Во второй половине дня появился невысокий и жизнерадостный садовник с заячьей губой. Он почтительно приподнял козырек своей шапочки.
– Я Гидеон, – сказал он гнусаво сквозь аденоиды, – совсем как в Библии.
Чарли улыбнулась:
– Вы отлично поработали с живой изгородью.
– Я хотел, чтобы она выглядела получше к вашему приезду, – сказал он, явно довольный комплиментом. – Эта старуха вообще не хотела, чтобы что-нибудь здесь делали.
– А почему?
– Не знаю, я ее и видел-то всего несколько раз. Она оставляла мне деньги у задней двери, чтобы я подстригал кусты и траву.
– И она никогда не выходила из дома?
– Не-а, ей все сюда доставляли.
– А почему она так поступала?
– Она была, как говорится, затворница. Извините, но я и не жалею об этом. Я знаю, что и сам не Роберт Рэдфорд,[2] но она в самом деле не очень-то здорово выглядела. – Он мельком взглянул на дом. – А в саду есть какая-нибудь работа для меня?
Работы нашлось уйма. Они прошлись по территории и договорились устроить делянку между ручьем и изгородью загона, сделать садик при кухне. Почва там оказалась влажная и песчаная, так что все должно хорошо расти. Они могли купить семена весенней капусты и капусты брокколи, да у Гидеона к тому же в запасе оставалось немного лука-порея. Еще до конца зимы, по его мнению, они будут есть собственные овощи.
Только что прочитав книгу «Разведение домашней птицы в современных условиях», позаимствованную ею в библиотеке Уондсворта, Чарли с видом знатока пустилась в разговор о курах. Гидеон знал, где купить хороших несушек, но сначала советовал укрепить курятник, чтобы сделать его недоступным для лисиц. Он обещал заняться этим немедленно и запросил по три фунта в час. Чарли оплатила ему работу с живой изгородью, которой он занимался будто бы восемь часов, что выглядело почти правдоподобно.
Она попыталась выудить побольше сведений о Нэнси Делвин, но он, кажется, не хотел говорить о ней. За десять лет он видел эту женщину считаные разы, и с него этого было достаточно. А почему так – он не мог или не хотел объяснить.
Телефонист оказался прав – плита действительно разогрелась, дым исчез вместе с затхлыми запахами кухни, и она заполнилась ароматом китайских приправ из картонных коробочек, лежавших в мусорном мешке. Последние три часа Чарли ушли на открывание ящиков, распаковку и передвигание мебели. Мебель скоро придется снова передвигать для работы маляров и обойщиков, для расстилки ковров, но, по крайней мере, сейчас с нею все, хотя и отдаленно, начинало походить на дом. Первой, как только заработал телефон, позвонила Лаура.
– Твои цветы великолепны, – сказала Чарли Лауре, гладя лепестки розовой орхидеи.
– А ты уже опробовала зеленые сапоги?
– Сейчас слишком жарко.
– Тебе повезло, что ты не в Лондоне. Здесь духотища! Никто не покупает зимнюю одежду. Как прошел переезд?
– Отлично. Ты должна приехать на день рождения Тома через две недели в субботу. Если будет тепло, мы будем жарить мясо в саду.
– А не водятся ли там поблизости аппетитные холостяки?
– Есть довольно милый паренек на нашей улочке.
– В самом деле?
– У меня ощущение, что он не женат. Если это правда, я его приглашу.
– То́му будет тридцать восемь, да?
– И его это не очень радует. Кто-то сказал ему, что средний возраст начинается с сорока.
– Пока он не выглядит на средний возраст.
Стук молотков разносился по дому.
– Лаура, – решила спросить Чарли, – ты не знаешь, когда Флавия Монтессоре собирается вернуться в Англию?
– Да где-то осенью, – ответила та с удивлением. – А что такое?
Чарли поиграла зеленой биркой, свешивавшейся с телефона.
– Я… да я просто поинтересовалась, вот и все. – За окном послышался стук и показались ступеньки алюминиевой лестницы. – Я ведь тебе говорила, что была в какой-то машине?
– А, под гипнозом! Ну да.
– И я жевала резинку. Потом вытащила ее изо рта и прилепила под дверцу…
Кто-то поднялся по лестнице мимо окна.
– Я нашла… – Голос Чарли стих, и она почувствовала себя глупо.
– Нашла что? Чарли, что ты нашла?
Лестница затряслась.
– Говоришь, осенью… То есть в октябре? В следующем месяце?
