Возвращение изгнанника

11

Приют находился неподалеку от рыночной площади, в самом центре деревни Фенлок, только в полулиге от Элайты. Из двери часовни над деревьями, окружающими дома, была видна возносящаяся ввысь золотистая башня замка. Весна окрасила в яркие цвета природу, принесла с собой ощущение праздника. Когда растаяли последние сугробы, Дженн почувствовала, что может наконец дышать свободно.

Всю зиму она ходила сюда вместе с Беллой. Какой бы ни была погода, после воскресной мессы сестра вела ее через деревню сюда, в приют. Они приносили свежевыпеченный хлеб, овощи из кладовых и эль из пивоварни при замке. Каждую неделю Дженн посещала больных и нищих, бездомных и обездоленных — и с каждой неделей все больше чувствовала свою близость к ним. Теперь она знала всех по именам, знала об их семьях, их надеждах и мечтах. Когда же кому-то помочь было уже ничем нельзя, Дженн преклоняла колени рядом с сестрой и молилась за упокой отлетающей души. Это была работа, доставляющая удовлетворение и к тому же необходимая. Церковь утратила право распоряжаться в приюте, но ни один гильдиец пока не появлялся в Фенлоке, чтобы взять бразды правления в свои руки. Якоб считал, что никто и не появится. Демонстративным покровительством, оказываемым приюту знатными дамами, Якоб хотел показать королю свое осуждение и непослушание. Это была, конечно, мелочь, но Дженн видела, как загораются . глаза отца, когда речь заходит о помощи бедным: только такие маленькие бунты ему теперь и были доступны. Однако что бы ни видел в благотворительности Якоб, Белла преследовала другую цель: она учила Дженн исполнять свой долг.

Белла рассуждала об этом так, словно Дженн и слова-то такого никогда не слышала. Ну как же, ее ведь воспитали в таверне! Всю зиму Белла только о том и твердила. Да, конечно, учиться читать и писать, вести счета, управлять домом, знать, как одеваются знатные дамы, заниматься рукоделием очень важно, но все это ничего не значит, если Дженн не поймет, что такое долг!

Дошло до того, что Дженн была готова визжать, стоило ей услышать это слово. В ее представлении оно стало напоминать тюрьму. Холодная стальная решетка того, что от нее ожидалось… Самое обидное было в том, что Дженн была готова выполнять свои обязанности с радостью просто потому, что они ей нравились: о долге так хотелось забыть…

Дженн с трудом удавалось привыкнуть к мысли, что теперь она — дома, в своей семье, среди родных. Она уже давно не просыпалась, гадая, где находится. Да и времени тосковать по прошлому, размышлять о том, что она сделала и как здесь оказалась, у нее не оставалось — не оставалось времени даже думать о колдовстве!

А труднее всего… Роберт был прав — так мучительно смотреть на страдальцев в приюте и ничем им не помочь. Конечно, насколько Дженн знала (а представления ее об этом, она понимала, смутные), ни один колдун не может вылечить человека прямым использованием силы. Но ведь зрение целительницы у нее было, она без всякого усилия могла разобраться, насколько тяжела рана, насколько опасен приступ лихорадки, знала, что нужно делать для излечения, — но должна была молчать, по крайней мере пока. Нужно было сначала набраться опыта, чтобы лекари приюта начали прислушиваться к ее словам. Добрые братья радовались приходам обитательниц замка и всегда следовали советам Беллы — но ведь сестра посещает приют уже много лет и многое знает. Дженн тяжело переживала свое бессилие, тем более что даже не научилась у Роберта облегчать боль, как тот сделал это для старика после нападения разбойников на ферму.

А сегодня в этом была необходимость — несчастная старая Руфь так страдала от мерзко пахнущих полипов и кровоточащих язв. Старуха молила богов забрать ее, прекратить мучения, позволить ей добровольно отдать душу в их милосердные руки… А вместо этого она уже много дней лежала неподвижно, терпела боль, обессиленная настолько, что уже не могла даже стонать. Дженн долго молча сидела рядом, держа страдалицу за руку. Девушка пыталась не видеть и не слышать того, что ее окружало, но все было бесполезно. Она только страдала вместе с Руфью, страдала так, как раньше и представить себе не могла. Если бы только она посмела… Если бы умела пользоваться силой…

— Ты собираешься стоять здесь весь день или все-таки пойдешь со мной на рынок?

Дженн резко обернулась и обнаружила, что рядом с ней на ступенях стоит, уперев руки в боки, Белла. Такая поза была для нее типичной и обычно заставляла Дженн ежиться.

— Прости меня. Я думала о Руфи.

— Ну, теперь она с Минеей и избавлена от страданий. Пошли, а то отец начнет гадать, что с нами случилось. Вон уже и Аоренс ждет нас.

Дженн следом за Беллой спустилась со ступеней как раз когда

Лоренс протолкался сквозь толпу. Как всегда при виде жены, его добрые карие глаза засветились радостью, а Белла, тоже как всегда, улыбнулась мужу. Дженн очень нравился Аоренс, но больше всего она ценила то, что в его присутствии Белла заметно смягчалась.

— Я оставил коней в гостинице «Кабан и желудь», дорогая. Здесь слишком много народу, чтобы вести их через площадь. Ты собираешься домой или хочешь еще что-то купить?

Белла обвела глазами рынок.

— Ну, если ты не торопишься… Аоренс с ласковой насмешкой поклонился.

— Як твоим услугам, любимая.

Дженн едва не хихикнула, когда Белла, фыркнув, двинулась к рынку. Шедший за ней следом Аоренс время от времени останавливался и показывал Дженн всякие диковинки, которые, как он знал, могли заинтересовать девушку.

— Какая красота! — Он развернул зелено-золотистую вышитую шаль. — Настоящая алузийская работа!

— Верно, милорд, — улыбнулась женщина за прилавком. — Мой сын в прошлом году ходил туда паломником и вернулся со всякими чудесными вещицами.

