Возвращение изгнанника

8

Мика не сказал ни слова. Да в этом и не было нужды — Роберт и так знал, что тот думает: все было ясно написано на бесхитростном лице парня. В голубых глазах не было упрека, просто уверенность: что-то нужно делать. Мика никогда не сказал бы этого вслух, он был слишком преданным слугой, однако его непоколебимое чувство справедливости всегда брало верх над всем остальным. Роберт знал о таком свойстве Мики, даже рассчитывал на него, так что в некотором отношении — хотя и безмолвно — слуга выполнял роль его совести.

Роберт со вздохом передал поводья своего коня Мике. Он точно знал, что должен сделать: каким-то образом доказать Дженн, что ему можно доверять. Он был уверен в своей правоте: Элайта — единственное место, где девушка будет в безопасности, хоть на него самого это и не распространялось. Но сначала необходимо убедить Дженн верить ему. Потом нужно уговорить ее отправиться в Элайту… и, наконец, доказать Якобу, что это дитя — его дочь.

Последняя задача окажется самой трудной, поскольку Якоб считал Роберта предателем и поклялся никогда с ним не разговаривать.

Роберт повернулся и двинулся вниз по склону к реке. Его сапоги увязали в грязи, но зато не скользили по мокрой траве. Ветви деревьев роняли на него капли воды; птицы, радуясь тому, что дождь кончился, начали свой вечерний концерт. Лес был полон умиротворения и покоя, и только шаги Роберта нарушали его.

Дженн воспользовалась бы его откровенностью как оправданием своего нежелания ехать в Элайту. Если бы он рассказал ей о своих отношениях с Якобом раньше, она только еще решительнее отказалась бы ехать туда — чтобы не доставлять Роберту лишних неприятностей. Так что же должен он теперь сказать девушке? Да и станет ли она его слушать?

Роберт дошел до реки и двинулся вдоль берега, глядя на воду, струящуюся по обомшелым камням. Воздух после дождя был чист и свеж, он как бальзам успокаивал смятенные чувства Роберта. Он делал все так неуклюже — с самого первого момента, когда сказал Дженн о колдовстве. Как, черт побери, можно ожидать, что она оценит грозящую ей опасность, раз он почти ни о чем ей не рассказал? Он подверг жизнь девушки опасности только потому, что не мог заставить себя сказать ей правду…

«Помогите! Нет!!!»

Вопль резко оборвал его мысли. Роберт кинулся вперед, продираясь сквозь кусты и ломая ветки. Его рука инстинктивно потянулась к мечу. Внезапно он оказался на открытом месте и увидел Дженн. Она стояла на берегу, опустив голову и закрыв лицо руками. Позади девушки высились заросшие мхом руины старой мельницы. Кроме Дженн, вокруг никого не было.

— В чем дело? Что случилось?

Дженн обернулась, руки ее упали. В широко раскрытых глазах стоял ужас, они были полны слез. Девушка судорожно искала слова, которые могли бы передать пережитый ею кошмар.

— Я… вспомнила! Я вспомнила, как они меня схватили. Ох, Роберт, это было ужасно! Они мчались так быстро и даже не остановились… А этот старик впереди, на огромной белой лошади, с таким жестоким лицом… — Дженн глотнула воздуха, отчаянно стараясь стряхнуть пугающее воспоминание.

Роберт подошел к девушке и обнял ее. Она приникла к его плечу, постепенно успокаиваясь.

— Они появились вон оттуда… и казались такими огромными! — Голос Дженн прервался, она подняла глаза на Роберта. — Это все было на самом деле. Я хочу сказать — эти всадники действительно появились из лесу и схватили меня. Я не знала, кто они такие и почему меня преследуют. Я только помню ужас, который испытывала.

— Вы помните, что было потом? Куда они вас отвезли? Что говорили? Хоть что-нибудь? — Если бы девушке удалось что-то вспомнить, может быть, это оказалось бы ключом к той давней тайне.

— Нет, — после минутного раздумья сказала Дженн, делая шаг в сторону. — Я помню только, как лошади мчались прямо на меня, и того человека впереди. Он был стар, с длинными седыми волосами… — Девушка умолкла.

— А еще? — поторопил ее Роберт.

Дженн глубоко вздохнула и провела рукой по лицу. Когда она снова посмотрела на Роберта, она уже больше походила на себя, хоть следы потрясения и оставались.

— Как вы узнали?..

— Ну как же — я услышал ваш крик, конечно. Мика бежит следом, я уверен… — Голос Роберта оборвался. Дженн не сводила глаз с молодого человека.

— Но я не издала ни звука, Роберт.

На секунду он полностью растерялся, потом оглянулся через плечо, ожидая увидеть бегущего к ним Мику. Однако парня нигде не было видно. Это могло означать только одно из двух: или что-то случилось с Микой и он не может двинуться с места, или…

Непонятно почему руки Роберта задрожали. Он стиснул кулаки, и дрожь унялась.

— Вы не издали ни звука? Не вскрикнули?

Дженн покачала головой, и голос ее был тверд в отличие от его.

— Я просто не могла. Я словно оцепенела. Я хотела закричать, хотела убежать, но тело меня не слушалось.

— Но мысленно вы звали на помощь?

— Да.

— О милостивая Минея! — выдохнул Роберт, против воли зажмурившись. Это было невероятно! Он ведь всегда считал все рассказы о возможности мысленной речи только мифом!

Роберт открыл глаза и обнаружил, что Дженн внимательно на него смотрит. Ее взгляд был терпелив, словно девушка ожидала от него вразумительного объяснения этого эпизода, как и всего остального. Доверчивое и наивное выражение ее глаз чуть не заставило Роберта рассмеяться. Он медленно покачал головой.

— Вы настоящее чудо! Вы знаете, что за секунду совершили то, о чем колдуны мечтали столетиями? Чтобы один ум был в силах разговаривать с другим!..

Дженн нахмурилась, ее темные брови сошлись вместе, как грозовые тучи.

— Я не уверена… Может быть, у меня случайно получилось…

— Знаете что, попробуйте еще раз, — возбужденно предложил Роберт. — Произнесите мысленно какое-нибудь слово, всего одно!

— Хорошо.

