Я подошёл к особняку Игоря, когда непроглядный осенний вечер завладел улицами. Немно-гочисленные фонари отражались в лужах и с горем пополам помогали миновать интенсивные коммунальные раскопки. Доморощенные Шлимманы, похоже, не теряли надежды отыскать собственную Трою.
Калитка не заперта. Впрочем, это не важно — Алла оставила ключи. Двор заливал электри-ческий свет. Игорь не жалел средств, избавляясь от темноты. Мохнатый исполин рыкнул в вольере. Потом, признав во мне человека, приходившего с хозяином, вяло махнул хвостом. Из могучей груди вырвалось щенячье поскуливание.
— Кушать хочешь, — я провёл ладонью по сетке. Кавказская овчарка заворчала и нехотя щёлкнула зубастыми челюстями.
Не надо, мол, фамильярностей, чужак. Я при исполнении.
— Всё понимаю. Служба. Погоди немного, приятель, — я поднялся по ступенькам. Во всех окнах горел свет. Странно.
Мудрёный замок поддался не сразу. Трудно с непривычки одновременно прижимать крошечный язычок, дёргать за ручку и поворачивать ключ. Солидному имуществу — хорошую охрану.
В холле царила тишина. Ни обычного поскрипывания рассыхающихся паркетин, ни гудения холодильника, ни бормотания в водопроводных трубах. И холод. Пронизывающий до костей. Наверное, котёл погас. Надеюсь, в доме есть электрообогреватели. Очень не хочется лезть в подвал.
Тишину в клочья разорвал жуткий вой. Могучий кавказец огласил улицу песнью скорби. Вот только о чём? О неполученном ужине? Вряд ли.
— Алла! — послышалось, когда собака умолкла.
— Это я, бабушка! — вырвалось у меня. — Алла у подруги!
— Алла, прости! — от леденящего душу вопля содрогнулись стены.
Я рванулся на второй этаж. Ступеньки вдруг стали непривычно высокими и вязкими. Я спотыкался на каждом шагу. Когда я добрался до площадки, с меня, несмотря на холод, сошло семь потов. Ручка на двери старухи покрылась инеем. Чувствуя, как кожа на ладони прилипает к металлу, я схватился за неё. Дверь поддалась. Я ввалился в комнату.
Старуха сидела в кресле: подёрнутые инеем брови и волосы, посиневшие губы, застывшее лицо. Она ещё была жива. Веки дрогнули. В эту минуту с улицы снова донёсся вой. Стало жарко.
— Алла Александровна, что…
Она меня услышала, в зрачках мелькнул проблеск сознания, тонкие губы зашевелились, высохшие пальцы царапнули по плюшу кресла. Я подбежал, склонился над ней.
— Она… , — я скорее уловил движение воздуха, чем услышал звук речи. Невероятно, что минуту назад с этих губ сорвался ужасный вопль. — Ты… всё… узнал… Она…
— Кто она? Алла?!
— Жена… Игоря…
— Сбежавшая?
— Умер… шая… Подвал… Кладка… Она… Не простила… Ты…
— Что я могу сделать?
— Закопай… она… я… знала… семья… нельзя… было… девочку… прости…
— Алла Александровна! Алла Александровна! — я теребил безжизненное тело.
Температура вернулась в норму. Свет погас сам собой. Я попробовал выключатель. Работает. Навеки успокоившаяся старушка умиротворённо сидела в кресле. Надо позвонить в «Скорую». Или куда обращаются в подобных случаях?
Она знала. Что она знала? О случившемся на крыше? Молчала, прикрывая Игоря? Лишь бы репутацию семьи не опорочить! Я? Я странный! На меня всё можно свалить! Она? О живых надо думать! Эх, Алла Александровна, Алла Александровна!
При чём ту подвал? Жена Игоря? Бред умирающей старухи? Нет, не похоже.
Я умею отключаться в экстремальных ситуациях. Нервозность, эмоции, чувства, всё уступа-ет на второй план. Тело превращается в действующий механизм.
Я отыскал на кухне мешок с сухим кормом. Выволок его во двор. Открыл вольеру. Ог-ромный пёс поджал хвост и прятался в дальнем углу. Я распорол мешок…
— Ужин, мохнатый, — собака заскулила. — Ну, давай, давай. Всё кончилось.
Свирепый кавказец переставлял каждую лапу, словно под ними был тончайший лёд и новый шаг мог оказаться последним. Минут десять он преодолевал отрезок в два метра, то и дело разражаясь визгом и плачем. Когда пёс оказался рядом, я увидел в преданных собачьих глазах такой ужас, что сам покрылся гусиной кожей. Розовый язык тронул мою ладонь, а массивная голова спряталась между коленей. Пёс искал защиты у единственного оказавшегося поблизости человека.
— Ничего, всякое случается, — я провёл ладонью по густой шерсти, ощутил дрожь могучего тела. — Ты перекуси пока и уноси ноги. У меня ещё дела, приятель.