Дженн, стоя рядом с Аоренсом, оглядывала товар, разложенный торговкой. Там оказался кувшинчик из моржовой кости с вырезанным на нем изображением храма в Алузии, еще несколько шалей и маленькая шкатулка из серого камня, простая и ничем не украшенная. Дженн, взяв ее в руки, ощутила исходящее от камня тепло и сразу загорелась желанием шкатулку купить.

— Для чего тебе такая безделушка? — бросила Белла, заглядывая через плечо Дженн. — Она даже не красива.

Дженн стиснула шкатулку в руках.

— Мне она кажется красивой.

— Ха! — Белла отвернулась и двинулась дальше, едва дав Дженн время расплатиться. Лоренс улыбнулся девушке, и они поспешили следом. Неожиданно чья-то рука схватила Дженн за плечо.

— Так вот ты где! — Дженн отшатнулась от высокого старика в лохмотьях, с безумным блеском в глазах. — Это ты во всем виновата, лживая шлюха!

— Отпусти ее! — рявкнул Лоренс. Ему пришлось несколько секунд бороться со стариком, прежде чем тот выпустил Дженн.

— Дай мне до нее добраться! — рычал старик. — Я ее убью! Это все ее вина! — Он продолжал размахивать руками, расшвыривая людей. Видя это, толпа раздалась вокруг продолжающего изрыгать проклятия безумца. Дженн замерла на месте, а Лоренс заслонил ее, хотя противник был много выше него ростом.

Старик снова взревел и попытался оттолкнуть Лоренса, но теперь на помощь тому пришли жители деревни. Сильные руки оттащили старика. Тот продолжал кричать и вырываться, но тут неожиданно вперед вышла Белла. Ее голос прозвучал холодно и властно.

— Перестань, Джозеф, достаточно. Ты напугал бедняжку, так оставь теперь ее в покое. Ты выполнил свой долг. Отправляйся домой.

Джозеф вытаращил на нее налитые кровью глаза и вдруг расплакался.

— Но моя милая Тали, миледи… Она умерла… Она умерла из-за этой шлюхи!

— Достаточно, — повторила Белла. — Оставь ее в покое. Ты не можешь ничего поправить. Иди домой.

Она кивнула людям, державшим старика, и те повели его прочь, но даже издали Дженн слышала его проклятия и угрозы. Толпа разошлась, а Лоренс повернулся к Дженн:

— С тобой все в порядке?

Девушка кивнула, все еще глядя вслед Джозефу.

— Кто это? Что ему было нужно? Почему он называл меня…

— Не обращай внимания, Дженнифер, — решительно заявила Белла. — Он безумен, но не думаю, что он потревожит тебя еще раз.

— Но кто он такой? Я хочу знать.

— Ты вряд ли его помнишь, — вздохнула Белла. — Ты была тогда слишком мала. Его зовут Джозеф Ейтс. Его жена Тали была твоей няней. Когда ты исчезла у реки, она за тобой присматривала.

— И ее обвинили в моей смерти? .

— Все стали ее сторониться, никто не хотел брать ее в услужение и даже разговаривать с ней. Потом однажды ее нашли в лесу мертвой. С тех пор Джозеф не в себе. Я думаю, теперь, когда он узнал о твоем возвращении, ему стало хуже.

Дженн закрыла глаза. На сердце у нее лежал камень, и девушка глубоко вздохнула, чтобы прогнать печаль. Она никогда не задумывалась, как ее похищение отразилось на судьбах других людей. Если бы только она могла помочь Джозефу… Но тут ничего не поделаешь: она ведь даже не смогла бы ему объяснить, почему ее похитили.

— Пойдем, — шепнул Лоренс, обнимая ее за плечи. — Думаю, пора нам вернуться домой.

Дженн кивнула, потом взглянула на маленькую каменную шкатулку у себя в руках.

— Ох! Она сломалась! — Так оно и было. Когда Джозеф напал на нее, Дженн стиснула шкатулку так сильно, что тонкий камень треснул: она теперь держала в каждой руке по обломку.

Пожав плечами, она сунула обломки в карман. — Это становится привычкой.

— Что?

— Ничего. Пошли.

Они дошли до «Кабана и желудя» и забрали своих коней. Лоренс помог Дженн сесть в седло, но в этот момент она испытала странное чувство, словно окунулась в холодную воду.

Кто-то за ней наблюдал.

Дженн быстро огляделась, но, кроме спешащих по своим делам крестьян, сначала никого не увидела. Но потом…

В толпе мелькнуло и тут же исчезло лицо. Все, что успела разглядеть Дженн, была пара карих глаз; однако этого было достаточно, чтобы оставить ощущение глубокого беспокойства.

Якоб сидел в обнесенном стенами саду замка под тисом, посаженным еще его прадедом. Дерево было символом примирения двух братьев, враждовавших много лет. В тот день, когда старший обрел титул, младший посадил тис и поклялся в верности новому графу Элайты. Дерево принялось, выросло высоким и величественным. Этого же нельзя было сказать о Доме, члены которого собирались под его сенью. Судьба, а может, и сами боги решили, что семейство Россов должно увять, если не вымереть. Не имея сына, который унаследовал бы его имя, Якоб мог рассчитывать только на дочерей; одна из них, будучи уже семь лет замужем, оставалась бездетной. А другая?

Несмотря на грустное настроение, Якоб не мог не улыбнуться, подумав о Дженнифер. После всех лет, полных боли и отчаяния… Если бы Элейн дожила! Если бы только она узнала, что ее дитя осталось в живых, может быть, ей хватило бы силы жить дальше самой. Что ж, такому не суждено было случиться… Но Дженн вернулась — и это самое важное. Все остальное — воспоминания о событиях, изменить которые было не во власти Якоба.

Однако именно из-за воспоминаний о прошлом он сегодня задержался в саду. Из-за воспоминаний о прошлом Лэтам Кемпбелл проделал долгий путь, чтобы увидеться с Якобом. Старый и немощный, Кемпбелл оставался человеком, с которым невозможно не считаться. В его жизни хватало трагических переживаний, главным из которых стала потеря сына и наследника в последней битве с Селаром у Нанмура — той самой битве, где сам Якоб чуть не погиб.