Роберт несколько секунд смотрел ей в лицо, но так ничего и не услышал. Не желая так быстро признавать разочаровывающий факт, он попросил Дженн повторить попытку, однако и теперь ничего не получилось. Может быть, дело было в живости воспоминания, в том, что Дженн заново пережила ту прежнюю травму…

Роберт виновато кивнул:

— Мне жаль, что так получилось. Я совсем не собирался просто отвезти вас к Якобу. Мне казалось, что, если я ничего вам не скажу, но мы окажемся близко к Элайте, вы можете что-то вспомнить. Мне и в голову не приходило, что воспоминание окажется таким пугающим. Я виноват в том, что не объяснил вам всего, но у меня были очень веские причины считать, что с Якобом вы будете в большей безопасности. Я все еще хотел бы показать вам Элайту, но, если вы так не хотите туда возвращаться, я готов отвезти вас в ближайшую деревню и найти приличную гостиницу, куда вы могли бы поступить. Обещаю, что после этого вы меня больше никогда не увидите.

Роберт почувствовал, насколько бессвязны его слова, и чуть не рассмеялся над собственной неловкостью, но серьезный взгляд Дженн заставил его остановиться. Он ждал, что девушка ответит ему, но она молчала. Тогда Роберт добавил:

— Обдумайте все. Мы подождем там, где остались лошади. Не зная, что еще сказать, он кивнул и повернулся, чтобы уйти. «Роберт!»

Он замер на месте. Подобно перышку в безветренный день, это слово скользнуло в его сознание, слегка поколебалось и повисло неподвижно. В самом ли деле он его слышал, или это его воображение сыграло с ним шутку? Боясь сделать движение, он лишь слегка повернул голову и увидел, что Дженн по-прежнему стоит на месте. Роберт вопросительно поднял брови.

Она улыбнулась в ответ. Затем раздалось:

«Все-таки ты можешь меня слышать!»

Роберт сделал единственный шаг к девушке.

— Ты говоришь очень тихо. Намеренно?

«Нет. Я пытаюсь докричаться до тебя уже несколько минут, но ты так был увлечен своими извинениями, что ничего не слышал. Я и сейчас кричу. Роберт, тебе не кажется это забавным? Ты ведь все всегда считаешь забавным. Так почему же ты не смеешься?»

Ее голос звучал у него в голове, словно воспоминание о словах. Однако каждое следующее слово оказывалось более громким, более выразительным. Роберт вполне уловил иронию девушки. Он бросил на нее долгий взгляд и спросил в свою очередь?

— А почему не смеешься ты?

Почти помимо ее воли улыбка сбежала с лица Дженн. Она опустила глаза и принялась разглядывать свои руки.

— Я не понимаю, что со мной происходит. Я очень стараюсь приспособиться, но перемен столько, что я все гадаю: уж не ошибаюсь ли я? Хочешь — верь, хочешь — нет, но я и в самом деле тебе доверяю. Не знаю почему — но доверяю. Насколько я заметила, ты производишь такое впечатление на большинство людей, так что, похоже, я в этом от них не отличаюсь. Я совсем не хочу ехать в Элайту, но… — голос Дженн оборвался, она еще крепче стиснула руки, — но я начинаю понимать, почему ты считаешь это лучшим выходом.

— Я считаю также, что нам следует пока хранить в секрете этот твой новый талант. Как ты сама сказала, на тебя обрушилось множество перемен: нужно время, чтобы ты к ним привыкла.

Дженн кивнула, и они двинулись обратно вдоль реки. Дженн некоторое время молчала, потом резко остановилась и повернулась к Роберту.

— У меня есть еще один вопрос. Я помню, как Генри говорил об отличии моей силы от вашей, но что-то тут не сходится. Я хочу сказать… если я могу говорить мысленно, то как получается, что ты меня только слышишь? Разве это не должно означать, что и ты можешь мысленно со мной разговаривать?

— Сомневаюсь. Моя-то сила точно такая же, как и у всех остальных.

— За исключением того, что у тебя ее гораздо больше. Ведь наверняка есть вещи, которые ты можешь делать, а они нет?

Так оно и было, но сейчас обсуждать отличия, решил Роберт, не время. Ему очень хотелось сказать Дженн, что она скорее всего права, но он знал: подтвердив ее предположение, он солгал бы. Он знал это потому, что много раз пробовал и каждый раз терпел неудачу.

— Мне очень жаль, но в данный момент ты единственная, кто на такое способен.

Они поднялись на холм и сели на коней. Когда Роберт двинулся в сторону Элайты, в его уме снова зазвучали тихие слова:

«Пожалуй, в этом есть свои преимущества, Роберт. Например, я только что сообразила: мое новое умение дает мне возможность спорить с тобой, а ты не можешь мне ответить тем же. Очень забавно!»

Роберту потребовалось усилие воли, чтобы не обернуться и не посмотреть на девушку, но смеха сдержать он не смог. Когда Мика спросил его, в чем дело, Роберт с ухмылкой ответил:

— Я только что поспорил сам с собой, дружок, а потом понял, насколько это бесполезно: что бы я ни говорил, победить в споре я не могу.

Разум Роберта неожиданно оказался полон победным смехом Дженн — смехом, которого Мика, конечно, не слышал.

— Вот он.

Дженн, сидя в седле, смотрела на открывшийся перед нею вид. Вдали величественно поднимались серые горы, словно охраняя близлежащие холмы. Еще ниже раскинулось сверкающее на солнце озеро, а на скале, вдающейся в него, высился замок из золотистого песчаника. Сплошная стена тянулась от ворот справи до огромной главной башни слева. За стеной был виден просторный двор, окруженный строениями; над ними поднимался дымок, который подхватывал и уносил прочь свежий ветер. К главной башне примыкали другие, меньшие — три по сторонам и еще одна сзади. В долине рядом с озером, частично скрытая рощей и склоном холма, раскинулась деревня. И все это словно обнимали темные руки леса, окружающего замок и деревню и тянущегося по другому берегу озера.

— Ну? — тихо спросил Роберт.

— До чего красиво! — прошептала Дженн, не отрывая глаз от замка.

— Ты вспоминаешь родные места?

— Нет. Но все равно вид прекрасен.

Роберт ничего больше не сказал, и Дженн пришлось отвернуться от замка, чтобы посмотреть ему в лицо. Ну вот, пора решать.

Потом ничего нельзя будет изменить, бесполезно станет винить Роберта и Мику, поздно жалеть о своем выборе. Роберт на самом деле предоставил ей решать все самой. Однако выбор не будет выбором, если выбирать не из чего…

— Куда еще могу я отправиться? — спросила Дженн, взглянув на Мику. — Где еще я буду в безопасности — раз уж вы так в этом сомневаетесь?

— Думаю, — ответил Роберт, нахмурившись, — если не гостиница в деревне, то всегда есть монастырь моей матери. Она живет в общине Святой Хилари, к востоку от Данлорна, в очень уединенном месте в горах. Монастырь большую часть зимы отрезан от мира, и я не думаю, что тебе там особенно понравится. Я хочу сказать — ты не будешь пользоваться там свободой делать то, что захочешь. С одной стороны, там можно не опасаться Гильдии, но с другой — при первой же демонстрации твоей силы тебя будет ждать церковный суд и казнь.