Пёс не отставал от меня, пока я искал в гараже кувалду и фонарь. Проводил до дома. Стоило мне ступить на порог, кавказец с обречённым видом отошёл в сторону и, задрав морду к чернильному небу, разразился воем.
Вход в подвал я обнаружил без труда — скромная дверца в дальнем углу кухни. Запор? Скорее одно название. Поворот ручки, и я один на один с влажной темнотой. На мгновение показалось, что кто-то следит за мной, укрывшись во мраке. Страх леденящими шажочками пробежался по спине. Что я делаю? Что собираюсь искать? Какого монстра потревожу своим вторжением? Ещё есть возможность захлопнуть дверь, сообщить, куда следует о смерти старухи и умыть руки. Забыть обо всём, загнать странные видения вглубь сознания и никогда больше не вспоминать о тихом подмосковном городке.
Пока меня одолевали капитулянтские мысли, рука сама собой нашарила выключатель. Щелчок… Ну, и чего мы испугались?! Подвал, каких сотни, забитый разным барахлом, ненужными инструментами и банками с солениями. Даже фонарь не нужен — освещение не хуже чем наверху.
Я спустился по лестнице, прошёл вдоль стеллажей с пузатыми пыльными банками и старыми вещами. Под ногами зловеще поскрипывал песок. Или мне это только кажется? У дальней стены я наткнулся на вторую дверь. Открыл. Помещение поменьше. Почти пустое. В дальнем углу гудит котёл. Тоже никаких призраков. Если таковым не считать мерно работаю-щий АОГВ.
Однако подвал маловат. В половину дома. Может в другую часть вход с улицы? Лампочка в котельной значительно слабее, чем в первом помещении. Немудрено, что я не с разу разглядел крошечную дверь в тёмном углу. Прикрытая деревянным щитом и затянутая паутиной, она едва различалась в тусклом свете. Ни за что не найдёшь, если не будешь искать специально.
Отодвинуть щит и убрать плоды многолетней деятельности пауков — дело нескольких минут. К чему, интересно, такая маскировка? От кого? Едва освободив дверь, я наткнулся на массивный замок. Слишком крупный для такой двери. Что же Игорь так тщательно прячет? Фамильные драгоценности?
Если бы не предыдущие события, странные видения, подозрения и слова старухи, я бы никогда не сделал того, что совершил в следующую минуту. В конце концов какое мне дело до чужих тайн! Если дверь закрыта, значит так нужно. Кто я такой, чтобы распоряжаться в чужом доме?! Мало своих проблем?!
Так бы я поступил ещё пару дней назад. Но сейчас… Сейчас дело зашло слишком далеко. Либо я выясню правду, либо… признаю собственное безумие, а догадки и видения — плодом воспалённого воображения.
А ещё… Ещё я чувствовал чужую волю, которая мягко, но в то же время настойчиво, заставляла действовать. Я уже не мог остановиться… даже если бы и захотел.
Два удара кувалды — замок упал. Дверь со скрипом распахнулась. Я включил фонарь, шагнул в темноту и тут же упёрся в стену. Вернее в кирпичную кладку, вклинившуюся между бетонными блоками, словно гнилой зуб. Когда-то здесь был проход. Кто-то его заложил. Причём заложил неаккуратно — кладка кривая, кое-где края кирпичей выступают на несколько пальцев. Строитель или работал в сильном подпитии, или торопился. Очень торопился.
Если уж христиане безжалостно жгли Александрийскую библиотеку, а вандалы рушили античные скульптуры, то сломать уродливую кирпичную заплату сам бог велел. Только бы размахнуться получше. Тут дело встало. Я корчился в тесном предбаннике, стараясь поудобнее ухватить кувалду за чересчур уж длинную ручку. А ещё говорят — ломать не строить!
На пятый или шестой удар кладка дрогнула. Я отбросил кувалду и пнул уродливое сооружение. Стена качнулась в раздумии и, признав за мной победу, с грохотом обрушилась вовнутрь. Затхлый и почему-то очень холодный воздух ударил в лицо. Я невольно отступил и несколько секунд собирался духом, прежде чем направить луч фонаря в открывшуюся нишу.
Жёлтый кружок света упал на подёрнутую белёсой плесенью стену, скользнул на бетонный пол, обследовал углы и уже у самого выхода наткнулся на человеческие останки. Я вскрикнул, встретившись взглядом с пустыми глазницами и плотоядной улыбкой. Рука дрогнула. Луч запрыгал, являя из темноты то грудную клетку с остатками одежды, то неестественно вывернутые руки, то снова скалящийся череп.
Наверное, только ирреальность, абсурдность находки удержали меня от панического бегства. Я не хотел верить в происходящее. Чёрт возьми, где я нахожусь, в конце концов?! В средневековом замке из рассказов Эдгара По, или в коттедже своего родственника?! Что это означает?! И со мной ли, вообще, всё происходит?!
В последнем я сомневался. Разве мог я, панически боявшийся всего, что связано с покойниками и похоронами (я имею в виду реальных покойников, а не книжные страшилки) спокойно стоять в тёмном подвале и рассматривать чьи-то кости?!