Кемпбелл сидел на скамье, вытянув вперед худые ноги и сложив руки на груди. Старик явно заставлял себя терпеливо следить, как высоко на ветке тиса пара зябликов празднует приход весны. Наконец он не выдержал и задумчиво протянул:

— Ты так и не назвал меня старым дураком, Якоб. Уж не потому ли, что жалеешь меня?

Якоб медленно покачал головой:

— Нет. Ты не дурак, Лэтам, если только не переменился сильно за эти годы. Ты слушаешься своего сердца — так и следует поступать.

— Даже теперь? Когда столько лет прошло?

— Даже теперь.

Кемпбелл кивнул и бросил на Якоба хитрый взгляд:

— Но все-таки ты меня жалеешь?

— Я считаю тебя человеком, который ищет хоть слабый проблеск надежды. Если это жалость… — Якоб пожал плечами и не стал заканчивать фразу.

Кемпбелл резко поднялся и начал ходить перед Якобом по дорожке. Кусты роз, окаймлявшие дорожку, еще не цвели, но крошечные зеленые листочки уже появились и трепетали при каждом шаге старика.

— Где они? Что теперь может их удерживать?

Якоб уже хотел ответить, но в этот момент шум, донесшийся со двора за стеной, сказал ему, что ожидание закончилось. Калитка в сад отворилась, и в нее вошла Белла, а следом за ней — Дженнифер. Якоб знаком подозвал их к себе, потом взглянул на Кемпбелла. Тот перестал вышагивать по дорожке и пристально смотрел на младшую из дочерей Якоба.

Старый граф представил их друг другу, потом сказал:

— Барон Кемпбелл проделал долгий путь, Дженнифер. Он хотел бы задать тебе несколько вопросов.

Голубые глаза девушки при ярком свете солнца казались черными; она улыбнулась гостю.

— Что за вопросы?

Кемпбелл показал на скамью под деревом.

— Пожалуйста, давайте сядем. Мне жаль, что пришлось явиться сюда так неожиданно, дитя, — но я отправился в путь сразу же… сразу же, как услышал… Я живу на другом конце Люсары, зима была ненастной, так что приехать раньше я не мог. Мои старые кости не так хорошо переносят скачку, как раньше. Прошу вас, присядьте.

Дженнифер оглянулась на Якоба; на мгновение она показалась очень испуганной. Отец ободряюще улыбнулся, и девушка опустилась на скамью. Белла осталась стоять рядом с Якобом. Судя по выражению ее лица, она уже догадалась, о чем пойдет речь.

— О чем вы хотите меня спросить?

Кемпбелл остановился перед Дженнифер и нервно стиснул руки.

— Я слышал рассказы о том, как вас похитили, и о том, как нашли и привезли домой. Мне нужно знать… — Старик умолк, не находя слов.

Дженнифер улыбнулась и взяла Кемпбелла за руку:

— Продолжайте, милорд. Что вам нужно узнать?

Якоб не мог отвести от них глаз. Это было невероятно! Кемпбелл, больной, измученный трудным путешествием, полный ужасной тревоги, на глазах успокоился от прикосновения руки Дженнифер. Якоб мог только гадать, что его старый друг увидел в глазах девушки, но в ответ ей он печально улыбнулся и со вздохом опустился на скамью.

— Я хотел бы знать, помните ли вы что-нибудь о тех людях, которые вас похитили. Я понимаю, вы были тогда маленькой девочкой, но… может быть, что-нибудь вы запомнили? Кто это был? Куда они вас отвезли? Объясняли ли, почему совершили такое? Узнаете ли вы их, если снова повстречаете? И видели ли вы… других?

— Других? — хмурясь, пробормотала Дженнифер. Потом глаза ее расширились. — Вы кого-то потеряли? Во времена Смуты?

— Внука, Кейта. Его похитили через два месяца после вас. Ему едва исполнилось три года. Его отец погиб, сражаясь с Селаром, и я подумал… Я надеялся, что вы сможете сообщить хоть что-то, что прольет свет на его участь. Вы никогда не видели других детей? Таких, у кого тоже был бы Знак Дома?

— Я очень мало помню, к сожалению. Только тот момент, когда они появились из лесу. Я даже не помню, как меня увезли, — только момент их появления. Там была, пожалуй, дюжина вооруженных всадников. Что мне запомнилось — это что впереди скакал старик на белой лошади.

— Но что было потом? Вы помните что-нибудь, что было потом?

— Послушай, Лэтам, — вмешался Якоб, — ей ведь было всего четыре года. Много ли девочка вспомнит через тринадцать лет?

Кемпбелл долго смотрел на друга, потом поднялся и снова стал расхаживать по дорожке.

— Прости меня, Якоб. Я вовсе не собираюсь взгромоздить свои заботы на ваши плечи. Но ты должен понять: с твоей дочерью случилось то, что мы всегда считали невозможным. Все наши дети были похищены, И ни с кого из нас не потребовали выкуп. Их захватили, как скотину! Как военную добычу — только тогда не было войны. И мы так никогда и не узнали, кто их похитил и куда они делись. Дети просто исчезли, Якоб! А теперь твоя дочь вернулась. Ты не можешь винить меня, если я начал гадать: может быть, и мой внук жив, но не помнит, кто он такой. Что, если он…

Кемпбелл снова разволновался, но Дженнифер поднялась, взяла его за руку и заставила остановиться.

— Я мало чем могу утешить вас, милорд. Я никогда не видела других детей, а о своем доме в Шан Моссе я вспоминаю, словно жила там всегда. Мне очень жаль, что мое возвращение всколыхнуло в вас печальные воспоминания.

— Ох, дитя, я вас не виню. Скорее я благодарю богов за чудо, которое помогло вам встретить Данлорна на своем пути. Если бы не он, вы тоже не воссоединились бы со своей семьей.

Ну вот, опять это имя! Якоб так старался забыть, чем обязан предателю!

Кемпбелл, словно прочтя мысли Якоба, умолк и бросил на друга виноватый взгляд, потом снова повернулся к Дженнифер.

— Простите меня. Я понимаю, что требую от вас невозможного. Но я должен был попытаться… Ответьте только еще на один вопрос. Когда Данлорн вас нашел, как случилось, что он увидел Знак Дома? Он сначала увидел его… или сначала вас узнал?