— Твоя мать — тоже колдунья?

— Клянусь богами, нет! — рассмеялся Роберт — И она ничего не знает о нас с братом.

— Понятно. — Не такая уж радужная перспектива, но все же… — Есть какие-нибудь еще предложения?

— Какие уж тут предложения — от Гильдии вы больше нигде не укроетесь, — довольно резко ответил Мика. — Мне очень жаль, но если вы будете держаться за свою прежнюю мысль просто бродить по стране, то очень скоро окажетесь в беде. Ведь вы не сможете — простите за откровенность — держать язык за зубами, если что-то вас заденет. Гильдия никогда не сунется в замок графа Якоба в Элайте — вот тут вы можете дать себе волю, и никто даже слова не скажет.

«Если бы он только знал!..» — мысленно бросила Дженн Роберту, но на лице ее не было улыбки. Действительно, ничего смешного в этом не было.

Ну что ж, значит, так тому и быть. Нравится ей это или нет, приходится признать, что Роберт и Мика правы. Теперь дело за незнакомым ей отцом…

— Хорошо. Давайте так и поступим. Роберт усмехнулся:

— Ну вот и прекрасно. Только лучше опусти капюшон плаща пониже, пока все не решится. Якоба нужно немного подготовить, прежде чем он увидит твое лицо.

Пока они объезжали озеро и приближались к замку, Дженн не могла оторвать глаз от сияющих в лучах закатного солнца стен. Стражник, расхаживавший по галерее наверху, давно уже заметил путников, так что, когда они достигли ворот, те были уже гостеприимно распахнуты.

Дженн следом за Робертом въехала во двор, опустив голову; капюшон скрывал ее лицо. Девушка порадовалась этому обстоятельству. Теперь, когда настал решительный момент, ей не хотелось, чтобы кто-нибудь мог догадаться о ее чувствах. Сердце ее начало бешено колотиться, и Дженн, когда она спешилась, пришлось сделать огромное усилие, чтобы справиться с дрожью в коленях. Рука Мики поддержала девушку, но на этот раз Дженн не нашла утешения в его присутствии. В конце концов, Мика скоро покинет Элайту, а ей придется остаться здесь — совсем одной.

— Милорд! — раздался где-то рядом голос; тяжелые сапоги простучали по каменным плитам, которыми был вымощен двор. Человек остановился перед Робертом, однако капюшон мешал Дженн разглядеть его. — Мы и не знали, что вы вернулись в Люсару. Что-нибудь случилось?

— Нет, Нейл. Не то чтобы случилось… Впрочем, мне нужно поговорить с твоей госпожой. Она здесь?

— Да, милорд. — Человек, казалось, заколебался. — Леди Белла в зале. Я доложу ей, что вы здесь. Приказать, чтобы конюх забрал ваших лошадей, милорд?

— Хм… Лучше с этим подождать, Нейл.

— Как пожелаете, милорд.

Теперь перед ней были ступени лестницы, и Дженн приподняла юбки, чтобы не споткнуться. Она следовала за Робертом, продолжая смотреть на его пыльные сапоги, и попыталась отвлечься от тревожных мыслей, пересчитывая царапины на потертой черной коже и гадая, при каких обстоятельствах они появились; однако все было напрасно. Страх стиснул ее в своих ледяных объятиях, и поделать с этим Дженн ничего не могла. Самое отвратительное было в том, что она не могла бы сказать, чего больше боится: отказа хозяев Элайты ее признать или их родственных чувств.

В зале было сумрачно, но гораздо теплее, чем снаружи. Дженн видела свежий камыш на каменном полу и светлые пятна там, кула из высоко расположенных в западной стене окон падал дневной свет. В зале кто-то тихо разговаривал, но голоса резко оборвались, как только они вошли. Потом заговорила женщина:

— Лорд Роберт! Во имя всех богов, что вы здесь делаете?

— Привет вам, Белла! — Голос Роберта был полон тепла и уверенности в себе. Дженн не могла не восхититься очарованием, которое Роберт излучал даже в таких неловких обстоятельствах. Ведь его приветствовали не слишком гостеприимно…

Белла? Ее сестра?

— Вы прекрасны, как всегда, — продолжал Роберт. — Годы не властны над вашей красотой.

Дженн до смерти хотелось взглянуть на женщину, увидеть ее лицо, но она не посмела. Еще рано… Не сейчас.

— Благодарю за комплимент, Роберт, — отрывисто бросила женщина. — Но я не понимаю, что вы здесь делаете.

— Я приехал повидаться с вами и с вашим отцом.

— Но вы же знаете: он…

— Белла, — прервал ее Роберт, — очень важно, чтобы я смог поговорить с вами обоими. Я не задержу вас надолго, но вы должны уделить мне несколько минут.

Белла долго ничего не отвечала. Почему? Что за проблема возникла перед ней? Если Якоб и Роберт старые друзья, разве хозяин не захочет увидеться с молодым гостем?

— Ну, не могу обещать, что он захочет долго с вами разговаривать, однако я провожу вас к нему.

Под ногами женщины зашуршал камыш; она пересекла зал и вышла в ведущую в короткий коридор дверь, знаком предложив Роберту и остальным следовать за собой. В другом конце прохода оказалась залитая солнечными лучами комната. Ее пол застилал толстый алузийский ковер, и Дженн с восторгом принялась его разглядывать: ей еще никогда не приходилось ступать по подобному произведению искусства.

— Отец, — начала Белла, — к вам гость.

— Что за черт… Данлорн? Клянусь всеми святыми, я же ведь велел вам никогда…

— Якоб, пожалуйста, подождите. — Роберт двинулся вперед, но Дженн осталась стоять у двери. Она знала, что Мика рядом и как всегда готов ее защитить.

— И не подумаю, Данлорн!

— Пожалуйста, отец, — вмешалась Белла. — Роберт говорит, что у него есть для нас важные новости. Выслушай его, очень тебя прошу.

— Не ожидал от тебя подобного, дочь, — проворчал Якоб, но тон его несколько смягчился. — Ну? Так в чем дело?

— Благодарю, — ответил Роберт с той же уверенностью в себе, которой он, казалось, прикрывался, как щитом. — То, что я собираюсь сообщить вам, трудно объяснить, поэтому прошу вас проявить терпение. Как вы, несомненно, догадались, я лишь недавно вернулся в Люсару. Я высадился в Ааране и пересек Шан Мосс, прежде чем добрался до гор. И именно в лесу я обнаружил кое-что… имеющее для вас огромную важность.