– Обычно она звонит мне. Я дам тебе знать.
«Грубо, – внезапно подумала Чарли. – Эта миссис Леттерс. Розовый коттедж. Очень грубо так захлопывать дверь».
– Если ты хочешь увидеть кого-нибудь поскорее, то я знаю одного очень приятного мужчину, Эрнеста Джиббона. Он проводит частные сеансы.
Ей пришлось свернуть с дороги, чтобы передать миссис Леттерс сообщение, а та, видите ли, поворачивается спиной и захлопывает дверь. Грубо. Если бы в тот момент это не казалось грубым, то по меньшей мере было просто странно. Та женщина выглядела расстроенной. Расстроенной чем-то более значительным, нежели опоздание мужа.
– Могу дать тебе его номер, – сказала Лаура. – Он живет на юге Лондона.
– А он такой же хороший?
– Он великолепный. Дай ему попробовать.
– Возможно, я так и сделаю, – сказала Чарли, рассеянно записывая номер на обратной стороне какого-то конверта.
Том приехал домой вечером и переоделся в тенниску и джинсы. Он согласился, что три фунта в час – вполне приемлемая плата за работу садовника, но за лужайкой он будет присматривать сам, потому что прелесть переезда в сельскую местность отчасти состоит в работе в саду.
Том сходил в амбар и сумел запустить огромную старую газонокосилку. Взгромоздившись на сиденье, он с ужасным грохотом повел ее по гравию к ручью. Двигатель испускал черный бензиновый дым, и косилка некоторое время резала траву, но потом заскакала, подбрасывая Тома, как циркового клоуна. В конце концов раздался резкий стук, двигатель заглох и больше уже не заводился. Том слез на землю, корчась от смеха, и Чарли почувствовала, едва ли не впервые, что все у них здесь будет нормально.
– Давай найдем какую-нибудь забегаловку, – сказал Том. – Я бы не отказался от пива и бифштекса.
– Тот парень с нашей улочки говорил, что поесть здесь лучше всего в «Георгии и Драконе».
Чарли отбросила волосы со лба Тома, и вечернее солнце заплясало в глубине его синевато-серых глаз. Он не выглядел на тридцать восемь лет, и она не ощущала, что ей тридцать шесть. Чарли чувствовала себя лет на двадцать шесть, а может, даже шестнадцать, как тогда, когда она впервые увидела эти улыбающиеся ей глаза и уставилась в них с липкого ковра, на котором растянулась в том трактире. «Привет, Джо Кул»,[3] – сказала она тогда этому незнакомцу, а потом наступила на его сверкающие модные ботиночки фасона «челси».
«Георгий и Дракон» представлял собой старый постоялый двор, и стеклянная доска на двери пестрела рекламой: «Рэлес Рутьер», «Эгон Роней», «Прекрасная пивная», «Отличные сорта пива». Узкая полоска-патент на перемычке двери гласила, что владельцем заведения является Виктор Л. Лэббин.
Когда они вошли внутрь, взрыв хохота кучки работяг, сидевших за столом, оборвался. Те посмотрели на вошедших, и после реплики одного из них смех возобновился. Стоявшая у стены одинокая игральная машина-автомат мигала огнями, вспыхивала разными знаками, меняла цвета и каждые несколько секунд повторяла отрывок одной и той же мелодии. Аудитория машины состояла из старой английской овчарки, лежавшей на полу и сонно наблюдавшей за автоматом, словно скучающий импресарио на прослушивании.
Эта комната с массивными деревянными балками и низким потолком пожелтела от времени и дыма. На стенах, по соседству с кругом – мишенью для метания маленьких дротиков, висели старинные сельскохозяйственные орудия. Еще там были устаревшие пивные помпы и кресло у незажженного камина. В объявлении около круга для дротиков говорилось о распродаже всякой всячины.
В одном из трех посетителей у дальнего конца стойки бара Чарли узнала высокого Хью Боксера, их соседа.
– Привет! – салютовал он, приподняв короткую трубку.
На нем была мятая рубашка в шашечку, вязаный галстук. Дружелюбная улыбка все время играла на его бородатом лице, хотя еще при знакомстве Чарли почувствовала в нем сильный, властный дух.