Якоб сам почему-то никогда не задавал ей такого вопроса. Теперь же он загорелся любопытством, наклонился вперед в своем кресле и затаил дыхание, ожидая ответа.

Дженнифер, чувствуя на себе заинтересованные взгляды, сделала шаг назад и стиснула руки.

— Это была случайность — что он вообще увидел Знак. Мы ехали через горы, и моя лошадь споткнулась. Я упала и покатилась по склону. Когда Роберт и Мика вытащили меня, мое платье оказалось порвано, вот они и увидели Знак.

Хотя Дженнифер произнесла все это тем же тоном, что и ответы на остальные вопросы Кемпбелла, Якоб каким-то странным образом понял, что девушка лжет. Он не мог бы сказать, что именно навело его на такую мысль или какая часть ее рассказа не соответствовала действительности, но тем не менее дочь его, несомненно, не говорила правды.

Но почему? Зачем ей лгать? Если только… может быть, предатель что-то с ней сделал? Неужели он…

Нет! Данлорн способен на многие низости, но он не воспользовался бы беспомощностью невинного ребенка. Несмотря на все свои преступления, он в определенных отношениях человек чести.

И все-таки что скрывает Дженнифер?

Последние солнечные лучи угасли в окне кладовой, и Дженн, прервав работу, стала зажигать свечи. Скоро придется отправляться на ужин. Барон Кемпбелл наверняка будет задавать еще вопросы. Дженн вздохнула. Она ничего не могла тут поделать, хоть и понимала, что каждое упоминание имени Роберта будет делать отца лишь более печальным.

— О чем ты вздыхаешь? — поинтересовалась Белла, не поднимая глаз с вышивания. — Или ты все еще переживаешь этот неприятный случай с Джозефом?

Дженн принесла свечу и поставила на стол рядом с сестрой.

— Мне его очень жалко. Ты уверена, что ему ничем нельзя помочь?

— Разве что оживить его жену.

— Но, может быть, если я поговорю с ним, объясню, как все произошло… — Дженн опустилась на табурет, но за работу не взялась. Она все еще смотрела на сестру. Прошло уже четыре месяца; казалось бы, пора привыкнуть к Белле и ее резким манерам. За эти четыре месяца Дженн успела понять, что надежды на симпатию со стороны сестры почти нет. К несчастью, она оставалась наставницей Дженн, и той приходилось полагаться на ее знания.

— Может быть, если я… Белла подняла глаза.

— Не собираешься же ты просить меня написать письмо Данлорну?

— Что заставляет тебя предположить такое?

— Я не так глупа, Дженнифер. Я вижу, что ты беспокоишься за Кемпбелла и ищешь пути помочь найти его внука. Я тебя знаю — ты хочешь всем помочь, даже Джозефу. Следующий логический шаг в поисках — Роберт. Однако ведь то, что он нашел тебя, — чистая случайность, и я сомневаюсь, что он сможет помочь Кемпбеллу. Не думаю также, что отец одобрит, если ты это предложишь.

Дженн несколько мгновений смотрела на сестру; на лице той возникло сосредоточенное выражение, губы сжались в тонкую линию. Дженн прекрасно знала, что это значит: никакое дальнейшее обсуждение не приветствовалось. Такое выражение на лице Беллы появлялось каждый раз, когда упоминалось имя Роберта.

— Прости меня, Белла, но я не понимаю, почему ты не любишь Роберта. Я хочу сказать — мне ясно, почему отец не хочет о нем слышать, но ты?.. Что он тебе сделал?

Белла резко повернулась к сестре, забыв о вышивании.

— Не смей разговаривать со мной таким тоном! Никакого значения не имеет, нравится мне Данлорн или нет. Отношение отца тоже тут ни при чем. Ты должна понять наконец: хоть он тебя и спас, он вовсе не тот герой, каким ты его считаешь. О, я прекрасно знаю, ты наслушалась всяких россказней, но есть много такого, чего ты об этом человеке не знаешь и чего тебе лучше не знать.

Сердце Дженн бешено заколотилось. Может ли Белла знать правду — настоящую правду о Роберте? Если да, то как она узнала? Роберт никогда не упоминал ни о чем подобном, но, с другой стороны, Роберт многое от нее скрыл.

Дженн переплела пальцы и сделала глубокий вдох; чтобы успокоиться.

— Что же это?

— Даже величайшие герои обладают темными сторонами, Дженнифер, и Данлорн не исключение. Весь мир знает о его общественном служении, но есть деяния, которые всегда по той или иной причине замалчивались. Признаю, мы с Робертом никогда не были друзьями, но даже если не учитывать мнение о нем отца, надо помнить о том, что держится в секрете, — именно это и показывает истинную природу Роберта.

— Так что это? И знаешь ли ты — знаешь наверняка, — что рассказываемое о нем правда? Я хочу сказать — ты когда-нибудь спрашивала его самого?

— Я много лет не видела Роберта, пока он не явился сюда с тобой вместе. Но клянусь: он ничего не отрицал бы, даже если его и спросить. Интересно, рассказывал ли он тебе о том, как спас жизнь Селару? Говорил ли, что мог предоставить ему погибнуть, но не сделал этого?

Дженн с облегчением перевела дух, стараясь не показать этого.

— Да, рассказывал.

— А говорил он тебе о том, как Селар явился к нему через два года после завоевания? О том дне, когда Роберт продал свою честь ради свободы? Рассказывал ли, как перессорился с гильдийцами до такой степени, что Селару пришлось вышвырнуть его из совета? Как намеренно нарушил святой закон Гильдии ради того, чтобы завладеть клочком земли?

Белла помолчала и добавила:

— Говорил ли он тебе о том, как убил свою жену?

— Что? — Руки Дженн замерли над ее вышиванием. Девушка чуть не рассмеялась, услышав такое обвинение, но в глазах Беллы не было веселья.

— То, что он покинул страну сразу же после ее смерти, не было совпадением. О, я знаю, его только что исключили из совета, но многим случалось терять положение при дворе и все же не обращаться в бегство. Однако Береника умерла так вскоре после скандала, и к тому же… немногие это знают, но Роберт заезжал в Данлорн, прежде чем скрыться, и той самой ночью она и умерла.