— Какое мне дело, клянусь зубами Серина, до Шан Мосса?

— Пожалуйста, Якоб, выслушайте меня. Я не сразу понял значения своего открытия, а когда понял, то решил, что вы немедленно должны узнать о нем — прежде даже, чем я вернусь в Данлорн.

Дженн прислушивалась к разговору, только смутно улавливая слова. Роберт немного отклонялся от истины, чтобы сделать свой рассказ более связным, и это было совершенно естественно. Однако было еще что-то, чего Дженн не понимала: какие-то смешанные чувства, исходящие и от Беллы, и от Якоба. Отчетливее всего была заметна явная неприязнь Якоба к Роберту. Но почему? Разве это не Белла, как предполагалось, ненавидит его? При чем же здесь ее отец? Так следовало из рассказа Роберта, если только…

Ну конечно, всего он ей не рассказал.

— Так что же это за открытие, Данлорн, которое заставило вас сломя голову мчаться в Элайту, чтобы рассказать о нем мне?

— Дело касается событий, происходивших во времена Смуты. Дженн не могла видеть Роберта, но представила себе, как тот сложил руки на груди, как делал всегда, пытаясь что-то объяснить.

— Смуты? — недоверчиво рассмеялась Белла. — Что такого интересного для нас могло произойти в те времена?

Роберт помолчал, потом ответил:

— Немногое, пожалуй. Однако я привез к вам кого-то, с кем вам следовало бы встретиться.

Он подошел к Дженн, и девушка подняла голову и взглянула ему в лицо. Роберт стоял между ней и остальными; Дженн поняла, что время пришло. Роберт ничего не сказал, только ободряюще улыбнулся, словно стараясь перелить в нее часть своей уверенности. Потом он протянул руку и откинул капюшон.

— Ну? — требовательно спросил Якоб из-за спины Роберта. — Кто это?

Улыбка Роберта стала шире, но это видела только Дженн. Потом, вернув себе серьезность, он ответил:

— Вот кого я нашел в Шан Моссе. Ее зовут Дженн, и она носит на плече Знак Дома Элайты. — Роберт сделал шаг в сторону, и Дженн наконец смогла увидеть комнату полностью.

У очага в деревянном кресле с вышитой обивкой сидел старик. Его лицо покрывали глубокие морщины, в волосах пробивалась седина. Пальцы правой руки раздраженно барабанили по подлокотнику, глубокие синие глаза озадаченно смотрели на Дженн. А позади него…

Белла. Дженн обнаружила, что смотрит на своего двойника — только старше и выше ростом. Белла хмурилась, сжав губы, однако все равно все в них было одинаковым — волосы, лицо, фигура… Невероятно!

— Знак Элайты? — протянул через несколько секунд Якоб. — Не понимаю. Как может она иметь Знак… — Голос его оборвался, кровь отхлынула от лица. — Вы… Вы сказали, что ее имя Дженн?

— Да. — Роберт взял Дженн за руку и вывел на середину комнаты, чтобы Якоб мог ее как следует рассмотреть. — Тогда, в Смуту… она не утонула — ее похитили, как похитили и остальных.

— Но это же невозможно! — бросила Белла. — Она не может быть моей сестрой…

— Твоей сестрой? — Якоб нахмурился и медленно повернулся к Белле. Потом его глаза засверкали. — Не может быть твоей сестрой? Но, конечно, это она! Как ты можешь сомневаться! У нее твое лицо, лицо вашей матери! — Он резко оборвал себя, осознав, что говорит. — Твоя сестра — моя дочь… Клянусь богами! Это правда! Ты жива… Все эти годы…

Не задумываясь о том, что делает, Дженн высвободилась из руки Роберта и опустилась на колени перед стариком. Широко раскрытыми глазами он вглядывался в ее лицо; девушка могла только догадываться, что чувствует Якоб. Внезапно весь ее страх исчез, растаял, как снег под лучами летнего солнца. Когда Дженн заговорила, в голосе ее звучало новое, глубокое спокойствие.

— Я вас не знаю, милорд. Я вас совсем не помню. Мне известно лишь со слов Роберта, что родинка у меня на плече означает, что я ваша дочь. Если вы не хотите, чтобы я оставалась здесь, я уйду без единого слова. Роберт увезет меня, если вы…

— Нет! Ни в коем случае! Я запрещаю! — Голос Якоба заполнил маленькую комнату, потом упал до шепота. — Я просто не могу поверить… Найти тебя — живой и здоровой, уже взрослой… Ох, Белла!

Белла встала рядом с отцом, выпрямившись во весь рост, внушительная и полная решимости.

— Что за глупости! Моя сестра мертва. Она утонула в реке, что вытекает из озера. Как может кто-то явиться спустя много лет и заявить, что она твоя дочь? Это какой-то заговор, затеянный Робертом! Не знаю, зачем… — Она резко повернулась к нему. — Что вы хотите с нами сделать? Вы не имеете права!

С этими словами Белла выбежала из комнаты, оставив за собой напряженную, неуютную тишину.

— Мне очень жаль, — пробормотал Роберт. — Я так долго убеждал Дженн в том, что ей здесь обрадуются, и совсем не предвидел, как все воспримет Белла.

— Не беспокойтесь, Роберт. — Якоб на секунду оторвал взгляд от Дженн. — Белла придет в себя, просто нужно дать ей время. Она трудно привыкает к переменам, а сейчас пережила шок. Не обращайте внимания. Скоро она будет так же радоваться сестре, как радуюсь я сейчас.

Дженн посмотрела на старика; тот протянул к ней руки. После мимолетного колебания девушка взяла его руки в свои. Прикосновение казалось странным, непривычным… но таким, как должно. Она не знала почему и решила, что пока это не имеет значения. Перед ней был ее отец — и он хотел, чтобы она вернулась.

— Думаю, — после недолгого молчания продолжал Якоб, — пришло время нашей жизни перемениться.

Луна иногда появлялась в разрывах мчащихся по небу туч; лишь несколько самых смелых звезд решились выглянуть этой ночью, но Роберт все равно порадовался им. Уснуть ему не удавалось, и он вышел из своей комнаты и поднялся на западную башню замка. Стоя на самой вершине, положив руки на камень парапета, он следил за тучами, пытаясь определить, какой будет погода. Через четыре, а может быть, и три дня он наконец окажется под защитой стен Данлорна. Тогда его уже ничто не будет заботить, кроме управления землями, ученых изысканий да периодических споров с Финлеем.