Чарли представила ему Тома, а Хью Боксер заказал им выпивку и представил своим собеседникам. Джулиан и Зоэ Гарфилд-Хэмпсен жили в конце их улочки, в доме из красного кирпича, с греческими колоннами вокруг бассейна. Джулиан Гарфилд-Хэмпсен, в полосатой рубашке с Джермин-стрит с матерчатыми запонками, был высокий, с громовым голосом и красноватым лицом пьяницы. Всякий раз, когда он говорил, – разглаживал рукой свои красивые волосы. По всей вероятности, он был ровесником Тома, но выглядел лет на десять постарше.
– Как здорово, что на нашей улочке появилась еще одна молодая пара! – сказала Зоэ тихим, но звонким голосом. Ее речь по замедленности и старательности напоминала ответ школьницы на уроке по дикции. Это была та женщина, которую Чарли видела выходящей из конюшни в бикини и высоких сапогах. – Мы с Джулианом всегда просто обожали Элмвуд-Милл, – добавила она.
– И мы его любим, – сказала Чарли.
– Он великолепен! Мы бы и сами его купили, но он расположен слишком низко, и зимой там мало солнца.
– Ваш «спритсер».[4] – Хью Боксер передал Чарли ее бокал. – И пинта лучшего пива из помпы Вика.
– Ваше здоровье! – Том поднял свой бокал, изучая цвет темного горького пива, затем отпил немного и одобрительно кивнул хозяину заведения.
Хозяин, коренастый суровый мужчина с редкими черными волосами, некоторое время не отвечал. Но когда повернулся, чтобы взять высокий стакан из маленькой алюминиевой раковины, спросил с бесстрастным милдлендским акцентом:
– В крикет любите поиграть?
– Да, играл немного, – ответил Том с удивлением.
Хозяин протер стакан салфеткой.
– В ближайшее воскресенье, – сказал он, – в десять утра, в Элмвуд-Грине будет благотворительный матч против Родмелла, и двоих человек не хватает.
– Да я уж забыл все, несколько лет не играл.
– Предпочитаете действовать битой или подавать мяч?
– Да вроде привык отбивать битой.
– Записать вас на первое отбивание?
– Ну, я бы не… хм…
Но хозяин уже заносил его имя в список.
– Уитни? С мягким «т» или твердым?
– С твердым, – ответил Том. – У меня совсем нет снаряжения.
– Вас тут заарканят, – сказал Хью. – И месяца не пройдет, как они вас включат во все комитеты.
– Виола Леттерс готовит к соревнованиям чай, – продолжал хозяин. – Надеюсь, она будет поддерживать с вами связь, миссис Уитни.
– Хорошо, – сказала Чарли несколько ошеломленно, но улыбаясь.
– А вы готовите еду по вечерам? – Том жадно запустил пальцы в большую чашу с арахисом на стойке бара.
– Ресторан вон там, – показал хозяин пальцем. – Последние заказы на еду принимаются в 21.45.
Том сгреб еще порцию орешков и отправил в рот. У них оставалось полчаса.
– Джулиан играл в прошлом году, но зашиб плечо, – сказала Зоэ и спросила у Чарли: – А сколько у вас детей?
– Да пока что ни одного. – При этом вопросе Чарли всегда краснела. – Мы… мы надеемся здесь пополнить семью.
– Здорово! – сказала Зоэ, но выражение ее лица говорило другое: «В вашем-то возрасте?!»
У самих Гарфилд-Хэмпсенов было трое детей: Орландо, Гервейс и Камилла. Джулиан (по-домашнему Джу-Джу) занимался компьютерными программами. Зоэ предпочитала конный спорт. И все у них было здорово.
Чарли перехватила взгляд Хью Боксера.
– Это ваш там такой миленький «ягуар»? Том влюбился в него, как только мы впервые увидели этот дом.
– Скажите ему, чтобы забегал в любое время, когда дверь мастерской открыта. Я сейчас занимаюсь очаровательным старым «бристолем». – Он легонько постучал трубкой о край керамической пепельницы, и в этом звуке слышалось что-то уютное. Хью коснулся лба тыльной стороной массивной ладони. – А сегодня вечером душновато.
Чарли тоже чувствовала влажную жару.
– Небо все в тучах. Прогноз обещал грозу.
Хью Боксер зажег спичку и сделал несколько глубоких затяжек, а потом, помахав рукой, погасил ее. Под его ногтями все еще была густая смазка.
– Это у вас бизнес такой, старые автомобили? – спросила Чарли.
Он вынул изо рта трубку и выстрелил дымом из ноздрей, поднявшимся вокруг него плотной тучкой.