— Откуда ты это знаешь?

— Не важно.

— Но все равно — из твоих слов не следует, что он ее убил.

— Нет? Тогда почему он скрылся? Спроси себя. Почему Роберт покинул Люсару?

В лесу за стеной замка прокричала сова. Дженн каждую ночь прислушивалась к ее крику, надеясь, что птица прилетит в ее маленький садик, но этого не случилось ни разу. Только неясное эхо долетало до девушки этими теплыми весенними вечерами. Дженн, пересекавшая пустой двор, остановилась и завертела головой, пытаясь определить направление звука. Крик совы был теперь единственным живым напоминанием о ее прежней жизни в лесу.

В Шан Моссе она часто уходила из переполненной таверны в лесную прохладу. Даже зимой среди деревьев, на холмах и в долинах можно было найти покой и умиротворение. За многие годы Дженн очень хорошо изучила лес и теперь, живя в замке, несмотря на все преимущества ее нового положения, скучала по гармонии природы. Ей так хотелось коснуться шершавой коры, почувствовать под ногами опавшие листья. Там, в лесу, никто от нее ничего не требовал, там не было обязательств… и не было вопросов.

Она двинулась через двор к калитке в сад, но ее ноги еле волочились, словно налитые тяжестью мыслей.

Бесконечный поток вопросов, непрерывных, неожиданных. Как ей научиться пользоваться силой? Кто были те всадники, что похитили ее? И почему ее похитили? Почему она — единственная из всех — нашлась?

Действительно ли Роберт убил свою жену?

Дженн остановилась, положив ладонь на калитку. В темноте она почти не видела собственной руки, но при помощи колдовского зрения могла ее разглядеть совершенно отчетливо. Рука колдуньи…

Нет. Это невозможно. Роберт — солдат, закаленный в битвах, но он отправился в добровольное изгнание, чтобы не нарушить данной королю клятвы. Невозможно, чтобы такой человек, более всего дорожащий своей честью, убил собственную жену.

«Откуда ты знаешь?» — не давал Дженн покоя внутренний голос. Как можно быть уверенной в чем-то, когда дело касается этого человека? Он ни с кем не откровенен, никому не доверяет. Так как же можно доверять ему самому? Он могучий колдун, способный на очень многое. Те, кто хорошо его знает, доверяют ему — и ненавидят себя за это.

Так что же, о боги, было в нем такого, что заставляло ее верить в его невиновность?

Дженн улыбнулась: легче было перечислить то, чего в Роберте не было. Жадности. Стремления к власти. Себялюбия. Конечно, у него были для этого какие-то непонятные причины, но он ведь раз за разом отказывался возглавить Анклав, хоть это дало бы ему невероятное могущество. И ему так легко было бы дать Селару погибнуть… или убить его впоследствии.

Да, у Роберта было так много возможностей покориться злу — хотя бы оставить ее на произвол Гильдии или Анклава. Однако он выбирал путь добра. Каждый раз.

Такие ответы было нетрудно найти, однако Дженн знала, что есть другой, гораздо более глубокий ответ, который много труднее осознать.

То, что она так часто видела в его глазах… Что это было? Печаль? Боль? Если так, то почему никто, кроме нее, этого не замечал? Может быть, другие видели только то, что хотели видеть, — а никому не хотелось считать Роберта уязвимым.

Дженн снова протянула руку и открыла скрипучую калитку. Ее охватила волна весеннего благоухания, она сделала глубокий вдох — и замерла на месте.

Кто-то за ней следил. Как тогда, на рынке, она почувствовала на себе чей-то взгляд. Но ведь она здесь одна. Наверняка одна.

Дженн осторожно повернулась и присмотрелась к теням, лежащим на камнях двора, к темному силуэту конюшни у северной стены, кордегардии у ворот. Какая-то собака, не обращая на Дженн внимания, принюхивалась к кузнечной наковальне. Больше никого тут не было. Так откуда же тревожное чувство?..

Сделав глубокий вдох, девушка призвала на помощь колдовское зрение. Она совсем не была уверена, что делает это правильно; у нее было такое ощущение, словно она раскинула руки по темному двору и ощупывает каждый камень, каждую трещину в стенах. Она тянулась все дальше и дальше, представляясь себе кем-то холодным и бестелесным. Но вот…

— Кто здесь? — дрожащим голосом спросила она. — Почему вы прячетесь?

Из непроглядных теней у конюшни вынырнула фигура. Это была женщина. Она медленно приблизилась, широко раскинув руки в традиционном жесте миролюбия.

— Простите меня, миледи. Я не хотела вас напугать. Дженн подождала, пока женщина приблизится.

— Я не испугалась. Я хочу знать, почему вы прятались. Женщина была уже рядом, но на этот раз Дженн решила не бороться с темнотой и взглянула на нее, используя колдовское зрение. Карие глаза, светлые волосы. Квадратное лицо, скорее выразительное, чем красивое, опущенные уголки губ маленького рта, словно в постоянном разочаровании. Что-то в ней было смутно знакомое…

— Кто вы?

Женщина внезапно отбросила свою униженную манеру и усмехнулась:

— Должно быть, мне не следует удивляться, что вы меня не узнали. Вам так о многом приходилось думать, когда мы виделись, да и было это давно.

— Как вас зовут?

— Я охотно назову вам свое имя, но вы никогда не должны его произносить — по крайней мере полностью. Я Шиона Феррис. Моя мать — Айн, а отцом был Маркус. Мы с вами встречались вскоре после его смерти. Теперь вспомнили?

Дженн сделала шаг назад.

— Вы были в…

— Именно, — прервала ее Фиона, выразительно взмахнув рукой. — Но вы не должны произносить это название. Никогда. Даже если уверены, что никто вас не слышит, — а этого в подобных местах никогда нельзя гарантировать.

— Но Роберт и Финлей все время произносили его.

— Ну, Финлею удивляться не приходится. Он всегда был непослушным. А вот Роберту следовало бы быть осмотрительнее. — Бросив взгляд в сторону кордегардии, Фиона потянула Дженн ближе к стене сада. — Не годится, чтобы нас видели долго беседующими, поэтому я постараюсь быть краткой.