Замок был безмолвен, лишь изредка тишину нарушали животные, которых на ночь загнали в хлева и конюшни. Ночная стража бесшумно обходила стены, но не докучала Роберту. Воины знали отношение к нему своего господина и не стремились вступать в разговоры с человеком, которого считали предателем. Сейчас это вполне устраивало Роберта — он не хотел, чтобы его одиночество нарушалось.

Распоряжения Якоба, спешившего объявить всем о возвращении потерянной дочери, перевернули весь замок вверх дном. Новость быстро распространилась среди слуг, и Роберт не сомневался, что почти каждый обитатель Элайты нашел предлог заглянуть в зал и собственными глазами увидеть вновь обретенную гордость и радость хозяина. Некоторые старики помнили Дженн ребенком и откровенно выражали свои чувства — от удивления и недоверия до бурной радости. Все слышали смех Якоба, не скрывавшего своего счастья.

Однако не Якоб, а Белла настояла, чтобы Роберт и Мика остались в замке на ночь. Отцу она не сказала об этом ни слова, и Роберт не сомневался, что возражений своим распоряжениям она не потерпела бы. Впрочем, его самого такое решение не очень радовало; Роберт твердо решил выехать из замка как можно раньше на рассвете. Он не испытывал желания воспользоваться благодарностью, которую Якоб, несомненно, считал бы своим долгом ему демонстрировать: по его мнению, тот ничего ему не был должен.

Так почему же его одолевает такое беспокойство? Почему целых два часа он безуспешно пытался уснуть? Почему мерзнет здесь в одиночестве, глядя на ночное небо? Уж не в том ли дело, что через столько лет Роберт начал сомневаться: а не был ли Якоб прав с самого начала? Не было ли решение войти в совет Селара после завоевания Люсары действительно предательством?

Нет. Роберт вздохнул и присел на холодную каменную стену. Как ни умен и ни благороден Якоб, он ведь не знает правды, не знает, как все происходило на самом деле. Он, подобно всем вокруг, видит только следствия и делает на этом основании собственные умозаключения. Никто ведь не побеспокоился узнать, что привело к соглашению между Селаром и Робертом. Сам Селар никогда не заговаривал на эту тему — и не без оснований. Роберт тоже никому ничего не рассказывал — иначе пострадало бы дело, которому он посвятил всего себя.

Роберт снова взглянул на небо. Тучи на востоке сгустились, стали более угрожающими. Пожалуй, не миновать бури…

В тот день стихия тоже разбушевалась — в тот день, когда Селар явился в замок Роберта.

Роберт отложил книгу и бросился к окну, чтобы не дать дождю залить свой кабинет сквозь окно, с которого ветер сорвал ставень. Он высунулся и протянул руку, чтобы вернуть створку на место. Ледяные капли жалили его лицо, но прежде чем Роберт захлопнул ставни, он успел заметить кое-что. Во дворе замка появились две дюжины вооруженных всадников. Роберт нахмурился и решительно закрыл окно, потом подошел к очагу и, стоя спиной к огню, принялся медленно вытирать руки.

Итак, его время пришло.

Два года заточения, и теперь наконец вооруженные всадники, облаченные в одежды цветов королевского дома, без предупреждения явились в его замок. Ничего хорошего это не сулило, но все, что мог сейчас Роберт сделать, — это стоять у огня и ждать. Впрочем, долго ждать ему не пришлось. Раздался стук в дверь, и в кабинет вбежал, запыхавшись, его управитель, Оуэн Фицзалан.

— Милорд, к вам посетители!

— Вижу. — Роберт сложил руки на груди. — Кто-нибудь, кого я знаю?

— Это сам король, милорд! — Оуэн бросил взгляд через плечо. Услышав шаги на лестнице, он заторопился: — Его сопровождают солдаты. Я боюсь…

— Все в порядке, Оуэн. Найди моего брата и проследи, чтобы он не покидал своих комнат. Скажи ему, что это мой приказ. Потом спустись во двор и проводи людей в помещение, чтобы не промокли.

Оуэн нахмурился, потом сделал глубокий вдох.

— Вы уверены, милорд?.. Их ведь не так много. Деверин собрал ваших людей…

Роберт улыбнулся, хотя и не без усилия:

— Нет. Слишком поздно. Если бы я собирался бежать, я сделал бы это два года назад. Только позаботься, чтобы с Финлеем ничего не случилось.

— Хорошо, милорд. — Оуэн поклонился и отошел в сторону, когда в комнату вошли двое стражников в королевских ливреях, какой-то толстяк, которого Роберт не узнал, и, наконец, Селар. Роберт спрятал руки за спиной и кивком отослал Оуэна. Потом все его внимание сосредоточилось на человеке, который был теперь королем Люсары.

Величественная фигура Селара, казалось, заполнила комнату. Он с пренебрежительным видом оглядел скромную обстановку кабинета Роберта. Стражники остались у двери, но толстяк подошел поближе. На его жирном лице была написана неприязнь. Кольчуга топорщилась на бычьем загривке, словно ошейник сторожевого пса. Толстяк пристально и мрачно уставился на Роберта, но тот не обратил на него внимания. Не этот человек представлял настоящую опасность.

— Итак, — начал толстяк, — это и есть тот бунтовщик, который доставил нам так много неприятностей, сир. Что-то он молод, просто мальчишка. Или это младший из братьев?

— Нет, это Данлорн, Ичерн. Тот, кто мне нужен. — Селар говорил совершенно равнодушно, расхаживая по комнате и разглядывая книги и бумаги, наваленные на столе, занимавшем всю середину комнаты. Роберт порадовался тому, что как раз этим утром спрятал свои наиболее опасные записи, хотя и не думал, что его положение особенно ухудшится, если король обнаружит, что он — колдун. Однако осторожность никогда не помешает…

— Что с тобой, парень, ты язык проглотил? — проворчал Ичерн. — У тебя не найдется и словечка, чтобы приветствовать твоего сюзерена?

Роберт продолжал смотреть на Селара и ничего не ответил.

— Я с тобой разговариваю, мальчишка! — взревел Ичерн. Он попытался схватить Роберта за плечо, но тот предвидел это и вовремя поймал руку толстяка. С молниеносной скоростью он развернулся так, что рука Ичерна оказалась заломлена за спину. Мгновенной незаметной вспышки силы оказалось достаточно, чтобы колени подогнулись под Ичерном, и тот с грохотом рухнул на пол. Роберт отпустил его руку и сделал шаг назад, по-прежнему не спуская глаз с Селара.

— Вы идиот, Ичерн, — проворчал Селар. — Поднимитесь и оставьте нас.

— Но, сир…

— Я сказал — оставьте нас.

