Возвращение

26

Как я оказался дома? Спросите что-нибудь полегче! Может быть, использовал любимый фантастами принцип нуль-транспортации. Или как там называется это дерьмо? Скорее всего, добрёл до квартиры в состоянии зомби. О таком раскладе более чем красноречиво повествовали заляпанные грязью обувь и брюки. Почему я не одеваюсь как Сид! Практичнее… Гигиеничнее… Протёр тряпочкой — и всё. Завтра же попрошу Аллу показать мне соответствующие торговые точки. А пока…

Пока… Пока… Разве у меня нет убежища. Алкоголь — грот спокойствия на острове житейских бурь. Эдем не был садом! Эдем — бесплатная, беспохмельная пивнушка! Вот откуда изгнал Творец Адама и Еву! За что? За то, что неправильно похмелялись! Мешали «Столовое» и «Жигулёвское», «Амаретто» и «Столичную». Именно после подобного могли родиться братоубийца Каин или извращенец Хам. Так вернём утерянный Эдем! Back in Paradise Lost!

Я рвался в Эдем настолько усердно, что почти ничего не запомнил из канувшего в бытиё вечера. Смутные воспоминания бурной жизнедеятельности и подключённый телефон — вот что ожидало меня с утра. Заглушая (подобно советским спецслужбам вражеские голоса) гудение в голове, я подвёл итог вчерашнего дня. Анализ почерка не оправдал ожиданий. Чёрт с ним! Дочь Игоря обиделась. На обиженных воду возят! Сид вытащил меня из очередной заварушки. Взялся за гуж — не говори, что не дюж! В общем, всё прекрасно! Кто-то, оказавшийся в зоне моего влияния (сильно сказано!), занимается моими же проблемами, в то время как я могу… А что я могу? По сути дела, ничего! Тетрадка не проверена! Вчера не написано ни строчки! Так что же я могу?!

Вопрос поражал глубиной и актуальностью. Поражал настолько, что пришлось опустошить три бутылки пива. Иллюзия физического равновесия возвратилась с донышка опустошённых вчера ёмкостей. До душевного было ещё далеко.

Муки похмеляющегося писателя оборвал телефонный звонок. Дёрнули же меня астральные хулиганы вдохнуть жизнь в этот обелиск человеческой назойливости!

— Да? — пластмасса приятно охлаждала ухо.

— Значит, вы подсоединились? — голос Аллы я узнал даже искажённым заключением в медные жилы телефонных кабелей. — Я так и думала. К отцу идти не передумали?

— Я своих решений не меняю, — Господи, почему это неправда!

— Значит, как договорились?

— Естественно.

— До встречи, — щелчок, гудки.

Едва трубка коснулась положенного ей места, телефон взорвался новой трелью.

— Ну, что ещё?! — наверняка, девчонка хочет спросить какую-нибудь глупость!

— Ты вернулся, — этот голос я не забывал никогда. — Спасибо. Жди.

Я сел рядом с аппаратом, прижимая к груди телефонную трубку. Ну, что дальше?! Что ещё придумать? В какую сторону зажмуриться? Я давно играю со смертью на бумаге. Почему бы Ей ни начать партию в реальности. Главные хода Она сделала. Моя очередь. Смогу ли я? Нет! Со Смертью не играют! Сомневаетесь? Спросите Элиса Купера! Или Гоголя Николая Васильевича! Или Лавкрафта! Эдгара По! Клайва Баркера! Вы считаете, они всё придумали? Откуда же эта вызывающая жалость худоба? Замкнутость? Ночная жизнь? Они столкнулись и описали нечто… Нечто запретное! Нечто, ради чего Один лишился глаза. Теперь это нечто, за неимением лучшего, коснулось меня! Видит Бог, христианский, иудейский, мусульманский или какой-то ещё, я этого не хотел!

Преимущество пьяной истерики — проходит без следа. Особенно, когда в закромах что-то булькает. Призрак? Господи ты, боже мой! На здоровье! Бывало и хуже! Призрак! Бездарностей они не посещают! Значит, начал я что-то стоящее… Ещё бы почитать. Проверить. Успею!

До больницы я добрался через грамм двести прозрачного, обжигающего, считающегося русским национальным (совершенно безосновательно) напитка и бесчисленного пива. Надо, кстати, пополнить запасы у друга детства Альберта, коего я сподобился права называть Аликом. Как бы сказал продвинутый экскаваторщик Коля — я был в порядке.

Алла маячила на входе здания, претендовавшего на авангардность в годах, скажем так, в семидесятых. Или раньше… А может быть позже… Я не специалист в архитектуре. Сотворённое на болотах — болотом да станет. Авторство моё!