— Но почему вы здесь? Что-нибудь случилось?

— Если вы хоть на минутку перестанете задавать глупые вопросы, я все объясню. Меня послали старейшины. Я появилась бы раньше, если бы не зима. Так или иначе, теперь я здесь — и хотите верьте, хотите нет, полностью в вашем распоряжении.

Дженн покачала головой, все еще ничего не понимая.

— Но зачем?

— А как вы думаете, зачем? Чтобы учить вас! Я, знаете ли, очень умелая наставница — я уже три года адепт. Конечно, с отцом я равняться не могу, но я уже давно занимаюсь обучением. Думаю, что смогу вам помочь. Судя по тому, как вы только что пытались найти меня при помощи силы, я правильно сделала, что пришла.

— Но вы сказали, что были посланы.

— Я вызвалась добровольно, — не особенно любезно улыбнулась Фиона. — Я знаю, почему вы предпочли покинуть Анклав, но, сказать по правде, ваши соображения мне безразличны. Что для меня важно — и для старейшин тоже, — это чтобы вы получили необходимую подготовку. Если вы собираетесь принести пользу хоть кому-нибудь — включая себя, — вы нуждаетесь в обучении. Роберт не должен был бросать вас в этой глуши,

— Он и не…

— Послушайте, у меня нет времени на споры. Если нас увидят вместе, прежде чем я все устрою, ничего хорошего не будет. Я просто хотела предупредить вас, чтобы вы меня не выгнали, как только узнали бы.

— А если я не хочу никакого обучения? Фиона помолчала.

— Не хотите? Если так, скажите об этом сейчас. Дженн сделала глубокий вдох.

— Пожалуй, все-таки хочу. Но как…

— Об этом не беспокойтесь. Можете на меня положиться: я знаю, что делаю. Я не прожила всю жизнь в отличие от некоторых в пещере… то есть в лесу. — Фиона повернулась, чтобы уйти, и на прощание помахала Дженн. — Мы еще увидимся. До свидания.

Дженн смотрела вслед женщине, пока та не исчезла в темноте. Девушка попыталась проследить за Фионой колдовским зрением, но на этот раз сила, казалось, изменила ей, и никаких следов присутствия колдуньи обнаружить не удалось.

Итак, ей прислали наставницу. Зачем? Понятно зачем — чтобы она вернулась в Анклав и делала… что они захотят. И все же присутствие Фионы может быть полезным; она хотя бы ответит на некоторые вопросы.

Дженн повернулась и прошла через калитку в сад. Она свернула на первую же дорожку, уходящую влево, и двинулась вдоль стены, обсаженной лимонными деревьями. Порыв ветра зашелестел листьями старого тиса и разогнал облака, позволив выглянуть луне. Она светила не очень ярко, но ее света хватило, чтобы Дженн разглядела старика на скамье под тисом. Когда она приблизилась, он поднял голову, и Дженн, сделав глубокий вдох, постаралась отогнать все мысли об Анклаве. Ее ждал барон Кемпбелл, ждал, чтобы задать еще вопросы. Но теперь у Дженн были и собственные вопросы тоже.

— Я не был уверен, что вы придете, — пробормотал Кемпбелл вместо приветствия. — Я понимаю: уже поздно, и молодые девушки давно должны спать. Благодарю вас.

Дженн пожала плечами:

— Не так уж и поздно, да и кроме того, Белла и Лоренс еще не спят. В их окне виден свет свечи.

Кемпбелл кивнул:

— Ну так скажите мне: как вы думаете, если я попрошу Данлорна, захочет он мне помочь?

Опустившись на скамью рядом со стариком, Дженн сложила руки на коленях.

— Не знаю, чем он мог бы помочь. Я ведь уже говорила вам: насчет меня он узнал совершенно случайно. Чтобы он смог найти вашего внука, потребовалось бы еще много случайностей. Это, правда, не значит, что он не сумеет ничего придумать. Единственный способ узнать это — спросить его самого. Но расскажите мне, как случилось, что ваш внук был похищен. Я очень мало знаю о Смуте. Там, где я выросла, о ней никогда не говорили, а теперь отец предпочитает думать о других вещах.

— Он никогда по-настоящему и не участвовал в Смуте. Здесь он был далеко от основных событий и хотя знал всех участников, Якоб такой человек, что всегда предпочитал держаться особняком. Когда начались столкновения, он счел за благо не становиться ни на чью сторону. — Кемпбелл искоса бросил взгляд на Дженн и потер руками усталое лицо. — Вы знаете, — продолжал он, — я уже почти не вспоминал о Смуте, но с тех пор, как услышал о вас, я ни о чем больше не думаю — совсем как в тот день, когда услышал о битве между Бурхартами и Пейнами. Ох, между ними давно была междоусобица из-за какой-то глупости, но тут вдруг они схватились у Кэдденфилд. В тот день погибли двадцать семь человек и многие десятки были ранены. Сами Бурхарт и Пейн остались в живых и начали обвинять друг друга в нечестных приемах. Теперь все это принадлежит истории.

Дженн наклонилась вперед, чтобы видеть в лунном свете морщинистое лицо. Глаза старика оставались в тени, но все равно, казалось, смотрели куда-то очень далеко, когда он вспоминал о тех давних годах.

— Я почти не знаю истории. Что произошло после первой битвы? Как случилось, что Смута так ослабила страну, чтобы дать Селару уверенность в победе?

Кемпбелл снова искоса взглянул на девушку.

— Если бы после первой битвы вражде дали угаснуть, у Селара не было бы никакого шанса захватить Люсару. А случилось так, что никакого шанса не оказалось у миротворцев. В начале следующего года на воинов Пейна из засады напали люди, носившие цвета Дома Рамсеев. Рэндаллы, давние враги Рамсеев, сообщили Пейну имя виновника. Пейн обрушился на Рамсея, но, поскольку тот был в союзе с Кендаллами, теперь уже воевали пять Домов. Я помню споры и обвинения, оскорбления и дуэли. Граф Каски попытался успокоить противников, но, к несчастью, встреча представителей Домов закончилась резней: Пейн был убит за столом переговоров. Его сын, старший брат теперешнего графа, обвинил Каски в заговоре и поклялся изничтожить Дом Каски. С этого момента ничто уже не могло нас спасти.