Ичерн поднялся на ноги и, бросив на Роберта яростный взгляд, вышел из комнаты, прихватив с собой стражников. Когда дверь за ними закрылась, Селар подошел к небольшому столу у окна, на котором стоял кувшин, налил в чашу вина, сделал глоток и только после этого обернулся к Роберту.

— Я так и не поблагодарил вас, — сказал он тихо, — за то, что вы спасли мне жизнь. В то время это казалось неуместным, к тому же у меня были другие заботы. И все же я рад, что вы вытащили меня из реки, Данлорн, — хотя сомневаюсь, что вы сделали бы это, зная, кто я такой.

Роберт понял, что Селар ждет от него ответа, но ничего не сказал. Ему понадобятся все уроки, которые только преподал ему отец, чтобы выжить сейчас, — но молчание далось ему с трудом. Сердце его словно сжала ледяная рука, во рту было сухо. И все же молчание было, несомненно, лучшей политикой.

— Ясно, — кивнул Селар, допивая вино. — Значит, вам нечего мне сказать. К несчастью, я не могу оставить все как есть. Мне нужен ваш ответ на один вопрос. Если я предоставлю вам свободу, соберете ли вы армию и выступите ли против меня?

Вопрос оказался для Роберта совершенной неожиданностью, но он постарался скрыть удивление, нагнувшись, чтобы положить в огонь новое полено.

— Видите ли, — продолжал Селар, — многие, кому, как я считаю, я могу доверять, говорят мне, что вы — самая большая угроза моему трону. Похоже, народ все еще предан вашему отцу и по наследству — вам. Мне говорят, что, если я вас отпущу, через полгода вы возглавите восстание против меня. Это я намерен предотвратить — по очевидным причинам. Однако, поскольку вы и в самом деле спасли мне жизнь, я считал своим долгом по крайней мере дать вам возможность высказаться в свою защиту.

Роберт несколько секунд смотрел в огонь, все еще сохраняя молчание. Потом, не в силах справиться с собой, рассмеялся.

— Не вижу, что в моих словах такого уж смешного, — бросил Селар, резко опустив чашу на стол. — Ответьте на мой вопрос, черт возьми!

— И что же вы будете делать, если я стану возражать обвинителям? Поверите ли вы мне, если я пообещаю никогда не поднимать против вас восстания? — Роберт повернулся к Селару, все еще улыбаясь. — Вам ведь многие нашептывают о моей измене! Сомневаюсь, чтобы вы мне поверили. Будьте честны — вы явились сюда не для того, чтобы задавать мне всякие глупые вопросы. Вы решили посмотреть, сможете ли подписать мне смертный приговор после того, как я так некстати оказался вашим спасителем. Признайтесь в этом!

В глазах Селара вспыхнул гнев.

— Как вы смеете так со мной разговаривать! Нравится вам это или нет, я ваш король и ваша жизнь в моих руках!

— Тогда убейте меня, — пожал плечами Роберт. — Прекратите это ребячество и займитесь делом.

— Что? Вам так не терпится умереть?

— Нет. — Роберт снова заложил руки за спину, чувствуя, как к нему возвращается спокойствие. — Просто я примирился с неизбежным. Вы совершили большую ошибку, знаете ли, дав мне два года на размышление. Чем, как вы считаете, я занимался все это время? Ждал, чтобы вы явились и освободили меня из моей тюрьмы?

Селар покачал головой и оперся рукой о раму окна.

— Вижу, что мне доносили правильно. Вы опасны — и особенно опасны потому, что вам всего семнадцать. Вы уже холодны как лед, более целеустремленны, чем люди вдвое вас старше. Но я вам не верю. Вы говорите так, словно вам нечего терять, а ведь лишиться вы можете очень многого. Даже если вам безразлична собственная жизнь, у вас есть мать и брат, не говоря уже о наследственных владениях. Станете ли вы играть их судьбой?

К этому Роберт был готов. Его смущало только одно: от этого словесного поединка он получал удовольствие. Что это с ним? Он сложил руки на груди.

— Моя мать живет в обители Святой Хилари, под защитой церкви. Вам пришлось бы сровнять монастырь с землей, чтобы добраться до нее. Не сомневаюсь, что вы попытались бы это сделать, но захотите ли вы оскорбить церковь в самом начале своего царствования? Пока что священники были к вам лояльны, и мне кажется, вы захотите сохранить их преданность.

— А как насчет вашего двенадцатилетнего брата? Готовы ли вы обречь его на смерть?

Роберт обнаружил, что снова улыбается.

— Финлей и я — мы сыновья своего отца. Мы не боимся исполнить свой долг — и умереть ради него. Если вы спросите его, едва ли он ответит вам иначе.

— Так, значит, вы не сделаете ничего, чтобы не дать мне его убить?

— Сначала я убью вас, — ответил Роберт, твердо глядя Селару в глаза. Сердце его колотилось, но он не подавал виду, что не уверен в себе. — Чего вы на самом деле хотите от меня? Добиваетесь, чтобы я разозлил вас и заставил отдать приказ о моей казни? Или вам нужно мое благословение? Что?

Селар ответил не сразу.

— А чего хотите вы, Данлорн?

Роберт от неожиданности шумно вздохнул. Неужели этот человек говорит серьезно?

— Я хочу, чтобы вы перестали мучить мой народ! Я хочу, чтобы прекратилась практика захвата старшего сына в каждой семье в качестве заложника. Я хочу, чтобы вы облегчили налоги, которые простых жителей Люсары все глубже и глубже погружают в нищету. Я хочу, чтобы вы не конфисковывали земли без всяких оснований и не раздавали их своим прихвостням. Я хочу, чтобы вы перестали смотреть на Люсару как на ребенка, заслужившего порку!

— Да что вы об этом знаете! Вы просто не представляете, о чем говорите. В мире политики и завоеваний вы наивный простачок! То, что я делаю, я делаю, чтобы сохранить трон.

— И так преуспели в этом, что примчались сюда — к человеку, которого два года держите в заточении, чтобы он не возглавил восстание! Если бы вам уже не грозила опасность, Селар, я был бы бессилен против вас. Мою силу питает ваша собственная безжалостность. Если вы хотите устранить опасность с моей стороны, вам легко это сделать: устраните причины, заставляющие народ восставать.

— Разве вы не являетесь одной из таких причин? — бросил Селар. Это был риторический вопрос, но следующий прозвучал вполне серьезно: — А вы согласитесь? Согласитесь дать мне свое благословение — публично, так, чтобы все ваши приверженцы это видели?

— Никогда.

— Ну так умрите и будьте прокляты, Данлорн! — рявкнул Селар, поворачиваясь к двери. — Мне не нужна ваша помощь!