Я умерил не в меру прорвавшийся алкогольный кураж. Подошёл к девушке. Взял у неё два тяжёлых пакета.

— С утра уж на ногах! — я по ослиному качнул головой, и где-то в трезвой глубине души проклял себя.

— Пьёте?

Чёрт возьми, какое право она имеет на осуждающие нотки. Тоже мне, провинциальная Памелла Моррисон или Табита Кинг!

— Моё дело, — для поднятия настроения требовалось как минимум пол-литра янтарного напитка.

— Алкоголь — способ одурманивания и ухода от реальности, — сообщила мне девушка, пока я прикладывался к купленному в ближайшем ларьке сосуду. — Если вы раб этого, то вы признаёте себя рабом во всём остальном. Ворон так говорит.

— Не Ворон, а Антон Лавей! — я, наконец, отдышался и закурил. — А до Лавея ещё тысяча людей! Ты меня будешь перевоспитывать или к Игорю пойдём?

— Странно всё, — девушка изучала взглядом бутылку с изображением жизнерадостного бородача. — Отец пьёт… Вы пьёте… Бабушка за вас заступается… Странно.

— Хватит! — человек, заведший приведение вместо кошки, обычно не склонен к дискуссиям. — Мы идём или нет?!

— А обещанный сюрприз?

Нет, но откуда в женщинах это?! Не иначе научились у обвившего раритетную яблоню Змия!

— Извини, не получилось, — если бы получилось, по-другому бы разговаривали.

— Вот и верь после этого мужчинам! — неужели их этому в школе учат?! Пока астральные хулиганы не совершили очередную безобразную выходку, я предпочёл покинуть место действия.

Больница обрушилась запахами свежего бинта и неведомых лекарств. Я уже упоминал Элиса Купера? Ни грех вспомнить приятеля Сальвадора Дали ещё раз. Певец Смерти обожает медсестёр Он прав! Оказавшись в больнице, вы попадаете в лапки этих созданий. Беленькие, чистенькие, заботливые — они забывают обо всём, что не связано с вами. Капельница, клизма, укол, таблетка — капризничай, не капризничай, наяда в застиранном, почти прозрачном халатике выполнит свой долг. Не они ли те самые валькирии?! Покинувшие Валгаллу девы битв.

Так я думал, провожая взглядом, мелькающие из-под белой ткани икры. Парадокс пришедшего в поликлинику здорового человека — ощущать себя здоровым. Здоровым! Здоровым настолько!!!! Ладно, не будем смущать девушку.

— Нам — хирургия, — сообщила Алла гениальной лифтёрше (способность засунуть под белый халат собачью шубу, овечьи рейтузы, совдеповское демисезонное пальто и ещё кучу одежды — разве не гениальность!) — К тем, кто вчера поступил.

— Мне делов больше нету, — буркнула старуха, — различать вчерашних и сегодняшних. У дежурной спросите.

— А у вас случайно фамилия не Капустина? — поинтересовался я. В ответ получил полный подозрения взгляд. — Понимаете, — несу чёрт знает что. Надо взять себя в руки, — навевает кое-что ваш вид. Помните такой шедевр — сто одёжек и все без застёжек? Кто ваш модельер позвольте полюбопытствовать?

Алла пребольно ущипнула меня за руку. Будто я сам не понимаю, что болтаю ерунду. Вот только остановиться уже не могу. Астральные шалуны медленно, но верно овладевают сознанием.

— А пьяным здесь вообще делать нечего! — рассердилась лифтёрша. — Я сейчас милиционера с первого этажа позову!

— Покорнейше прошу прощения, мадам! — с пьяной изысканностью я схватил затянутую в перчатку пятерню и попытался поцеловать. — Искренне раскаиваюсь! — я скорбным вздохом проводил поспешно спрятавшуюся за спиной старухи руку. — Я больше не буду.

— Вы понимаете, — Алла пыталась выправить положение с энергией утопающего, — это брат моего отца. Издалека приехал. А тут такое! Расстроился. Выпил немного… Извините!

— Выпил и веди себя по-людски! — лифтёрша снизошла до наставления. — Никто слова не скажет. Разве я без понятия. Нечего колобродить!

Моя склоненная голова была воспринята как знак раскаяния, сотрясаемые рвущимся наружу смехом плечи — едва сдерживаемое чувство скорби. Только бы больше ничего не выкинуть.

Лифт со скрипом остановился. Старуха сдвинула решётку, распахнула массивную дверь.