— Но что насчет короля Эдварда? Разве он ничего не предпринял?

— Эдвард был слабым человеком. Он разбрасывался обвинениями, словно зерном при посеве, не думая о том, каковы будут всходы. Дома очень быстро потеряли доверие к нему, а Эдвард, в свою очередь, перестал верить им. За два года до того умерла королева, не родив ему наследника, так что, поскольку преемственность власти оказалась под вопросом, король лишился поддержки народа. Он мало что мог сделать. Впрочем, не все Дома участвовали в междоусобицах, хотя исключений было мало: ваш собственный Дом да еще Мейны и Дугласы.

— Дугласы? Данлорны?

— Да. Отец Роберта, Тревор, был великим человеком. Он метался из одного конца страны в другой, делая то, что должен бы был делать Эдвард. Каким-то образом ему удалось добиться доверия всех Домов — а о его отваге до сих пор ходят легенды.

— Так чем же все кончилось? Как удалось Селару вторгнуться в страну?

Кемпбелл пожал плечами.

— Он выжидал. За три года Смута достигла такой степени, что почти каждый Дом в Люсаре был в кровной вражде еще по крайней мере с двумя Домами. Никто никому не верил, ни у кого не осталось надежных друзей. Те, что сегодня были союзниками, завтра становились врагами. Селар пересек границу, выиграл несколько мелких стычек и проник в глубь страны прежде, чем хоть один из Домов успел собрать воинов. Поскольку между Домами шли раздоры, потребовались месяцы, чтобы заставить их сотрудничать. Было две крупные битвы — первая у Нанмура и вторая при Селуте. Там-то и был убит мой сын, погиб Тревор, а ваш отец получил увечье. Король Эдвард тоже пал на поле боя. Через восемь месяцев после того, как Селар пересек границу, он был коронован в базилике

Марсэя.

Дженн попыталась разобраться в услышанном. Значит, раздоры и ненависть стоили Люсаре независимости. Словно вспышка света озарила для девушки прошлое: она сама и ее страна — обе лишились прав, данных им от рождения, в одно и то же время, одним и тем же образом.

— Так что же, — выдохнула Дженн, — случилось с вашим внуком? Как вообще начались похищения? Были ли они обычны во времена Смуты?

Кемпбелл сложил руки на груди.

— В то время и сомнения не было, что это — следствие Смуты. Не помню, кого схватили первым, но сына Блэра наверняка похитили почти сразу, как это началось. Трудно сказать точнее… Было столько нападений, засад, схваток, столько людей — невинных людей — погибло. Сначала исчезновение детей никто не связывал одно с другим. Так продолжалось, пока среди бела дня не был захвачен маленький Петер МакГлашен. Около дюжины вооруженных всадников напали на караван его матери, направлявшейся навестить своего дядю. Они перебили стражу, не тронули мать мальчика и ее женщин и увезли маленького Петера. Ему было два года. Родители напрасно ждали требования выкупа. Примерно то же случилось и с моим внуком — со всеми детьми.

— Но, — медленно начала Дженн, тщательно подбирая слова, — я среди похищенных единственная девочка. Почему? Тут концы не сходятся с концами. Все остальные Дома так или иначе участвовали в Смуте, даже ваш. Но вы же сами сказали, что мой отец никогда не участвовал в раздорах, и к тому же если похищали наследников, то я-то — младшая из дочерей. Я ни для кого не представляла ценности. Так почему меня похитили?

Кемпбелл повернулся и долго смотрел на девушку.

— Думаю, тут дело в том, какова была изначальная цель. Если детей похищали ради выкупа, то да, увозить вас было бессмысленно. Однако если цель была другой?

— Но какой? — настаивала Дженн.

— Ну… — Кемпбелл задумался, не находя ответа. — Может быть, все дети происходили из Домов, на которые виновники хотели оказать влияние. Возможно, все они были из враждебных семей. Человек, задумавший это, мог сначала намереваться вернуть вас семьям, но почему-либо не смог или погиб на поле битвы. Хотел бы я знать…

— Я тоже. — Дженн снова взглянула на освещенное окно в башне. Становилось очень поздно, и если она не вернется в свою комнату, ее начнут искать. — Не думаю, что Роберт сможет вам помочь. Мне так жаль…

— Я понимаю, дитя. — Кемпбелл поднялся и протянул Дженн руку. — Но вы не должны тревожиться. Я не питаю ложных надежд… по крайней мере так мне кажется. Теперь, когда прошло так много лет, единственное, что я могу, — это попытаться. Если я не сделаю всего, на что способен, я никогда не смогу спокойно спать.

Дженн улыбнулась и взяла старика за руку. Они вместе вернулись в замок.

Фиона появилась двумя днями позже в сопровождении Беллы. Как только Дженн увидела ее, девушку охватили сомнения: следовало ли ей соглашаться на обучение… Белла представила Фиону как наставницу, которая займет место самой Беллы, когда они с Лоренсом уедут на лето. Фиона вместе с отцом Брайаном должна была позаботиться о том, чтобы образование Дженн не прерывалось. Девушке предстояло освоить еще так много всего, чтобы занять принадлежащее ей по праву место в обществе. Фиона молчала, а Белла продолжала все объяснять и объяснять необходимость должного руководства занятиями Дженн. Наконец она оставила их наедине; как только дверь за Беллой закрылась, Фиона скользнула к стене и приложила ухо к дубовой панели. Потом, не произнося ни слова, она вытянула руки в сторону дверного замка и только после этого повернулась к Дженн.

— Теперь мы можем разговаривать в безопасности. Я только что наложила на дверь заклятие, которое предупредит нас, если кто-нибудь приблизится. Я научу вас ему. Такое заклятие не помешает человеку войти, но вы всегда будете заранее предупреждены. Однако должна вас предостеречь: не пытайтесь открыть дверь, если знаете, что на нее кто-то другой наложил заклятие. Вы получите болезненный удар.