— Я вам ее и не предлагав, — резко ответил Роберт. — Однажды я вам помощь оказал, но вы были слишком глупы, чтобы тогда ею воспользоваться. Второго такого случая вам не представится.

Селар был уже у двери, но тут остановился. Не оборачиваясь к Роберту, он тихо сказал:

— Я тоже сын своего отца. Я не забыл его урок: всегда пользоваться уникальной возможностью, когда она представляется. Именно так я поступил, когда вторгся в вашу страну, Данлорн. Более того: я готов сделать это снова, если потребуется. — Король медленно повернулся. — За то, что вы публично одобрите мои действия, я предлагаю вам жизнь, жизнь вашим близким и некоторые уступки — в тех направлениях, которые вы только что перечислили. Для вас это тоже уникальная возможность, и вам не следовало бы так поспешно ее отвергать.

Роберт вслушивался не столько в слова Селара, сколько в то, что оставалось несказанным. Неужели возможно, что его трону грозит опасность? И не только со стороны тех, кто поддержал бы Роберта в случае восстания? Неужели дела Селара настолько плохи, что он явился сюда в надежде получить что-то, чего, как ему должно быть известно, никогда не получит? Это казалось невероятным, но, слушая Селара, Роберт ясно видел, как много может дать эта предложенная ему возможность.

Он опустил руки и пересек комнату. Остановившись перед Селаром, Роберт посмотрел королю в глаза.

— Вам и правда нужна моя помощь — но так дешево вы ее не купите. Не рассчитывайте на мою открытую поддержку, если не дадите мне чего-то, что стоит поддерживать. В любом другом случае народ усомнится в моей искренности, так что вся затея окажется напрасной. Я согласен служить вам, да, но только после того, как вы облегчите гнет, от которого страдает моя страна. Вы уже совершили достаточно жестокостей для одного царствования. Дайте мне власть творить добро.

— Но не используете ли вы данную вам власть против меня? — Селар всматривался в лицо Роберта.

— Нет, если вы не нарушите слова. Вы должны помнить об этом, если когда-нибудь пожелаете лишить жизни моего брата. В отничие от некоторых ваших придворных, дав клятву, я никогда вас не предам.

— Прекрасные слова, Данлорн. Вы не кривите душой? Роберт на мгновение задумался. Он стоял так близко к Селару, что сейчас убить его было бы легко. Нетрудно также было бы разделаться с солдатами внизу, собрать своих приверженцев и двинуться на Марсэй во главе армии. Через несколько недель он был бы коронован, и от завоевания Люсары Селаром остались бы лишь короткие главы в хрониках. Так почему же он этого не сделал?

Ответ был так же очевиден, как и вопрос. Убить Селара он мог только одним способом — используя свою колдовскую силу. Это стало бы очевидно всем — и как долго удержался бы на троне колдун? Новая гражданская война уничтожит Люсару; в этом случае Роберт оказался бы ничем не лучше Селара, а потому имел не больше прав на корону, чем тот. Да и становиться королем желания он не испытывал.

— Нет, — серьезно ответил Роберт. — Я не кривлю душой. Селар медленно кивнул:

— Прекрасно, Данлорн, по рукам. Но клянусь: стоит вам хоть в чем-то стать моим противником, и я уничтожу вас.

— Я клянусь вам в том же, — улыбнулся Роберт.

Луна скрылась за завесой синих туч, начало моросить, капли влаги заблестели на каменных стенах замка. Роберт бросил взгляд на озеро; туман скрыл горы, так что теперь он видел их только в своем воображении. Со времени того разговора с Селаром прошло одиннадцать лет, столь многое в жизни изменилось… Как ни странно, Селар сдержал слово и позволил Ррберту помогать тем, кто в том нуждался. Роберт, в свою очередь, во всеуслышание заявил о своей преданности Селару. Какое-то время казалось, что все так и будет идти дальше, принося желанные плоды. К тому же Роберт, к своему удивлению, обнаружил, что испытывает к королю симпатию; само собой получилось так, что между ними возникла близость, они стали друзьями. Почти год Роберт был счастлив так же, как до начала Смуты.

Но потом все снова переменилось — и очень быстро. Так быстро, что у Роберта никогда не было времени остановиться и подумать, что следует предпринять. А когда умерла Береника…

— Ты напрасно вышел без плаща, Роберт.

Он резко обернулся и увидел стоящую рядом Дженн. В еле пробивающемся сквозь туман лунном свете лицо ее казалось бледным.

— Почему ты не спишь в такой поздний час?

— Мне жаль, что я тебя испугала, — пожала плечами девушка, — но кричать на меня нет нужды.

— Я не кричал. Я… — Роберт запнулся, не находя подходящего слова.

— Ты кричал, Роберт. Не переменить ли нам тему? Эту мы исчерпали.

Роберт снова уселся на камень, невольно усмехнувшись.

— О боги! Кажется, я нарушила твое задумчивое настроение. Снова прошу меня простить. О чем ты размышлял?

— Ни о чем важном.

— Неправда. Ты стоишь здесь уже больше получаса. Я знаю — я за тобой следила.

— Почему?

— Я подумала, что ты можешь кинуться вниз со стены.

— Ох!

— И я хотела при этом присутствовать.

На этот раз Роберт расхохотался; смех смыл мрачные мысли, как ливень смывает паутину.

Дженн подождала, пока он перестанет смеяться, и сказала:

— Ты никогда не говорил мне, что отец тебя ненавидит, — не говорил ни словечка.

— Не говорил.

— Значит ли это, что ты не сможешь приезжать сюда? Совсем?

— Да, именно так все и есть. Ты наконец сможешь избавиться от меня навсегда.

— Понятно. — Взгляд Дженн обратился к озеру. — И ты ничего не имеешь против того, что он считает тебя предателем?

Роберт пожал плечами.

— Я мало что могу сделать, чтобы изменить его мнение о себе, — а если бы и мог, то не захотел бы.

— Что именно ты мог бы сделать?

— Ну, например, пойти войной на Селара и свергнуть его с трона.

— Завтра ты уезжаешь?

— В чем дело? — шутливо поинтересовался Роберт. — Не можешь дождаться этого момента?

— Ох, Роберт, — бросила Дженн, поворачиваясь к нему, — иногда мне просто хочется тебя ударить!

— Меня? За что?

Девушка несколько секунд смотрела на него, но, как всегда, Роберт ничего не мог прочесть у нее на лице. Наконец она вздохнула и прошептала:

— Ты ведь и не догадываешься, правда?

— О чем?