Всё-таки это был я. Какая-то часть меня, ранее скрывавшаяся. Скелет принадлежал женщине (ореол спутанных, похожих на паклю, но всё же узнаваемых волос рядом с черепом), на запястьях и щиколотках грязные лохмотья, когда-то бывшие верёвкой, узкое колечко тускло поблёскивает на фаланге пальца. Всё это я разглядел каким-то периферийным зрением, занёс увиденное в мозг. В ту часть его, что не охватил ужас.
Больше всего мне хотелось бежать прочь. Домой, к бутылкам с водкой. Напиться до беспамятства, чтобы завтра утром увиденное представлялось пьяным бредом. Но Рубикон перейдён! Что-то или кто-то удерживал меня на месте, заставляя снова и снова направлять луч фонаря на пожелтевшие кости.
Я увидел случившееся полтора десятка лет назад злодеяние. Бесплотный Игорь (или это я стал туманом?) протащил мимо упирающуюся женщину. Я попытался удержать его, но пальцы ухватили пустоту. Женщина плакала. Её мучитель намотал волосы на руку. Она закричала.
— Что ты вспомнила? — хрипел Игорь. Его, покрытое капельками пота, багровое лицо, пугало больше, чем скалящийся неподалёку череп. Это было лицо смерти. Её смерти.
— Ничего, — она отлетела в дальний угол. С распухших губ падала кровь. — Ради дочери…
— Думаешь, я не знаю, чья это дочь?!
— Наша… , — в её голосе не было уверенности.
— Наша?! Откуда же ей быть нашей?! Ветром надуло! Полтора года ты притворяешься лунатиком, а теперь рассказываешь девчонке — принятой мной девчонке! — о герое, который всех накажет и заберёт спящую принцессу! Это ты-то принцесса?!
— Просто сказка…
— Сказка! Не пудри мозги! Ты всё время надо мной смеялась! Ты и твой дружок! Вернётся он — держи карман шире!
— Какой дружок?
— Не смей! Не смей выставлять меня дураком! — Игорь сорвался на визг. — Что ты задумала?! Отомстить хочешь?! Отвечай! Что ты помнишь о той ночи?!
— О какой ночи!
— Добро, — Игорь внезапно успокоился. — Будем разговаривать по-другому, — он снял со стены моток верёвки. Она не успела ничего понять, как петля стянула ей руки. Другой конец обвился вокруг ног. — Полежи здесь и подумай, — Игорь затянул последний узел, — стоит ли из меня идиота делать?
Когда Игорь выключил свет и закрыл дверь, она закричала.
— Можешь обораться, — послышалось снаружи. — Бабка с девчонкой тебя всё равно не услышат.
Он понял весь ужас содеянного, когда вернулся на следующий день. После пьяной ночи и утра в забытьи.
— Одумалась? — фонарь выхватил бледное лицо безумного существа. Игорь отпрянул. То, что ещё вчера было женщиной, скулило и извивалось на бетонном полу.
— Ну-ну, — он взбодрил себя глотком самогона из прихваченной бутыли. Пнул скрюченное тело. — Я твои фокусы знаю, — в ответ ему раздался душераздирающий вой. Страшный крик ещё ударялся о бетонные стены, когда Игорь выскочил прочь. Хмель улетучился. Хотелось, чтобы вчерашнего дня никогда не было. То, что спьяну показалось проснувшейся памятью, на самом деле всего лишь детская сказка. Она не лгала! Господи, что же делать?! Ведь и тогда он не хотел, чтобы всё закончилось так! Он отговаривал! Опять влип! Она сама виновата! Сама!
Он скулил, вжавшись лицом в камень. Безумное существо за дверью отвечало воем. Хорошо, что додумался вчера связать. Не дай бы бог вырвалась. Он выпил ещё. Взял лопату. Приоткрыл дверь. Надо решиться! Одним ударом — все проблемы! Потом что-нибудь можно придумать. Друзья помогут. Иначе… Иначе он молчать не будет!
Женщина угомонилась. Игорь перешагнул порог. Она вытянулась на полу. Связанные руки и ноги не позволяли уползти далеко.
— Один удар. Всего один удар, — он занёс лопату.
Взгляд тёмных глаз обжёг лицо.
— Помнюуууу! — разобрал он в вопле безумной. — Всёоооо! Помнюууу!
Игорь отбросил лопату, словно черенок обратился ядовитой змеёй и кинулся прочь. Позже, приняв изрядно алкоголя, он снова вернулся туда. Женщина спала. Он так и не решился на убийство. Забив нарождающийся вопль кляпом, он бежал.
Ещё две недели, он спускался в подвал и к своему ужасу обнаруживал, что женщина всё ещё жива. Он чувствовал постоянную угрозу разоблачения, но не мог ничего поделать. Даже когда в камере пыток остался обглоданный крысами труп, он всё ещё не верил в её смерть. Притворяется! Она всегда притворяется! Он так и не похоронил несчастную, а замуровал комнату, превратив её в хранилище страшной тайны.