Дженн поднялась со своего места и пересекла комнату. Нахмурившись, она прошептала:

— Но ведь вы не воспользовались аярном. Разве он вам не нужен?

— Нужен. Каждый колдун пользуется аярном при любом применении силы — за исключением вас, конечно. Для нас остальных, простых смертных, обходиться без аярна опасно.

— Но разве мне не потребуется аярн, чтобы освоить те умения, которым вы собираетесь меня учить?

— Послушайте, я ведь ничего не знаю о природе вашей силы, так что спрашивать меня бесполезно. Пока мы не узнаем больше, я буду учить вас так, словно вы пользуетесь аярном. Это лучшее, что я могу предложить.

Дженн кивнула, чувствуя, как ее уносит могучая волна рвения Фионы. Она немного отошла от женщины, чтобы ослабить напор.

— Я все еще не понимаю, как вам удалось сюда попасть. Почему Белла наняла вас? Как вы смогли этого добиться?

Фиона пожала плечами и стала бродить по комнате, разглядывая мебель и безделушки.

— У меня были рекомендации из других мест, где я работала.

— Но я полагала, что вы наставница в…

— Этим я занимаюсь зимой. Летом я — искательница.

— Как Финлей? Фиона рассмеялась.

— Никто не может сравниться с Финлеем как искатель. Говорить так — значит утверждать, что все колдуны подобны его брату.

— Но вы занимаетесь тем же самым?

— Да. Все колдуны способны на это в той или иной степени. Вы тоже научитесь. Каждый день я буду вас понемногу учить — одновременно с другими вещами. Иначе ваша сестра начнет удивляться, почему вы все еще ничего не знаете об окружающем мире.

Дженн кивнула и снова села в кресло. Фиона продолжала бродить по комнате, и Дженн не спускала с нее глаз. Фиона была одета в простое платье из серой шерсти поверх белой сорочки; хоть одежда не была богатой, она очень шла ей, так что в теплом солнечном свете женщина казалась почти хорошенькой. Ее глаза лучились энергией, словно за один-единственный день она собиралась переделать тысячу дел. Личность, с которой нельзя не считаться. Фиона, должно быть, была ровесницей Финлея, но не носила обручального кольца; детей у нее, похоже, тоже не было. Может быть, поэтому она и вызвалась отправиться к Дженн?

Не в силах сдержать любопытство, Дженн спросила:

— Вам нравится быть искательницей? Нравится бродить по стране в поисках других колдунов?

Фиона наклонилась, рассматривая покрытую многоцветной эмалью вазу у камина.

— Я искательница — так что нравится мне это или нет, к делу не относится.

— И вы не замужем?

— Нет. Прежде чем вы зададите следующий вопрос, сообщаю: я не собираюсь выходить замуж.

— Почему же?

Фиона оторвалась от вазы.

— Этому есть две причины. Во-первых, наши братья больше не устраивают заранее намеченных браков, как это бывает вне Анклава. Раньше так было — еще до того, как возникла община в пещере, — но теперь никто не знает, ради чего. Когда-то существовал магический ритуал, упоминаемый в древних книгах, — он назывался Наложение Уз. Тогда ни у кого не было выбора. Однако, как я уже сказала, теперь этого нет, да и никто не знает, что собой обряд представлял. Полагаю, что из-за высокого положения вашей семьи вы будете иметь столь же мало свободы в выборе, как мы когда-то.

— При чем тут моя семья? Фиона рассмеялась:

— Вы — дочь графа, Дженн. Подумайте хорошенько. Вы одна из последних представительниц древнего королевского рода. Так какого же выбора вы хотите? Ваш отец желает иметь наследника, а сестра пока что такового не произвела на свет.

Дженн сглотнула, не сразу осознав все последствия своего высокого происхождения.

— А какова вторая причина того, что вы не замужем? Карие глаза сверкнули.

— Человек, за которого я вышла бы замуж, никогда меня об этом не попросит.

— Ох…

— Вот именно. И это вам первый урок: не задавайте вопроса, если не готовы к ответу. А теперь начнем… — Фиона собиралась продолжить, но застыла на месте, словно прислушиваясь. — Кто-то сюда идет.

Не двигаясь с места, она взмахнула рукой, и Дженн в уме услышала тихий щелчок. Тут же дверь отворилась, и слуга передал ей приглашение отца спуститься вниз — немедленно.

К тому времени, когда Дженн добралась до кабинета отца, Белла была уже там вместе с Лоренсом и Кемпбеллом. Якоб сидел в своем кресле у погасшего очага; когда Дженн вошла, он поднял на нее мрачный озабоченный взгляд.

— Дженнифер! Подойди поближе, дитя. У меня есть для тебя новости. Я только что получил письмо — прибыл курьер от короля. Это первое известие, которое пришло мне от него после Селута. Он поздравляет меня с возвращением похищенной дочери и…

— Продолжай, отец, — поторопила его Белла. — О чем еще говорится в письме?

— Король требует, чтобы Дженн явилась ко двору, — сухо ответил Якоб.

— Что! — выдохнула Белла.

— Клянусь богами!.. — Кемпбелл рухнул в кресло у окна. Белла быстро пересекла комнату.

— Отец, ты не можешь позволить ей ехать. Ты же знаешь, что сделает Селар. Он уже заточил МакКоули по надуманному обвинению в измене. Мы принадлежим к древнему королевскому роду. Селар видит в Дженнифер угрозу себе. Ты не должен ее отпускать!

Якоб только покачал головой в ответ и взял руку Дженн в свои.

— Именно поэтому я и должен позволить девочке появиться при дворе, Белла. Ты же знаешь: у меня не хватит сил помешать Селару.

— Но…

— Ты отправишься с ней вместе — через неделю. Вы с Лоренсом о ней позаботитесь и привезете ее домой.

Якоб помолчал, не сводя глаз с Дженн. Девушка тоже молчала, пытаясь совладать с поднимающейся волной страха, готовой накрыть ее с головой.

Отец ее поник в своем кресле.

— Да защитят нас боги. Мое дитя пожелало видеть чудовище!