем покинуть двор, — настаивала Белла.

— Послушай, если королю действительно хочется, чтобы я жила в столице, это ведь сразу выяснится, — убеждала ее Дженн.

Лоренс, как всегда спокойный, подошел к сестрам.

— Мне кажется, Дженни, что вы слишком торопитесь.

— Ничего подобного, Лоренс. Я прекрасно знаю, что делаю. Мы достаточно долго играли в эти игры, достаточно расстилались перед королем из страха перед тем, что может случиться. Поверьте, Селар не видит во мне угрозы, по крайней мере такой угрозы, которую нельзя устранить, выдав меня замуж. Мне надоело извиняться за свое возвращение, извиняться за свой Дом. Мне потребовалось тринадцать лет на то, чтобы найти свою семью, и будь оно все проклято, если теперь я буду стыдиться своего имени! Давайте собираться.

— Но, Дженни… — снова начал Лоренс.

— И, пока не забыла, — с ледяной улыбкой перебила его Дженн, — я предпочла бы, чтобы вы не называли меня Дженни. Дженн или Дженнифер вполне подходящие имена.

Девушка повернулась и направилась к двери, бросив через плечо:

— Дайте мне знать, если понадобится помощь в сборах.

Лунный свет плясал на волнах Виталы, словно стая светлячков в ночи. Легкий ветерок влетал в открытое окно Нэша. Он подставил лицо мягкому дуновению, позволил ему ласкать свои щеки, бросать волосы в глаза.

Селар только посмеялся — посмеялся ее смелости и сказал: «Пусть едет».

Нэшу пришлось присоединиться к королевскому веселью — он знал, что бессилен остановить девушку. Пока еще бессилен.

Проклятие, она была так близка! Нэш шел с ней рядом, мог коснуться ее рукой. Он не торопил события, понимая, что в таких делах поспешность неуместна, потому что рассчитывал, что девушка пробудет в Марсэе целый месяц. Но нет, она ускользнула…

Его ждала Валена, он должен был этой ночью прийти к ней. Она, конечно, захочет узнать, что случилось, но Нэшу сейчас ее навязчивые ласки совсем не казались привлекательными. Ему нужно как следует подумать. За последний год он продвинулся далеко, очень далеко — добился так необходимой ему дружбы короля. Однако он еще не обладал достаточным влиянием, чтобы помешать Дженн уехать.

Нэш по давней привычке послал в ночь свое колдовское зрение. Теперь, когда они встретились, он должен быть в силах найти Дженн, где бы она ни была. Однако он не почувствовал ничего — совсем ничего, так же как и днем.

О, несомненно, она очень искусно разделалась с Вогном. Нэш сделал тогда совсем простую вещь — потянулся к ней и попытался нащупать ее щит, но даже такой малости ему не удалось сделать. Все, что он мог видеть колдовским зрением, — это отсутствие Дженн. Да, она обладает огромной силой — как и было предсказано.

Наш взялся за древний манускрипт, лежавший на подоконнике, и начал разбирать мелкий почерк. Рукопись была на древнесэльском — языке, давно забытом и почти никому теперь не известном. Во всей Гильдии не набралось бы и полудюжины ученых, способных разобрать эти каракули, — и еще меньше тех, кто понял бы хоть одно слово из прочитанного. Но Нэш понимал…

«Да не будет ей дозволено жить и найти сподвижников, ибо ей назначено повести силы света против Ангела Тьмы. Она — свет надежды для тех, кто нас низвергнет. Однако нам должно оберегать ее, пусть и стремится она нас уничтожить. Она — последняя в своем роду, ею все кончается и все начинается. Лелейте ее и радуйтесь ей, соединитесь с ней навечно».

Нэш снова взглянул за окно; на луну набежало прозрачное облачко. Нэш уронил манускрипт на пол и снова подставил лицо прохладному ветерку.

Дженнифер Росс. Союзница. Он должен ею завладеть — или уничтожить ее.

Да будет так.