— О том, каково мне… О том, что я чувствую, оставаясь одна, в незнакомом месте, без всякой надежды узнать больше об этой своей проклятой силе. Боги мне свидетели, Роберт, ведь ты — единственная нить — хоть и очень тонкая, — связывающая меня с Анклавом. Что мне теперь делать?

Дженн была права, и Роберт почувствовал себя виноватым. С другой стороны, насколько он мог судить по тому, чему был свидетелем, Дженн требовалось очень немного обычной подготовки, после которой колдун становится адептом. Ее сила росла так быстро, что не пройдет и года, как девушка достигнет уровня магистра. Пожалуй, ей даже лучше обойтись без обучения.

— Прости меня, — сказал Роберт. — Я глупец, признаю. Ты бы уже должна была к этому привыкнуть. Как бы то ни было, на твоем месте я пока не стал бы беспокоиться об обучении колдовским приемам. У тебя будет слишком много других дел: тебе предстоит учиться быть дочерью графа. Однако потом у тебя появятся возможности и для занятий колдовством. К тому времени твое положение укрепится, и ты сможешь ненадолго исчезнуть, чтобы побывать в Анклаве.

— Но я не знаю, как туда попасть.

— На самом деле знаешь, ты просто не отдаешь еще себе в этом отчета. Тебе просто нужно направиться в сторону Голета, и ноги сами приведут тебя в Анклав. Таково одно из следствий наложения Печати.

— Наложение Печати имеет еще какие-нибудь следствия, о которых ты не упомянул?

— Нет. — Роберт покачал головой и улыбнулся. Хоть Дженн и храбрилась, сейчас она выглядела очень хрупкой и уязвимой; однако глупостью с его стороны было бы поверить, будто это так и есть. — Мы с Микой отправимся в путь на рассвете, — продолжил он очень мягко. — Я не хочу, чтобы твой отец обнаружил, что мы все еще здесь. Не передашь ли ты мою благодарность Белле?

— Ты ведь не встречался с Лоренсом, мужем Беллы. Он рассчитывает увидеться с тобой утром.

— Тогда передай ему мои сожаления. Поверь, Дженн, лучше, если мы уедем на рассвете.

Девушка медленно кивнула, не сводя с Роберта глаз. «А ты попрощайся за меня с Микой. Скажи ему, что мне будет его не хватать».

— Обязательно.

Дженн слегка улыбнулась и двинулась к лестнице, но помедлила.

— Знаешь, ты почти заставил меня пожалеть, что я сказала гильдийцам ту глупость, из-за которой они на меня накинулись. Все это было увлекательным приключением, но теперь я не так уж уверена, что мне нравятся последствия. Вот так всегда и наказывается несдержанность.

Дженн была уже у ведущей вниз со стены лестницы, когда Роберт заговорил снова.

— Дженни! — Она остановилась и обернулась. Встретив ее взгляд, Роберт понял, что не знает, о чем хотел сказать. — Будь осторожна, хорошо?

— Я буду такой же осторожной, как и ты. Прощай, Роберт. Дженн исчезла, но, прежде чем Роберт двинулся с места, до него долетела ее последняя мысль:

«И откуда только ты взял, что я хочу от тебя избавиться! Я никогда ничего подобного не говорила!»

Мика уже оседлал лошадей и все приготовил к их предрассветному отбытию. Роберт широко зевал: ему удалось поспать всего около часа. Однако прежде чем он успел вскочить в седло, из темноты вынырнула Белла.

— Я так и думала, что вы попытаетесь сбежать, — ехидно протянула она.

— Мои намерения так очевидны? — откликнулся Роберт.

— Иногда да, но я к тому же знаю вас с такой стороны, которая обычно не видна.

— И какова же эта сторона?

— Очень раздражающая.

— Ах, — ухмыльнулся Роберт, — значит, вы обнаружите, что во многом сходитесь во мнениях с сестрой.

— Могу я поговорить с вами, прежде чем вы уедете? — Белла отошла в сторону от коней, Мики и конюха, державшего поводья. — Ответьте мне честно: вы говорите, что у нее есть Знак нашего Дома. Вы его видели?

— Да.

— И вы уверены, что она моя сестра?

— У меня сомнений нет. А у вас? — Роберт пристально смотрел на Беллу, опасаясь сказать лишнее.

— Ох, не знаю, — вздохнула Белла. — Но в любом случае я хочу извиниться за вчерашнее. Я не собиралась ни в чем вас обвинять. Просто я была так потрясена и так боялась за отца… если все это окажется ошибкой.

— Ошибки тут нет. И, пожалуй, будет лучше, если вы извинитесь не передо мной, а перед Дженн.

Белла нахмурилась:

— Меня тревожит и кое-что еще. Вы утверждаете, что она была похищена во время Смуты. Но как это могло случиться? Ведь единственными детьми, которые исчезли, оказались мальчики из семей, участвовавших в распрях. Мой отец не принимал в них участия, так зачем же было кому-то похищать его дочь? Кому она понадобилась — и почему потом об этом не стало известно? Почему…

— Почему она нашлась через все эти годы, целая и невредимая, когда остальных детей никто никогда больше не видел? Этого я не знаю и сомневаюсь, что, мы когда-нибудь узнаем. Прошло так много времени, что даже если удастся найти виновников, едва ли они признаются или смогут назвать истинную причину.

— Пожалуй, вы правы.

Роберт оглянулся на Мику, потом посмотрел на главную башню замка.

— Я помню, что мы с вами, Белла, раньше не очень ладили, но сейчас я хочу попросить вас…

— О чем?

— Будьте к ней добры. Не думаю, что в ее странной жизни ей перепало много тепла. Дженн ничего не помнит об Элайте. Она независима, очень любопытна, временами невыносима, но также обладает удивительной способностью приспосабливаться к переменам. Девочка закалена жизнью, но, согласившись явиться сюда, она подставила себя под удар и понимает это. Она будет вам противиться и изводить — не все равно будьте к ней добры, пожалуйста.

Белла несколько мгновений смотрела ему в лицо.

— А я-то думала, что великий граф Данлорн ко всему равнодушен.

Роберт выдержал ее взгляд.

— Так вы сделаете это?

— Постараюсь, — кивнула Белла.

— Тогда прощайте — и спасибо за гостеприимство. Роберт вскочил на коня и вместе с Микой выехал за ворота.

Когда первые солнечные лучи озарили горы, замок уже таял вдали.

— Ну, милорд, думаю, все могло обернуться и хуже, — заговорил наконец Мика. — Мог еще и снег пойти.

Роберт не смог сдержать улыбки:

— Мика, я очень тебя люблю и ценю твою верность, но твои высказывания всегда оказываются не ко времени.

— Милорд?

Роберт показал на собирающиеся на небе тучи.

— Ты только посмотри.