— Чтобы без фокусов! — она погрозила мне пальцем. Я присел в неуклюжем реверансе. К счастью, в эту минуту лифтёрша повернулась в мою сторону массивным тылом.

— Вы с ума сошли?! — Алла тащила меня по облезлому линолеуму вдоль увешанных медицинскими плакатами стен. — Что вы творите?!

— Извини, — то ли щекочущий запах медикаментов, рвущийся из-за многочисленных белых дверей, то ли угроза старухи пожаловаться представителю власти, так или иначе, но я немного протрезвел. Астральные хулиганы нехотя отступили. Я почувствовал себя идиотом. Чего, спрашивается, разошёлся? Бабушкин наряд не понравился! Сам бы целый день на сквозняке посидел! Назад теперь стыдно ехать. Уж лучше по лестнице. И перед девушкой неудобно. Поддержал, называется, в трудную минуту! — Нашло чего-то… Сам не знаю… Больше не буду. Честное пионерское!

— Снова дурачитесь?! Ну сколько можно?! Лучше бы я одна пошла!

— Всё. Больше ни одного легкомысленного слова. Клянусь здоровьем Президента!

Девушка только вздохнула. По сути дела, стыдить меня или отправлять обратно она уже опоздала. Мы достигли середины коридора, где в уютной нише склонилась над кроссвордом дежурная медсестра. Выясняя номер палаты отца и его самочувствие, Алла то и дело бросала на меня тревожные взгляды. Я оказался на высоте и вёл себя вполне прилично. Если и открывал рот, то исключительно для того, чтобы выяснить — не требуются ли травмированному родственнику какие-либо лекарства или витамины.

В палате мы застали двух бодающихся над крошечной шахматной доской пенсионеров.

— Игорёк покурить отошёл, — сообщил один из игроков, браво вжикнув «молнией» спортивного костюма. — Сейчас позову, — по-видимому, мужчине не особо фартило на чёрно-белых клеточках. Слишком уж поспешно он покинул место сражения.

Его противник это тоже понимал. Он проводил приятеля кривой улыбкой, указал нам койку Игоря и, оставив на произвол пластмассовое войско, взялся за газету. Алла уже принялась за второй пакет. Тумбочку заполонили банки и баночки. Их содержимое уже одним видом заявляло о своём солёно-остром вкусе. Свёрток с пирожками, чесночно-щекочущий параллелепипед сала и ещё куча продовольствия. Ешь, Игорь, поправляйся. Я от нечего делать полистал брошенный на койке журнал. Чем тут братец просвещается? Чем же ещё! «За рулём». Мало ему аварии! Хотя бы здесь от машин отдохнул. Может, надо было принести ему игрушечный грузовичок? Вот бы обрадовался.

— Ты?! — Игорь застыл в дверях, за его спиной маячил шахматист-беглец. — И сюда добрались! Добить решили!

— О чём ты? — мы Аллой заговорили одновременно.

— О чём? — Игорь попытался ударить загипсованной рукой о дверной косяк. Помешала перевязь. Глаза пенсионера забегали поверх развёрнутой книги. — Ты знаешь о чём! Кто тебя звал?! Чего ты припёрся? Сам припёрся и Её привёл!

— Это я попросила со мной сходить! — подала голос Алла.

— Ты? — Игорь словно только что заметил дочь. — Ты здесь при чём? Что вы с Ней задумали? — он снова смотрел на меня. Если бы взглядом можно было убивать — у меня в тот момент не оставалось надежды на спасение. — Это вы подстроили! Ты! Она!

— Не понимаю, — хмеля в голове как не бывало, гусиная кожа по всему телу. — Что с тобой Игорь? Твоя дочь попросила…

— Дочь?! — одним прыжком он преодолел расстояние между нами, схватился здоровой рукой за мою куртку. — При чём здесь дочь?! Ты вернулся к Ней! Я тогда слышал! Всё слышал! Ты обещал! Она обещала! Но почему я?! Я был внизу! Почему я! Скажи Ей это! Слышишь?! Скажи!

— Кому Ей?

— Ей!!!

На шум прибежала медсестра. Тут же исчезла. Шахматисты оторвали от меня Игоря. Медсестра снова появилась в палате вооружённая шприцем. Я прошёл мимо бьющегося в истерике Игоря. Мимо перепуганной Аллы. Мимо вгоняющей иглу в плечо брата медсестры.

— Я не виноват! — неслось мне в след. — Я не хотел! Я не знал! Под колёса! Прямо под колёса, сука! И улыбается! Улыбается!