– Нет. Я вроде полевого охотника. – Он глотнул виски, покачивая рюмку в руке.
– Полевой охотник? – Чарли перехватила озорной огонек в его глазах, будто утренний солнечный свет на покрытом льдом пруду. А под этим льдом, казалось, была большая глубина.
– Хью хорошо известен. Он – наша местная знаменитость, – сказала Зоэ.
Хью протестующе помахал трубкой.
– Неправда. Не верьте.
– Это правда! – Зоэ повернулась к Чарли. – Его показывали по телевизору, по радио о нем говорили, и во всех газетах писали. Про него написано целых полстраницы в «Индепендент», с фотографией. Его называли ведущим британским авторитетом по пограничным линиям между лугами.
Хью пускал из трубки клубы дыма, словно это его не касалось.
– И еще у него вышли две книги.
– Как они называются?
Густой и мягкий аромат трубочного табака нравился Чарли.
– Я не думаю, чтобы вы слышали о них, – сказал Хью. – «Тайный ландшафт» и «В поисках минералов: только факты».
– Он совершенно замечательный. А его книги обворожительны.
Том и Джулиан Гарфилд-Хэмпсен беседовали о собственности.
– Мы пытаемся получить разрешение расширить участок, – сказал Джулиан, и внимание Зоэ перешло на них.
– Ваши книги были бестселлерами? – спросила Чарли.
Хью снова пососал трубку.
– Нет. – Он улыбнулся и приподнял кустистые брови. – Эти книги рассчитаны на специалистов. Я продал немного, всего-то несколько экземпляров.
– И вот так вы зарабатываете на жизнь?
– Я зарабатываю свою корку хлеба в университете. Читаю там лекции.
– А в каком?
– В Суссексе.
– Я и подумала, что по виду вы не похожи на механика из гаража. Лекции вы читаете по пограничным линиям между лугами?
– Нет. По психологии. Луга – это хобби, для успокоения мозгов.
– И старые автомобили тоже?
– Вообще все старое. Старые автомобили. Старые здания. Старые ландшафты. – Он проницательно посмотрел на нее. Голос его понизился, лицо вдруг показалось изможденным. – Старые привидения.
Большим пальцем, похожим на обрубок, он набил трубку табаком; Чарли с удивлением заметила, что он тоже обкусывает ногти. Его глаза, поднявшись от трубки, наблюдали за ней, словно выискивали что-то, пытались стереть некий внешний слой и проникнуть внутрь.
– Что вы имеете в виду под старыми привидениями?
– Прошлые жизни. Я всегда могу узнать, у кого есть прошлые жизни.
– А как?
– Да просто посмотрев на человека.
Чарли ощутила, как по ее телу пробежала холодная струйка, уколовшая ее вроде электрического тока.
– Вы имеете в виду перевоплощение?
Он кивнул.
– И вы верите в это?
– А вы нет?
– Нет, я в это не верю. Я не думаю, что такое возможно.
– А я вот не верю в разводы, – спокойно сказал он. – Но тем не менее моя жена от меня ушла.
Некоторое время они молчали.
– Извините, – сказала она наконец.
Он улыбнулся, но за улыбкой она увидела боль.
– Верите ли вы в ретрогипноз? – спросила она, потягивая свой «спритсер».
– В ретрогипноз?
– Ну да.
Он достал спичку из коробка.
– Знаете, есть много суетливых любителей. Любой может объявить себя гипнотизером и включиться в этот бизнес.
– А «триумф» в нашем амбаре, – спросила она, избегая его взгляда, – он очень старый?
– Первоначальный регистрационный знак пропал. Надо будет проверить шасси и номера на двигателе. – Он чиркнул новой спичкой. – Вы уже познакомились с Виолой Леттерс, этой важной старой дамой с вашей улочки?
За окном блеснула молния, погасив на некоторое время разговор в трактире.
– Из Розового коттеджа?
Он всасывал пламя в чашу трубки.
– Ну да, с ней. Она, как ястреб, следит за всем, что происходит.
Последовало еще три вспышки молнии.
– Она со своим мужем не очень-то ладит, да?
Сначала он был озадачен, но вдруг несколько оживился.
– Я и не знал, что они поддерживают отношения.
Чарли почувствовала, что краснеет.
– Что вы хотите этим сказать?
За окном прогрохотал гром. Хью Боксер поболтал виски в своей рюмке и немного отпил.
– Она вдова, – сказал он. – Ее муж умер примерно лет сорок назад.